Жеребенок

   Жеребенок был совсем маленький. Всего три дня назад он родился и встал на тонкие кривоватые ноги, а сегодня он уже вышел из конюшни. Впервые увидел небо и простор. И, надо сказать, испугался. Но это простительно: представьте себе, что ваш мир ограничивается полумраком уютного денника, выстланного опилками и сеном, материнского теплого бока рядом, ее голоса, тревожно зовущего, стоило ему сделать шаг от лошади. А теперь перед его глазами стены раздвинулись до бесконечности, открывая мир. Жеребенок хотел было избежать этого страшного знакомства, остаться в конюшне, но руки сзади слегка подтолкнули его, и он сделал шаг наружу.
   На улице была весна, впрочем, этого он еще не знал. Весна в этом году припозднилась, и там, где обычно в это время уже вовсю цвели одуванчики, еще лежали затвердевшие сугробы, белея среди просыпавшихся опилок и выглянувшей-таки темной земли. Кое-где зеленела внезапными пятнами трава.
   По худой спине жеребенка пробежался ветер, подхватил нелепый куцый хвост, и унесся прочь. Снег под ногами скрипнул, и копыта провалились в наст, отчего он пришел в ужас. Но лошадь обернулась и слегка заржала, а руки сзади снова подтолкнули его, заставляя сделать шаг вперед и выбраться из снежной ловушки.
   Следующие несколько шагов он сделал увереннее, чувствую успокоение от твердой земли под ногами. Но тут жеребенок ткнулся в носом в невысокий кустарник и резко отпрянул, снова теряя равновесие. Этот мир был опасен, непредсказуем и неприятен. Лошадь была с ним согласна. Если бы это было в ее воле, она развернулась бы и в пару шагов вернулась в укрытие денника, где ее ребенку ничего не грозило.
   Но если жеребенка сзади были готовы подтолкнуть, то ведь и ее вели руки, не давая повернуть к жеребенку, уйти в конюшню.
   А в лесу вдруг забил дробью дрозд. И снова все стихло. Пока не пролетела, щелкая, сорока.  И снова погладил спину и короткую гриву жеребенка ветер, а длинный белый хвост лошади взметнулся вверх и упал. Лошадь, подчиняясь рукам, ведущим ее, сначала тихо, а потом, набирая скорость, почти рысью пошла по кругу, ни на миг не забывая о своем ребенке. А он, привыкший к ее теплу, боясь остаться без ее бока возле своей головы, задвигал тонкими ногами, и побежал возле нее, иногда спотыкаясь и оступаясь, но не отступая.
   Этот мир еще пугал его, но уже и манил, обещая простор лугов, по которому он будет носиться галопом или спокойно переступать ногами. Это все будет. Потом. И жеребенок уже предвкушал это, хотя и не знал этому названия – жизнь.