Новороссийская катастрофа. Весна 1920 года

Новороссийская эвакуация 1920 года со времен ее участников обрела устоявшийся синоним – она называется не иначе как катастрофа. И этому есть вполне определенные доводы. Эвакуация проходила вне определенного плана и порядка, которые в совокупности привели к многочисленным человеческим жертвам и трагическому исходу сравнительно небольшой группы эвакуировавшихся в Крым и за рубеж. Однако, удивляет тот факт, что, не смотря на известность, ни одна из работ на сегодняшний день не рассказывает в подробностях и деталях о событии, которое стало одним из последних и одним из самых трагичных аккордов Гражданской войны на Юге России. 

Перенаселенный порт и предпоследняя белая столица.

«Новороссийск, как портовый город, живет преимущественно коммерческими интересами. Общественная жизнь развита слабо, и даже выборы в городскую Думу не внесли оживления», - так говорилось в декабре 1919 года о новороссийских событиях. Ранней осенью 1919 года в рамках осеннего цикла городских выборов они состоялись и здесь. На избирательные участки пришло всего 7% горожан, давших победу местному Союзу домовладельцев [1]. В городе действовала городская дума, но ввиду особого статуса Новороссийск являлся столицей Черноморской губернии.

За годы войны Новороссийск приобрел репутацию «вольного города» [2]. Его порт был главной торговой факторией, обеспечивающей антибольшевистский Юг России мануфактурой, провизией и другими товарами, которые на судах вывозились с константинопольского рынка, который стал главным рынком послевоенной Европы.

Главной «болезнью» городской жизни была спекуляция на товары народного потребления. Неоднородный Юг нуждался в товарах из Новороссийска, и местные коммерсанты этим воспользовались. Статистика говорила, что цены на константинопольском рынке по ряду показателей были в 3 раза меньше, чем цены новороссийские. Более того, некоторые товары в Константинополе стоили даже дешевле, чем в стране изготовления [3]. Со спекуляцией пытались бороться, но победы так и не достигли.

Ситуация, когда все друг друга грабят, была для местных нормой жизни. В фельетоне описывалась та атмосфера: «Иду в “чашку чая” [клуб. – В.Ч.]. Стакан кофе и кусок хлеба с маслом – 75 рублей, обалдев, влетаю в парикмахерскую: постригся, вымыл голову и побрился – 250 рублей; сломя голову, выкидываюсь из парикмахерской и попадаю в ресторан. Пообедал – 500 рублей. Беру извозчика на Стандарт – “3 рубля”, т.е. триста рублей. – “Помилосердствуйте!”, говорю я вознице. – Теперь все друг друга грабят, - философски отвечает оборванный Геншель» [4].

Уже с ноября 1919 года город оказался переполнен постоянно пребывающими людьми [5]. «От Харькова и до Новороссийска вот уже три месяца спрягается на каждом шагу проклятый глагол “бежать”. – писал наблюдатель. – На протяжении полутора тысяч верст тянется густая человеческая толпа… Лица искаженные, глаза безумные. … Поезда переполнены… По грунтовым путям ползут бесконечные обозы…» [6].

Нападения зеленых на пути сообщения заставляли беженцев передвигаться прямо по полотнам железной дороги [7]. Как и в других местах, здесь пытались вести статистику прибывших, однако, почти наверняка она содержит существенные ошибки [8].

Уже в начале января 1920 года в городе не хватало хлеба, а очереди («хвосты») за мучными продуктами растягивались на 100-150 человек [9]. Даже городские чиновники, отвечавшие за снабжение, отмечали, что деятельность комиссий по борьбе с отсутствием продуктов почти не наблюдается, хотя те вели переговоры с кооперативами, у которых был излишек продовольствия [10]. Из-за нехватки топлива задерживались как отправления пароходов из порта, так и подача городского освещения [11]. Фронт стремительно приближался к Кубани, количество беженцев и военных постоянно возрастало.

На рубеже 1919-1920 годов в городе развернули свою работу редакции «Вечернего Времени» Б.А. Суворина, «Великой России» В.М. Левитского, кадетской «Свободной Речи» и «Русского Времени», сотрудники которых прибыли из эвакуированного Ростова-на-Дону. Газеты стали набирать дополнительный персонал для работы [12]. Среди местных жителей оказалось много политиков, журналистов и философов – из них некоторые (правый политик В.М. Пуришкевич, философ князь Е.Н. Трубецкой, прокурор 2-го Департамента Сената и сотрудник «Великой России» А.А. Зноско-Боровский) стали жертвами эпидемии тифа.

Город оказался заражен не только болезнями эпидемиологическими, но нравственными. «Большинство военнослужащих основательно позабыли даже элементарные требования воинской службы», говорилось в приказе по гарнизону. Офицеры употребляли спиртные напитки, перестали отдавать честь и даже вставать при встрече с вышестоящими офицерами [13]. Домовладельцы завышали цены на жилье, из-за чего многочисленным прибывшим приходилось селиться буквально в коридорах местных административных зданий. Можно было даже встретить случаи убийства «средь бела дня». Западные журналисты, которые через город отправлялись в местное польское консульство за помощью, не смогли добраться до места назначения из-за того, что их извозчик был убит прямо во время поездки [14]. «Если и раньше наш тыл представлял из себя в широком масштабе настоящий вертеп, то в начале 1920 г. перед нависшей и ожидаемой катастрофой извращение всех сторон жизни, всех сторон общественной морали достигло размеров исключительных», – утверждал Главнокомандующий ВСЮР [15].

Наиболее плохую службу сыграли для остановившихся здесь людей слухи. В начале февраля люди буквально были на грани паники, когда среди местных пробежал слух о закрытии местного отделения государственного банка и перевозкой грузов из отделения в местный порт. Как выясняли в редакции «Русского времени», слухи были ни на чем не основаны: «В действительно имеет место лишь обычная очередная отправка кредитных билетов, изготовленных Новороссийской экспедицией заготовления государственных бумаг в другие учреждения государственного банка…» [16]. Не меньше на настроениях обывателей сказывали и скачки цен на продовольственные товары. Как писалось в местной прессе, даже победы на фронте отзывались ростом цен на товары [17].

Весной 1920 года в городе сложилась и удивительная политическая ситуация – в нем одновременно поместились городское, губернское, добровольческое, кубанское и донское правительства. Для истории гражданского конфликта, когда центры власти перемещались из одного города в другой, это не было чем-то из ряда вон выходящим, но такого смешения власти в одном месте не было ни до, ни после [18].
В этих условиях началась эвакуация, почти сразу превратившаяся в катастрофу.

«… предел человеческого падения».

Говорить о том, что эвакуация проходила в конкретный срок, не стоит. Уже с начала января эвакуацию начинали отдельные суда, как русских, так и иностранных флотов. Но пика события достигли в марте 1920 года.

С самого начала эвакуационных мероприятий из Ростова, Новочеркасска и Кубани, стало понятно, что Новороссийск был единственным крупным портом, способным организовать эвакуацию большого количества гражданских и военных. Был специально разработан план эвакуации, который вскоре оказался нарушен из-за целого ряда нарушений – от самовольных действий лиц, препятствовавших эвакуации до растерянных военных и гражданских чиновников, которые не знали, как правильно действовать во время эвакуации. «Нет сомнения, - вспомнил Деникин, - что протекция и взятничество вносили свои коррективы в установленную очередь эвакуации. Но и сами те, которым принадлежало преимущественное право на выезд – семьи служилых людей – не раз осложняли вопрос до чрезвычайности» [19]. Некоторые очевидцы вспоминали, что одной из основных причин провала мероприятия была не только дезорганизация общественности, но и нехватка ресурсов. А.С. Лукомский вспомнил, что одной из основных причин массового оставления транспортов на новороссийском рейде стала нехватка угля. «Эвакуация войск из Новороссийска в Крым была произведена крайне беспорядочно, и вследствие недостатка угля для имевшихся транспортных средств пришлось бросить в Новороссийске колоссальное количество материальной части и боевых припасов», – писал он [20].

Все современники вспоминали, что город был заставлен извозчиками, а нескончаемая толпа гражданских стремительно отправлялась к городскому порту. «Бесконечные ряды подвод, фаэтонов, автомобилей вытянулись вдоль берега. Здесь шла озлобленная руготня; визжала какая-то дама; ругались матерно наводящие порядок полицейские», - вспомнил картины эвакуации иностранный журналист [21].

Население поддавалось паническим настроениям. «Со второй половины февраля эвакуационное настроение охватило широко буржуазные круги. Одни уехали не в очередь, другие оставались еще для ликвидации дел и предприятий или в силу духовной прострации. Только немногие из общественных деятелей самоотверженно подталкивали еще государственный корабль…», - вспомнил Деникин [22]. Коррупция, которая достигла высочайших пределов, открывала возможности перед теми, кто хотел выбраться с Кубани раньше установленного срока. Более того, на принцип пошли и англичане, которые становились все более несговорчивыми с белыми. В январе 1920 года они вовсе прекратили эвакуацию беженцев из Новороссийска. Генерал Деникин вспомнил, что «англичане грозили прекращением эвакуации и на некоторое время в конце января приостановили ее действительно, впрочем, больше из-за страха перед занесенным беженцами сыпным тифом» [23].

В ключевые для эвакуации дни в городе уже слышалась орудийная и пулеметная стрельба. Иностранный журналист Виллиам оказался на пароходе «Ганновер»: «… крепчал ветер и на “Ганновере” гордо трепался национальный английский флаг… Рослые, чисто-выбритые, прекрасно одетые английские “томи” с примкнутыми к коротеньким винтовкам штыками стояли у пристани, пропуская по очереди прибывающие “офицерские семьи” на “Ганновер”. Ни толкотни, ни давки; все действовало как хорошо налаженная машина, подавляя своим спокойствием и размеренностью. … Оборванные, вымокшие рабочие выгружали багаж … У трапа стояли наши контрразведчики, проверяя документы; за ними английский контроль зорко вглядывался в лица проходящих…» [24]. Это последняя мирная картина эвакуации.

Когда в город пришли отступавшие с фронта части, то город представлял из себя пространство, где свирепствовали мародеры. Георгий Орлов вспоминал, что в городе их «ждала катастрофа»: «Там в это время делалось что-то непонятное. Уже на окраинах стояли рядами брошенные фургоны. Жители разбирали всё, что было оставлено, выпрягали лошадей и уводили их к себе» [25]. Младший унтер-офицер эскадрона Лейб-Гвардии Конного полка Н. Волков-Муромцев был немногословен, но наблюдателен: «… мы стали отступать на Новороссийск. Пехота и артиллерия уже эвакуировались в Крым. Кажется, эвакуировались и донцы. Остались только маленькие пехотные части и наша дивизия» [26].

Прикрытие эвакуации должны были осуществлять части корниловцев с суши при поддержке бронепоездов и иностранных судов с моря [27]. Однако корниловцы после безуспешных попыток остановить Красную армию, с трудом погрузились на суда. Даже привилегированные части погружались в спешке и хаосе. «Транспорт был до того переполнен, что в нижних трюмах без воздуха невозможно было сидеть, и некоторые покончили с собой самым примитивным способом», - вспоминали корниловцы [28].

Генерал А.В. Туркул назвал новороссийскую эвакуацию «глухонемой» [29], а журналист В.М. Левитский, бывший прикованным к постели в эти тяжелые дни, не забыл ужас Новороссийска: «Болезнь избавила меня от присутствия при кошмарных сценах новороссийской эвакуации. Видевшие ее никогда не забудут. Это был предел человеческого падения. Торжественный гимн подлости, жадности и невероятного цинизма» [30].

Рецепция.

Кошмар эвакуации смогли оценить не только оставшиеся в Крыму беженцы, но и те, кто оказался вынужден встречать беженцев на берегах Босфора – в Константинополе.

В тот момент в османской столице, по сути оккупированной союзниками, оказалось несколько высокопоставленных чиновников. Среди них бывший посол Н.В. Чарыков. Через много лет после тех событий он оставил запись в своих воспоминаниях о том, что видел и узнал в те дни, когда суда оказались около турецких берегов: «Те, кто прибыл оттуда, рассказывали страшные вещи о происходившем. Среди гражданских беженцев было много чиновников с семьями и даже целые школы мальчиков и девочек. За судьбу некоторой части этих эмигрантов взяли на себя ответственность британцы и распределили их по лагерям на Лемносе, Кипре и в Египте» [31]. Среди тех, про кого узнал Чарыков, были кадеты Донского Императора Александра III кадетского корпуса, эвакуированные на пароходе «Саратов» вместе с начальником корпуса генералом Н.В. Черечукиным. Пароход должен был принять всего 800 человек, но из-за чрезвычайных обстоятельств принял на борт 1401 человека. Они были доставлены в Александрийский порт, минуя Константинополь, Принцевы острова и Кипр 12 (25) марта 1920 года [32]. Вместе с «Саратовом» через Балканы прошли английские пароходы «Empire» «Glouchester Castle» «Gelmgorn Castle» и русское судно «Барон Бек». На кораблях были больные тифом, раненые и женщины с маленькими детьми. Интересно, что для некоторых Египет был уже второй стоянкой. Так «Gelmgorn Castle» вывез в северную Африку 1290 раненых и больных беженцев, которые еще в январе 1920 года были доставлены пароходами в греческие Салоники [33].

Генерал-лейтенант М.А. Свечин оказался в числе эвакуированных ранее: «Находясь на Южном фронте, пришлось и мне с женой и малолетним сыном 20 февраля 1920 года выехать из Новороссийска на пароходе “Константин”. После всяческих мытарств – стоянки на рейде в Босфорском проливе, вынужденного принятия душа на островах Принкипо – мы прибыли в Салоники, откуда были доставлены в Белград» [34].

Генерал П.Н. Врангель увидел, как «из Новороссийска один за другим прибывали транспорты, переполненные обезумевшими от ужаса и лишений беженцами. Армия отходила, почти не оказывая сопротивления. Было очевидно, что транспортных средств не хватит и большая часть войска останется непогруженной. …Эвакуация Новороссийска превосходила своей кошмарностью оставление Одессы. Стихийно катясь к морю, войска совершенно забили город. Противник, идея по пятам, настиг не успевшие погрузиться части, расстреливая артиллерией и пулеметами сбившихся в кучу на пристани и молу людей. Прижатая к морю наседавшей толпой, люди падали в воду и тонули. Стон и плач стояли над городом. В темноте наступавшей ночи вспыхивали в городе пожары» [35].

Историки дали свою оценку событиям. Р.Г. Гагкуев назвал эвакуацию «катастрофической по последствиям» для ВСЮР, ведь она заставила командование перейти к реформам для восстановления боеспособности армии [36]. В этом с ним согласен В.Ж. Цветков, который отмечает, что эвакуация привела к изменению политической конфигурации южно-русской власти [37]. А.В. Ганин видит в эвакуации «катастрофу» – от брошенного конского состава до оставления казачьих частей на кавказском побережье, которые были вынуждены или переходить к зеленым, или сдаваться в плен к красным [38]. А.В. Венков и С.И. Дробязко также видят в новороссийских событиях катастрофу, но в которой командование пыталось спасти положение [39]. А эмигрантовед М. Сигирджи справедливо отметила, что новороссийская эвакуация стала одной из четырех эвакуаций, в результате которых сформировалась русская диаспора на Балканах [40].

[1] В Новороссийске. // Великая Россия (Ростов-на-Дону). 1919. 24 ноября (7 декабря). №353. С. 2.
[2] Стеф В. «Вольный город». // Донские ведомости (Новочеркасск). 1919. 25 июля (7 августа). №170. С. 2.
[3] Интервью с П.В. Заболотским. // Черноморский маяк (Новороссийск). 1919. 13 сентября. №315. С. 2.
[4] Шумлевич К. Маленький фельетон. Avol d`oiseau. // Вечернее время (Новороссийск). 1920. 10 января. №445. С. 4.
[5] Новороссийск. // Таврический голос (Симферополь). 1919. 24 октября (6 ноября). №76 (226). С. 3.
[6] Залесский. Смерть или бесчестие. // Военный голос (Новороссийск). 1920. 5 марта. №5. С. 3.
[7] Орлов Г. Дневник добровольца. Хроника гражданской войны. 1918-1921. / науч. ред. С.В. Волков. – М.: Содружество «Посев», 2019. С. 333.
[8] Регистрация семейств беженцев. // Вечернее время (Новороссийск). 1920. 18 января. №452. С. 3.
[9] Очереди у пекарен. // Вечернее время (Новороссийск). 1920. 10 января. №445. С. 4.
[10] Продовольственные перспективы. // Вечернее время (Новороссийск). 1920. 18 января. №452. С. 3.
[11] К сокращению потребления электричества. // Русское время (Новороссийск). 1920. 25 января. №20. С. 4.
[12] Суворин Б.А. За Родиной. Героическая эпоха Добровольческой Армии 1917-1918гг. Впечатления журналиста. – Париж, 1922. С. 246; Левитский В.М. Борьба на Юге. Факты. Люди. Настроения. – М.: Фонд «Связь Эпох», 2019. С. 151-152; «Свободная Речь». // Вечернее время (Новороссийск). 1920. 10 января. №445. С. 4; Собрание журналистов. // Вечернее время (Новороссийск). 1920. 23 января. №456. С. 3; Требуются служащие. // Вечернее время (Новороссийск). 1920. 10 января. №445. С. 1.
[13] На улице. // Военный голос (Новороссийск). 1920. 2 марта. №4. С. 4; Выписка из приказа. По гарнизону города Новороссийска от 21 февраля 1920 года за №41 § 1. // Военный голос (Новороссийск). 1920. 2 марта. №4. С. 2.
[14] Виллиам Г. Побежденные. // Архив русской революции. Т. 7. – Берлин, 1922. С. 240.
[15] Деникин А.И. Очерки русской смуты: [в 3 кн.] Кн. 3: т. 4, т. 5. Вооруженные силы Юга России. – 2-е изд., испр. и доп. – М.: Айрис-пресс, 2013. С. 748.
[16] Нелепые слухи. // Русское время (Новороссийск). 1920. 15 февраля. №38. С. 3.
[17] Не мытьем, так катаньем. // Черноморский маяк (Новороссийск). 1920. 28 января. №422. С. 3.
[18] Даватц В. Блуждающая столица. // Таврический голос (Симферополь). 1920. 3 (16) июля. №267 (417). С. 2.
[19] Деникин А.И. Указ. соч. С. 749.
[20] Лукомский А.С. Очерки из моей жизни. Воспоминания. / сост. С.В. Волкова. – М.: Айрис-пресс, 2012. С. 580.
[21] Виллиам Г. Указ. соч. С. 241.
[22] Деникин А.И. Указ. соч. С. 749.
[23] Там же.
[24] Виллиам Г. Указ. соч. С. 240-241.
[25] Орлов Г. Указ. соч. С. 335-336.
[26] Волков-Муромцев Н. В Белой армии. // Верные долгу: В борьбе за Россию. 1917-1922. В 2 ч. Ч. 2. / сост. С.В. Волков. – М.: НП «Посев», 2017. С. 125.
[27] Halpern, Paul, ed. The Mediterranean Fleet, 1919–1929. Publications of the Navy Records Society. 158. Farnham: Ashgate for the Navy Records Society. P. 186; Последние часы Новороссийска. // Юг (Севастополь). 1920. 22 марта. №192. С. 3.
[28] Материалы для истории Корниловского ударного полка. Отв. сост. М.Н. Левитов. / сост. Р.Г. Гагкуев. – М.: Содружество «Посев», 2015. С. 513.
[29] Туркул А.В. Дроздовцы в огне. – М.: Вече, 2013. С. 167.
[30] Левитский В.М. Указ. соч. С. 154.
[31] Чарыков Н.В. Беглый взгляд на высокую политику. / пер. с англ. и подг. текста Л.А. Пуховой. – М.: ВИКМО-М: Русский путь, 2016. С. 221.
[32] Горячкин Г.В. Русская Александрия. Судьбы эмиграции в Египте. – М.: Русский путь, 2010. С. 74-75.
[33] Краткие сведения об эвакуации из Новороссийска в Египет русских беженцев. // Беляков В.В. Русская эмиграция в Египте (1920-е – 1980-е гг.). История. Документы. Некрополь. – СПб.: Алетейя, 2018. С. 117-118.
[34] Свечин М.А. Записки старого генерала о былом. Военная служба и дипломатические поручения. – М.: Вече, 2018. С. 259-260.
[35] Врангель П.Н. Воспоминания. – М.: Вече, 2016. С. 270, 271.
[36] Гагкуев Р.Г. Белое движение на Юге России. Военное строительство, источники комплектования, социальный состав. 1917-1920гг. – М.: Содружество «Посев», 2012. С. 483.
[37] Цветков В.Ж. Белое дело в России. 1919-1922 гг. (формирование и эволюция политических структур Белого движения в России). М., 2013. С. 167, 173, 174-176.
[38] Ганин А.В. Русский офицерский корпус в годы Гражданской войны: противостояние командных кадров: 1917-1922 гг. – М.: Центрполиграф, 2019. С. 160.
[39] Венков А.В. Донская армия в борьбе с большевиками в 1919 – 1920 гг. – М.: АИРО–ХХI. 2014. С. 366-373; Дробязко С.И. Эвакуация войск ВСЮР с кавказского побережья (январь-май 1920 г.). // Донские казаки в борьбе с большевиками. Альманах (станица Еланская). 2010. №4. С. 20-52.   
[40] Сигирджи М. Спасибо, Константинополь! По следам белоэмигрантов в Турции. – СПб.: Издательство «Европейский дом», 2018. С. 9.

Опубликовано: Черемухин В.В. Новороссийская катастрофа: город и эвакуация антисоветских сил (весна 1920 г.). // Ключевские чтения – 2022. Россия выбирает путь: Материалы Международной научной конференции молодых ученых. Сборник научных трудов / Отв. ред. В.Е. Воронин. – М.: Издательство «Спутник+», 2022. С. 278-283.