Дом в тени

За окном шел осенний дождь. Звук капель, а также рёв моторов каретомобилей создавал симфонию, под которую какой-нибудь алкоголик начнёт размышлять о своей жизни.

Альфред Боймлер сидел в кресле, он читал роман «Живые Судьбы Мёртвых Людей» за авторством дорманского писателя Огюста фон Либендорффа, попутно смотря на часы, дабы не пропустить время отправки, рядом с ним был чемодан и сумка, где были его самые ценные вещи.

Через пол часа прозвенел будильник. «Пора» - понял Альфред, положил книгу в сумку и отправился в неизвестность.

Альфред Боймлер, молодой мужчина лет двадцати пяти среднего роста с черными волосами, избежавший призыва в Имперскую Армию из-за болезни, покинул фамильный дом, где жили 6 поколений его предков. Этот дом пережил многое, и восстания, и бунты, и пожары, но не пережил войну. Точнее, последствия войны.

По итогам восьмилетней Великой Войны, Дорманская Империя, как главный агрессор и виновник войны, было разделено на несколько зон оккупации – Санорскую, под контролем Санорской Республики, Кюренскую, под контролем Кюренского Королевства, Веснойскую, под контролем Веснойского Княжества и Цернольскую, под контролем Цернольской Федерации. В окраинах Империи начали создаваться малые национальные государства, которые находились под протекцией одной из держав-победительниц.
Семья Альфреда родилась в юго-восточной части Империи, близ уютного прибрежного города Меровль. Местное население, которое называлось Элонцы, были весьма доброжелательны к имперским колонистам. По крайней мере, так было до войны. После же неё вдруг из ниоткуда вылезали националисты, которые и носу сунуть боялись до этого. По решению Коалиционного Правительства Элонского Народа, все дорманцы обязаны либо отказаться от своей культуры, либо покинуть "исторические земли элонского народа". В любом случае имущество изымалось в пользу "элонского народа".

Альфред решил вернуться на историческую родину вместе со своей семьёй. Прощание с отчим домом было непродолжительным, ибо национальные комиссары не любят ждать.
Уезжающие стояли на железнодорожной станции в ожидании поезда. Всюду висели плакаты на местном языке, где в лучшем случае высмеивался дорманский язык, а в худшем, всех дорманцев называли "империалистами" и "шовинистами". Поезда всё не было, зато приехал каретомобиль с мужчиной лет сорока в национальной элонской одежде, который объявил, что «все уезжающие отправятся домой в Дормань пешим ходом. Топлива и так мало, и на вас, империалистов, мы тратиться не намерены. Ваш комиссар по делам меньшинств, Ингус Звайгзне».

Назвать гневом и негодованием реакцию покидающих значит ничего не сказать. На это сообщения поднялся вой, с требованием уважать права всех людей. Охранникам даже пришлось бить прикладом особо буйных. Однако ничего поделать жители не могли, пришлось идти пешком, а ведь путь предстоял неблизким. До исконных дорманских территорий больше двух сотен километров, а если учитывать, что многие из уезжающих больны и устали после войны, то это всё вполне могло превратиться в марш смерти.

Начался долгий путь домой, который преодолеют далеко не все.