М. Ю. Лермонтов. Фантазии и факты. Фрагмент 8

 Книга "М.Ю. Лермонтов. Фантазии и факты" вышла в издательстве "Факел" (Ярославль) в мае 2021 года. Рукопись книги получила диплом ХI Международного Литературного Форума "Золотой Витязь" 2020 г.

      К сожалению, форматирование на данном сайте затруднено, поэтому публикация по частям, ссылки выделяются квадратными скобками с цифрой, иллюстрации отсутствуют.

      Продолжение.


                Главный подозреваемый. Соучастники

     Закидывайте камнями.
     Главный подозреваемый, а точнее, подозреваемая, – это Эмилия Александровна (Клингенберг – Верзилина – Шан-Гирей).
     Пофантазируем.
     15 июля 1841 года была хорошая погода. Солнце. Тепло. Туча, обещавшая дождь, ниспослала ливень и громы только к шестому часу вечера.
     Еще 13 или 14 июля в компании курортной «золотой молодежи» была договоренность о том, как они проведут 15 июля. Известно было, кто поедет с утра в Железноводск, кто идет на вечерний бал, кто желает поохотиться (и, надо думать, эта идея инициирована убийцей). Эмилия с матерью (которой, между прочим, всего 43 года и которая посвящена в планы Эмилии) едет к завтраку или обеду в Шотландку, чтобы встретиться там с теми, кто будет охотиться: у Верзилиных днем «по плану» охота. Надежда с симпатичным ей Николаем Мартыновым отправляется с ними. Но все они не выезжают одновременно: Надежда с Мартыновым, верхом, уезжают чуть ранее Эмилии и ее матери. Здесь опять отступление от правил приличного поведения. Но если учесть, что «ответственность за "честность" дворянки несла её семья»[188], не так уж Надежда и рисковала.
     После отъезда Мартынова и Надежды Верзилиной Эмилия с матерью заходят в комнату Мартынова. Эмилия заряжает ружье (это занимает, возможно, несколько минут), используя патрон из газыря мартыновской черкески; возможно, взводит пистолет (усилие около десяти кг), берет подготовленное оружие и черкеску, садится с матерью в беговые дрожки, чтобы незаметно и надежно спрятать там до вечера то, что не предназначено для чужих глаз. Дрожки необходимы: если поехать верхом, то черкеску и оружие трудно спрятать. В дрожках это получится лучше. Разумеется, женщины прихватили и свое личное оружие, которое будут демонстрировать всем на охоте.
     После обеда Надежда Верзилина продолжает прогулку тет-а-тет с Мартыновым (думается, мать дала Надежде нужные советы) совсем в том же духе, что и Лермонтов с Быховец. Эмилия, получив на обеде незаметно для других уверения Лермонтова вернуться в Пятигорск в начале шестого вечера и поинтересовавшись, какой тот дорогой будет возвращаться после гуляния с Быховец, возможно, даже просит встретить их с матерью дрожки ближе к Пятигорску, чтобы «кое-что» приватно обсудить. Возможно, что-то насчет его друга Мартынова и Надежды.
     Лермонтов обещает встречу.
     Около пяти часов (Быховец вспоминает, что расстались в пять; скорее всего, в пятом часу, ближе к пяти), расставшись с Екатериной Григорьевной, Лермонтов в ожидании экипажа Верзилиных едет по дороге к Пятигорску.
     Видит в стороне привязанные к кустам дрожки, недалеко от них, в траве, – лежащую на спине Эмилию с оружием в руке (курок взведен заранее: либо в комнате Мартынова, либо в ожидании на дороге Лермонтова). Наличие оружия в руке убийцы не вызывает вопросов и удивления: все охотились, о чем Лермонтов знал. Мать Эмилии взывает к Михаилу Юрьевичу, прося помощи: дескать, дочери плохо.
Лермонтов, желая помочь, слезает с лошади, подходит к Эмилии, и та нажимает указательным пальцем на спусковой крючок пистолета (усилие всего два кг). При таком варианте развития событий траектория пули и расстояние будут соответствовать параметрам, установленным экспертами: выстрел произведен с земли с расстояния не более двух метров, а если точнее – «смертельный выстрел производился с удаления около 74 см от дульного среза до тела жертвы, т.е. практически в упор» [189].
     Обратим внимание на интересную информацию о ранении Лермонтова в работе И.А. Лебедева:

          Раневой канал расположен под углом 45° по отношению к вертикальной оси
     тела, и к тому же специалистами отмечена его большая длина. Медик-
     судэксперт В. Стещиц и криминалист И. Кучеров пришли к выводу, что стреляли
     сбоку. Вообще о топологии ран Лермонтова осталось лишь краткое описание
     врача Барклая де Толли, где сообщается, что пуля попала в правый бок и
     вышла из плеча: «от неё мгновенно на месте Лермонтов помер» <…>.
          Рана в правом боку Лермонтова расположена очень низко, чтобы получить
     её, необходимо было или иметь карликовый рост, или располагаться ниже
     площадки.
     В. Стещиц и И. Кучеров добросовестно исследовали все варианты, на которые
     указывали их оппоненты (а это были ведущие лермонтоведы во главе с И.
     Андрониковым, которые с удивительным упорством «почему-то» не хотели
     признать правоту специалистов!), и пришли к единственному решению – при
     определении точки выстрела оказалось, что он произведён с земли с
     расстояния не более 2-х метров! <…>
          Перед исследователями дуэли возник ещё один, на первый взгляд
     неожиданный,
     вопрос. Какое из отверстий считать входным, а какое – выходным (а проф.
     Шиловцев вообще утверждал, что пуля застряла в мышцах левого плеча). В.
     Швембергер, В. Стещиц и И. Кучеров с оговорками склонились к тому, что
     «входное» – левое отверстие, так как оно всё же меньше. И, поставив себя
     перед изначально ложной дилеммой или-или («левое или правое»), пошли по
     пути противоречий со своими же выводами (которые были выполнены
     профессионально) [190].

     (Вопрос о том, какое отверстие считать входным, возник после «воспоминаний» Васильчикова о ране Лермонтова, которая «дымилась». Дымиться входное отверстие не может, и это дополнительно указывает на сказочность повествования «секунданта».)
     Карпенко и Прищеп полагают, что Лермонтов был наедине с убийцей: поэт верхом, убийца – пешим. Однако в таком случае убийца не может спрогнозировать поведение лошади Лермонтова (разве что держать ее лично): лошадь могла бы понести. Это первое. Второе: убийца должен был бы приехать сам на чем-то. Допустим, тоже на лошади, которую желательно было бы к чему-то привязать (кто знает, может, и его лошадь испугается). Но тогда (если представить убийцу мужчиной) нельзя сказать, как поступил бы Лермонтов, увидев хоть стоящего, хоть лежащего вооруженного мужчину, поодаль которого привязанная лошадь. И третье: зачем тут вообще черкеска. Убийце вдруг стало жарко? Кроме того, Лермонтов, не раз попадая в засады и благополучно обезвреживая горцев, если б только увидел, что какой-то мужчина направляет на него дуло пистолета, без сомнения, насторожился бы и не дал убить себя так просто. Но если предположить, что убийца – женщина, да к тому же лежит на земле, то тут, представляется, Лермонтов без сомнений сходит с дороги, не предпринимая никаких мер предосторожности, и подходит к убийце предельно близко. Эмилия, приподняв кисть руки, направляет дуло вверх и стреляет. Пороховые газы в этом случае пойдут, скорее всего, по направлению ствола (т.е. практически в землю) и вряд ли «закоптят» лицо, о возможности чего (если стрелять стоя с вытянутой вверх рукой) предположили специалисты.
     Эмилия ничем не рисковала. Если бы оружие не сработало или просто ранило Лермонтова, т.е. если по каким-то причинам убить бы не удалось, можно сказать: выстрелила нечаянно в полусознательном состоянии. И даже если бы пришлось объяснять причину, по которой пистолет Мартынова – взяла пострелять на охоту по дружбе. Подумаешь, без спроса. А без газырей как же: заряжать надо.
     Мать Эмилии Мария Ивановна в этой истории не только морально поддерживала дочь, но и выступала прямой соучастницей. В принципе мать и дочь Верзилины вполне могли в деле убийства поменяться местами. Однако стреляла, думаем, дочь – Эмилия. Она менее рисковала, нежели ее мать – генеральша, жена уважаемого человека и мать троих девиц. Мария Ивановна взяла на себя задачи полегче: привлечь Лермонтова и проконтролировать дрожки. Почему Васильчиков, к примеру, не мог заменить одну из Верзилиных? Во-первых, любой мужчина вызвал бы подозрения у Лермонтова. Во-вторых, «союз» Верзилиных сам по себе крепок, надежен и продуктивен: поведение Марии Ивановны, ее ложные свидетельства, запрет на допрос дочерей и резкий отъезд после «дуэли» в Варшаву как нельзя лучше способствовали сокрытию истины. Верзилины не стали бы рисковать: очевидцами преступления должны быть только надежные люди, а не болтливый Васильчиков.
     Убедившись, что Лермонтов мертв, Эмилия или мать бросают рядом черкеску Мартынова, садятся в дрожки и уезжают. В заключении следственной комиссии об осмотре места дуэли описывается место убийства:

          …Это место отстоит на расстоянии от города Пятигорска верстах в
     четырех, на левой стороне горы Машуки, при ея подошве. Здесь пролегает
     дорога, ведущая в немецкую Николаевскую колонию. По правую сторону дороги
     образуется впадина, простирающаяся с вершины Машуки до самой ея подошвы; а
     по левую сторону дороги впереди стоит небольшая гора, отделившаяся от
     Машуки. Между ними проходит в колонию означенная дорога. От этой дороги
     начинаются первые кустарники, кои, изгибаясь к горе Машуки, округляют
     небольшую поляну. Тут-то поединщики избрали место для стреляния. Привязав
     своих лошадей к кустарникам, где приметна истоптанная трава и следы от
     беговых дрожек, они, как указали нам, следователям, гг. Глебов и князь
     Васильчиков… [191]

     Отставив в сторону выдумки «секундантов», отметим: около кустарников видны были следы от беговых дрожек. Следы на дороге смылись бы дождем, начавшимся к шести вечера, а вот следы около кустов, в траве, все-таки могли остаться и после дождя.
     Домчавшись в считанные минуты в Пятигорск (в начале шестого часа), Эмилия идет к себе домой, а мать шествует на квартиру к Мартынову, который уже вернулся и даже, возможно, в курсе пропажи оружия и черкески. Верзилина-мать нежной рукой в перчатке кладет оружие где-то рядом с комнатой Мартынова (возможно, при входе во флигель), входит в комнату и говорит Мартынову, что только что видела убитого Лермонтова, рядом с которым валялась черкеска жильца. Если и есть свидетели состоявшегося разговора, то это Глебов, живший в соседней комнате и собиравшийся на бал. Другие свидетели, если и видели входящую к Мартынову Верзилину, но не слышали разговора и могли вообще не придать значения ее появлению: Верзилина являлась хозяйкой жилья.
     Представим разговор:

Верзилина, входя, тихим голосом: «Дорогой Николай Соломонович, я пришла, чтобы предложить вам свою помощь».
Мартынов: «Что такое?».
Верзилина: «Я только что видела в четырех верстах от города (там-то там-то) убитого Лермонтова. Рядом с ним лежала ваша черкеска: ее трудно не узнать. При входе к вам я заметила брошенный пистолет, вон там лежит… Вы убили Лермонтова?»
Глебов, возможно, бросился за пистолетом. Приносит, показывает Мартынову.
Мартынов, в оторопи: «Нет».
Верзилина: «Я не хочу в это дело вмешиваться, но признайтесь мне как матери: ВЫ убили Михаила Юрьевича на дуэли?»
Мартынов: «Нет».
Верзилина: «Я уверена, что вы убили его на честной дуэли. Хотя бы возьмите на себя ответственность, имейте смелость».
Мартынов: «Это не я. Этого не может быть. Я был весь день с Надеждой, спросите её».
Верзилина: «Я бы попросила вас никуда не вмешивать мою дочь. Мою семью. Вы сами понимаете. Мне все равно, кто и как убил этого несчастного. Если вы признаетесь, что была дуэль, следствие будет вестись под контролем наших покровителей. Мои дочери будут всем знакомым говорить о том, что Лермонтов оскорблял вас и не только вас. Вы убили его за то, что он назвал вас горцем с большим кинжалом? Недавно, помните? Очень оскорбительно. Вы, убив его честно на дуэли, поступили благородно и заслуживаете благодарности».
Мартынов: «А если я не убивал?»
Верзилина: «Мне все равно. Вы, не вы. Если вы, то, повторюсь, не вмешивайте в свои дела нашу семью. И если вы поступите благородно, всегда можете рассчитывать на нашу помощь».
Мартынов: «Я скажу коменданту правду: я не убивал. Я не стрелял из этого пистолета. Мою черкеску мог подбросить кто угодно, да хоть… вы, Мария Ивановна».
Верзилина: «Ах, Кавказ. Дуэли, убийства… Осторожнее будьте в выражениях, Николай Соломонович… Сколько всяких несчастных случаев происходит на Кавказе…»
Мартынов ловит ртом воздух, Глебов отвечает за него: «Спасибо вам, Мария Ивановна, за предупреждение, за беспокойство и помощь. Мы всё поняли, не волнуйтесь».
Верзилина: «Спасибо, Михаил Павлович. Вы понимаете, все под богом ходим. Вот вы, к счастью, в бою ранением обошлись, а могло бы и насмерть. И тут, может, добрый человек убивать не хотел, а дуэль нечаянно получилась. Как не понять. Всё бывает».

     Верзилина уходит. Место убийства Мария Ивановна в разговоре описала точно; вероятно, с этим местом Мартынова даже связывали какие-то воспоминания. Мартынов (а может, и Глебов тоже) знал, вероятно, нечто, куда входит представление о силе и значении семьи Верзилиных. Друзья не имеют оснований не верить Марии Ивановне. Они не знают, что произошло на самом деле; но пистолет Мартынова, из которого недавно стреляли, лежит чудесным образом рядом, а его черкеска, из газырницы которой брали патрон, исчезла. В окружении знали, что Лермонтов подшучивал над Мартыновым, что тот неосторожно проявил недовольство этим фактом (заметим, всем известная «ссора» была не 13 июля, а раньше, о чем сообщал Н.С. Мартынов потом своему сыну). Если Мартынов попытается отрицать свое участие в убийстве, то его могут привлечь не только за умышленное убийство, но и за лжесвидетельство. Скорее всего, Мартынов понимал роль Верзилиных, но не имел доказательств их причастности; кроме того, истинная причина убийства Лермонтова Эмилией известна только посвященным, влияние которых огромно. Алиби у Мартынова нет: Надежда Верзилина ни за что не будет свидетельствовать о том, что провела день с молодым мужчиной. У Мартынова нет шансов на оправдание.
      Верзилины отправляются готовиться на бал, на который так и не выехали из дома, потому что, как уже говорилось, ближе к шести (допустим, где-то без пятнадцати минут шесть) началась гроза.
      Времени на размышления у Мартынова мало. Посоветовавшись с Глебовым, он посылает своего слугу Ерошку за черкеской, а заодно проверить, правда ли все, что сказали Верзилины (а вдруг!). (Слуга, так как привлекать внимание пока нежелательно, идет пешком четыре версты туда и обратно – итого восемь верст. Такой путь занимает примерно полтора часа). Когда слуга ушел, Мартынов с Глебовым, чтобы обсудить ситуацию, идут на пятигорскую квартиру Лермонтова (буквально рядом), к дому В.И. Чиляева, который сдавал также жилье Столыпину, Трубецкому и Васильчикову. Все трое друзей на месте, собираются выезжать на бал.
     Хачиков В.А. приводит воспоминания Любима Ивановича Тарасенко-Отрешкова о том, что он своими глазами видел 15 июля. Получается, что он прямо-таки застал момент «совещания» на квартире Столыпина и Лермонтова:

          Перед вечером мы заехали к Монго-Столыпину, где было пять-шесть
    человек знакомых; оттуда верхом с братом отправились мы к источнику. В
    сумерки приходят сказать нам, что почти умирает Александр Бенкендорф (тогда
    еще юнкер, позднее женатый на Бернардаки). Встревоженные, подумали мы, не
    пристрелил ли его какой-нибудь черкес, так как он любил один на коне
    разъезжать по аулам. Но оказалось, что с ним только сделался обморок от
    излишней усталости в знойный день, потому что он ездил в горы… Пока мы были
    у него, прискакивает Дорохов и с видом отчаяния объявляет: «Вы знаете,
    господа, Лермонтов убит!» [192]

     Посчитаем: Мартынов, Глебов, Васильчиков, Столыпин, Трубецкой – пять человек.
Тарасенко-Отрешков, посмотрев на них, едет себе по своим делам дальше.
     Без пятнадцати шесть.
     Начинается гроза, накрапывающий дождь переходит в сильнейший ливень, на бал ехать невозможно. Друзья в смятении вновь и вновь выслушивают Мартынова. Он клянется, что не убивал Лермонтова, но все улики против него. Чтобы избежать наказания за умышленное убийство, надо инсценировать дуэль. Васильчиков, приплетая потом Столыпина и Трубецкого в качестве секундантов, основанием для этого имел их присутствие на «совещании», и не более того. Поверили ли Столыпин и Трубецкой Мартынову, сказать сложно. Они еще не видели тела Лермонтова и, скорее, надеялись, что все как-то разъяснится в ближайшие минуты. Столыпин в тот момент надеялся, вероятно, что все услышанное – дурной сон: ведь Алексей Аркадьевич не только друг Лермонтова, но и родственник. Глебов, скорее всего, поверил Мартынову, потому и помогал потом всеми силами. Васильчиков вряд ли поверил в невиновность Мартынова. Князь, скорее всего, был уверен, что состоялась дуэль без секундантов и не по правилам. Как авторитет в области дуэлей Васильчиков почувствовал себя в день убийства главным советчиком. Сценарий, если наличие убитого Лермонтова подтвердит слуга (в чем уже практически никто не сомневался), утвердили следующий: дуэль состоялась внезапно при одном секунданте – Глебове.
     Примерно в начале восьмого вечера Мартынов и Глебов возвращаются к себе под сильным ливнем. Полвосьмого вымокший слуга вернулся с черкеской, подтвердив наличие тела Лермонтова. Глебов посылает камердинера Мартынова (Козлова Илью) и кучера Лермонтова (Вертюкова И.Н.) за смертельно раненым «дуэлянтом». Глебов (или, возможно, Мартынов) извещает Столыпина, Трубецкого и Васильчикова о смерти Лермонтова.
     Около восьми часов вечера весть о гибели Михаила Юрьевича разносится по знакомым.
     Около десятого часа Лермонтова привозят на квартиру. Если верить слухам, то до этого тело почти час перемещали то на гауптвахту, то к церкви, пока не привезли к квартире, которую снимал Михаил Юрьевич. Со слов свидетелей известно, что в одиннадцатом часу вечера тело Михаила Юрьевича закоченело так, что руку невозможно было разогнуть, а глаза не закрывались (вспомним еще сказку о том, что Глебов держал на руках умирающего поэта и закрывал ему глаза) [193]. По степени трупного окоченения нельзя сделать точного суждения о времени смерти, но все же такая степень – косвенное свидетельство в пользу того, что смерть Михаила Юрьевича наступила раньше шести.
     «Дуэлянтов» такое время не устраивает: в показаниях они время с шести меняют аж на семь часов, место убийства меняют на более отдаленное… т.е. делают все, чтобы сократить разрыв между убийством и явкой с повинной. Еще и дождь внес коррективы: он пошел ближе к шести часам и не прекращался примерно до начала девятого. Пришлось выдумывать, что дуэль под дождем состоялась… Благо летние дожди ведут себя странно и можно врать о них что хочешь…
     Итак, новость о смерти Лермонтова разносится по городу после восьми часов вечера. Глебов с Мартыновым идут порознь сдаваться коменданту после того, как привезли тело Лермонтова, не раньше десяти часов вечера. Глебов сдался, вероятно, первым. Следом – Мартынов (либо сам пришел, либо пришли арестовать). Если верить Эмилии, то Глебов успел перед явкой с повинной взять из кармана убитого карандаш, чтобы потом подарить его ей на память [194]. Васильчиков присоединится к «сдаче» по просьбе, вероятно, начальника штаба А.С. Траскина позже на день. К слову, нет ни одного упоминания о том, что хоть на ком-нибудь из участников спектакля было хоть пятнышко крови. Если вспомнить, что Лермонтов буквально истекал кровью, то свидетельства о том, что Мартынов обнимал его с последним «прости», а Глебов держал бережно на коленях, лишний раз доказывают лживость подобных «свидетельств».
     Многим ли рисковали «секунданты»? Для этого надо посмотреть на наказания за известные нам дуэли, окончившиеся смертью одного из дуэлянтов. К примеру, сильно ли было наказание у К.К. Данзаса, секунданта Пушкина? В теории его приговорили к повешению, а на практике, внимая его заслугам, – к двум месяцам на гауптвахте. А.А. Столыпин, секундант Лермонтова в дуэли с Э. Барантом, был «приговорен» к возвращению на военную службу (ранее вышел в отставку), где продолжил делать успешную карьеру военного. Т.е. практика показывала не такое уж тяжелое наказание для секундантов. Не довлело над ними и порицание в обществе.

          Согласие стать секундантом, несмотря на риск уголовного наказания, не
     вредило моральному авторитету такого человека в своей среде. Зачастую
     наоборот [195].

     Но нашим «секундантам» предстояла работа: надо, чтобы люди поверили в дуэль. А то вот Руфин Иванович Дорохов сразу во всеуслышание заявил, что эта «дуэль» – чистое убийство. Странно, но это дало повод некоторым исследователям, например, И.А. Лебедеву, обвинить в убийстве самого Дорохова (будто бы он обиделся на «свой» образ в «Герое нашего времени»). Когда же Дорохов выстрелил, все другие «присутствующие на дуэли» подумали, что стреляют горцы, и убежали:

           …боевые офицеры и дворяне убежали и оставили своего товарища, не
     зная, жив он или нет – это все и скрывали всю жизнь [196].

    Оставим выводы И.А. Лебедева о личности убийцы в стороне (зачем тогда вообще Мартынову в чем-то сознаваться, откуда черкеска и прочее…) и вернемся к шести часам вечера 15 июля. Лермонтов к тому времени уже убит, тело его лежит под дождем, одежда в крови, а чистая черкеска Мартынова валяется неподалеку. Бал по случаю именин князя Владимира Сергеевича Голицына перенесен исключительно по случаю непогоды на следующий день. Иначе с чего бы Дмитриевский (если верить Верзилиной) предложил устроить свой бал:

          Приходит Дмитревский и, видя нас в вечерних туалетах, предлагает
     позвать этих господ всех сюда и устроить свой бал; не успел он докончить,
     как вбегает в залу полковник Зельмиц (он жил в одном доме с Мартыновым и
     Глебовым) с растрепанными длинными седыми волосами, с испуганным лицом,
     размахивает руками и кричит: «Один наповал, другой под арестом!» [197]

     Заметим, Зельмиц не мог сообщить указанное известие раньше десяти вечера. О смерти Лермонтова могли сообщить после восьми, но об аресте участников «дуэли» – нет. Эмилия опять что-то «путает». Однако достоверно, что Верзилины, все красиво одевшиеся, оставались в доме все время, пока шла гроза. Это алиби для них. По воспоминаниям Эмилии получается, что в тот же день Михаил Васильевич Дмитревский рассказал им, что произошло. Кстати, передавая этот рассказ, Эмилия ошиблась в существенной детали, а именно: в том, что бандо было возвращено Быховец. На Дмитриевского, после того как Быховец заявила, что бандо ей никто не возвращал, легла тень: исследователи полагали, что он специально не вернул вещицу. Странно вообще, зачем Эмилии спустя годы передавать подробности дуэли со слов Дмитриевского: ведь ей наверняка рассказывали свои версии и непосредственные участники. Она же упомянула со ссылкой на Глебова лишь сказочную сцену с его многочасовым сидением под дождем…
     Опрос Мартынова, Глебова и Васильчикова начался только 17 июля, потом были опрошены слуги и госпожа Верзилина (хозяйка дома). Все. Больше показаний никто не давал.
    Впрочем, те, кто и мог бы что-то сказать, предпочли молчать. Вероятно, догадываясь, какая игра идет. Удивляет поверхностный осмотр врача И.Е. Барклая де Толли. Усиливает недоумение один момент, на который обратила внимание О.Н. Шарко: буквально через неделю после смерти Лермонтова в Пятигорске умирает пятидесятисемилетний врач Иустин Евдокимович Дядьковский, профессор Московского университета с 1831 года по 1836 год, привезший Лермонтову летом 1841 года письма от Е.А. Арсеньевой. Причина смерти – неверная дозировка лекарства.

          Встречи И.Е. Дядьковского и М.Ю. Лермонтова, произошедшие за несколько
     дней до убийства Лермонтова, описывает Н. Молчанов, живший вместе с
     Дядьковским: «Иустин Евдокимович сам пошёл к нему и, не застав его дома,
     передал слуге его о себе и чтоб Лермонтов пришёл к нему в дом
     Христофоровых. В тот же вечер мы видели Лермонтова. Он пришёл к нам и всё
     просил прощенья, что не брит. Человек молодой, бойкий, умом остёр. Беседа
     его с Иустином Евдокимовичем зашла далеко за полночь. Долго беседовали они
     о Байроне, Англии, о Беконе. Лермонтов с жадностью расспрашивал о
     московских знакомых. По уходе его Иустин Евдокимович много раз повторял:
     «Что за умница».
          На другой день поутру Лермонтов пришел звать на вечер Иустина
     Евдокимовича в дом Верзилиных, жена Петра Семёныча велела звать его к себе
     на чай. Иустин Евдокимович отговаривался за болезнью, но вечером Лермонтов
     его увёз и поздно вечером привёз его обратно. Опять восторг им:
     – Что за человек! Экой умница, а стихи его – музыка; но тоскующая». <…>
          ...Иустин Евдокимович, видимо, в разговорах с официальными лицами,
     занимающимися расследованием убийства, ...категорически не соглашался с
     версией «убийства на дуэли» Михаила Лермонтова, – и тем самым стал
     ...весьма и весьма опасен... «Нет человека – нет проблемы»... Он был
     похоронен на старом пятигорском кладбище, недалеко от места первого
     захоронения великого Поэта... [198]

     В каком гостеприимном доме заслуженный врач-ученый принял несовместимую с жизнью дозировку лекарства?..
     Великая заслуга в том, что дело о дуэли быстро фабриковалось и велось в нужном русле, принадлежит начальнику штаба войск Кавказской линии и Черномории полковнику А.С. Траскину. Ранее приводились выводы В.С. Нечаевой, из которых следует, что Траскин знал о надзоре над Лермонтовым, содействовал его осуществлению, организовал следствие и консультировал «секундантов» по поводу «дуэли». По правилам дуэли должны быть парные пистолеты, специально подготовленные; если бы в деле «нарисовался» пистолет Мартынова, из которого действительно был произведен выстрел, о сценарии «дуэли» можно было бы забыть сразу. Поняв, что в деле отсутствует оружие (!), Траскин и В.И. Ильяшенков способствовали приобщению к делу пистолетов «Кухенройтер», не имеющих к дуэли, как уже говорилось, никакого отношения. Но наспех схваченные «Кухенройтеры» могли опять испортить весь сценарий, и тогда «Ильяшенков организовал замену вещественных доказательств» [199], приобщив к делу некие другие пистолеты, («принадлежащие убитому на Дуэли Поручику Лермонтову, из которых он стрелялся…» [200]), которые потом вообще растворились в воздухе. Но это уже было не важно: как только дело было передано в военно-судную комиссию, Траскин способствовал его прекращению. С.И. Недоумов, исследуя роль Траскина в деле о «дуэли», пишет:

           Важные сведения о Траскине содержатся в статье С.А. Андреева-Кривича
     «Два распоряжения Николая 1-го». <…> …Андреев-Кривич считает участие
     Траскина в преддуэльной интриге вполне вероятным. «Прекрасно сообразив, –
     пишет он, – еще в предыдущем, 1840 г., что значило распоряжение определить
     Лермонтова в Тенгинский полк, Траскин имел полную возможность быть весьма
     деятельным в отыскании тех средств, которые отвечали бы намерениям царя
     относительно поэта»... <…>
          …Траскин как нельзя более подходил для проведения любой интриги [201].

     Но опять же подчеркнем, что Траскин – не более как исполнительная фигура в большой игре. Без сомнения, он был с единомышленниками и помощниками. Э.Г. Герштейн писала:

           По свидетельству П.К. Мартьянова, ссылавшегося на рассказ московского
     полицеймейстера Н.И. Огарева, история с пропавшим пакетом была выдвинута
     непосредственно после дуэли жандармским полковником Кушинниковым, который
     состоял для особых поручений при начальнике петербургского жандармского
     округа, был послан в Пятигорск весной 1841 г. для тайного наблюдения и
     вернулся оттуда в Петербург осенью того же года. Он принимал
     непосредственное участие в работе следственной комиссии о дуэли. По словам
     Огарева, Кушинников тогда же послал соответственное донесение Дубельту.
          Интересно, что Н.П. Раевский, бывший в Пятигорске во время дуэли,
     упомянул в своих позднейших воспоминаниях, что Кушинников негласно
     руководил показаниями свидетелей: «Кушинников сам своими советами помог нам
     выгородить Марию Ивановну (Верзилину. – Э.Г.) и ее дочерей» [202].

     Е.И. Яковкина об А.Н. Кушинникове пишет:

            Что касается Кушинникова, то он осуществлял на Кавказских
      Минеральных Водах «тайный надзор», который был введен здесь с 1834 года.
      Для этого Кушинников и был командирован из Петербурга еще в апреле того
      года.
             Кушинников, вероятно, уже через несколько минут знал о приезде
      известного, но опального поэта. Тот самый «тайный надзор», который входил
      в его обязанности, несомненно, был установлен за жилищем поэта. Это тем
      более вероятно, что у Лермонтова бывали не только те молодые люди, ради
      которых и был установлен специальный надзор, но и декабристы.
            У Кушинникова была, конечно, своя агентура для непосредственного
      наблюдения за «подозрительными» лицами. В практике жандармерии было
      обычаем привлекать хозяев к слежке за жильцами. Вспомним, например, жену
      надворного советника Кугольта. В 1834 году у нее в Пятигорске жил на
      квартире декабрист Палицын. Эта «благородная дама» следила за своим
      квартирантом и делала на него доносы.
            Не являлся ли агентом Кушинникова домохозяин Чиляев? [203]

      Фигура Василия Ивановича Чиляева (Чилаева, Челяева, Чиладзе, Чилашвили) в деле убийства Лермонтова почему-то до сих пор в работах исследователей остается в тени, хотя еще в первой половине ХХ века Е.И. Яковкина обратила внимание на странности домовладельца. Так, найдя в церковной книге Пятигорска запись о том, что слуга Лермонтова Христофор Саникидзе являлся крепостным Чиляева, Яковкина доказала лживость показаний последнего: тот утверждал Мартьянову, что шестнадцатилетнего Христофора Лермонтов привез с собой. Чиляев знал о Лермонтове очень много: вплоть до того, что тот ел на завтрак, обед и ужин. Чиляев располагал подлинными делами пятигорского комендантского управления, связанными с Лермонтовым, и другими ценными документами. Е.И. Яковкина, консультируясь с юристами, вопрошала:

              Как у Чиляева могли оказаться подлинные дела комендатуры? Такие
      дела никому не выдаются. Выкрал он их, что ли? Или кого-то подкупил? Но
      зачем они ему? Ведь у Чиляева не было связи с делами Лермонтова: ни с его
      рапортами о болезни, ни с делами о дуэли. Если отбросить особую
      заинтересованность Чиляева в личности Лермонтова, то совершенно непонятно,
      для чего ему эти подлинные дела? Были, значит, какие-то особые причины,
      чтобы заполучить их. Не было ли в этих делах, помимо официальных
      документов, которые впоследствии стали известны из других источников, еще
      чего-то, что требовалось уничтожить? [204]

      Смерть Лермонтова произвела на Христофора Саникидзе сильное впечатление: по воспоминаниям Н.П. Раевского, слуга буквально «убивался». Не потому ли, что юноша понял, зачем его приставил хозяин к Михаилу Юрьевичу? И не потому ли показания Саникидзе совершенно неправдоподобны?
      Верзилины, Чиляев, Кушинников, Ильяшенков, Траскин… – все они действовали слаженно и заодно.
      Карпенко и Прищеп полагают, что Глебов рассказал полковникам В.И. Ильяшенкову и А.С. Траскину «что-то о своих действиях» [205], а возможно, и о Верзилиной, сообщившей об убитом, и хотел представить дело так, что он является единственным секундантом. Его арестовали и объяснили, что Верзилиных вмешивать ни в коем случае нельзя, а на роль единственного секунданта он не годится: у Глебова плохо действовала в тот момент правая рука (после ранения). А так как «дуэль без секундантов и очевидцев – это убийство», то нужен еще один «секундант».
      Второй «секундант» Васильчиков появился утром 16 июля.
      Его, вероятно, уговорили, а может, и обязали, так как «выдвинутая фигурантами версия скрываемой от властей дуэли казалась менее опасной военачальникам, чем убийство по их недосмотру за войсками и населением» [206].
     Траскин давал рекомендации, как следует из записок, которыми обменивались Мартынов, Глебов и Васильчиков, говорить только о четырех участниках. Глебов и Васильчиков стали вдохновенно сочинять о том дне, когда якобы произошла «ссора»:

            Кроме нас четверых в то время никого не было в доме Генеральши
     Верзилиной [207].

      Кстати, Мартынов, возможно, намеренно «брякнул» про дом Верзилиных, что послужило поводом к допросу М.И. Верзилиной. Не было ли у «дуэлянта» слабой надежды на допрос всех Верзилиных, одна из которых могла подтвердить его алиби?.. И на что он мог надеяться после того, как увидел горячую готовность всего окружения придумать недостающие доказательства «дуэли»… Мартынов понял, что наказание для него будет мягким, и… смирился. Тем более, повторимся, он не знал, что же произошло на самом деле.
      Но, допустим, в тот момент Мартынов не знал правды, не располагал «воспоминаниями», которые насочиняли впоследствии, боялся поворота в деле к «умышленному убийству» и так далее. Но когда прошло время и улеглись страсти, Мартынов имел возможность оглянуться, поразмыслить… Неужели не рассмотрел получше Эмилию?
      Думается, рассмотрел. Но... Представим, что Мартынов признался в убийстве сам (что облегчило ход следствия колоссально), ради него лжесвидетельствовали друзья, «закрывало глаза» начальство. Наказание гауптвахтой закончилось осенью 1841 года, а в 1845 году, как только сняли епитимью, Мартынов женился. Каждый год жена рожала ему ребенка (всего они родили одиннадцать детей) [208]. А в 1849 году родной брат Акима Павловича Шан-Гирея (друга и родственника Лермонтова) – Алексей – женился на Надежде Верзилиной. Вскоре (в 1851 году) и Эмилия вышла замуж за самого Акима Павловича. Таким образом, «вытаскивание» «белья» из дома Верзилиных стало абсолютно невозможным при жизни участников трагедии и после их смерти – ради детей… Нельзя сбрасывать со счетов и симпатию Мартынова к Верзилиным: есть мнения, что Николай Соломонович был неравнодушен к Эмилии (как знать, может, и с Надеждой в день убийства дружески обсуждал ее старшую сестру?). В этой связи интересный факт: последнюю дочь, родившуюся в 1860 году, Мартыновы называют Эмилией, причем в роду у Мартынова не было женщин с таким именем.
     Дважды принимаясь за написание исповеди (кстати, а зачем?), Мартынов вновь и вновь не мог выбраться из колеи вранья. То он был «в близких отношениях» [209] с Лермонтовым, то вдруг жизнь последнего была ему «вовсе неизвестна» [210]; то вдруг вспоминал постоянные издевательства Лермонтова над новичками (но, заметим, не над ним лично) в Юнкерской школе, то вдруг утверждал, что Лермонтов вообще провел в этой школе благодаря связям бабушки «едва ли и несколько месяцев» [211]. По всей видимости, Мартынов не мог выйти из роли обиженного и всеми силами пытался хоть что-то сказать в свое оправдание перед потомками. Потомки, добавим, продолжили его дело и очернили Лермонтова так, что не пожалели и родную сестру Мартынова. Посмотрим еще на положение Мартынова с другой стороны: он был «приговорен» к епитимье. Т.е., пока ее не снимут, он не может официально жениться. Чтобы епитимью сняли, он должен раскаяться в убийстве. Он раскаялся. В противном случае, если бы (допустим) Мартынов на исповеди начал утверждать, что убил не он, то церковное наказание длилось бы до смерти. Теперь представим: Мартынов прощен, женился, ходит в церковь, крестит детей, справляет именины, стареет, дряхлеет и пишет исповедь, где признается, что все это время, подходя к причастию, врал, а на суде лжесвидетельствовал. И клеветал на Лермонтова. Как отнесутся к этому в первую очередь родные, которых, получается, он тоже обманывал? И, опять же, где доказательства невиновности? Их нет. Вот поэтому Мартынов постоянно «сползал» в заученное «вызвал, выстрелил, убил» (вспоминается известное многим из современности: «поскользнулся, упал, закрытый перелом, потерял сознание, очнулся, гипс…»); вот поэтому Мартынов так и не смог написать сочинение под названием «Моя исповедь». Понимая, что прощение за содеянное на этом свете невозможно, Мартынов завещает похоронить его тайно, без надписей на кресте или памятнике. Увы, потомки не вняли его просьбе.
     По поводу того, почему А.П. Шан-Гирей женился на Эмилии. Тут, возможно, помимо чувств (которые, несомненно, у А.П. Шан-Гирея были) могла иметь место личная заинтересованность в этом браке если не императора, то его довереннейшего лица – наместника Кавказа в то время – графа Михаила Семеновича Воронцова. (Почему бы нет. Вспомним дядю Лермонтова А.Г. Столыпина, чей брак организовал лично Николай I.) Или другой вариант, подтвердить или опровергнуть пока трудно: свадьба Эмилии с Шан-Гиреем состоялась в 1851 году, рождение первенца – Акима – в 1852 году. Но точных дат свадьбы и рождения найти не удалось, что наводит на некие размышления…

188. Лисицына О.И. Нормы и практики сексуального поведения российской дворянки конца XVIII – середины XIX века: автореф. дис. … канд истор. н.: 07.00.07. М.: ФГБУН Ордена Дружбы народов Институт этнологии и антропологии им. Н.Н.Миклухо-Маклая РАН. 2015. 27 с. С. 21.
189.  Карпенко А.В., Прищеп В.И. Оправдание Лермонтову.  Нальчик. ООО «Телеграф». 2014.  С. 174.
190. Лебедев И.А. Шут и Иов. С. 40. 
URL: https://www.litmir.me/br/?b=214937&p=40 (дата обращения: 4.06.2020).
191. Чекалин С.В. Лермонтов. Знакомясь с биографией поэта… М.: Знание, 1991.  256 с. С. 192.
192. Хачиков В. Тайна гибели Лермонтова. Все версии. Миф о «лермонтовской банде». 
URL: http://lermontov-lit.ru/lermontov/bio/hachikov
-tajna-gibeli-lermontova/mif-o-lermontovskoj-bande.htm (дата обращения: 4.06.2020).
193. Карпенко А.В., Прищеп В.И. Оправдание Лермонтову.  Нальчик. ООО «Телеграф». 2014.  С. 119.
194. Вейс А.Ю., Ковалевская Е.А. Памятные вещи // М.Ю. Лермонтов. М; Л.: Изд-во АН СССР, 1953. 367 с.  (Описание рукописей и изобразительных материалов Пушкинского дома; Вып. II).  С. 158-170.  С.158-159.
195. Карпенко А.В., Прищеп В.И. Оправдание Лермонтову.  Нальчик. ООО «Телеграф». 2014.  С. 12.
196. Лебедев И.А. Шут и Иов. С. 40.
URL: https://www.litmir.me/br/?b=214937&p=40 (дата обращения: 4.06.2020).
197. Шан-Гирей Е.А. Воспоминание о Лермонтове. Государственный лермонтовский музей-заповедник «Тарханы» URL: http://tarhany.ru/lermontov/vospominanija_sovremennikov
_o_m_ju__lermontove/je_a__shan_girej__vospominanie_
o_lermontove (дата обращения: 4.06.2020).
198. Шарко О.Н. Убит не на дуэли. Часть 5. 
URL: https://stihi.ru/2016/07/03/1727
(дата обращения: 24.09.2020).
199. Карпенко А.В., Прищеп В.И. Оправдание Лермонтову.  Нальчик. ООО «Телеграф». 2014. С. 161-162.
200.Там же.
201. Недумов С.И. Лермонтовский Пятигорск. Глава ІІІ. Вторая ссылка М.Ю. Лермонтова на Кавказ. А.С. Траскин. 
URL:  http://lermontov-lit.ru/lermontov/
bio/nedumov-lermontovskij-pyatigorsk/traskin.htm
(дата обращения: 4.09.2020).
202.Герштейн Э. Лермонтов и семейство Мартыновых. Из содерж.: Е.М. Мартынова. Письмо к Мартынову Н.С., 6 ноября 1837 г. Е.М. Мартынова. Письмо к Мартынову Н.С., 25 мая <1840 г.> // М. Ю. Лермонтов. М.: Изд-во АН СССР, 1948.  Кн. II. (Лит. наследство; Т. 45/46). С. 701.
203. Яковкина Е.И.: Последний приют поэта. Глава VII. 
URL:  http://lermontov-lit.ru/lermontov/mesta/
yakovkina-poslednij-priyut/poslednij-priyut-7.htm
 (дата обращения: 5.10.2020).
204. Там же.
205. Карпенко А.В., Прищеп В.И. Оправдание Лермонтову.  Нальчик. ООО «Телеграф». 2014.  С. 84-85.
206. Там же. с. 89.
207. Дело о произшедшем поединке, на котором отставной маиор Мартынов убил из пистолета Тенгинского пехотного полка поручика Лермантова, начато 16 июля – кончено 30 июля 1841 г // Дуэль Лермонтова с Мартыновым: (По материалам следствия и военно-судного дела 1841 г.): [Сборник].  М.: Русслит, 1992.  С. 11 -37. –
URL:  http://lermontov-lit.ru/lermontov/documents/duel
-lermontova/duel-delo-2.htm (дата обращения: 4.09.2020).
208. Пажитнов Е. Генеалогия рода Николая Соломоновича Мартынова. 
URL: http://proza.ru/2014/09/05/1573
(дата обращения: 4.06.2020).
209. Мартынов Н.С. Моя исповедь. 
URL:  http://lermontov.info/remember/martinov.shtml (дата обращения: 20.09.20).
210.Там же.
211. Там же.


Рецензии