Диктатор и палач. Глава шестнадцатая беседа-3

- Первый секретарь Бауманского района умер по пути в больницу, трое членов его райкома серьезно ранены, девочку чуть не попортил, тьфу! У твоего коллеги, Рябышева, травма головы. А вчера ты убил человека. В который раз на моей памяти. Ох, Трошка, что же ты натворил?..

Трофим сидел на против Емелина, в его кабинете, сложив руки.

- Я палач, Данилыч. Мой отец был палачом, мой дед был палачом, мой прадед был палачом, мой прапрадед был палачем. Убил человека... Ха! Для нас, палачей, это дело житейское.

- Может, это и так, Трошка, но давай вспомним вот что. Твой отец одно время был в восторге от своей кровавой работы, но потом от него ушла жена и он сломался, стал тяготиться своей работы, ушёл в архив и нашёл утешение в истории. А ты, когда от тебя ушла жена, ожесточился и остервенел...

- Сухарь твёрже пломбира. - перебил Трофим, но Емелин как будто не заметил этого.

- Не то, что бы ты и раньше был мягок, но себя сдерживал. Так, кто у нас далее? Твой дед. От него тоже ушла жена... Складывается нехорошая семейная традиция, не находишь? Любил оперу и приложиться к бутылке. По достижению совершеннолетия своего сына, то есть твоего отца, передал должность ему, а сам вышел на пенсию в свои сорок три года. После революции перебрался в Киев, где был расстрелян поляками в мае 1920 года. Вряд ли ты горевал по этому поводу, так что идём дальше. Твой прадед до того, как в тридцать четыре схватить крепко обеими руками топор (кстати, именно при нём его заменили на висельницу), окончил с отличием Первым кадетский корпус и побывал гусаром. И первый отказался от должности в пользу сына по достижению им совершеннолетия, что, кажись, вошло в традицию. А твой прапрадед - герой Отечественной войны, первый из Галиных орденоносец с медалями, хоть и стал Государственным палачом юношей, ушёл в ополчение...

- Ты закончил свою нудную лекцию?

- И какой из этого вывод? Никто из твоих ближайших предков по мужской линии не отличался кровожадностью...

- Ты ещё по женской посмотри, любитель копаться в старом белье.

- Первый секретарь Бауманского района умер по пути в больницу, трое членов его райкома серьезно ранены, девочку, тьфу, чуть не попортил, ранен наш Рябышев, вчера ты человека убил. Мы с Генрихом хотели дать тебе второй шанс, но сегодняшний случай показал нам, что ты не исправим. Прове...

- Я фундамент, Данилыч. Я не меняюсь.

- Не называй меня Данилычем, отныне я для тебя товарищ Емелин. - приказал Емелин, раздраженный тем, что Трофим перебил его уже не один раз.

Трофим горько улыбнулся.

- Что, жалеешь, что вообще усыновил меня?

- Трошка...

- Твоя власть не распространяется на меня. Думаешь, что ты лучше других диктаторов? Что лучше Беровича, Убико, Трухильо, Мартинеса, Бесерры, Варгаса, Ларреа, Стронгерда, Чойбалсана, Кайши, Баркли?

С театральным удивлением Емелин поднял брови.

- Ты знаешь поимённо всех современных мне диктаторов?

- Я же сын диктатора, который готовил мне такую же роль, как будто не было других охотников до его кресла.

- Соглашусь, охотников... не мало. Но разве так легко отыскать среди них достойных кандидатов?

- В этом нет ничего сложного, Данилыч, я с ходу могу назвать тебе парочку кандидатур.

Емелин откинулся в кресле и развёл руками.

- Я тебя внимательно слушаю. Называй фамилии.

- Вячеслав Молотов.

- Замнаркома иностранных дел? Человек, безусловно, талантливый, но хорош на вторых ролях, на первых быстро попадает под чужое влияние, что не есть хорошо.

- Возьму выше: Адольф Иоффе.

- Нарком иностранных дел? Он отличный дипломат, но как руководитель государства не состоятелен.

- Почему?

- Отсутствие желания, амбиций, опыта.

- Ладно, идём дальше. Генрих Малина?

- Нарком госбезопасности? Верен, исполнителен, надёжен. Он не сможет потянуть на себе всё государство, потому что он на это не способен - узкопрофильный специалист.

- Николай Булганин?

- Председатель исполкома Моссовета депутатов трудящихся? Наломает дров и навечно под ними успокоится.

Трофим засмеялся.

- На редкость точная характеристика, Данилыч! Неужели тебя и Андрей Жданов не устроит?

- Ты ещё Рудзутака назови, Крестинского, Евграфова с Кагановичем до кучи вспомни! Я в своём стремлении к личному тоталитаризму убрал от себя излишне инициативных людей, которые могут не просто подумать о том, что товарищ Емелин, конечно, герой и всё такое, но не слишком ли он засиделся в своей должности, надо и другим дать порулить, а предпринять конкретные, неприятные мне шаги. Со времён разгрома старой гвардии семь лет назад я не знал оппозиции, а тут испанцам, как излишне горячему народу, приспичило очень не вовремя бунтовать против законного правительства. И как глава правительства первого социалистического государства, как лидер и организатор первой социалистической революции я обязан вмешаться, но ещё не время. Нам бы ещё шесть лет мира, ещё б только шесть лет мира! Оппозиция набирает обороты. Ося, не желая вмешиваться в эту заварушку, укатил с дипломатическим визитом в Гаити. Он до самого конца утверждал, что это дипломатический визит, а не попытка пересидеть смуту, но вот раньше он что-то дипломатических визитов не совершал. Сбежал старик и хрен с ним, я уничтожу оппозицию в одиночку и сделаю всё, что бы это была последняя оппозиция мне в моей жизни.

- А сколько лет Васильичу?

- Восемьдесят два.

- Помрёт скоро. Ты нашёл ему преемника?

- Это проще простого. Знаешь Конокрадова?

Трофим покачал головой.

- Леонард Мартынович Конокрадов, нарком земледелия, член ЦИКа, хоть и оказался там случайно. Как мне докладывал Генрих, в народе про него говорят: "- Пока остальные наркомы занимаются политикой, Конокрадов просто работает.". Хотя многие мои наркомы просто работают, это не так важно - именно Конокрадов станет в будущем главой государства. А вот кто станет в будущем главой правительства государства, очень сложный вопрос.

- А знаешь, Данилыч, я думаю о том, что какая разница, кто будет после тебя во главе пирамиды, если ты сам к этому моменту будешь мёртв.

- После нас хоть потоп, как часто говаривал маркиз де Коррез своему королю Людовику XV? Но я беспокоюсь не о себе, а о своей семье и о своей стране. Что будет с ними после моей смерти?

- Ну, обо мне ты уже позаботился, упекнув на веки вечные в психушку, а что касается остальной семьи и страны в целом, то есть ещё мой сын и твой внук, чем не преемник.

- Но ведь он ещё очень молод, Трошка.

- Ты же не завтра помирать собрался, по твоему здоровью понятно, что ты проживёшь ещё лет десять, а то и все двадцать. Что же касается молодости, то Фирке четырнадцать, воспитаешь из него себе достойного преемника.

- Хм, мысль интересная, да и тебе выгода - посидишь лет десять-двадцать, а после моей смерти Ники выпустит тебя на волю, тебе всего-то будет сорок восемь-пятьдесят восемь. Вся пенсия впереди!

- Да ты оптимист, Данилыч.

- Если б это было действительно так, Трошка, то я был бы спокоен за судьбу Ники. Даже если ему будет тридцать четыре на момент моей смерти, он всё равно будет молод. И ЦИК может пойти против моей воли и не избрать его председателем Совнаркома.

- В ком-ком, а в Григорыче можешь не сомневаться, он верен тебе до гроба. Все бояться могущественного хозяина НКГБ, от члена правительства, до колхозника. Он моложе тебя на двадцать один год, так же здоров, прямо как бык, даже здоровее и я уверен в том, что он будет жив и руководить наркоматом в момент твоей смерти и поддержит его.

- Почему ты не хочешь быть преемником?

- Не моё это, Данилыч. Ты сказал, что у наркоминдела нет желания быть главой правительства. Так и у меня душа к этому не лежит. Последние десять дней я хочу провести с семьёй и съездит во Владимир, в Закрытый город.

- На малую Родину потянуло?

- Ага. Скажи, Данилыч, у меня в психушке условия как и у всех будут? Лечение током и насильное пичканье таблетками?

- Ты мой сын, Трошка. Как было в королевских тюрьмах с высокопоставленными заключёнными, в Бастилии в частности? Они имели вполне комфортные камеры, которые мебилировали на свое усмотрение, их обильно кормили, даже спиртным и фруктами, имели прислугу. С тобой будет нечто подобное, но без спиртного и слуг, конечно же. Без спиртного потому что ты не пьешь, без прислуги потому что она не нужна тебе. Я же теперь заместо короля, красный император, как меня прозвали на Западе.

- А как будут обстоять дела с половым вопросом? Я человек ещё молодой, мне без секса нельзя.

- В таком случае, Трошка, раздрешаю пользоваться молодыми санитарками, медсёстрами, или кто у них там. Но только, Трошка, без перегибов.

- Ты что, Данилыч! Когда я перегибал? Слушай, может просто дашь мне чемодан валюты и отправишь в Монако? Чего улыбаешься? Пересижу месяц-другой и всё будет как прежде.

- Я тебя наказать хочу, я не в куротр отправить. Да и как прежде, к сожалению, уже не будет. Я в тебе разочаровался,  сердиться на тебя устал, так что...
 
-  Он устал, он разочаровался! Ты думал, что усыновишь меня и я изменюсь? Но есть один нюанс: я меняться не хотел.

-  Прощай, Трошка. Всего тебе хорошего.

- Навещать-то будешь?

- А как же. Не смотря на всё, мы по-прежнему одна семья.

- Бывай, Данилыч. - Трофим поднялся с кресла. - Ты знаешь, где меня искать, но завтра я буду во Владимире.

Когда Трофим вышел, Емелин потянулся к телефону и взялся крутить диск.

***

- В сентябре состоится седьмой съезд Социнтерна, на котором для обсуждения испанской проблемы соберутся в Москве руководители и делегаты всех тридцати пяти социалистических партий со всего мира, большинство из которых встали ко мне в оппозицию. Понимаешь, к чему я клоню, Генрих?

Генрих Малина сидел напротив вождя, не выспавшийся и в помятом френче, со слабостью в ногах и неуёмным желанием выпить что-нибудь покрепче, но его мозг работал всё так же безотказно.

- Мы арестуем оппозиционных руководителей иностранных партий и их сторонников, освободив место для верных емелинцев, а таковых немало, что позволит вам целиком и полностью самостоятельно руководить социалистическими партиями за рубежом через лояльные и промосковски настроенные лица. Для их же блага, товарищ Емелин.

- Мы проведём арест вышеназванных лиц ночью сразу же после открытия седьмого съезда. Всех разом накроем. Руководителей расстреляем, остальных оппозиционеров отправим в лагеря с максимальным сроком - что бы другим неповадно было. После формального суда, конечно же.

- Всё будет, товарищ Емелин. Могу идти?

- Да, и запомни вот что, Генрих: Диаса расстрелять первым.

Примечание. Всё вышесказанное является вымыслом автора и не относится к реальной истории. Произведение является представителем жанра "альтернативная история"