Гробница Шакала 17-20

Глава 17
И в сумрачном ужасе от лунного взгляда,
От цепких лунных сетей,
Мне хочется броситься из этого сада
С высоты семисот локтей.
Н. Гумилев, «Семирамида»

- Я гладила живую собаку, - сообщила Кер.
Она смотрела на Эразма с легким искрящимся восторгом, глаза были наполнены впечатлениями и невинной самовлюбленностью.
- Где?.. Это же опасно! – Эразм сам не заметил, откуда в его голосе взялась тревога. Очевидно, что Кер только что побывала наверху, но непонятно было, почему его должны были волновать ее безопасность и состояние.
Кер тоже с интересом посмотрела на него:
- Да, опасно. Но неизбежно. Пустыня или горы – не лучшее место для нас. Слишком безжалостное. Но ночью – все возможно.
От нее исходил эфирный аромат тех веществ, которые использовала Лирика для предохранения своих драгоценных пациентов от разрушающих внешних воздействий и времени. Он был пленительным и отталкивающим своей безжизненностью. На полу царской библиотеки, в которой они сейчас находились, лежал суконный темно-лиловый плащ, в котором Кер недавно выходила за пределы своего мира.
- Она сама подошла ко мне. Это была простая полукровка.
- Они обычно ни к кому не подходят.
Кер только невесомо улыбнулась. Кажется, для нее это было чем-то эйфорически-прекрасным, за что риск был оправданным и неизбежным следствием.
- Там сейчас ночь?..
- Там сейчас прекрасное утро. Ледяное, как улыбка богини.
Она прошла мимо него вдоль высоких шкафов, уставленных пронумерованными свитками и шкатулками с рукописями, и он проводил ее настороженным взглядом.
- Ты дочитал «Хранителей Тьмы»? – она обернулась через плечо, поверх разноцветных драгоценных камней на оплечье, украшающем голубое одеяние.
- Еще нет. Это пока трудно, - ответил Эразм.
- Ладно. Тогда оставим этот разговор на потом.
Витражные плоские светильники на стенах в виде огромных прямоугольников напоминали окна и создавали направленное освещение, но за ними ничего не было. На них были изображены спускающиеся, вьющиеся плети винограда, изнутри они были наполнены солнечно-ярким светом и оставляли на каменном полу цветные пятна и блики. Фигура Кер скользила между ними или они скользили по ее фигуре, пропуская через себя воздушно-легкую ткань платья.
- «Колониальная этика», «Мир после богов», «Великие Жемчужные врата», «Поэма о Позолоченном береге», - она называла некоторые из произведений, – «Имена Города Предков», «Олвасэйские сказания», «Сражения в Черном Проливе». Они все ждут тебя. И взамен – да, я хочу не только верность. Я хочу немного мудрости современного мира. Его истории.
- С некоторыми я знаком, - заметил Эразм.
- Это копии. Или рукописи, написанные заново, уже здесь. Делает тебе честь, если ты с ними знаком. Конечно, мы не перетащили сюда все библиотеки Хиттаи! Но здесь – четыре с лишним тысячи рукописей различного объема. И есть еще одна проблема, - она развернулась и, если бы могла вздохнуть, вздохнула бы. – Здесь практически не на чем писать. Та же нехватка расходных материалов. Это меня очень беспокоит. Может быть, вместе мы могли бы решить эту проблему?
- Может быть… - неопределенно сказал Эразм.
Он не успел сформулировать мысль – Кер начала говорить снова:
- Царь Тейя делает вклад в вечность. Это он приказал исписать у себя все стены историей, и делает это до сих пор, чтобы не тратить бумагу. Это правильно – где место истории, как не в монолите? Но когда-нибудь и стены закончатся.
- А что думает царь Тейя по этому поводу?
- Тейя – чудесный хранитель, - Кер улыбнулась своим мыслям. – Но – консерватор. Это погружение в загробный мир, помимо управления государством, было главным делом в его жизни. О, нет, оно не мешало ему жить и править! Это было просто продолжением планов, очень честолюбивых планов. Чем снабжают знатных усопших в их посмертном путешествии? Богатствами – это статус, предметами необходимости – это обеспечение существования, а может, подданными – чтобы существование было достойным. Но Тейе этого было недостаточно и не интересно, он рассчитывал на более тесную связь со своим государством после смерти, пусть даже просто образную. Поэтому он соединил будущую гробницу и дворцовые части очень пафосными сооружениями. Он перенес сюда казну, библиотеки, храмы, собрания произведений искусства и науки, свои общества медицины и бальзамирования; он собирался оставить их открытыми для избранных. Планы возвышенные, но вполне практичные. Поэтому здесь столько всего, продолжающего нашу жизнь. Но… погружение не пошло по задуманному. Тейе пришлось считаться с обстоятельствами судьбы, но не смириться перед ними! Он бросил вызов, еще более честолюбивый, чем предполагал раньше. И я, и мы все – пошли за ним, хотя без него никто не решился бы на это. Ведь более дерзкую непокорность тому, что тебе суждено, трудно придумать. Но для Тейи это была не судьба, а просто происки врагов. И это было лучшее решение. Хотя оно было чудовищным по своей форме и опасности экспериментом, хотя оно не давало никакой гарантии, только неизвестность, хотя мы все-таки потеряли часть своих людей и себя… Это все же лучшее решение, мы и наш народ все еще есть. Тейя – прекрасный хранитель. Нам надо было развиваться, и мы освоили новые земли. Останавливаться в развитии нельзя, иначе разум перестанет существовать. Но Тейя готов развиваться здесь, в Хиттае, а я уже не вижу здесь ничего, кроме стен.
Эразм продолжал молчать. Их разделяло несколько метров запятнанного разноцветными бликами пола. Увешанная драгоценностями изящная фигура царицы была еще одним, очередным и лучшим украшением богатого помещения.
- Может быть, кажется, что нас интересует только наше убранство, красота, наши бесчисленные богатства и доведенные до идеала произведения искусства, наше величие и совершенство? Но это самое доступное, что у нас здесь есть! Почти единственное, что здесь есть!
- Разве это так плохо? – спросил Эразм. – Здесь все красиво до головокружения, как и вы сами.
- Как и мы сами? Это очень мило… если это искренне.
- Я хотел сказать, что это впечатляет. Например... такие необыкновенные глаза – у всех…
- Да… с глазами были проблемы. Теперь нет.
Несмотря на любопытство, Эразм не решился уточнять подробности, он не был уверен, что готов к ним. Но у него хватало решительности задавать другие вопросы.
- Вы – идеальная правящая чета, - сказал он, поддавшись волне взаимной откровенности. – Почему же вы правите раздельно?
Эти слова оказались для Кер решающими. Она подошла и заглянула Эразму в глаза: снизу-вверх, с опустошающим вопросом во взгляде.
- Когда больше нет чувств, удерживающих женщину и мужчину вместе, что делать, Эразм??? Это больно, а я даже не могу почувствовать эту боль. Я помню, как это было раньше – и никогда не смогу повторить этого. Я помню его в колеснице под бескрайним небом Хиттаи. Это невыносимо на близком расстоянии. И мы – разные правители. Тейя отдал мне наши новые земли.
- Когда? – спросил ученый.
- Это было не так давно. И даже не в сравнении со сроком в восемьсот лет. Нет такого сравнения, есть только время. Четыре года. Такие же долгие, как те восемьсот. Я решила править по-своему, он по-своему. И это всех устраивает. Тейя благоразумен. Его не тянет наверх. У него самодостаточное государство. Но когда пески открыли вход в гробницу, безопасности и покою пришел конец. Новые проблемы, хотя я бы сказала – и новые возможности.
Она на короткое время задумалась, опустив глаза, а потом снова подняла их и положила руки на плечи Эразму.
- Как жаль, что в тебе нет ничего от моего Тейи! – сказала она, вглядываясь в него, внимательно скользя взглядом по лицу.
Эразм собрался с мыслями, которые перехватило вместе с дыханием. Кер застала его врасплох, потому что всегда держала себя с парадоксальной бесстрастной чувственностью со всеми, даже со слугами, и это ничего не значило. Он не ожидал, что манера общения превратится в действия. И что с этим делать, он не знал. Поэтому он взял себя в руки и продолжил говорить то, что собирался сказать, стараясь смотреть поверх ее глаз.
- Вы… дополняете друг друга. Мне кажется (если мои мысли имеют какое-то значение), что это вам понадобится в будущем.
- Да, может быть, ты прав. Скорее всего, прав, - сказала Кер, все так же блуждая по нему ищущим небесным взглядом.
- Перед лицом внешнего мира, наверное, лучше быть вместе…
- Да, это прекрасный повод. Когда понадобится, я вспомню о нем, - речь Кер не соответствовала ее действиям. Ее умопомрачительные руки в браслетах теперь обвивали шею Эразма, а прекрасные, лишенные дыхания губы произносили слова совсем близко.
Эразм тут же почувствовал себя героем поэмы «Архипелаг хищных сирен». Красивая, как ритуальное, украшение Кер вызывала у него страх. Если бы она была живой царицей, решившей спуститься со своих высот до уровня вчерашнего смертника, или, наоборот, обладала бы дьявольски-отталкивающей привлекательностью, свойственной безумным рассказам об оживших мертвецах, на грани влечения и отвращения, может быть, это и добавило бы ему подстегивающих чувств. Но идеальная Кер вызывала желание только любоваться ею, любоваться со стороны – не желать и не ужасаться. А самым надежным тормозом был мелькающий в памяти недвусмысленный образ царя Тейи с жестокой полуухмылкой на лице; царя, которому принадлежала Кер.
…Падающий из-за спины свет огромного витражного светильника усиливал тревогу, создавая ощущение открытого окна.
- А как же государь Тейя? – спросил Эразм как можно спокойнее, мягче и аккуратнее.
Может быть, как-нибудь удастся прекратить это безумие?..
- Здесь нет государя Тейи, - сказала Кер, давая понять, что она вправе сама решать, что ей делать.
- Нет, он есть! – Эразм постарался ответить твердо, но не резко и решился, наконец, посмотреть на Кер в упор.
Она опустила глаза и руки.
- Похоже… ты думаешь, что я хочу соблазнить тебя, - сказала она. – Я могла бы это сделать. Я умела делать это раньше, и я знаю, как очаровать тебя даже сейчас. Но мне не нужна твоя привязанность. Я просто хочу почувствовать жизнь в своих руках.
После этого он прекратил сопротивление и просто позволил ей сделать все, что она хотела.


Черный демон белого леса

В недосягаемых далях призрачных гор,
Сшитых ветрами севера, иглами снега на белых страницах
Звуки шагов. Звуки беззвучных шагов –
Стихнут с тех пор.
Только цепочка следов будет границей.

Между мерцающим страхом хищных лесов,
Потусторонним ужасом, ритмами древней легенды о звере
С северных гор. Тянутся с северных гор
Цепи следов –
И исчезают под снегом у двери.

Только на белых склонах в белых лесах,
Полупрозрачным небом укрытых в холодных зимних объятьях,
Чувствуешь зов? Этот невидимый зов
Там, на холмах
Эхом звучит в голосах, снах и проклятьях.

Выйти навстречу ветреной тишине
В тайну висящих в воздухе полузабытых воспоминаний.
Сердце в снегу. Белые дали в снегу.
Только на дне
Полуутоплен голос темных желаний.

Между ударами сердца и тишиной
Голос, влекущий к центру самого первого правила боя.
Демон у ног. Черная шкура у ног. Или –
Мгновенная боль:
Сердце на белом снегу, сердце героя.

Что же застыло нитью – глаза в глаза,
Через потоки времени, остановившись взглядом из бездны?
Где-то на дне, мраком окутанном дне –
Хаос и мгла,
Как первозданный поток медленной песни.

Только безумные чувства, как снежный ком:
Завороженным бегом следом за тайной, в снегах по колено…
Близко, как тень. Как первобытная тень,
Молча, броском
К смерти приблизит мгновенно.

Остановив движенье в царстве снегов,
Слышишь – во влажном воздухе, за горизонтом седого покоя
Полузвучат. Музыкой полузвучат
Глухо, как кровь,
Эхом волнующим отзвуки воя.


Глава 18
Deus quos vult perdere dementat prius
(Кого бог хочет наказать, того сначала лишает разума)
Джошуа Барнс

- Да не то чтобы не было никаких амбиций, - сказал государь Тейя. – Просто здесь амбиции имеют не ту форму, что там.
Он беседовал с Казимиром в одном из залов, почти сплошь увешанном оружием.
Пленники царя Тейи были первыми людьми сверху, которых он решил оставить в живых, поэтому он лично занялся ими. К тому же, ему понравился их подход к делу: они не паниковали, как предыдущие, не сопротивлялись и не пытались бежать. Кроме того, Тейя в окружении своих подданных, у которых угасла большая часть неповторимых оттенков чувств, делающих человека особенным, скучал по живому общению. Это не лишило его бдительности, это его развлекало.
В первые дни все внимание Тейи досталось Аримату, потому что он был историком. Так что знания царя о том, как развивался мир без него, сильно обогатились. Это было очень мало похоже на повествования ради развлечения и очень сильно напоминало серьезные отчеты за огромный промежуток времени (все записывалось, обсуждалось и переспрашивалось). Аримат никогда бы не подумал, что профессия историка однажды спасет ему жизнь.
Предприимчивый Казимир был почти неиссякаемым источником сведений о совершенно разных вопросах современной жизни в Кевероне. И – на бытовом уровне – о некоторых приспособлениях и технологиях, что было особенно важно для прагматичного Тейи. Общаться великому царю и варвару-пленнику приходилось на двусмысленной смеси из их языков, и поначалу Аримат выполнял работу переводчика. Но потом проще стало обходиться без него, и Тейя отослал придворного археолога восторгаться настенными росписями и убранством подземных дворцов.
Казимир рассказал, как мог, обо всем, о чем его спросили, перемежая байками из своей походной жизни, которые Тейя как военный человек, конечно, оценил. Кеверона категорически не понравилась Тейе, ни ее общественное устройство, ни последние события. Как он выразился: «Я бы сделал по-другому». Казимир с наглой непосредственностью спросил, считают ли они землю наверху своей, и Тейя ответил, что у него нет планов на внешний мир. «Возможно, пески в пустыне не стоят амбиций» - сказал Казимир.
- Там все было понятно и просто, - продолжал Тейя. – Чем больше у тебя земли, скота, денег и рабов, тем ты более успешен. Не ты, а твое государство, но все равно все будут говорить «ты». А здесь ни зе;мли, ни скот не имеют значения. Рабов сюда привести нельзя. А человеческая жизнь настолько невосполнима, что приобретает особый смысл. Совершенно особый. Ведь ты не приумножаешь свой народ, поколение не сменяет поколение, ты хранишь, что есть. Деньги – деньги имеют значение. Но как имущество, а не как мера обмена. Меняться здесь не с кем.
- Во внешнем мире есть с кем, - сказал Казимир.
- Внешний мир пока мне поставляет одних только грабителей, - веско заметил Тейя. – Все мои амбиции – здесь. В том, чтобы создать и развивать то, что никогда не делал никто другой. И процветать не так, чтобы прославиться на весь мир, а чтобы никто об этом не знал. Это часть безопасности для моих людей. Знаешь, - добавил он, видимо, решив, что для варвара его слова звучат недостаточно убедительно, - я правил великой державой и делал великие дела – это было амбициозно. Мне есть с чем сравнивать и о чем вспоминать, я знаю, о чем говорю. Всему свое время. Теперь мой народ – это избранные. Я узнал их всех не только по именам. Я знаю о них все. Мои самые главные замыслы – навсегда оградить их от разрушения, уничтожения и от грозящего нам всем безумия.
- Безумия? – повторил Казимир, догадавшись, что значит на хиттайском это слово. – Почему безумие?
- Знаешь, что такое восемьсот лет замкнутого мира? – спросил Тейя. – Это действует на мозги так же, как если бы тебе их вытащили при бальзамировании. И победа над этим – еще один мой вызов!
Он встал и прошелся среди мерцающего оружия на стенах. Именно такое обрамление больше всего шло его царственно-грозной фигуре.
- Сначала бальзамирование, заживо, среди расцветающей заразы. Кошмар в кошмаре. Я даже думаю, что великий Цефей, который делал это, заразился сознательно. Я не навязываю этого убеждения своим людям, но последние дни он жил в непрерывном ужасе. Потом – отсев тех, кто не прошел это. Да, мало разумного может остаться в голове, когда смотришь на собственные внутренности в тазу рядом с собой. Впервые мне было больно уничтожать людей. Ты слышишь, варвар, - сказал он с самоубийственно-безжалостной улыбкой, - мне было впервые больно убивать людей (уже практически не людей), потому что других у меня не было, и они были не враги, а мною же избранные! Но пришлось это сделать с некоторыми. Потому что механические идиоты – не подданные, неуправляемые маньяки – не подданные, бессознательные растения – тоже не поданные. И все они более достойны покоя, чем позорного существования. И… я не представлял раньше, как тяжело управлять людьми, потерявшими нормальное чувство страха живого существа. В этом чувстве все – дисциплина, воля, стремление действовать и, я бы сказал, личность. Я не говорю про трусость, я говорю про чувство самосохранения, которое теряется вместе с жизнью, способностью воспринимать боль. То же самое можно сказать про желание жить, его потеря так же страшна. Хорошо, что в природе существуют вещи, которые это восполняют: долг, забота о близких, о повелителях, привычка, в конце концов. Многие человеческие черты, которые ты сейчас наблюдаешь, - искусственно возвращенные привычки из прошлой жизни. Слава Небесам, не все потеряли голову в этом хаосе, и я в том числе. Я приведу в чувство кого угодно, не добровольно, так хоть насильственно. Самое легкое, что можно вернуть, это подчинение, исполнение воли. Ты не представляешь себе, насколько этого недостаточно. Я, Кер и несколько других – и толпа совершенно безликих, подчиняющихся тебе существ. Я почувствовал себя в муравейнике. Мне не нужна была масса серой глины, мне нужен был мой народ. Нужно было заново разбудить в них воспоминания, желания, интерес друг к другу. Мы и есть то, что нас сейчас окружает. Мой народ создан заново.
Тейя умел красиво говорить, как и все остальные здесь. Вероятно, речь как искусство играла в этом мире не последнюю роль.
- А потом, - продолжал царь, - была наша борьба с мраком. Я знал, что когда-то нам придется столкнуться с ним. И он бы перечеркнул все наши достижения. Какой смысл существовать в темноте? Это мучительный конец всему. Поэтому я еще наверху искал выход из этого положения. Его нужно было обязательно найти. Но мы вынуждены были спуститься сюда, так и не успев найти его. Мы берегли свет и искали, чем освещать нашу жизнь дальше. На случай неудачи у меня был вариант массового самоубийства. Но, понятно, люди от меня ждали совсем не этого. О, эти нескончаемо-тусклые лампы!.. Вот что может действительно свести с ума окончательно. Но мы справились и с этим. Именно это заставило меня посылать народ на расширение наших владений, и мы нашли себе еще и свет. Теперь я и мои люди – такие, какими должны быть: разумные, самодостаточные, величественные, дисциплинированные и боеспособные.
Хоть Тейя и не стал об этом говорить, но свою боеспособность он проверил на практике. Больше года назад, когда пески только-только освободили часть Мертвого Города, он стоял на пути небольшого отряда, направляющегося через это место неизвестно откуда неизвестно куда. Небо, как ни странно, было затянуто облаками – бледным подобием выцветших песков под ногами. Среди этих песков люди в отряде увидели далеко перед собой зловещую, пугающую необъяснимостью своего появления фигуру в кроваво-красной одежде. Когда стало очевидно, что пятно на бледном фоне – одинокий человек, отряд остановился, но фигура продолжала медленно приближаться.
- Демон, - сказал один из них и, когда остальные обернулись к нему, добавил: – Здесь появился Мертвый Город. Это дух пустыни.
Возможно, отряд развернулся бы и объехал это место, если бы Мертвый Город не был прямо за ними. Поэтому они проехали вперед, навстречу безмолвной фигуре, окутанной роскошной, словно окровавленной тканью, накинутой на голову, плечи, сколотой фибулами и прикрывающей не менее роскошные доспехи; навстречу призраку царственного воина с опущенными мечами в обеих руках. Расстояние сократилось, и они остановились, чувствуя, что демон не исчезнет, как мираж, и не пропустит их. Молчание длилось долго.
- Что тебе нужно? – спросил один из них.
- Бой! – ответил Тейя на своем языке.
Тейя усмехнулся своим воспоминаниям, не изменчивым и упрощенным, как воспоминания живого человека, а холодным и точным. Тогда он бился со всеми – подряд и одновременно – и убил всех, кто не успел от него сбежать верхом или пешком. Добрались ли выжившие до какого-нибудь человеческого жилья и поведали ли кому-нибудь о своей встрече с духом пустыни, неизвестно, но некоторых из них догнали стрелы хиттайских воинов. Лошадей и верблюдов отпустили на милость дикой природе, и, возможно, они отправились туда, откуда начали свой путь. А имущество и оружие забрали себе. Так что, дурная слава этого места началась еще тогда, до раскопок.
Тейя прервал свои мысли и перевел взгляд на Казимира.
- Но даже несмотря на наше великолепие, оказывается, мы завидуем вам. Мои люди обсуждают ваше прибытие. А наши прекрасные женщины буквально поглощают вас глазами…
- Да, они божественны, - говорить о том, что женщины божественны, Казимиру казалось совершенно естественным, на любом языке. – Но их здесь не так много.
- Остальных забрала с собой Кер, - сказал Тейя. – Было безумно жаль, но раз уж она решила править по-своему, пришлось ей уступить. У нас все слишком по-разному. Сейчас твои товарищи, скорее всего, по уши в приключениях, если она не решила их казнить или пустить на опыты. С ней никогда не приходится расслабляться или жалеть о чем-то.
Что-то в голосе Тейи заставило Казимира вслушаться в его слова по-другому. Он подумал и сказал:
- В нашем отряде ходила поговорка: «Не знаете, что впереди – не разделяйтесь».
Тейя взглянул на него, едва повернув голову, искоса, оценивающе.
- Я понял, что ты хочешь сказать. Хоть это и не твое дело, наглый пленный варвар из внешнего мира, но ты, конечно, прав. Я бы тоже хотел всех вернуть назад, но она должна прийти первой. А у нее все настолько прекрасно, что она и не думает об этом.
Казимир еще раз задумался, понимая, что Тейя говорит об этом просто потому что варвар здесь единственный живой человек, для которого чувства что-то значат.
- А на великую царицу моя поговорка может подействовать так же убедительно?..
Тейя великодушно рассмеялся:
- Не выдумывай себе ничего лишнего, пленник. Наш народ – един. Мы просто… разошлись по разным комнатам. Но можно попробовать.


Глава 19
Даже если меч понадобится один раз в жизни, носить его нужно всегда.
Японская пословица

Эразм столкнулся с Эваном в Северной Галерее. Это было очень длинное и очень высокое погруженное во мрак помещение, а сами многоэтажные галереи располагались с обеих сторон вдоль стен. Редкие, встроенные в колонны светильники производили впечатление ярких уличных фонарей.
Взгляд Эвана не понравился Эразму с самого начала.
- И что ты делал в покоях царицы? – спросил Эван.
Интонация предполагала, что такие вопросы не оставляют без ответа.
Эван вышел из-за одной из колонн и теперь стоял почти перед Эразмом, еще не преграждая ему путь, но уже лишая возможности пройти мимо. Эразм не видел его уже сутки и понятия не имел, чем он был занят все это время. А сутки, которые начались сейчас, были последними.
- Ты мне ответишь? – еще раз спросил Эван.
Эразм медлил с ответом, потому что пытался понять, что означает поведение наемника, и к чему клонится разговор. И самое главное – ПОЧЕМУ он туда клонится. Выражение взгляда Эвана все так же невозможно было объяснить и описать. Оно было почти нормальным, но… неуместным и оторванным от происходящего.
Эразм оценивающе окинул фигуру варвара – собранную, подтянутую, уверенную. Кер оставила им оружие в знак доверия, на поясе Эвана висел меч. Но это Эразма не беспокоило – теперь он тоже был вооружен.
- А почему я должен тебе отвечать? – неожиданно спросил Эразм.
- Потому что я хочу знать, - просто и резко ответил варвар.
- Я не думаю, что должен что-то обсуждать только потому что ты хочешь знать. Я вообще не думаю, что мы должны что-то обсуждать. Это не наше дело.
- Я буду сам решать, мое или не мое дело.
- Но почему??? Какое это имеет значение?
- Ладно. Отвечай на вопрос.
- Я видел тебя вчера там же. Но я таких вопросов не задавал.
Эразм холодно улыбнулся, одновременно спрашивая себя, зачем он провоцирует вооруженного и непредсказуемого варвара.
- Заткнись, - ответил Эван.
Но Эразм решил подвести итог всему сразу.
- Кер ищет живое повторение своего Тейи. А из нас двоих, если кто-то и похож чем-то на Тейю, так это ты!
- Заткнись уже окончательно, - внешне совершенно спокойно повторил Эван.
- Ревность, - подвел итог Эразм.
Ответом ему был звук медленно извлекаемого из ножен оружия.
- Она принадлежит не нам, Эразм, а сам знаешь кому…
- Вот именно. Поэтому – это не наше дело. Не противоречь своими действиями своим же словам…
- Не наше дело – но ведь оно же уже сделано?..
Вот тебе и шкатулки со змеями… Похоже, в голове Эвана все еще бродит призрак черной пантеры на белом ковре. Эразм понял, что варвар больше разговаривать не собирается и переходит к атаке.
Но Эразм в бою был сам та еще бестия. Он фехтовал профессионально. К тому же, он прекрасно понимал разницу между реальными ситуациями и красивыми тренировочными движениями и делал практический выбор в пользу первых. И у него теперь тоже было оружие. Мало того, ему предоставили выбор, и он выбрал меч, идеальный для себя.
Поэтому он вступил в бой с уверенной улыбкой. Эван не оставил ему выбора – пусть получает, что хотел.
- Дьявольщина! – выругался Эван, когда понял это.
Но он принял это как должное: наемники не рассуждают об умениях противника и не удивляются, они бьются со всеми, с кем придется. И было видно, что Эван собирается своего противника уничтожить.
Эразм не мог заставить себя не только сделать то же самое, но и просто поставить себе такую цель. Несколько раз он уже замечал в практически-выверенных, привычных движениях варвара ошибки, которые могли бы стоить Эвану жизни, но так и не воспользовался ими, несколько раз предвидел способ его атаки наперед и каждый раз был готов к ней. Он понимал, каковы намерения его противника, тем более, что после очередной неудавшейся атаки Эван сообщил ему, что все равно убьет его. Но Эразм надеялся, что либо ему удастся окончательно остановить варвара, либо вывести его из строя, либо убийство произойдет автоматически, и ему не придется переступать через себя. У него не было ненависти к Эвану. Было сожаление, что с этим человеком, очевидно, уже никогда не восстановить нормального и безопасного общения – ситуация зашла в тупик. По всей видимости, и у Эвана не было никакой ненависти к Эразму, он просто решил, что его нужно убить.
Скоро кто-то из них начнет сдавать позиции. И Эразм уже привк к мысли, что ему придется распрощаться с Эваном. Со стороны их поединок казался завораживающим не только из-за фантастически-зловещей атмосферы Северной Галереи, но и из-за разницы в весовых категориях бойцов – легкого, как тень, Эразма и монументального, как приведенная в движение скульптура, Эвана.
Этой разницей и воспользовался Эван, когда ему почти удалось загнать Эразма в угол. Он просто выбил из стены гардой какую-то подходящую часть одного из витиеватых каменных светильников, и все это сбило молодого ученого с ног. Шарообразная, похожая на уличный фонарь лампа, чудом не разбившись, укатилась далеко вдоль коридора, освещая вокруг себя тьму.
Для того, чтобы подняться, Эразму нужно было лишь мгновение. Но Эван не дал ему этого времени. Он атаковал сверху и очень скоро, пользуясь своим выгодным положением, выбил из его рук меч, демонстративно отбросил его ногой в сторону и вернулся добивать своего противника. Пару раз Эразму удалось увернуться – как ему казалось, последний раз в жизни. На третий раз он был все-таки ранен колющим ударом в руку, пока даже не заметив боли, и одновременно краем взгляда увидел за спиной Эвана приближающуюся высокую фигуру Казимира. Без предупреждения, просто ниоткуда, как будто их не разделяли долгие часы подземной дороги.
Эразм был уверен, что Казимир немедленно присоединится к своему товарищу-латийцу, и они добьют его вместе. Но вместо этого, к удивлению Эразма, Казимир, на ходу вытащив меч (он тоже оказался вооружен!), развернул Эвана за плечо и после того, как тот обернулся, атаковал его.
- Какого черта??? – спросил его Эван и принял бой.
Варвары дрались, как два леопарда, которым стало наплевать на свои роскошные шкуры. Но у Эвана, измотанного предыдущим поединком, было мало шансов.
Эразму было некогда гадать, почему Казимир сделал такой выбор. Он думал, что ему теперь делать. Встать и помочь Казимиру? Но у алларийца была возможность напасть на противника сзади. Он сознательно не сделал этого, он намеренно развернул Эвана к себе и выбрал честный бой. Перевязать рану в плече, пока не вытекло слишком много крови? Подобрать меч? Второе и третье точно не помешает, нужно быть готовым ко всему.
А пока Эразм напряженно следил за движениями варваров и думал, как демонически-прекрасен аллариец в бою. Неуместное, но эйфорически-чарующее чувство…
Первые секунды боя Казимир поступал, как Эразм перед этим, то есть давал Эвану шанс остановиться. Но после очередной контратаки, когда он понял, что Эван настроен на убийство, он сделал удивленное лицо, пожал плечами и настроился на то же самое.
За спиной Эвана Эразму не было видно, каким ударом Казимир отправил латийца на пол, зато ему очень хорошо было видно движение клинка сверху вниз, которым он отправил его на тот свет. Потом Казимир опустился перед убитым им варваром на одно колено, убедился, что Эван действительно мертв, вытер свой меч о его одежду, встал и очень небрежно бросил оружие в ножны…
- Идиот… - бросил он мертвому Эвану, подошел к Эразму и великодушно протянул ему руку, чтобы помочь подняться.
…Эразм почувствовал, какими глазами он смотрит на великолепного победившего варвара. И как физически-ощутима сгустившаяся аура его впечатления. Странно, его никогда не завораживали мужчины. Но это… интересно. Может, он тоже сходит с ума? Такое безумие ему, пожалуй, нравится. И, придется смириться, объясняется оно не психотропным воздействием этих стен, а гораздо проще. Главное, чтобы Казимиру со стороны это не было заметно – варвар этого точно не поймет!
- Эразм!.. – Казимир истолковал его замешательство по-своему. – Ученый, не тормози. Это все потеря крови, сейчас придешь в норму.
- Почему ты помог мне, а не ему? – спросил Эразм.
- Он сошел с ума. Какой выбор я еще мог сделать? Почему он напал на тебя, когда следует держаться вместе?
Эразм только рукой махнул:
- Можно, я не буду говорить?
- Можно. Ваша драка – ваше дело.
Казимира вполне устроил ответ Эразма. Он больше не стал задавать вопросы и принялся помогать ему в перевязке раны. А Эразм почти перестал сопротивляться своему незримому погружению во влекущее сплетение ощущений, которые только усиливались близким присутствием, тембром, акцентом варварской речи, и которые, как он надеялся, никогда не перельются через край его внутреннего мира.
- Ты, кстати, крут, - заметил Казимир.
- Я учитель фехтования, - почти равнодушно отозвался Эразм.
- Да??? – Казимир взглянул на него. – Никогда бы не подумал. Ну да, ты говорил что-то такое… Ученый, ты – кладезь сюрпризов.
- Ты не представляешь, каких, - мрачно сказал Эразм с сарказмом, направленным на самого себя.
И внезапно нашел в этой стихийной ситуации хоть что-то отрезвляющее.
- А ты откуда здесь взялся, Казимир? – спросил он.
- Из царства Тейи, - просто ответил варвар. – Иду предложить им объединиться. И посмотреть, почему вы тут застряли.
- То есть, вот так: царь Тейя взял и отпустил тебя сюда без конвоя?
- Слушай, я наговорил ему кучу таких страшных клятв, что если они что-то значат, я буду самым проклятым человеком на земле, если их нарушу. Так что, мы теперь доверяем друг другу.
Эразму оставалось только удивиться.
- Кажется, ты далеко пойдешь… Ты, кстати, сильно рисковал. Знаешь, что здесь ходит Тварь Тьмы, «охотник»?
Казимир на секунду задумался.
- Да, видимо, знаю. Уже не ходит. Я его убил.
- Боги! Ты и это уже успел сделать? Чем ты его убил – мечом?..
- Да, - Казимир как ни в чем не бывало продемонстрировал рану на левом предплечье, лишь слегка небрежно замотанную грязными кровавыми тряпками.
- Ты берсерк.
- Нет, - сказал Казимир. – Берсерки сумасшедшие, а я нет. Мне пришлось от него отбиваться. Я бы его и пальцем не тронул, если бы он не захотел меня сожрать. Но…знаешь, страшная зверюга!
- Знаешь, мы тоже одного убили. Втроем… - сказал Эразм с тем же сарказмом. – Командир Рекс погиб.
- Жалко его, - отозвался Казимир. – Дельный мужик был.
Сзади раздался звук льющейся воды, и они обернулись на него и на вспышку белого света, последовавшую за ним. Это Лирика, стоя на четвертом этаже галереи, выплеснула содержимое одного из светильников, чтобы лучше рассмотреть, что происходит внизу. Освещенная снизу-вверх, ее фигура в белом казалась угрожающе-прекрасной, как первозданный хаос.
- Люди… Живые люди, - произнесла она с презрением, которое усиливало отдающееся от стен эхо. – Убили еще одного, такого же живого человека. Вы неисправимы! Вы не представляете, как это отвратительно.
- Эван сошел с ума, и нам пришлось защищаться, – попытался объяснить астроном, хотя сейчас это действительно казалось ужасным.
- Бывает. Здесь в самом воздухе – безумие, - она кивнула на Казимира. – Кто это?
- Эталон, - ответил Эразм.
Лирика перегнулась через перила и, как ночная хищная птица, внимательно осмотрела варвара зелеными глазами.
- Да, эталон, - согласилась она. – Вас ждет царица Кер. Хочет воссоединить наши государства. Но не знает, как к этому отнесется царь Тейя.
- Царь Тейя выступает со встречным предложением, - сказал ей на это Казимир с помощью своей чудесной мешанины из двух языков.

Между 19 и 20
Тейя стоял на песчаном холме и смотрел в бескрайнюю угасающую даль погружающейся в ночь пустыни. Поражающая воображение фигура, закутанная в легкий белый плащ, своей подавляющей монолитностью составляла контраст с тонкой, трепещущей от малейшего движения воздуха тканью. Задумчивый взгляд суровых, как морские глубины, глаз царя был обращен к безжизненному горизонту и терялся в нем, в охлаждающихся песках его бывшего государства. О чем думал самый величественный человек на земле, знать было невозможно.
На склоне холма, среди редких низких кустов полыни показался черный силуэт собаки, поднимающейся снизу. Заметив фигуру в белом, пес настороженно остановился.
- Консул!.. – окликнул его Тейя, и стройный пес с длинными ногами, уверенно завиляв хвостом, направился к нему.
Он подошел, приветливо облизал протянутую руку царя и просунул под нее узкую морду, не переставая с дружественным достоинством размахивать хвостом.
- Что ты видишь здесь, Консул, каждый день, в этих песках? – произнес Тейя, когда пес уселся у его ног. – Я вижу здесь широкую каменную дорогу, открытую для колесниц…
Тейя обратил взгляд в сторону Мертвого Города, безмолвного, но наполненного скрытой жизнью диких пустынных существ.
- И росписи, восхваляющие божественное небо, на высоких стенах зданий и на Главных воротах.
Небесное свечение на западе тускнело, сужалось и превращалось в кровоточащую рану…
- И там, у горизонта, всадников, догоняющих степных газелей. Я вижу здесь, пес, то, чего нет для тебя и для многих десятков поколений таких, как ты.
Тейя и пес стали теперь силуэтами тьмы на холме под космическим куполом, наполняющимся звездами.
- Твои предки были шакалами, пес, - сказал Тейя. – Несвободными, но облагороженными служением своему господину. Ты гораздо свободнее всех нас, хотя не понимаешь этого.
Собака продолжала неподвижно сидеть, вслушиваясь неспокойными острыми ушами в пролетающие над землей звуки, зовущие своей неизвестностью в темное пространство наступающей ночи.


Глава 20
Если правда случится Рогнарек, то надо встретить его вместе. И так встретить, чтоб нас помнили.
А. Розов, «Мауи и Пеле, держащие мир»

- Эразм! Нужно поговорить.
Казимир нашел астронома в увешанном коврами углу за лабораторией Лирики и застал за за перевязкой несерьезной, но все же дающей о себе знать раны, перед отправлением обратно к Тейе. Эразм вздрогнул от звука его голоса и обернулся.
- Не надо смотреть на меня такими глазами – я еще ничего не рассказал, - произнес Казимир. – Не знаю, может, нас прослушивают, надеюсь – нет. Но все равно разговаривать и негде, и некогда. В общем, слушай. Пока я находился у Тейи, мне удалось побывать наверху, в лагере.
- Наверху, в лагере??? И тоже без конвоя?
- Ну, ты же помнишь про страшные клятвы верности? Мне их и произносить-то было страшно, не то что нарушить и сбежать. И, да, за мной, естественно, следили. Я туда отправился, потому что у нас кончилась еда и вода, а царь Тейя таких вещей не держит. Я бы обошелся, но мне стало жалко нашу землеройку.
- Я даже не спросил, как он!..
- Он – счастлив, как новорожденный осел. Он тоже сошел с ума, потому что сутками копается с росписями на стенах. И от этого он безумно счастлив. Это счастье сведет его в могилу. По крайней мере, это будет единственный из нас человек, который умрет счастливым.
- Все так плохо? – спросил Эразм, чувствуя, что не может простить себе то, что даже не вспомнил об Аримате.
- У него-то все хорошо. Он забыл напрочь про еду, воду и отдых. Приходилось напоминать ему.
- Ему нужно как-то выбираться оттуда!
- Так он не хочет обратно! Я же говорю – он счастлив. Смертельно. Ладно. Дело в том, что я отправился в лагерь. Естественно, ночью. Естественно, так, чтобы меня не видели. А то были бы расспросы. Я разжился чем нужно. Потом прошел мимо палатки помощника Аримата. Да, да, у него есть помощник, я тоже о нем не помнил. Но он есть. У него был посланник из Царского Центра Наук, из столицы. И… я занялся позорным шпионажем и все подслушал.
- Что?.. – с осторожным любопытством спросил Эразм.
- Подожди. Потом я занялся еще более позорным воровством и стянул послание, которое предназначалось Аримату. Я помню о клятвах, но таких вещей пока не стал рассказывать нашим хозяевам. Послание я украл, потому что не уверен, что смогу все передать словами правильно. Оно предназначалось Аримату, но и ему я ничего не отдал, потому что от него теперь нет никакого толка. Мне нужно было сначала обсудить все с вами. Я поэтому напросился мирить наших хозяев. Хорошо, хоть один из вас жив…
- Давай обсуждать, - с легкой тревогой сказал Эразм.
- Они говорили о приказе государя, нашего, не Тейи, - сказал Казимир, хотя и так было понятно. – Его раздражает эта беготня с раскопками и тем более идея с приговоренными. Больше некого было найти – это позор, так он считает. И то, что от раскопок до сих пор нет пользы, это его раздражает тоже. Ему сейчас позарез нужна казна и этот, как его – престиж. И он собирается нагнать сюда рабочей силы, охраны и всяких жрецов, потому что надо как-то бороться с нечистой силой, - он протянул Эразму послание. – Что в нем, я не знаю, потому что грамота – это не мое.
Эразм развернул послание, пробежал глазами и свернул снова.
- Да, все так, - мрачно, с задумчивой растерянностью сказал он. – Народ, жрецы, солдаты. Злые духи – недостаточное основание для того, чтобы отказывать государству в извлечении легендарных богатств, которые, как известно, здесь есть. Раскопки затянулись, как там написано, а казна ждет результатов. Вопрос в том, хорошо это для нас или плохо.
- Я тоже не знаю, - сказал Казимир, глядя на Эразма. – По крайней мере, когда начнется эта движуха, про нас должны забыть?..
- Или заставить работать против своих. Или сделать из нас… да, ты не знаешь.
- Чего я еще не знаю?
- Да… можешь пока и не знать. Не забивай голову тем, что может не понадобиться.
- Там ничего не говорится про сроки? – спросил Казимир.
- Нет, но судя по тону письма, тянуть не будут. Не уверен, что стоит сразу сообщать царям Хиттаи… Я хочу уйти отсюда каким бы то ни было способом.
- Но уйти так, чтобы тебя не отправили на виселицу свои же, - напомнил Казимир. – За побег с задания. Нас к концу этих суток уже не должно здесь быть.
- Ну да, нам надо будет объяснять наше отсутствие. Там, наверное, в связи с этим переполох?
- Еще бы! Теперь вообще никто не сунется, все будут ждать серьезных сил. И что будем делать? Я не хочу вредить ни тем, ни другим, но служить двоим – это предать обоих, так не делается. Поэтому лучше попробовать свалить. Но ведь ни те, ни другие от нас так просто не отстанут!
- Да, - согласился Эразм в тяжелой задумчивости, потому что помнил, на каких условиях Кер обещала отпустить их. Пожалуй, лучше предупредить Казимира сейчас, хоть у этого варвара и сложились какие-то свои деловые отношения с «хозяевами», как он выражался.
Но их прервал Сами. Он не забыл, что отвечает за пленников, вернее, теперь уже за одного пленника. Он встал в проходе, выразительно показав подведенными фиолетовыми глазами на выход, и лично проследил за ними.
- Подумаем и поговорим потом, - успел сказать Казимир.
Следуя за воином, Эразм подумал, что Сами должно было порадовать это путешествие к царице из-за личных интересов: в свите Кер, оказывается, была его жена. Эразм бы не подумал, что у Сами вообще была жена, но она была, и Эразм несколько раз видел их вдвоем на верхних этажах Северной Галереи. Аккуратная, теперь уже вечно юная рыжая «лисичка» с лентами и цветами в волосах и тщательно накинутым на левую руку покрывалом, скрывающим повреждения, с которыми даже Лирика ничего не могла сделать. У Элесии была своя история, о которой Эразм не знал.
Блистающая золотом Кер прошла мимо в ярком окружении почти таких же блистательных женщин, от которых у Казимира восхищенно разбегались глаза. Она остановила на нем взгляд.
- Ты убил второго «бродячего охотника»? – с интересом спросила она.
- Да, госпожа, - просто ответил варвар. – Так получилось, что я, а не он.
- И еще одного сможешь?..
- Сколько угодно, моя госпожа. Пока они меня не сожрут.
- Нет, - сказала Кер. – Не надо. Я бы предпочла живого «охотника». Как я хотела бы завести такую тварь! Может быть, тогда он был бы впряжен в мою колесницу… Но им нужен ветер. Ветер и тьма. Они не любят свет, а мы избегаем мрака. Неприручаемые Твари Тьмы! Лучше по пути покажи нам место нахождения убитого тобой «охотника». Отправим еще один подарок Лирике.
Кер не стала отсылать к царю вестников со своим решением, она собиралась явиться к нему лично. А о том, что Тейя ждет ее, она узнала очень просто: ей сказал об этом Казимир при первой встрече, когда ей только что сообщили, что в ее краях появился еще один человек из внешнего мира.
Смерть Эвана ее очень огорчила. Но не помешала отдать зловещее приказание – отнести его тело к Тоннелю Ветров. Она объяснила это просто: в их мире ничто не должно разлагаться, и быстрее всего с этим справятся Твари Тьмы.
Теперь она собиралась в путешествие с парой десятков слуг и охраны.
Это было впечатляющее и магически-притягательное действие. Выстроенные ряды подданных Кер были освещены круглыми лампами, которые они несли с собой: бледно-зеленоватыми, как луна болот, бело-желтыми, как солнце среди полуденных испарений, янтарно-оранжевыми, как плод неземного сада. Неуловимая музыка, сопровождающая их, как будто ниоткуда, как фон для происходящего. Ювелирно-красивые женщины с умиротворенными, как у жриц, выражениями лиц, кажется, забывшие о кошмарах своего прошлого. Их мистическое пение. Движение шагов под роскошными одеждами. Бескрайняя тьма, окружающая их всех. Поющее подземелье, звучащее, как живое существо.
Все это вместе взятое, несмотря на гипнотическую привлекательность, имело чудовищную дозу – несколько долгих часов пути, наполненных непрерывным давлением на разум и ощущения. Но такое воздействие все происходящее оказывало только на двух человек – Эразма и Казимира.
Путешествие прервало их разговор – теперь за ними наблюдал Сами и окружали многочисленные люди. Поэтому каждый из них остался один на один со своими мыслями. Казимир ничего нового не придумал. Он уже провел за этими размышлениями столько же часов, когда шел во владения царицы Кер. За все время он сказал единственную фразу, что-то вроде «не рехнуться бы».
Эразм вообще ничего не говорил, чтобы не давать Сами повода прислушиваться. Но ему казалось, что сами мысли его слышны. Он понимал, что приближается момент, когда их судьба решится окончательно. Он понимал, что можно попытаться повлиять на нее. Но он не знал, почему постоянно думает о том, что станет с Хиттаей и ее обитателями, со всем их миром. Их послали исследовать Гробницу Шакала, и теперь у них есть шанс отлично справиться с заданием: они действительно многое знают, они могут предоставить полную картину происходящего в подземелье, даже набросать план действий по его освоению. Но и Кер, и Тейя тоже об этом знают – со всеми вытекающими последствиями. С другой стороны, Эразм видел вокруг себя неповторимый мир, на него смотрели десятки загадочных глаз, в его сумке лежала одна из рукописей, полученная прямо из рук царицы, правда, на время. И он уже рассматривал скорее как заманчивое предложение Кер сделать их вечными странниками между двумя мирами, чтобы иметь возможность возвращаться в этот эпицентр ожившей истории. Пока все слишком гармонично складывалось, чтобы прерваться вторжением извне…
Оба, особенно получивший недавно ранение Эразм, вздохнули с облегчением, когда путь закончился. Они прошли через огромные каменные ворота в центр полубожественной обители Тейи и оказались снова в вогнутом полукруге его роскошных подданных, как в прошлый раз. Только теперь их встречало не направленное оружие, а торжественная тишина. И снова центром всего была внушающая почти религиозные чувства фигура Тейи, все еще закутанная в белый плащ с капюшоном поверх тусклого блеска темных доспехов. Теперь можно было увидеть их вместе – легендарную правящую пару, которую не смогли разделить ни судьба династии, ни время, ни сложные, почти непереносимые характеры друг друга. Кер приблизилась к царю, и причина этого стала понятна. На Эразма она смотрела с интересом, на Казимира – с легким восхищением. А на Тейю она смотрела так, как будто у них были одни глаза на двоих. Глубокое море и небо над ним – картина сложилась в единое целое. Глубокое море в бескрайних песках, в бездне породы, за пределами Смерти.


Хранители тьмы

Последний день последнего летнего месяца
По городу ходят необъяснимые события. Жрица Нума убита. Илеара ежедневно читает проповеди народу, а при личных встречах убеждает меня согласиться на жертвоприношение. Конечно, я соглашусь, ведь это мой долг.
Вечером, во время общей проповеди на Священной площади я прилюдно даю свое согласие.
Поздним вечером убит верховный жрец, брат Илеары, Келен.

Первый день первого месяца осени
Я подозреваю, что причина убийств – Илеара. Теперь мне только один путь – на жертвенник.
Ко мне пришел Аддар Хорсай. Он предлагает немедленно отплыть с ним на «Терновнике» и стать его женой. Нет времени думать, я не хочу думать. После того, как он называет Аристию городом, погрязшем в золоте и пороке, я даю согласие.

Десятый день первого месяца осени
Аддар Хорсай отплыл следующим днем, и я с ним. Но не для того, чтобы странствовать по морям и грабить вражеские корабли. Мы поплыли на запад, путем «Хранителей тьмы». На вопросы, что это значит, Аддар Хорсай просит довериться ему. Это единственная недомолвка между нами, поскольку теперь мы – муж и жена. Дисциплина на судне идеальна, почти все – уважаемые люди, а грабеж вражеских судов, оказывается, вполне уважаемое занятие. Мы временно высадились на Острове Благословляющего в Море Благословения. Остров очень мал, и это не устраивает Хорсая. Поэтому теперь мы плывем еще дальше – к Позолоченному берегу.

Десятый день первого месяца зимы
Теперь мы далеко от берега. Но не в море, а на материке. Я стою на башне брошенной крепости, где мы теперь обосновались, и смотрю на кровавый, тусклый, страшный закат в мутном, как грязная вода, небе. Это и есть Тьма, о которой говорилось в легендах. «Хранители тьмы» не хранили ее – они бежали от нее. Из неизвестных восточных земель неизвестно куда. И не известно, спаслись ли. Мы – почти спаслись.
Уже находясь довольно далеко от побережья, мы поняли, что где-то очень далеко, но все-таки каким-то образом досягаемо до нас, начался кошмар. О нем возвестил необыкновенно низкий звук очень далекого грома. Мне было страшно представить расстояние, которое отделяло нас от этого проклятого места. Но все, кто до этого не имел о нем понятия, теперь узнали о его существовании. Эти звуки преследовали нас несколько дней. А потом постепенно небо стало черными осыпающимися хлопьями, переходящими в черные липкие потоки ледяной воды. Этот холод не пропал даже после того, как затяжные черные дожди закончились, оставив нас в непролазной ядовитой грязи. Что нас ждет дальше, я не знаю.

Первый день последнего месяца лета
Это время было самым ужасным не только в моей жизни, я уверена. Тьмы больше нет, ее последствия улетучиваются. Но не проходящий холод убивал и продолжает убивать все вокруг болезнями и неурожаем. Мы переживем это и вернемся в Аристию, чтобы узнать, что стало с цивилизациями…
Возможно, у меня будет время и желание продолжить дневник. Но я думаю, что эта история уже заканчивается.