Гробница Шакала 15-16

***
«Моя безумная Кер, Первая Царица Подземной Хиттаи! Жизнь, война и смерть предоставляли нам достаточно общих испытаний, которые мы прошли успешно. Мы были вместе легендарно долгое время, и я все еще вижу твою фигуру на троне рядом с собой, но тебе он больше не нужен. Будь где хочешь, если это поможет тебе остаться собой. Ты всегда все знаешь, мы с тобой знаем, что мы уже не одни на нашей земле. Ты отговорила меня от полного уничтожения вражеского лагеря, и даже не видя тебя, я послушался, не зная, верное ли это решение. Ведь уничтожить – значит вступить в бой с неизвестностью. Мы тянем время, которое тратят на нас люди сверху, но оно закончится, и мы должны знать, чем оно закончится. Мы должны сами решать, что с нами будет.
Я разговаривал с ними и хочу, чтобы ты поговорила с ними тоже. У нас один народ, вместе мы или нет, и каждое решение может повлиять на его судьбу. Столько пройдено, таким недостижимо-потерянным казалось небо, какой далекий от понимания мир мы создали!..
Хиттаи больше нет, Кер. И мы, конечно, знали, что это не исключено. Может быть, это хорошо: когда оставляешь государство в расцвете величия, опасаешься увидеть его в другом состоянии. Сколько картин славы, разрушения или позора рисовало за это время наше воображение! Я узнаю, как погибла Хиттая и чем она стала для нынешних хозяев – наследием и памятью, добычей и жертвой или просто чужим прошлым. Возможно, от этого будут зависеть наши решения.
Я не убил их, как остальных. И мне было легко это делать: отнимать жизнь там, где и так нет жизни, когда знаешь ей настоящую цену, тяжелее, чем кажется, тяжелее, чем оставлять ее. Но это временное решение, это блуждание в собственном лабиринте.
Я хочу знать, что ты думаешь об этом, и о чем ты вообще думаешь… Мы больше не делимся мыслями; возможно, теперь это нормально. Но я не хочу привыкать к этому. Я хочу в любой момент спросить у тебя что угодно – и услышать ответ. Любой ответ.
Но тебе не нужны мои слова. Ты услышишь из них только то, что захочешь, как всегда, только то, что посчитаешь нужным.
Поэтому я сейчас сотру это письмо с пергамента, ибо в нашем роскошном и ограниченном мире на всем нужно экономить, и напишу на нем другое, официальное.
Тейя, Великий царь Хиттаи»


Глава 15
Заворожен взглядом из бездны
М. Привалова

Черные, разветвленные коридоры, затерянные в незнакомом, пугающем и подавляющем своими размерами подземелье, не поддавались описанию. Залы, лестницы, повороты, узкие проходы – и все это неделимо слито с древним мраком, пока туда не посветишь лампой. Чувство безысходности обострялось еще и тем, что невозможно было знать, что находится прямо над этой могилой, на поверхности земли. По соображениям Эразма это должно было быть уже очень далеко от места раскопок, раз они добирались до владений Кер так долго. Хотя, кто знает, как у них здесь все устроено?
Они все трое стояли в большом зале со множеством разных по размеру выходов, больше похожем на расширение естественного происхождения, чем на искусственно созданное помещение. Откуда-то издалека, сквозь массив породы (сбоку? сверху? снаружи?) доносилось непрерывное гулкое гудение движущегося воздуха в Тоннеле Ветров. Судя по его описанию, над ним должны быть горы, вероятнее всего, Звенящее Нагорье. Ничего другого поблизости не было.
Здесь с ними была только Лирика, да и та не собиралась сопровождать их дальше. Охрана ждала бесценную жрицу-врачевателя у одного из входов. Лирика была в сером охотничьем балахоне, с бесчисленными кожаными ремнями, звенела оружием и сверкала из-под капюшона длинными изумрудными серьгами.
- Не знаю, ребята, в каких богов вы верите, - иронично, но доброжелательно сказала она. – Судя по вашему виду, в разных. Но советую вам сейчас взять в партнеры любого, который, по-вашему, разбирается в охоте.
- Госпожа Лирика, тебе надо познакомиться с эталоном, который остался в плену у государя Тейи, - сказал на это Эван, уже понявший, как с ней найти общий язык. – Он разделяет твой подход к вере.
- Уже приняла к сведению. Я думаю, что, если вы не найдете «бродячего охотника», вам лучше подождать здесь, пока он вас сам найдет. Не стоит идти искать его к Тоннелю Ветров. Там вас могут обнаружить другие его собратья – для первого раза слишком бурное развитие событий. Удачи, работайте слаженно, и у вас все получится!
Лирика оставила им карту местных коридоров и, помахав рукой, скрылась в черном провале выхода вместе со стражей.
Трое пленников (или уже бывших пленников, они и сами не знали) остались одни в гудящей тишине.
- Здесь мы его можем не услышать, - сказал командир Рекс, оглядевшись. – А вблизи Тоннеля Ветров и подавно.
- Наверное, все-таки услышим, - рассудил Эван, вспомнив адское шуршание при первой встрече. – Но к Тоннелю Ветров я все равно сходил бы.
- За каким чертом?
Эван указал наверх:
- Как вы думаете, где мы? Тоннель Ветров имеет выходы в пещеры. Так где мы можем быть?
- Звенящее Нагорье?..
- Звенящее Нагорье?
- И я так думаю. Больше нечему. А Звенящее Нагорье теперь уже не Кеверона, а Земли Пустых Окраин. Если в Тоннеле Ветров не так страшно, можно подумать о побеге.
Командир Рекс в уме оценил речь наемника.
- А это полезное предложение, - наконец решил он. – Хоть я и не собираюсь никуда бегать (бега – занятие неблагодарное, губительное и недостойное), но, возможно, здесь будет еще хуже. Нужно по возможности разведать, где хотя бы этот Тоннель и что он из себя представляет. Только… нам, наверное, не зря сказали, чтобы мы туда не совались. Я бы разведал путь до Тоннеля Ветров, а туда не полез бы.
- Ну а я туда полезу. Просто посмотреть, как там все устроено. А если путь будет открыт, предлагаю сбежать сразу.
- А Казимир и Аримат? – спросил Эразм.
- Аримат никуда не побежит. А Казимир и сам выпутается, будь за него спокоен. У него, наверное, уже есть свои четкие планы, он в нас не нуждается.
- Нет, мы, конечно, не бросим бойца на вражеской территории. Мы никого не бросим, - спокойно возразил Рекс. – Мы должны им хотя бы предложить. Придется как-то потянуть время.
- Но сначала нужно, наверное, разделаться с «бродячим охотником», а потом уж лезть туда, - предположил Эван. – А то это будет слишком…
- Определенно.
Тьма за пределами досягаемости голубоватых светильников продолжала где-то тихо завывать потоками воздуха.
Они осторожно обследовали один за другим несколько выходов, не встречая никаких посторонних звуков. Временами Эразму казалось, что стук его сердца должен отдаваться в глубине этих переходов, привлекая к себе внимание.
В конце концов остался один ход, в который он зашел первым.
- Мне кажется, он где-то здесь, - произнес Эван за его спиной.
Но Эразм никак не мог понять, слышит ли он что-то постороннее. Видимых следов пребывания кого-то кроме них не было.
- Я тоже что-то слышал, - сказал командир Рекс, и тут же где-то за поворотом раздалось резко удаляющееся шуршание.
- Будем ждать его здесь? – тихо спросил Эразм, взяв себя в руки.
- И свет прикроем? – добавил Эван.
- Да, только не совсем. Привыкнет – сам выйдет, - решил командир Рекс.
Несколько минут продолжалось полное молчание. А потом непреодолимая сила заставила Эразма осторожно завернуть за угол…
- Видишь что-нибудь? - чуть слышно, на ухо спросил его Эван.
- Да, - ответил Эразм, достаточно свободно ориентирующийся в почти полной темноте, увидев всего в десяти шагах от себя безмолвный хаотически возвышающийся силуэт.
На фоне этого угрожающего силуэта, на уровне чуть выше его взгляда, медленно открылись два больших сферических глаза цвета мерцающего лунного камня, едва ли не светящиеся изнутри. До этого они были прикрыты тончайшей мигательной пленкой.
Все то же завораживающее, несовместимое с инстинктом самосохранения любопытство заставило Эразма добавить света, и в темноте появились более четкие и неправдоподобные очертания: треугольная, заостренная вниз, по форме почти как у богомола голова; стройное, причудливо расчлененное хитиновыми доспехами тело со множеством длинных ног; расходящиеся из некоторых сочленений тончайшие, едва видные нити, тянущиеся во тьму, осязающие пространство вокруг; опущенное оружие на передних конечностях – огромные, двойные, отливающие сталью «косы». Кое-где разводы на доспехах светились зеленым точечным рисунком. Эразм не мог понять, кого больше напоминает существо – фантастическое насекомое или мифического дракона.
Малейшее изменение света привело «бродячего охотника» в движение. С его стороны раздалось громкое, как у кошки, шипение. «Косы» взметнулись вверх, а за головой с упругим звуком распахнулся фигурный щит – возможно, воротник, возможно, крылья – вспыхнувший ярким светящимся павлиньим рисунком, агрессивно мерцающий пробегающими по нему фиолетовыми огнями, угасая, растекающимися куда-то вдоль костлявого хребта. Невероятное существо преобразилось еще больше.
Это было парализующее зрелище. Однако его тут же прервал Эван – он решил, что Эразма пора спасать. Но свет его лампы, слишком резко появившейся из чехла (а она была самой яркой из всех трех), обратил «бродячего охотника» в бегство: взметнув, как в прошлый раз, россыпь тонких конечностей, он исчез в какой-то дыре в потолке, никем до этого не замеченной.
- Спугнул, - без осуждения сказал командир Рекс, когда рассеялось это гипнотически-заторможенное в своих мимолетных подробностях явление.
- С прошлого раза запомнил свет… - Эван констатировал причину побега «охотника».
- Он вернется и сожрет нас, как только мы расслабимся, - добавил Рекс.
…Снова потянулось долгое ожидание. Такое же долгое, как поиски до этого.
Его прервал Эван, которому все надоело:
- Между прочим, - сказал он, - за следующим поворотом есть вход в Тоннель Ветров.
- Откуда ты знаешь? – спросил командир Рекс.
- Я постарался запомнить карту. Теперь я уверен, что это то место. Всего несколько десятков шагов… да и воздух здесь… неспокойный.
- Пойдем проверим?..
За поворотом они, действительно, очень быстро обнаружили большую трещину, из которой буквально выливался упругий поток воздуха.
- Не передумал? – спросил командир Рекс.
- Нет, - ответил Эван и полез в дыру.
- У варваров вообще нет чувства самосохранения? – спросил у командира Рекса Эразм.
- Есть. Но дело в том, что многие варвары, если вбили себе в голову, что могут что-то сделать, начинают вести себя так, как будто ничто им не помешает. И это помогает им.
Эван со светильником протиснулся в узкий проход и огляделся в несущемся воздухе. Факел бы здесь не выжил.
Сначала он ничего особенного не увидел: коридор как коридор, неестественно прямой и умеренно широкий. А потом в его глубинах, по одному, по два, по три, начали зажигаться узорные созвездия из маленьких изумрудных точек. Когда он как следует посветил вокруг, ответом ему были десятки далеких лунных глаз, наполненных отраженным светом. Они медленно появлялись сначала где-то слева, а потом справа, потому что твари тьмы стояли против потока ветра, и те, кто был справа, постепенно оборачивались на свет.
Все они были далеко, и многие из них были небольшими, однако Эвана больше волновали те несколько, которые находились на уровне его глаз. Какое-то время все они молча мерцали круглыми глазами и разгорающимися точечными узорами. А потом Эван благоразумно решил не дожидаться развития событий и вылез обратно.
- Нет, мы туда, наверное, пойдем только в крайнем случае, - сказал он. – И «бродячего охотника» будем ждать подальше отсюда. Лирика была права.
- Там все плохо? – спросил Эразм.
- Как бы они оттуда не повылезали… - ответил Эван, уводя их обратно в соседний коридор.
Однако в соседнем коридоре они почти тут же столкнулись с «бродячим охотником». И на этот раз свет ему не мешал.
Он атаковал сразу, всех троих, без угрожающе поднятого воротника и предупреждающего шипения, молча, как добычу. Основной удар пришелся на командира Рекса. Остальные увидели, как он упал в смешении хитиновых «кос», крови и собственного оружия, успевшего вонзиться в нечеловеческого противника, и увлек за собой сверкающее великолепием чудовище.
Вклинившись в это переплетение суставчатых ног и человеческого тела, Эван и Эразм попытались что-то сделать. По крайней мере, Эвану удалось через секунду лишить «бродячего охотника» головы, но это никак не сказалось на энергии напавшей твари. Только движения теперь стали рефлекторными, они ничем не управлялись. Стараясь держаться подальше от рассекающих воздух «кос», они посмотрели на Рекса. Он, без сомнения, был мертв.
«Бродячий охотник» тоже уже был мертв, но продолжал бешено двигаться и оставался опасным. Сейчас он интересовал Эвана и Эразма гораздо меньше навсегда потерянного товарища. Вот так: несколько секунд – и все??? И одного из них больше нет?.. И не Эразма, мало приспособленного к боям с монстрами, не Эвана, знать не знающего, что такое осторожность, а Рекса, явного лидера в их группе.
Эразм не мог уложить в голове эту реальность, только что развернувшуюся перед ним. Но возле неподвижного окровавленного тела командира Рекса лежала узкая голубая лампа, продолжающая освещать несовместимые с жизнью раны.
- Не могу поверить, что все произошло так, - произнес Эразм.
- Уже ничего не сделаешь, - с досадой сказал Эван, внимательно глядя на тело бывшего командира. – Пойдем добивать ублюдка.
Агонизирующее существо удалось обездвижить, только еще несколько раз проткнув и разрубив его. Это заняло не больше минуты, но, когда Эразм и Эван закончили убивать и обернулись, что-то стремительно волокло тело командира Рекса во тьму, в направлении Тоннеля Ветров. Через долю секунды оно исчезло за поворотом. И пространство вокруг снова стало неподвижным.
- Это неописуемо ужасно, - снова начал говорить Эразм. – Нас две минуты назад было трое. А теперь даже тела нет.
- Да, это дерьмово, - согласился Эван. – Да не переживай ты так! Командир умер в бою, это очень достойно. По-хорошему, это он убил «охотника», так что он герой. Расслабься, у всех благородных граждан смерть на охоте считается в порядке вещей, они ее воспринимают как должное.
Смерть на охоте действительно считалась у знати нормальным явлением и даже весьма уважаемым, и это, как ни странно, до определенной степени успокоило Эразма. Не успокаивало другое. Случайно или нет, но Рекс взял удар на себя, он мгновенно и безупречно среагировал, и они, скорее всего, обязаны ему жизнью, но уже ничего не смогут для него сделать.
- Теперь надо сложить эту тварь в мешок и сматываться отсюда к Лирике, - сказал Эван, светя в сторону неподвижного «бродячего охотника».
Эразм внимательно посмотрел на хаотически разбросанное хитиновое тело.
- Эван, - сказал он, - это не тот «охотник», которого мы встречали до этого.
- В каком смысле «не тот»?
- Это другая особь. Того я рассмотрел очень хорошо, - объяснил Эразм. – У него все части тела были гладкими, они блестели, как сталь. А у этого – посмотри! – все узорное, в рельефе и выростах. Посмотри на эти украшения на «косах».
- Сдается мне, - с сомнением сказал Эван, - что не мог ты успеть так подробно все рассмотреть. Это воображение. Но это нормально…
- Я все прекрасно рассмотрел!..
- Ладно, - Эван посветил вокруг. – Хоть я тебе и не верю, но все может быть. Это еще один повод убраться отсюда побыстрее…


Глава 16
То смерть положила личинки в рану
Ф. Г. Лорка

Невозмутимая, сверкающая металлической чистотой многочисленных инструментов Лирика стояла над большим и широким столом с разложенным на нем сегментированным телом «бродячего охотника». С аккуратно завернутыми в узел волосами и засученными рукавами она вдвоем с Эразмом вскрывала добытого монстра. Вернее, она проводила вскрытие, а он делал зарисовки и записи. Сзади на полках возвышались огромные стопки книг и рисунков. Все, как теперь знал астроном, с подробнейшими, даже излишне скрупулезными изображениями и описаниями существ – от человека до самых обычных крыс, которые бегали наверху. Эразм подумал, что даже современная, модная сейчас биология не ведет себя по отношению к живым организмам так… маниакально.
После последних событий его мысли и чувства незаметно превратились в дружный хоровод разношерстных бесов: бесконечная замкнутость подземелий, невероятность их обитателей, обещанная смерть, нереальная, до тревоги завораживающая Кер, выворачивающие всю их жизнь наизнанку ритуалы, грозящие стать их будущим, гибель командира Рекса, бродячие чудовища, десятки или, возможно, сотни людей, потерявшие жизнь, но не существование… И поверх всего этого – постепенно исчезающее время их пяти дней, после которых либо смерть, либо… что-то непередаваемо отталкивающее. Что? Это все еще не было понятным. Мягкие, безобидные, как лепестки роз, слова Кер о служении, содержимом, частичках их мира на самом деле приоткрывали какие-то панически-ужасающие истины. Ужасающие еще до близкого знакомства с ними своей невозможностью, неизбежностью и сакральной противоестественностью проникновения в живое существо. Но Эразм пока не знал, как сделать этот выбор, вызывающий отторжение на физическом уровне.
Что бы ни было у него на душе, лежащая сейчас на столе Тварь Тьмы, существование которой он до вчерашнего дня не мог даже предположить, вызывала у него естественный интерес. Составляющие научной деятельности – обычная, отточенная, планомерная работа – его успокаивали, наполняя собой время и мысли.
Лирика бросила на него зеленый взгляд сверху вниз (она стояла, он сидел):
- Участвовал когда-нибудь во вскрытии?
- Угу, - отозвался Эразм. – Потом расскажу.
Эразму нравилась оригинальная, прямолинейная, слегка насмешливая и ехидная Лирика. И Эвану, по всей видимости, она тоже нравилась. От нее можно было не ожидать, что она с самыми чистыми намерениями придумает для них что-то ужасное и облечет это в поэтическую форму. Если она что-то такое задумает, она сообщит им тут же, честно и очень однозначно.
Ни научные зарисовки, ни записи данных не вызывали у Эразма ни малейшей трудности, он прекрасно понимал схему и того, и другого даже на чужом языке и при чужой методике. Вот только картина произошедшей несколькими часами раньше смерти командира Рекса упорно не исчезала, заполняла все мысли и мешала делать что-то другое, кроме как думать об этом.
Лирика задала ему несколько вопросов и, не получив ответа, отложила скальпель.
- Послушай, уже ничего не сделаешь. И я сочувствую вам. Но любой мир наполнен риском. И хорошо, что тела не осталось, здесь ему не место.
- Сочувствие не вернет человека. Мы были знакомы лично меньше недели. Но мы спустились сюда вместе. Мы были заодно. А теперь… это безвозвратно. Мы живем, а он – нет. Риском можно все объяснить, но кому будет от этого легче?
- Послушай, - еще раз сказала Лирика. – Я вам действительно сочувствую. У меня внутри большая часть органов заменена на Монолитную субстанцию. Но я в состоянии понять, что происходит, когда теряешь друг друга. Мы теряли друг друга десятками. Я не могу почувствовать это, но я знаю, как это чувствовать. Поэтому сожалею о каждой потерянной жизни, и о жизни вашего друга тоже. Царица хочет влить вам этой субстанции, пополам еще кое с чем, но это уже профессиональная тайна. Монолитная субстанция – основа, ее можно мешать почти с чем угодно.
- И что тогда?.. – спросил Эразм.
Лирика помедлила, видимо, прикидывая, что можно рассказать, а что не стоит.
- …Жить будете. И распрекрасно, даже, может быть, лучше, чем сейчас. Долго и счастливо. Если все пойдет как надо – очень долго и счастливо. Я об этом позабочусь. Вашим миром будут оба – ваш и наш. Ваше место – между ними. Вам все равно некуда идти.
- Я не хочу, чтобы что-то повлияло на мою личность, - признался Эразм. – Нельзя нас отпустить живыми и без этого?
- Уже очень много вещей повлияло на твою личность, не надо бояться еще одной. Вы и будете живы, но обречены вращаться между нашими мирами. Объясни, пожалуйста, своим товарищам, что это не страшно и уж точно лучше, чем смерть. Ни я, никто другой не вернет больше никогда вашего Рекса. Я не предложила бы вам смерть. Слишком много через мои руки прошло бесценных сокровищ – жизней существ, близких мне и далеких, и моя собственная тоже – угасая, искажаясь, утекая сквозь пальцы, безудержно, в никуда, бесповоротно. Мы остановили этот поток и остановились в нем сами. Мы изобрели новую форму существования. Я говорю «мы» - не Цефей, и не Тейя, и не они оба – потому что сохранить существование работающего тела это еще не все. Мы все учились и изобретали, как нам быть дальше, сохранить себя и не сойти с ума, не потерять воли и человеческих качеств. Мы видели, как одни из нас погибали, так и не успев возродиться, а потом другие умирали как личность, потеряв волю к жизни и последние следы рассудка, и наша помощь была бесполезна и для одних, и для других. Поэтому я знаю, как к этому относиться.
- …Как это было, Лирика? – спросил Эразм, завороженный ее монологом.
- Это было долго и страшно, ученый, - Лирика говорила серьезно и спокойно смотрела ему в глаза, все так же, сверху вниз. – Это похоже на огромное и глубокое смоляное болото, из которого ты пытаешься выбраться. Невероятной ценой ты выныриваешь – …и не видишь мира перед собой. Он исчез для тебя. Ты понимаешь это, понимаешь, что теперь тебя всегда будут окружать эти роскошные, замкнутые стены, ты никогда не увидишь близких, которые остались наверху, неба, моря, бескрайних далей. Что это «никогда» будет очень долго, до безумия, почти бесконечно. Что твое сердце не бьется, и ты не можешь вдохнуть воздух, потому что у тебя нет легких, и это неописуемо ужасает, приводит в панику, потому что живое тело так не работает. Что твой мозг никогда не будет таким, как при жизни, и это изменило твое сознание, но как изменило и насколько ты еще человек, ты не знаешь, ведь здесь не осталось живых, и сравнить тебе не с чем. Что у тебя нет будущего и стремления к нему, нет развития и цели существования, нет ничего, что заставит тебя действовать. А самое страшное – это равнодушие, которое охватывает тебя целиком, безнадежно. Равнодушие ко всему.
- Вы общаетесь и действуете вполне по-человечески, - сказал Эразм.
- Это результат долгого труда. Не все его прошли. Тейя никого не бросил. Но кого-то он посчитал более гуманным уничтожить. «Выглядит по-человечески» - спасибо, меня это радует. Ты просто не видел наиболее чудовищные формы сознания, извращенного новым существованием. Их больше нет, а мы… как-то пришли в норму. А что было до этого… - Лирика больше не хотела видеть перед собой глаза Эразма, слишком живые, наполненные вопросами и сопереживанием. Эмоции тормозили откровенность. Теперь она смотрела в огромные сферические лунные глаза побежденного «охотника». – Тейя был первым, Кер последней. Он должен был начать то, что предлагал другим, и стать примером для всех. А она – сохранить порядок в рядах его подданных. О, он был само великолепие: даже когда лежал на столе для бальзамирования, даже когда зелья Цефея разрушали его изнутри, даже когда боль отправила его в многодневное путешествие по миру бреда – и когда он вернулся оттуда. Безупречное величие. Неудивительно, что у некоторых из тех, кто видел хоть что-то из этого, сдали нервы.
- Кто-то отказывался? – спросил Эразм.
- Не всех спрашивали, ученый. Это адская шкатулочка, о которой ты, может быть, уже успел прочитать на стенах. У нас не было времени. Мы были изолированы. Те, кто заболел в первые сутки, были немедленно уничтожены. Но остальные – просто ждали бы своей очереди. Поэтому не было времени уговаривать или убеждать. Тех, кто отказывался или отрекался, Тейя распорядился убивать, но не отпускать. А Кер это выполнила. Я это прекрасно знаю, потому что я тоже была в числе последних, кто отправился за Тейей. Цефею нужны были помощники. И мы, несколько человек, включая Кер, помогали ему целыми сутками. Тогда это казалось страшным делом. Это же живые люди, знакомые тебе. Их добровольная покорность сменяется протестом. Бесполезным протестом. В воздухе висят паника, кровь, химикалии, крик, проклятия и молитва. Один длительный и массовый обряд. Но еще страшнее, когда у кого-то вдруг замечаешь первые признаки той болезни, которую принесли сверху. У нас действительно было очень мало времени… Благодарить богов можно только за то, что Кер терпеть не могла присутствия при дворе детей (по причине отсутствия наследников). Поэтому их среди нас не было. Только это оставило где-то там, во внешнем мире, наше будущее.
- И твое, Лирика? – осторожно спросил Эразм, чувствуя, что она не собирается продолжать.
Лирика столкнулась с ним непереносимо-зеленым взглядом.
- И мое будущее, ученый, возможно, витает где-то в вашем мире…
- А что стало с мастером Цефеем?
- …Последнее, что я могу вспомнить, когда в живых остались только Цефей и Кер, а Тейя уже пришел в себя, - как дьявольская Монолитная субстанция поглощает изнутри все, что когда-то было Лирикой, лишает движения, дыхания, зрения и сознания. Я неправильно говорю – не сознания, а осознанности, потому что одно из условий – сохранить сознание, не дать ему уйти навсегда. А возвращение… не похоже на триумфальное. Это не красиво, переполнено отталкивающими впечатлениями и прочими подробностями. Пожалуй, только Тейя сделал это… артистично. Два дня полной темноты перед глазами, отсутствия ощущений и воли – потом я осознала, что сказал мне в это время Тейя: Цефей к этому времени уже погиб. Он заразился. Его саркофаг находится у Тейи. Но мы все равно не смогли бы сделать для него то, что он сделал для нас. Мы до сих пор этого не умеем. Он оставил все секреты и достижения, какие успел передать, но воспроизвести их невозможно. Животные для этой цели не подошли, у них нет того сознания, что у человека, и они просто погружаются в смерть, они не возвращаются. Возможно, им нужны другие стимулы. Хотя, - ее тон изменился, - можно было бы на вас потренироваться. Были такие предложения. Я уже сказала, почему не поддерживаю их. И еще – сейчас это не имеет смысла. Живые и здоровые вы гораздо полезнее.
- Государь Тейя сказал, что они выходили в лагерь и проводили опыты над людьми, - сказал Эразм.
- Да, я слышала это. Когда первые из вас начали проникать к нам, стало очевидно, что заразная континентальная болезнь больше не защищает нас. Мы пережили ее. Тейя проверил это еще несколько раз.
- В современном мире о ней тоже не слышали.
- Знаешь, что я скажу – слава богам! Это делает уязвимым наше существование, но – слава богам. Не встречайтесь с ней. Вам помогут только самые жестокие меры.
Эразм молчал.
- Я вообще против того, чтобы использовать для защиты то, от чего мы сами когда-то защитили свое государство такой ценой, - продолжала Лирика. – Правда, там больше нет нашего государства, - скептически добавила она.
- Но у нас много общего, - возразил Эразм. – Мы многое у вас переняли. Вы – история. Не наша, но – почти наша история.
Лирика критически посмотрела на него.
- Ты – чересчур гуманист. Вы сейчас все такие?
Эразм подумал, что иллюзия миролюбивого и дружелюбного кеверонского общества могла бы стать для них пропуском отсюда, но…
- Нет, - честно ответил он.
- Ладно, - Лирика снова взяла инструменты. – Записывай: «Тварь Тьмы, взрослый «охотник», общий рост – почти два паса».
Она развернула за причудливо-костлявой спиной убитого существа яркий, фигурный, перепончатый воротник, весь в мрачных малахитовых разводах и кое-где в прорезях. И Эразм еще раз подумал о том, что в первый раз они видели перед собой другого «охотника». Об этом он и сказал Лирике.
- Ну, вы же и еще с одним справитесь? – заметила она своим обычным тоном. – Вы уже профессионалы. Я не хочу их убивать, лишь бы здесь не шатались. Возможно, для исследований мне хватит и одного.
- Вы послали нас туда только затем, чтобы потом исследовать их… - сказал Эразм. Осуждать он не решался, поэтому только констатировал.
- Это же лучше, чем убить вас. Все-таки больше пользы. Посылать туда своих слишком нецелесообразно. Если «охотник» раскроит нашего человека, как вашего Рекса, я его уже не восстановлю. А у нас каждый человек – величайшая ценность. Поэтому мы особо и не суемся к Тварям Тьмы, скорее, делим с ними подземелье. Тем более что это мы зашли на их территорию. Прошли те времена, когда было не жалко пустить в расход подданного. Так что простите. Но вы хотя бы послужили науке.
- А вы хотите как-то использовать их? – полюбопытствовал Эразм.
- Я пока не знаю. Мы должны осваивать любые ресурсы. Но если и не так, исследование ради исследования, знание ради знания не менее ценны. Почему? Потому что это совершенство. А здесь, кроме совершенства, не к чему стремиться. Чистейшая, бесцельная наука, чистейшее, бесполезное искусство, чистейшее, неживое существование. Совершенство.
Из поврежденных частей «охотника» вытекала фиолетово-вишневая жидкость, заменяющая Тварям Тьмы кровь. От нее даже исходил запах – тревожный, сладковато-аптечный. Боковые части стройного сегментированного тела состояли из сочетания чего-то, напоминающего ребра и металлические латы. В них красовались изогнутые отверстия, ведущие вглубь и изнутри как будто выстланные фиолетовым мхом. По одному в каждом сегменте, по пять с каждой стороны, как и говорила Лирика. Она уже успела просунуть в одно из отверстий руку до середины предплечья и вытащить ее обратно всю в разводах.
- Это дыхательные пути, - она очень внимательно вытерла руку и тут же очистила своими предохраняющими снадобьями. – Внутри они ветвятся.
- Вы не пользуетесь перчатками?
- Что это?
- Не думал, что скажу так, - Эразм улыбнулся, - но когда-нибудь я привезу их тебе сверху сколько хочешь.
- Ладно, - согласилась Лирика, не пожелав дальше разбираться в этом вопросе. – Ты написал «по пять с каждой стороны»? Зарисуй это. Доспех будем снимать в последнюю очередь, иначе все расползется. Я это уже знаю.
Со стола свесился безжизненный пучок почти невидимых, длинных, бесцветных нитей, выпавших из какого-то сочленения.
- Этим они ощущают мир во тьме, - сказала Лирика. – Не везде помогают глаза. Для этих штуковин в доспехе есть пазухи.
- Да, я это видел, - согласился Эразм, вспомнив, какими они были при жизни – ищущими, трепетными, как нервы.
Тонкий и подвижный, как будто разделенный на фактурные позвонки, хвост, который сейчас измеряла Лирика, производил впечатление стальной плети и, видимо, использовался Тварями Тьмы в их междоусобных войнах. Как выглядели «жрицы», которые отбирали добычу у «охотников», Эразм даже предположить не мог.
- Кстати, о добыче, - вслух сказал он. – Где твари таких размеров ее находят?
Лирика покосилась на ученого. Она подозревала, что он намекает на выходы из Тоннеля Ветров.
- «Тени» поедают небольшую живность в пещерах, а более крупные жрут более мелких. И подстерегают животных в горах, - наконец сказала она.
- А людей?..
- Там нет людей. Но если все-таки и есть какие-то, то у них точно имеются легенды и про подземных людей, и про подземных чудовищ.
- А как называются горы, Лирика? – спросил Эразм.
- Как ты думаешь?
- …Звенящее Нагорье.
- Да. В наше время они тоже так назывались.
- Я знаю. Карты изменились. Они стали подробнее и точнее. Но названия остались.
- Ты был там?
- Нет. Не был. А ты?
Но Лирика не стала отвечать на вопрос, только улыбнулась, так же иронично, но гораздо мягче обычного и продолжала вскрывать поверженное чудовище.

***
Смирение – это страшная вещь. Оно лишает воли, будущего, свободы и самоопределения. Я, кажется, смирился со своим пребыванием здесь и со всеми вытекающими последствиями. Но у меня есть на это причина. Я никогда и нигде не увижу то, что увидел здесь. И я готов платить за это. Почему бы не рискнуть и не отдать себя всему этому полностью? Меня больше волнует судьба моих товарищей, чем моя собственная. За себя я спокоен. При любом исходе – спокоен.
О Казимире и Аримате я ничего не знаю. Командир Рекс погиб у меня на глазах, почти убив при этом ужасную Тварь Тьмы, на которую мы охотились. А Эван начинает меня пугать. С какого-то мгновения его взгляд изменился. Он ненавидел эти подземелья больше всех нас. Он называл их самыми последними словами, когда его почти никто не слышал. Его могла отвлечь и разрядить только деятельность, любая деятельность, вроде той охоты. После нее мы разминулись. Но уже тогда его взгляд чем-то неуловимо настораживал – в нем появилась какая-то отстраненность и сосредоточенность.
Проводить вскрытие с чудесной Лирикой оказалось неописуемо интересным, хотя и жутковатым занятием. Она восхитительна, в ней прекрасен даже сарказм. Здесь она – священное существо, жрица врачевания, такая же гениальная, как Тейя. Это странно – у нас существовали представления, что бальзамирование, как и лечение, было чисто мужским занятием. Но Лирика в любом случае непостижимое исключение, ее вряд ли можно сравнить с другими женщинами, даже здесь. Кажется, я сказал ей об этом.
«Бродячий охотник», который убил моего товарища и которого мы вскрыли, просто распотрошил мое воображение и мое представление о живых существах (впрочем, как и все здесь). Он одновременно напоминает мне убийственное, сконструированное сумасшедшим разумом насекомое и изысканную хищную рептилию. Немыслимое порождение немыслимой среды обитания. Особенно это чувствуется, когда оно не скрывается во мраке, а лежит перед тобой на препаровальном столе. Беспорядочно раскиданные когтистые конечности, наполовину снятый с мышц доспех, аккуратно заостренная книзу, как у богомола, голова, скрывающая усеянную зубами пасть, похожие на ритуальное оружие «косы», красивый, как крылья бабочки, раскладывающийся за спиной перепончатый щит, запах, лишь очень отдаленно напоминающий запах крови…
Лирика заметила мой интерес к живым существам.
- Твои друзья звезды неживые, астроном. С каких пор тебе интересны создания жизни?
- Звезды притягательные. Поэтому я их выбрал. Но это всего лишь выбор. А познание притягательно независимо от выбранного предмета.
- Ты красиво говоришь. И разбираешься в науках. Ладно… - Лирика лукаво сверкнула глазами. – Советую тебе, пока ты здесь, попросить у царицы изучить рукопись под названием «Хранители тьмы». Она любит просвещение – и не станет отказывать.
- Тема тьмы мне не близка, - настороженно сказал я.
Оккультизм, приписывание физическим явлениям несуществующих свойств и отношений к человеку, погружение в какие-то «силы» и прочая похожая тематика меня раздражала и в определенных дозах начинала угнетать. По крайней мере, к познанию я это не мог отнести. Хотя здесь все это выглядело уместным, но никак не объясняло картину мира, даже такого.
- Это не о том, - отмахнулась Лирика. – Это не абстракция. Это про существ, похожих на наших Тварей Тьмы. Возможно, это их собратья. Кер даже использовала название «Хранители тьмы» для того, чтобы придумать имя нашим тварям. Это же она предложила назвать их так, когда мы обнаружили их, осваивая новые пространства. Конечно, это не одно и то же. Но… тебе будет интересно. Ты же, судя по всему, очень любишь всякие загадки. Все, что там написано – правда. Это дневник одного научного путешествия.
- Экспедиции??? В ваше время их практиковали?..
- В исключительных случаях практиковали. Только если считали это очень важным случаем. И так их не называли. Но это было не в Хиттае. Это перевод.
Вот это поворот. Дневник экспедиции восьмисотлетней давности??? У нас их отправляли направо и налево, это придавало обществу статус. Только денег на них, обычно, не хватало. А тогда это был, наверное, совершенно особенный случай… Интересно, как это происходило в то время?

Чуть позже я подходил к роскошным покоям царицы через огромный, как столичная площадь, зал с ярким освещением и полированными стенами из похожего на яшму камня. Я вскользь увидел там Эвана. И снова заметил его взгляд, пугающий своей необъяснимостью: Эван смотрел отрешенно, но так, как будто находился у себя дома. Вся эта атмосфера наталкивает на безумие: бесчисленные коридоры, странная акустика в некоторых местах, поджидающая опасность, неправдоподобность существования этого подземного мира. Но я не мог сказать, когда она начала разрушать изнутри Эвана. До этого мне казалось, что он переносит ее гораздо лучше меня. Неужели в голове простого, опытного, очень разумного варвара что-то может пойти не так?.. Нужно будет поговорить с ним.
Я прошел мимо, вошел в дверь, в которую мне приказано было войти, и оказался в зале, который меня почти шокировал. Изначально стены здесь были белыми, но их скрывало то, что наполняло комнату. С потолка спускались птицы. Они были не живыми и не искусственными, они были мертвыми. Целая стая ярких песочных ласточек на едва видимых тонких цепочках, с серповидными, расправленными, как в полете, крыльями, многоцветные щурки, величественные черные журавли… Потолок был похож на кружащееся небо, переполненное разлетающимися птицами. А остальное пространство – на прозрачный стеклянный лабиринт, населенный запаянными в нем существами и растениями, которые когда-то были живыми. Это было и то, что мы уже встречали по дороге: цветущий тамариск, гранат, акация, полупрозрачные маки, глянцевые ирисы, и между ними – снова птицы, изящные тростниковые цапли, пестрые, с развернутыми веером крыльями сойки… Были создания гор – миниатюрные разноцветные фиалки, белоснежный клевер, пестрые скальные гадюки, изысканные, как императорские одеяния, фазаны… И были представители неизвестных областей – тонкие, как плетеные пояса, древесные змеи, бесконечные в своем неповторимом великолепии бабочки среди таких же великолепных и невероятных орхидей, вьюнков, дурмана… Все это сплеталось, поднималось в застывшем движении, сверкало яркими красками и отражалось в зеркалах на стенах. Это пугало больше, чем анатомические препараты в обители Лирики – это была попытка нарисовать вокруг себя жизнь там, где нельзя было ее создать. Все эти существа были слишком идеальны. Впервые я смотрел на то, что было слишком красиво для живых существ, трагически, траурно, посмертно красиво.
- Здесь нет жизни. Ее нельзя сюда впускать, - спокойно произнесла Кер за моей спиной. Наверное, она изначально за мной наблюдала.
Я обернулся, я снова не очень понимал, как вести себя. У Кер все было слишком просто, почти не отягчено формальными придворными ритуалами. Возможно, это было связано с боязнью потерять нить живого человеческого общения, за которую по привычке цеплялись здесь, во мраке добровольной изоляции. Это не успокаивало, а сковывало. Я был пленником, хоть это было почти не заметно, и это только добавляло двусмысленности. Ритуалов здесь тоже хватало, но другого характера – они были околорелигиозными или просто декоративными, и каждый из них сам по себе был продуманным и отшлифованным произведением искусства. Но расспросить о них пока еще не удавалось. Я только знаю, что уникальная акустика в верхних уровнях Гробницы Шакала частично служила той же цели и особенно впечатляюще звучала, как невообразимый музыкальный инструмент, при чтении текстов на стенах. Это все, что мне успела рассказать любезная Лирика. С остальными жителями Хиттаи я почти не общался. Сами предпочитал не разговаривать с пленниками, а великая Кер обращалась ко мне напрямую, без посредников. Но, насколько я понял по своим впечатлениям, среди них было много одержимых каким-то одним делом, своими обязанностями, которые они довели до совершенства. Например, кто-то из них, как грациозная, напоминающая знаменитую мраморно скульптуру «поющей нимфы» Дэома, знал наизусть тексты многих произведений из Хиттайской библиотеки в стихах и прозе и кучу интерпретаций и переводов к ним, или поразительные подробности и даты Древней истории в изложении разных авторов, но был совершенно равнодушен к любой другой информации и деятельности. То же самое можно было сказать об архитектуре, инженерном деле, живописи, ювелирном мастерстве, математике, поэзии, настольных играх, изготовлении оружия и несочетаемом сочетании этих искусств. Иногда мне кажется, что существование здесь невыносимо для живого сознания. Но все вокруг – удивительно гармонично вписываются в него.
Лирика очень размыто и образно описала то, что когда-то произошло с ними. Возможно, мне стоит поблагодарить ее за то, что она опустила подробности. Чудовищные призраки смерти и перевоплощения стали частью каждого из этих людей, хотя им безупречно удавалось скрывать следы этого разрушения и в своем облике, и в своем поведении. Но от этого становилось только страшнее, это безжалостно подавляет, особенно когда мысли останавливаются на цене такого бессмертия и такого процветания.
- Но наверху много всего интересного. Мы храним и описываем существа, которых раньше даже не замечали. Они открывают мир, который теперь для нас недоступен. И даже самое простое из них теперь стало достойно пристального изучения, как небывалое чудо, - продолжала Кер. Она сама была похожа на экзотическую птицу в шелковисто-желтом оперении и разноцветных брызгах драгоценных камней на одеяниях и в черных волосах. – Ты обещал рассказать мне ваши истории.
Пришлось рассказывать, стараясь делать это красиво и подбирая слова. К счастью, я до этого успел набросать все на бумаге. Потом я сказал, что каждый из нас выбрал понравившуюся историю.
- А какую бы выбрала великая царица? – неуверенно спросил я, так как посчитал, что это может развлечь Кер, а именно для этого и был предназначен сегодняшний разговор.
Она немного подумала, пропуская сквозь пальцы бесчисленные звенья ожерелья. Она действительно честно и внимательно выбирала из того, что сейчас услышала.
- Я выбрала твою, ученый. Не из лести к собеседнику. Она ужасает сочетанием мрачных подробностей и искренней любви.
Дело в том, что я приукрасил свой рассказ, использовав брошенное вскользь предположение Казимира о взаимной привязанности двух паразитических тварей; оно зацепило меня.
- А какую ты выбрал сам? Не говори. Я хочу угадать. История латийца слишком вульгарна. История военного – слишком жестока. Рассказ историка – наивный и трогательный, но он слишком прост. Ты выбрал историю о черном создании дикого северного леса.
- Если бы царица слышала его в исполнении автора, тоже выбрала бы!..
- Я тебе верю. Но сейчас я очень точно себе представляю, как это звучит по-другому – в стихах или в песне. И в таком виде я бы ее выбрала.
Я раздумывал, как начать разговор о «Хранителях тьмы», которыми меня заинтриговала Лирика, но Кер начала сама:
- Лирика сказала мне, что тебя заинтересовала одна рукопись…
- «Хранители тьмы».
- Я предлагаю тебе игру: ты можешь взять ее и попробовать прочитать – а ты сможешь ее прочитать, я уверена в этом. События, которые в ней изложены, описывают одно явление, но прямо оно не называется. Попробуй догадаться, что на самом деле произошло тогда – и мы сверим наши предположения.
- Я согласен на эти условия, - сказал я, сам не зная зачем вступая в ее интеллектуальные игры. – Если я успею это сделать.
Я затронул ту тему, которая была для меня навязчивым призраком неопределенного, но очень мрачного и очень близкого будущего.
- Неуверенность в завтрашнем дне убивает, правда? – произнесла Кер.
Я уверен, что она специально строит фразы так, чтобы было непонятно, что это: откровенное издевательство или искреннее сочувствие. Но эти разговоры были неизбежны. Здесь она диктовала условия. Теперь я ждал, что она задаст самый пугающий меня вопрос, и она его задала.
- Вы обсудили свое возвращение отсюда?
Я смотрел на нее, не зная, насколько затравлено или уверено выгляжу со стороны. Мне все еще нечего было сказать ей.
- Но у меня все еще есть время подумать?.. – произнес я, чувствуя, как бесплотна и бесформенна утекающая надежда, за которую я рефлекторно цепляюсь.
- Да, - Кер опустила взгляд. – Но мне будет жаль, если вы выберете смерть.


Хранители тьмы

Я – Ида, воин жрицы Неба в ее храме, по стечению обстоятельств оказавшаяся в центре этих событий. Мой отец – Иерак из Дама, естествоиспытатель, изучавший это явление, поэтому я имела возможность оставить на время свои обязанности и поучаствовать в его походе, и описать все, что происходило.
В середине зимы этого года в Аристию с восточных окраин Олвасэи были доставлены части шкуры и скелета странного и доселе никем не виданного существа. Его нашли в Кошачьих горах среди обрушившихся остатков камней и с несколькими телами местных жителей. Что привело к трагедии – неизвестно. Шкура – цветная, с чешуями и пластинами, скелет, судя по всему, должен быть в длину до четырех человеческих. Ученое сообщество немедленно приступает к его изучению и безуспешно старается собрать сведения об этом существе. Принадлежность его не известна, но его сразу назвали «драконом» из-за сходства с легендарными чудовищами.
В конце очередного месяца в Аристию внезапно причаливает знаменитый «Терновник», корабль легализованных пиратов из дружественного нам государства Усса. Совершенно случайно от одного из них, уроженца очень далеких островов в Великих Южных морях, стало известно, что существа, которым принадлежат найденные останки, называются у их народа «Хранители тьмы». Они вызывают большой страх, но не размерами или хищничеством, а тем, что, как гласят их легенды, их нашествие предвещает наступление Тьмы, холода и смерти с неба. Ученые показали ему останки, и он в страхе подтвердил их сходство с изображениями «Хранителей тьмы».
К этому времени поступили сообщения, что в Кошачьих горах встретили еще несколько таких существ.
Принято решение отправиться туда за ними.

Пятнадцатый день последнего весеннего месяца
Мы у подножия Кошачьих гор. Путешествие похоже на военный поход, ведь, возможно, предстоит встреча с опасными существами. Я в числе охраны.
Мы обследуем горы – сначала подступы к ним. Расспросы местных жителей ничего не дают, хотя нам оказывают любую помощь и выполняют все просьбы, потому что с нами путешествует Трозен – полководец, с которым не спорят.
Мы двигаемся в том направлении, откуда к нам попали останки «Хранителя тьмы».

Последний день последнего весеннего месяца
Самое страшное место здесь – Стена Фурий. Мы дошли до нее, так никого и не встретив. На нее мы не полезем, там могут удержаться только самые отчаянные горные козы, но не люди. Местных жителей здесь нет. Труп существа был найден не здесь, а дальше. Стену Фурий нужно обходить, но пока мы ставим лагерь. Вечером мы видим, как далеко-далеко по серым отвесным стенам скользят вниз крылатые фигуры с длинными хвостами. Их четыре или пять – на точной цифре мы так и не сошлись. Ночью мы не спим, но больше ничего не слышим и не видим.

Третий день первого летнего месяца
Мы все еще у Стены Фурий, исследуем это место, но ничего не находим. Будем обходить Стену, чтобы продолжить поиск. В лагере военная дисциплина, и мне это нравится.

Пятый день первого летнего месяца
Мы на том месте, где нашли тело. Здесь есть небольшое селение, и жители сообщают нам кое-что потрясающее: здесь недалеко есть похожее место – Саламандровы Стены. Ущелье рядом – своеобразная дорога для этих существ. Раньше ни одного из них никогда не видели, не имеют понятия о названии «Хранители тьмы» и не знают, как называть их. Впервые их начали замечать зимой этого года, видели несколько раз (не могут сказать, сколько), причем в последние разы не по одному, а группами. Они движутся в Саламандровом Ущелье всегда в одном направлении – с востока на запад. Куда – неизвестно.
Мы направляемся к Саламандровым стенам и ущелью.

Восьмой день первого летнего месяца
Погода такая, что ночью в ущелье стоит непроглядный мрак. Такой темноты я еще не видела. Мы ставим часовых на день и на ночь. Днем – ничего, ночью несколько раз слышали явное движение: падение камней, шуршание и несколько непонятных звуков. Теперь мы попробуем поставить ловушку.

Девятый день первого летнего месяца
Для ловушки подошла небольшая пещера. Установка заняла целый день. Теперь у нее захлопывающийся вход. В качестве приманки выбрали одну из овец, купленных у местного населения для лагеря. Ночью ловушка сработала, и мы до утра слушали удары изнутри. Никакого голоса – только беспорядочные удары о стены ловушки. Утром они прекратились. Четыре часа – и ни одного звука. Весь лагерь совещается, как вытаскивать это создание, если оно еще живо. Наконец к пещере подтягиваются воины, и я тоже, и рабочие начинают раскапывать осыпавшийся вход.
Изнутри не доносится никакого движения. Как только вход становится достаточно широким, воины входят, я в числе первых. У нас факелы, и мне хорошо видно мертвое существо, которое билось о стены всю ночь. Оно похоже на дракона, у него длинное тело и переломанные крылья. Все вокруг в крови и какой-то жидкости. Овца не съедена, она просто не выжила. «Хранитель тьмы» смотрит неподвижными золотыми глазами на наши факелы. Меня ужасает то, что все стены пещеры и ее потолок вымазаны тяжами слизи, в которой лежат круглые, размером с человеческую голову, яйца. Мне хочется уйти и расплакаться.
Вход в пещеру разобран совсем, тело существа выволочено на улицу, а яйца вместе со слизью собраны в повозку. Их всего десять, а живых – половина. Они имеют упругую слизистую оболочку. Мертвые яйца вскрывают, их содержимое еще почти не сформировано.

Одиннадцатый-тринадцатый день первого летнего месяца
Большая часть лагеря остается в ущелье, а мы собираем вещи и едем в ближайший город Нэн для того, чтобы заняться живыми яйцами. Я опять сопровождаю, мой отец – в числе оставшихся, а нашей группой руководит молодой ученый Лестр, который строит мне глазки. Он тоже жалеет о том, что существо погибло.
До Нэна – три дня пути. Мы добираемся, по пути выбрасывая погибающие яйца. До Нэна не доезжает ни одно. Зато в Нэне нас ждет Илеара, верховная жрица Неба, которой я служу. Она всячески покровительствует наукам. Она разворачивает нас обратно, желая лично посетить место находки. Приходится подчиниться, и мы роскошным составом едем обратно.

Шестнадцатый день первого летнего месяца
Лагерь с почестями встречает жрицу Илеару, а она решает немедленно посетить пещеру и тело «Хранителя тьмы». Ее очень интересуют эти существа, и она уверена, что они – зловещие враги человечества, на это наталкивает их название. Я занимаю место рядом с ней и ее двумя телохранителями. Я провожаю ее до места происходящего, а она решает оставить телохранителей на верхней площадке.
Но тут неизвестно откуда, сверху, откуда-то из ячеистых уступов Саламандровых Стен на нас набрасывается еще один «Хранитель тьмы». Он целится в жрицу, и мне приходится защищать ее. Я вступила с ним в бой и победила. Я убила его, потому что так велел мне долг, и Небо помогло мне. Телохранители Илеары подбежали к нам и увели ее. Теперь мы повезем ее обратно: здесь слишком опасно. Часть солдат отправляются с нами для охраны жрицы. Я хочу остаться в лагере, но Илеара взяла меня с собой. Трозен очень серьезно намерен защищать оставшихся.

Девятнадцатый день первого летнего месяца
Мы добрались до Нэна и уже почти у ворот, оглянувшись, увидели на фоне гор множество крылатых силуэтов. Это целая стая. Нэн у них на пути. Мы въехали и закрыли ворота. Через час первый из них спустился на городскую стену. Им нужна добыча. Илеара уверена, что они пришли за жертвами. Воины с большим трудом отогнали их, но неизвестно, надолго ли.
Илеара объявила меня святой.

Двадцать шестой день первого месяца лета
Неделя прошла, а мы еще в осаде. Их становится все больше. Они спускаются в город за добычей, но потом улетают. Не похоже, что город – их цель, хотя так уверяет Илеара. Многие вообще как будто не замечают города. Все появляются с востока и улетают на запад. Появляются стаями – каждая больше предыдущей.
Что с лагерем – неизвестно. Оттуда никто не приходил, и туда никого не отпускали. Но остается все меньше сомнений, что произошло с лагерем и моим отцом.
Каждая стычка с «Хранителями тьмы» становится моим личным делом. Я впереди отрядов и вдохновляю бойцов на отражение нападения нечисти. Мне начинает казаться, что «Хранители тьмы» ненавидят меня лично. Жрице тоже так кажется.

Двадцатый день второго месяца лета
Так или иначе, почти ежедневно кто-то из горожан или их лошадей становится жертвой «Хранителей тьмы». Они летают в окрестностях и совершают набеги на Нэн. Теперь их мало, и это не те «Хранители тьмы», которые угрожали нам до этого. Среди тех было много беременных самок, дружных групп и родителей с молодняком, а эти – в основном одинокие молодые или, наоборот, старые самцы. Они никуда не спешат.
Они дерутся друг с другом в воздухе и постоянно следуют за нами. Надо покидать город. Но, похоже, для этого существует только один способ. Нужно собраться, выйти из города и принять бой. А после этого с риском следовать в направлении Аристии.

Двадцать первый день второго месяца лета
В середине дня внезапно за стенами Нэна возник бой: «Хранители тьмы» и большой, хорошо вооруженный отряд. Они отбили атаку, и мы впустили их в ворота. Это оказался столичный полководец Норций с воинами и, как ни странно, пираты с «Терновника», хозяин которого – Аддар Хорсай – немедленно лично представлен Илеаре. Это самый красивый мужчина, которого я когда-либо видела. Оказывается, они не смогли отплыть, потому что со стороны Солнечного залива тоже нападали «Хранители тьмы». С востока на запад. Они сделали свои выводы о случившемся. Они уже были в разрушенном лагере и не нашли никого живого.

Двадцать третий день второго месяца лета
Мы все вместе вышли из города, защищая оставшихся в живых жителей, которых взяли с собой. «Хранители тьмы» напали на нас сверху. Мы смогли от них отбиться, хоть и с потерями, и направились в сторону Аристии. «Хранители тьмы» отстали от нас и вернулись к пустому городу. Они думают, что там все еще есть добыча.

Семнадцатый день последнего месяца лета
Мы в Аристии. Здесь тоже было нашествие «Хранителей тьмы». Из Солнечного залива. Сейчас их нет. Они исчезли неизвестно куда. Но мы знаем, что они – предвестники чего-то другого, более страшного.
Жрица Неба Илеара убеждает меня добровольно принести себя в жертву. Это лучшее время укрепить веру и вдохновить народ. Потом будет поздно. У нас еще не было человеческих жертвоприношений, и жрица Луны Нума не согласна с Илеарой.