Заметки идиота

Заметки идиота

Сен-Дени

Приехали, - сказал мне таксист-араб по-английски, и услужливо пошел к багажнику, чтобы достать оттуда мой чемодан. Оставив меня прямо напротив университета Париж-8, он уехал, пожелав мне удачи.  Озираясь по сторонам в попытке найти вход в университет, я обрадовался, увидев, что территория университетского кампуса находится буквально в одной минуте ходьбы от метро. Недалеко от того места где я стоял, я увидел длинную вереницу молодых людей, шагающих в сторону университета. Взяв свои вещи, я спешно направился ко входу, где меня встретили два здоровенных чернокожих парня из службы безопасности вуза, проверявших на входе содержимое больших сумок и рюкзаков. Увидев меня с чемоданом, на котором все еще висела новенькая багажная бирка, они живо смекнули, что я только что приехал. По моему виду можно было легко догадаться, что я студент-иностранец, приехавший на стажировку, а стало быть ничего запрещённого при себе иметь не могу, и, не мешкая они запустили меня на территорию кампуса без каких-либо проверок.  Хотя, если честно, на их месте я бы досматривал каждого. Мало ли?! Отойдя в сторону, дабы не мешать интенсивному многостороннему движению вечно спешащих куда-то студентов, я принялся рассматривать карту кампуса. Мне нужно было попасть в Batement A, который находится в главном корпусе университета. С легкостью пройдя по указанному на карте маршруту, уже через пару минут я входил в Международный отдел, где меня ожидали сотрудники. Оказалось что я не единственный иностранный студент, прибывший в тот день на учебную стажировку. Помимо меня было еще четыре студента: две студентки из Гаити, одна — из Ганы и паренек из Камбоджи. Нас всех поочередно оформили по прибытию в общежитие, выдали ключи от комнат. На следующий день нас вновь собрали. На этот раз нужно было оформить нам французские банковские карты, на которые нам впоследствии перечислялась стипендия. Надо сказать, что деньги были весьма приличные - 850 евро в месяц на каждого студента. К примеру, местные студенты получали всего по 100 евро, поэтому им приходилось подрабатывать то там, то сям. С первых же дней пребывания мы с ребятами принялись активно осваиваться в новой для нас обстановке. Разумеется, в первую очередь, мы начали "знакомиться" с местными продуктовыми магазинами. В поисках супермаркетов мы набрели на целый гипермаркет - Carrefour, ну или "Перекресток" по-нашему. Нам очень повезло с ним, т.к. он находился не так далеко от нашего общежития - Residence l'Hermitage. Для сравнения скажу лишь, что другие ребята, которые проживали на территории студенческого городка, находящегося на территории самого кампуса,  вынуждены были ехать одну станцию на метро, чтобы подешевке закупиться продуктами в этом гипермаркете. А у нас все было под рукой — вышел на улицу, прошел метров пятьсот - вот тебе и магазины, и бутики, и рынок, и вообще все, что душе угодно! Были бы деньги! Кстати, я совсем забыл сказать о том, что нас четверых разместили не на территории кампуса, как остальных иностранных студентов, а гораздо дальше — в общежитии, находившемуся по адресу Place du 8 Mai 1945, которое предназначено для проживания французских студентов, а также ребят из государств франкофонии. Поэтому я считаю, что нам очень повезло в том плане, что мы были погружены в естественную  франкоязычную среду. Мало кто в нашем общежитии говорил на английском языке, поэтому нам приходилось в общем-то изрядно постараться, чтобы наладить контакты как с местной администрацией, так и с проживающими. К примеру, я ежедневно заучивал наизусть огромное количество французских слов и фраз. Я терпеть не мог изучать грамматику, и уж тем более зубрить спряжения глаголов. В первое время я был впечатлен от всего, что я видел и слышал. Однако со временем я привык ко всему и мне даже стало как-то скучно. Друзей у меня не было. Были лишь соседи по этажу, с которыми я обычно общался на кухне, пока каждый из нас готовил себе покушать. Все ребята мне понравились. Они были довольно дружелюбны и всячески помогали мне, если я их просил о чем-либо.
Общежитие представляло из себя десятиэтажное здание, которое состояло из огромного количества одноместных комнат. В каждой комнате было все, что нужно для студента: стол, стул, кровать, небольшой холодильник, шкаф для одежды, полка для книг и даже совмещенный санузел. Над кроватью находилось большое окно, из которого я любовался округой. Все было просто замечательно, кроме одного — жалюзи, которые висели над окном и вечно заедали, когда я начинал их двигать по утрам и вечерам.
Приехал я в Париж 1 февраля 2018 года. На улице стояла довольно мягкая зимняя погода. Шел не то снег, не то дождь. Температура была гораздо выше нуля. Солнце ежедневно баловало нас. Поскольку занятия должны были начаться только 5 марта, я был полностью предоставлен самому себе. Целыми днями я гулял по Сен-Дени. Я обошел практически все закоулки этого городка. Главной достопримечательностью его была Базилика. Я очень любил ходить туда. Надо сказать, что это место было не просто каким-то местечковым. Этот монастырь в средние века был главным аббатством во Франции. А с XIII века по приказу Людовика IX Святого он превращается в усыпальницу французских королей, куда перевозили останки всех предшественников монарха. Правда, несмотря на то, что было это с XII по XVI века, да и останки потом были перезахоронены в другом месте, это место было наполнено особой энергетикой. Я любил учить там французский язык. Приходил туда с учебником, и сидя где-нибудь в последнем ряду основного Нефа принимался читать грамматику французского языка, время от времени перенося взгляд то на проходившую там церковную службу,  то на туристов, которых обычно было там не мало.
О Сен-Дени.
Сам городок Сен-Дени был довольно небольшим, в чем я смог лично убедиться, обойдя его вдоль и поперек. В первое время я попросту разгуливал по нему от безделья, а после того, как понял, что начал сильно поправляться (всему виной французские круассаны и багеты), начал ночные пробежки. Правда, начал я их только ближе к лету. Ночью бегать было гораздо приятнее: во-первых, не так жарко как днем, хотя духота практически никуда не девается и ночью; во-вторых, людей на улице почти нет. Меня сильно смущали дневные пробежки, когда на меня, как мне казалось, смотрели все местные. Поначалу я старался бегать недалеко от дома и полицейского участка, который находился в пятидесяти метрах от него. Это, конечно, вселяло чувство безопасности. Ведь, по правде говоря, я был весьма наслышан об этом городке от тех ребят, что бывали здесь на учебе до меня. Поговаривали, что  криминала в здешних краях хоть отбавляй. Особенно отличились карманники. И я сам был не только свидетелем кражи средь бела дня, меня самого пытались дважды обокрасть. И все случаи краж происходили в одном и том же месте - площади Place du 8 Mai 1945, около которой находилось и мое общежитие. Помню, шел я как-то после обеденного перерыва из общежития в университет по обыкновению через эту самую площадь. Так вот, когда я практически прошел эту площадь, ко мне подошел паренек ближневосточной наружности, одетый с иголочки, в общем, чего греха таить, с виду гораздо приличнее меня, если честно. Так вот, увидев меня, он улыбнулся и по-дружески протянув мне руку — затеял футбольное приветствие. Для тех, кто не знает, это когда ты сначала пожимаешь одну руку, затем другую, а после — тоже самое делаешь уже ногами. В этот момент жертва карманника обычно отвлекается на сам процесс, чем и пользуется щипач, который без особого  труда вытаскивает из твоих карманов все содержимое. Карманнику удалось вытащить из моего кармана мобильный телефон, но я вовремя это заметил, и спешно выхватил его из рук вора. Щипач посмотрел на меня с еле скрываемым разочарованием, и как ни в чем не бывало, отошел от меня на несколько метров, где, судя по всему, его ожидала подруга — темнокожая девушка лет двадцати, которая, по всей видимости, промышляла тем же.
Учеба
Дни проходили быстро, особенно в первый месяц моего пребывания во Франции. Незаметно наступило 5 марта. Начались занятия в институте. С первых же дней учебы у меня было по 5-6 пар, нагрузка была для меня колоссальной, поскольку с 9 утра до 6 вечера я погружался во франкоязычную образовательную среду. Я довольно скверно знал французский, но мое положение спасало то, что все лекции проходили на основе заранее заготовленных лекторами слайдов. Я мало что понимал, даже если бы преподаватели говорили медленнее обычного, это вряд ли помогло бы мне вникнуть и в десятую часть лекции. А слайды – это другое дело. Их можно было сфотографировать на телефон и придя домой перевести с французского на русский. Конечно, это занимает какое-то время, но зато я уже чувствовал себя человеком, который уже начинает хоть что-то соображать на лекции. Заучивая незнакомые слова, я здорово облегчал свое положение, ведь слова, как известно, часто повторяются. Благодаря своей усидчивости и терпению я смог более или менее начать потихонечку понимать не только речь лектора и слайды, но и брать необходимую для понимания тематики литературу в университетской библиотеке.
В первый же день своего обучения в Институте геополитики Университета Париж-8, я познакомился с пареньком по имени Игнасио. Он, пожалуй, первым откликнулся на мою просьбу о помощи, когда мне нужно было понять, что требует от нас учитель. Остальные ребята держались от меня не то чтобы отстраненно, но просто, видимо, им было не очень интересно со мной общаться, т.к. в Париже довольно много иностранцев, в том числе и студентов, и они уже практически не обращали на них свое внимание. Как-то я с ним разговорился, и он мне поведал о том, что он терпеть не может чернокожих и арабов. Он, то и дело озираясь по сторонам, и, практически в полголоса рассказывал мне о том, что они, на его взгляд, из себя представляют. Он боялся, что его могут услышать посторонние и то, что потом его могут заклеймить как расиста и ксенофоба. Он считал, что Францию нужно спасать от нашествия мигрантов и людей, которые не разделяют общих с европейцами ценностей. Игнасио был убежден, что они есть зло как для Франции и французов, так и для европейцев в целом. И, в первую очередь, он видел это зло в мусульманах. Он все время приводил факты из медиа, что где-то что-то взорвали, где-то кого-то изнасиловали, и во всем этом виноваты мусульмане. Он полагал, что в каждом мусульманине живет террорист, который рано или поздно пробудится и примется взрывать и крушить все, что не имеет лично к нему никакого отношения. Я не стал спорить с ним, поскольку считал это занятие абсолютно бесполезным (исходя из своего предыдущего опыта). Тем не менее, я спросил у него, как же он и люди, разделяющие его взгляды, собираются противостоять всему тому, что они считают злом? Он признался, что пока не знает, как они должны поступить, но останавливаться и ждать нельзя. Нужно действовать! Он гордо заявил мне, что таких как он очень много не только в Париже, но и во всей Франции. Он сказал, что они ждут своего часа, чтобы на законных основаниях изгнать непрошенных гостей из Франции. Как же он лестно отзывался о Марин Ле Пен! Однажды, после окончания пар, я направлялся к выходу, как вдруг неожиданно для себя увидел недалеко от эскалатора, ведущего в другое крыло университета, Игнасио. Я подошел к нему и спросил, почему он не идет домой? На что он мне ответил, что собирается сделать кое-какое дело для их организации. Мне стало жутко интересно, и, не скрывая этого, я спросил, что именно он задумал сделать. На что он просто попросил следовать за ним, что я и сделал. Мы направились в сторону корпуса, где проживали мигранты из стран Магриба и черной Африки. Этот корпус не являлся общежитием, и состоял из обычных аудиторий, где ранее проводились занятия. Однако несколько месяцев тому назад благодаря сторонникам помощи мигрантам, которых было довольно много среди французского студенчества, удалось разместить в учебном корпусе несколько десятков мигрантов. Стены корпуса были изуродованы различными графити на арабском языке.  Были надписи и на английском языке. Надо сказать, что некоторые из них носили прямо антифранцузский характер, даже больше — антиевропейский, расистский характер. Так, например, один из тех, что написан на английском, звучал: kill the whites. Эти ребята спали прямо на столах и стульях корпуса. Кто-то из местных принес несколько матрацев для них. Питались они, скорее всего, в том же помещении. По всей видимости, условий для их проживания создано не было. Они частенько выбирались из своих «комнат» и загорали прямо на чердаке. Задача Игнасио состояла в том, чтобы фотографировать эти самые жуткие для европейцев призывы нелегальных мигрантов, наподобие того призыва на английском и многого другого. Одним словом, он должен был, как я понимаю, показать весь негатив, связанный с пребыванием мигрантов в стенах их университета. Сделанные снимки, он, по всей видимости, отправлял своим единомышленникам.
На кухне
Как-то я зашел на кухню, чтобы "сварганить" себе что-нибудь поесть и заметил, что около мусорного бака лежит несколько десятков книг. Я отложил в сторону свою кастрюлю и принялся перебирать книги. Они были почти новенькие. Это были французские переводы европейских и американских классиков мировой литературы.  Среди них не было ни одной книги, написанной французом. Именно это мне в упрек потом поставил мой товарищ Грегуар, считавший, что, раз я изучаю французский язык, то я должен читать только французских классиков. Я не стал с ним спорить и биться головой о его железобетонную логику, а только кивнул головой в знак согласия. Кстати, я собрал все эти книги в несколько больших пакетов и унес к себе в комнату. Там я неспешно перелистывал каждую из них, и в итоге отобрал наиболее интересные, на мой взгляд, экземпляры. Книги, которые не вошли в мою подборку, я отнес обратно на кухню. На обратном пути я встретил сенегальскую девушку, которая жила на том же этаже, что и я. Насколько я помню, ее зовут Мариса, и оказалось, что это она оставила те самые книги у мусорного бака. Она сказала, что ее обучение во Франции подошло к концу и она собирается возвращаться домой в Сенегал. Ей было жаль оставлять книги, но другого выхода не оставалось, поскольку она не могла себе позволить такую роскошь как оплата груза, который практически вдвое превышал допустимую норму провоза бесплатного багажа. А книг там было порядочно, килограммов на 30 точно!Стоя в коридоре мы с ней разговорились. Я спросил ее о том, почему она не читает французских классиков. На что она мне ответила, что в свое время она прочитала все, что только было возможно. И теперь она перешла на зарубежных писателей.
- Я еще со школьной поры знакома с большинством из французских произведений, - ответила Мариса. - Мне конечно приходилось перечитывать большинство из того, что я успела осилить в школе, но это больше связано с тем, что я учусь на филолога и анализ французской литературы был одним из основных курсов на нашем факультете.
- Ясно. Я же, в отличие от тебя, филологом не являюсь, поэтому я ограничился лишь школьной программой, — немного сожалея ответил я.
- Знаешь, то, что мы читали будучи школьниками воспринимается совсем иначе, когда ты перечитываешь это в более зрелом возрасте. Каждый раз ты открываешь что-то новое для себя. У меня оба родителя — филологи. Они до сих пор периодически перечитывают французскую классику. И каждый раз у них находится причина для восторга. Я считаю, что это прекрасно!
- Согласен. Но, как я уже заметил, я не являюсь филологом, к счастью или нет?! — Я не знаю. Во всяком случае, от этого мне меньше читать не приходится. Я закончил факультет Востоковедения и международных отношений. Там больше у нас в почете было изучение истории востока и истории международных отношений на востоке. Вообще, эта программа была нацелена больше на подготовку профессиональных историков-востоковедов. Мне чаще приходилось читать профессиональную научную литературу по восточным регионам мира, и времени на остальное, в общем-то, не хватало. К тому же мы учили и восточные языки, и английский.
- А все же кого из классиков художественной литературы ты бы отметил как наиболее понравившихся тебе лично?
- Ну, прямо сейчас сложно вспомнить какие-то конкретные произведения. Ну, скажем, Достоевского, Чехова, Толстого, Гоголя, Грибоедова и Островского — я, наверное, уважаю больше остальных. Если говорить о зарубежных авторах, то мне, в общем, нравится Марк Твен, в переводе на русский, разумеется. Правда, его я читал в далеком детстве, как и остальных. Но, вот, если из последнего, так это бульварщина Сидни Шелдона «Утро, день, ночь», так же не плохой оказалась трехкнижие Айн Ренд «Атлант расправил плечи», ну, и что-то из Чака Паланика я тоже прочитал.
- А что именно?
- У него, конечно, много всего. Я уж и не помню. Ах, да. Вспомнил — «До самых кончиков»! Правда, я не советую его тебе. Уж очень там все п;шло!
- С чего ты взял?
- Как-то я дал почитать эту книгу своей знакомой, и она вернула мне ее тотчас же, сказав, что это отвратительно и пошло.
- Если ей не понравилось, то это еще не значит, что и другим не понравится. Как там говоришь, «До самых кончиков»?
- Да. Но я тебя предупредил, если что. Вообще, конечно, я прочитал немало всякой всячины: и «Повелителя мух» и «Над пропастью во ржи». Я бы не сказал, что я был в диком восторге от этих произведений. Да, сюжеты интересные. Но, все равно, есть к чему придраться!
- К чему же ты придрался?
- Ну, скажем, вот в «Над пропастью во ржи» речь идет ведь от первого лица, которым является мальчик-старшеклассник по имени Холден. В его историях он вечно всех ненавидит, называет всех снобами, кривляками, лицемерами и уж слишком много в нем этой стариковской злобы к окружающим его людям. Во-первых, так молодые люди вовсе не думают. Им и дела нет в их то возрасте, что там у кого в голове, и насколько все кругом гадкие и мерзкие. Когда он издал этот роман, то ему уже было за тридцать! Понимаешь?! Тридцать! Он уже был в таком возрасте, когда люди прозревают и начинают смотреть на жизнь другим глазами, глазами лишенными розовых очков. Вот, когда ты видишь эту жизнь и все, что вокруг тебя в том виде, каким оно и есть на самом то деле, вот тогда-то ты и начинаешь разочаровываться в людях! От увиденного тебя просто воротит, и причем настолько, что ты даже можешь впасть в некую депрессию или потерять на время вкус к жизни, либо просто ходить целыми днями с поникшим от злобы и разочарования лицом. Психологи прозвали это состояние кризисом среднего возраста.
- Да. Я знаю, что такое действительно бывает со многими. Возможно, этот самый кризис неминуем ни для кого.
- Верно. Рано или поздно он настигнет каждого.
- Знаешь, нас учили, что для того, чтобы понять автора, чтобы заглянуть к нему в голову и понять его мысли, которые он пытался передать нам, стоит ознакомиться с его биографией. И, особенно с теми годами, когда он писал каждое конкретное произведение. Мысли и чаяния людей так похожи. Немного покопавшись, мы непременно найдем ответы на все свои вопросы.
- Так уж и на все?! Я вот не согласен! Вообще, ведь многие авторы являются шизофрениками либо просто людьми с различными психическими отклонениями. Многие одаренные люди, коими, несомненно, являются и наши тобой любимые писатели, — не обязательно в жизни были людьми ординарными. Они, как мне кажется, вели больше затворническую жизнь. Ремесло писателя требует тишину. Невозможно сосредоточиться на чем-либо, если тебе постоянно что-то мешает: звуки разные, люди, какие-то посторонние дела и прочее. Да и воображение у человека должно быть эх какое большое, просто даже иное чем у нас. Даже порой до безобразия иное воображение. Вот, например, взять того же Чака Чаланика. Что его «Удушье», что «До самых кончиков». То ли дело «Бойцовский клуб»! Вот это шедевр!
- Действительно хорошее произведение, — посмотрев на часы, сказала Мариса. — Ладно, мне пора. Еще удивимся. Пока!
- Пока! Ах, да, ты, это, если еще надумаешь что-то такое полезное выбрасывать, то неси сразу ко мне! — прокричал ей вслед я.
- Договорились, — ответила улыбнувшись Мариса.
Я вошел в свою комнату, отложив в сторону книги, первым делом включил канал FranceTV на планшете, и сделав звук погромче, принялся разбирать книги. Я часто включаю какой-либо канал на французском, когда что-либо делаю. При этом я не обязательно вслушиваюсь в то, что там говорят. Просто это своего рода тренировка слуха на восприятие французской речи. Этому меня научил мой старый друг Ильяс. Он будучи профессиональным переводчиком в Британии, не одну собаку съел на этом деле. В свое время окончив один из престижнейших частных вузов Кыргызстана, ему посчастливилось найти применение своим не так недавно приобретенным навыкам ни где-нибудь там, а в самом туманном альбионе! И, если быть точным, то в его столице — Лондоне. Наверное, хорошие денежки он там зарабатывает, раз уж "торчит" там безвылазно многие годы. Терпит разные там лишения, если это так можно назвать. Я имею ввиду то, что работодатель выделил ему крохотную комнату, ну, по его словам, это примерно раза в полтора, если не в два меньше, чем моя комната в общежитии. Из мебели  у него там имеется только кровать, стол и стул, которые занимают практически все пространство в этой его коморке. Несмотря на то, что он является единственным ребенком у своих уже не молодых родителей, он не спешит осчастливить их созданием семьи. Ну, как бы там ни было, повторюсь, денежки он там, должно быть, весьма солидные зарабатывает. И это не от того, что мне так кажется, а хотя бы потому, что он сам не раз меня посвящал в свои планы относительно открытия собственного небольшого отеля в Бишкеке. Не знаю, удалось ли ему реализовать задуманное, во всяком случае, на это весьма смелое предпринимательство, я бы даже сказал авантюру, в расход пошла бы целая уйма денег. Впрочем, чего это я вдруг начал считать чужие деньги?! Пожалуй, нужно было себя одернуть, чтобы не занимать внимание  моего и без того редкого читателя на никому не нужные разглагольствования относительно личностей, которые в кадр попали в общем-то абсолютно случайно.
Как я уже говорил, я отсортировал книги по степени их важности, которую я определял исключительно на глаз. Ну, знаете как это бывает, если книга выглядит опрятно и относится к художественной литературе, то я, недолго думая, сразу относил ее к разряду важных. А, вот, если мне на руки попадалась книга из категории точных наук, коих среди "марисиных" книг было немалое количество, то я, по своему обыкновению, старался тут же убрать ее подальше с глаз моих.  Я просто терпеть не могу точные науки! И не потому, что не имею способности понять их суть и слишком глуп для них. Просто мне это не доставляет особого интереса. Ну, скажем математика, это ведь мир цифр и связанных с ними бесконечных вычислений, от которых, того и гляди, голова закружится. Физика и химия, конечно, смотрятся куда более притягательными по сравнению с математикой, ведь там очень много наглядности хотя бы для примера, в этих самых опытах. Но, как бы там ни было, все эти точные науки, как известно, требуют точности, сухой и бескомпромиссной. А я знаете ли, человек несколько отстраненный от таких вещей, и мне более нравится нести этакую отсебячину. Уж очень люблю я вложить в дело свою душу, поэтому немного своего "творчества" я вкладываю практически во все, чем занимаюсь. Наверное, пожалуй, это единственное объяснение, которое я мог бы дать, если спросил бы меня кто, почему же я все-таки люблю гуманитарщину.
В общем, все книги я запихал под кровать,  где у меня и без этого было много вещей. Там и обогреватель, который мне подарил Антон Конев, мой одногруппник, приезжавший за год до меня на стажировку в университет Париж-8 и куча другого хлама, который я не выбрасывал на всякий случай, ну, мало ли что на чужбине пригодится?! А так хоть покупать не нужно, особенно, если учесть, что цены здешние идут в евро, а не в наших деревянных. В месяц я тратил около 300 евро на питание. Конечно, по кафе и ресторанам я, понятное дело, не ходил. Но закупал продукты для готовки, фрукты разные и овощи, сыр камамбер, молоко, сахар, растворимый кофе, воду, французский багет, конечно же макароны, оливковое масло. Кстати, здесь оно (масло) стоит, по понятным причинам, дешевле, чем в России, хотя его тут, на мой взгляд, ни чем не разводят. Продают чистоганом, как есть. И от того оно и на вкус совсем другое, не такое как в России, где, скорее всего, его разбавляют подсолнечным маслом. Оно и на вкус, и на цвет – как подсолнечное. Дурят нас канальи! Да, и черт с ними! Они в погоне за длинным рублем еще и не такое могут! Не каждый то, наверное, и знает, что он должен иметь изжелта-бурый оттенок или изжелта-зеленый, обладать легкой горчинкой. Не будь у него таких целительных свойств, о которых нас регулярно просвещают маркетологи и диетологи всех мастей, да и народная медицина, пожалуй, нашедшая ему применение от многих хворей, так бы оно и пылилось на российских полках, не имея спроса. Так вот, пользуясь этим своим  выгодным месторасположением, я, как человек не имеющий больших знаний о масле, при покупке его руководствовался исключительно здравым смыслом моего кошелька. Стоят масла на полках в несколько рядов, и цены у них здорово разнятся: от четырех до пятнадцати евро. Я, понятное дело, брал самый бюджетный вариант. Поначалу меня очень утешала мысль о том, что я, стало быть, купил пол-литровую бутылку всего за 5 евро, но через некоторое время я прознал про то, что мое масло выжито из оливкового жмыха, да, и к тому же, – химическим путем, что, признаться, меня очень огорчило. Вообще, я предпочитаю масло нерафинированное, но его заоблачная стоимость уж больно ударила бы по моему карману. Говоря о продуктах в целом, отмечу, что цена продуктов, которые мне приходилось обычно покупать (не считая круассанов), варьировалась от одного до двух евро. Скажем, молоко литровое – 1 евро, сахар кусковой - 1,5 евро, килограмм апельсинов – 2 евро, багет французский – 60 сантимов (или евроцентов), кофе растворимый – 2 евро, ну и так далее, и тому подобное. Ой, а как вспомню про круассан, да про булочки с шоколадом, – аж слюньки текут!  Те, что я обычно покупал, стоили то ли 6, то ли 8 евро за 10 штучек, т.е. 5 круассанов и 5 булочек с шоколадом, так называемые pain au chocolate.


Библиотека

Забыл вас посвятить в детали своего обучения во Франции. Дело в том, что его, как бы это помягче сказать, — практически не было. Да, как я уже сказал, в первое время мне пришлось буквально "грызть" гранит науки, но к концу месяца я уже приноровился и был готов ко всему! Но, вот незадача, – обучение прервалось до конца лета! И все это благодаря своевременным реформам в системе высшего образования Франции, которые пришлись в аккурат с моим приездом в Париж. Захотелось французским парламентариям пересмотреть систему поступления в вузы и решили они ужесточить требования по сдаче экзаменов в вуз. Все шло вроде бы гладко, пока об этой новости не узнали выпускники школ и конечно же сами студенты! Они принялись баррикадировать ВУЗы, не допускать туда администрацию и профессуру, чтобы привлечь внимание руководства страны к своему негодованию. Протесты — дело обычное во Франции, и порой довольно растянутое во времени. К чему в итоге пришли студенты и правительство? — Я не знаю, да и знать особо не хочу. Как итог, я был предоставлен самому себе все оставшееся на обучение время, т.е. с апреля по июль. Я в первое время пытался заниматься самообразованием на дому, но очень скоро понял, что это очень уж скучно. И тогда я стал регулярно наведываться в библиотеку университета. Это двухэтажное здание было доступно практически каждому: студенты и интеллигенция, и даже бездомные — могли пользоваться книжным фондом.

Продолжение следует.