Смог любит новичков

Это случилось утром. Меня накрыло волной из неудач. Ещё прошлым вечером я что-то предчувствовал. Но тогда мне сказали:

— Тебе показалось.

— Кто это? — спросил я.

— Тебе показалось, что ты что-то слышал и видел, — сказал кто-то.

— Ладно.

Меня накрыло волной из неудач. И на вкус это — как есть растаявшее клубничное мороженое. Гадкое. Обидное. Моё нелюбимое. Даже ночью было страшно спать.

Вот я и смотрел в окно. И видел разное. Даже что-то поинтереснее снов. Сны всегда меня уносили подальше. Куда-то в соседние районы, где я никогда не был. В Ясенево, например. Или Кунцево. Ничего красивого я рассмотреть там не мог.

Я видел себя. Намного старше. И мечтал о Питере.

За лето я ни разу не искупался. А до этого я часто плавал в пруду Кузьминского парка. Читал на берегу. Кормил местных набережных львов лимонами. Слушал «The Cure». Зацените у них песню "M".



— Ничего, — сказал я львам как-то раз. — Хуже тут и быть не может.

Один из львов решил грубо высказаться по поводу несправедливости пронзающего нас бытия. Об отсутствии на его завтраке беляшей. Но он не успел — мне позвонили. Я даже пальцем показал: «секундочку». Он зарычал. Но оказался бетонным. И его никто не услышал.

— Пригласили на работу, — сказал я. — В знаменитый ресторан Какого-то Папы. На кухню. Готовить пиццу.

— Твоего папы? — спросил другой лев. — ты давно ищешь работу. Почему он не мог предложить тебе работать у него раньше?

— Нет. Мой папа — великий художник.

— И что? У него нет кухни?

— Несправедливо… — наконец-то высказался единственным словом первый лев.

— Если я буду делать пиццу у своего папы на кухне, то я просто приготовлю обед. Работа — это когда ты делаешь что-то не дома. И тебе платят деньги, чтобы ты смог вернуться обратно.

— Я слышал, именно это и заставляет взрослеть, — сказал другой лев. И отвернулся к пруду. — Поэтому я так и лежу здесь. Ем лимоны. И думаю — куда бы устроиться? Но я не устроюсь. Я думаю о работе, лишь бы меня не просили подумать о чём-то ещё.

Сам я стеклянный. Кудри на голове вьются вперемешку с цветами. Разными. Синими, фиолетовыми, оранжевыми…

Меня позвали на работу и я повзрослел. Кто-то даже вышел из деревьев и сказал мне:

— Эй. У тебя глаза треснули. Наверное, ты повзрослел. Смотри, — сказал он и ткнул в меня, — какая борода выросла!

— А?

— А, — сказал кто-то — это ж моя борода. Отражение. Как отросла.

И ушёл. В лес.

Я устал. А усталость — первый симптом взрослого человека.

Ехать в кафе Какого-то Папы пришлось долго. Очень. Но тем же утром я вспомнил про волшебные флейты «The Smiths». Их никто не замечает. Но именно с ними я научился летать. Так я оказался на крыше кафе Какого-то Папы. То есть он назывался Дом Папы №5. Где меня обещали ждать.

Я спустился с крыши. Слез по тени. И открыл дверь.

— ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ! — закричали на меня. Передо мной стояла синеволосая-девочка с наклеенными добрыми глазами и счастливой улыбкой. Это были распечатанные губы и зрачки у неё на лице. Их держали маленькие паучки.

— ОЧЕНЬ РАД! — крикнул я.

Мы постояли. Помолчали. Подумали о своём. О лампочках дневного света. И о том, почему львы всё-таки любят лимоны больше беляшей. Или это мне показалось.

— Я на собеседование — сказал я.

— А! — закричала она — Аа… — и пауки слезли с её лица. Распечатанные кусочки губ и глаз полетели на пол.

Она оказалась ничего. То есть у неё не было лица. Да и красная рубашка с вышитым на груди именем Папы висела в воздухе. Но бородавку на подбородке никто спрятать не смог. Или не захотел.

Свет в Доме выключили. Женщина позеленела. То есть стала заметной. Её волосы разбежались по сторонам. Заняли своё место в салфетницах. Бородавка стала официантом. И официант спрыгнул с её лица. И стал просить чаевые.

— Извините — сказал напечатанный рот — я не подготовилась. Дайте мне пятнадцать минут.

Её руки упали на пол. Холодные и бледные. Они побежали к двери. В их планы входила поездка куда-то на ВДНХ, продавать индейские браслеты и фотографировать голубей со случайными прохожими. И всё это за деньги.

— Сказал бы сразу, что ты на собеседование.

— Здравствуйте, Елена Евгеньевна — я не растерялся, когда заметил кучу возле меня.

Руки, ноги, снова волосы-салфетки. Всё снова решило собраться вместе. И когда собралось:

— Пойдём, покажу тебе кухню — сказала Елена Евгеньевна — тут у нас бар — она показала на стойку возле входа — но это Ване исполнилось восемнадцать. Так что просто знай, куда тебе ходить нельзя. А тут вот у нас кухня. Твоё новое рабочее место. Говоришь, ты повар?

Ещё в девятом классе все заговорили на другом языке. На сленге полегче. И вдруг я начал хоть что-то понимать. Понимать даже, зачем дворник встаёт так рано и первым выходит на ещё сонную и промерзшую улицу.

Тогда на уроках мне стало скучно. Всё казалось бесполезным. И я пошёл в колледж. Там меня научили готовить. Из достижений: пересоленный салат «По любви» и жареные пельмени. Даже диплом дали.

— Да — сказал я, — Я умею очень хорошо готовить. Даже завариваю чай.

Её вдохновил мой ретроград. Меня — 73 отказа. А лето ещё не кончилось.

Я говорю и говорил всегда всё, что хотят от меня слышать люди. Мне нужна была работа. Нужна была эта работа. Очень нужна. Чтобы моя мама не плакала. Она хочет, чтобы я работал. Чтобы я платил за половину квартиры. Раз меня не взяли в институт. Раз мне ещё не исполнилось восемнадцать, и я не мог купить вино в магазине или ларьке.

Моя мама прекрасная женщина. Великая. Бывшая певица из небольшого поволжского городка. Переехала в столицу вслед за разбитым сердцем. Я помню, как мы шли прямо по осколкам и они привели нас к Кремлю.

— Я буду здесь жить — сказала она — и ты тоже будешь. Жить здесь. Со мной.

Хоть я того и не хотел.

Я тогда много чего не хотел. Не хотел смотреть вечерние теле-программы. Менять перегоревшую лампочку в туалете. Менять школу. И оставлять всех моих друзей.
Но больше всего я не хотел, чтобы моя мама плакала. Если она не будет плакать, мне казалось, то и я буду счастлив.

Так я оказался на кухне в Доме Папы №5. Но ни мне, ни Елене Евгеньевне это не показалось интересным. Мы стояли молча.

— А я здесь гоняю — сказал парень в каске.

— Это Андрей. Наш курьер — сказала Елена Евгеньевна.

— Не езжу, а именно — гоняю! Потому что без прав. Сначала думал, их собака съела. Потом вспомнил, что собаки у меня никогда не было. И прав.

— Не нужно знать итальянский, чтобы готовить пиццу — сказала девушка у плиты.

— А это Марьям — продолжила Елена Евгеньевна — она тебя всему научит.

— Здравствуйте — сказал я.

Марьям не ответила.

— Она у нас немного приболела. Но это ей не мешает быть главной на кухне в Доме Папы №5.

— Да, я тут главная — получилось сказать у Марьям. Она расчихалась.

Её лицо потрескалось и из щелей сыпалась сахарная пудра. Я прикрыл нос. Как это делают рядом с больным.

— Не любишь сладкое? — спросили меня.

Пудра летала по кухне и покрывала всё вокруг. Посуду, тесто, велосипед Андрея. Тесто стало на цвет как бензин. И весьма независимым. Это я понял, когда оно решило прокатиться по ингредиентам: бекону, ананасу и сыру. И прыгнуть в печь.

— Я тороплюсь — сказало тесто.

Его никто не слушал. Оно уехало на велосипеде Андрея, пока я учился готовить «Маргариту».

— Никто не видел мои перчатки? — спросила Марьям.

— Ты вчера с ними поругалась из-за томатов и выкинула в окно — напомнил Андрей.

— И что? Они даже не вернулись?

— Я слышал, им предлагали работу в том кафе с бургерами у рэперов. Вряд ли они вернутся.

Я знал несколько слов по-итальянски. Несколько грубых слов.

— Solitudine — сказал я. — Lavoro.

Моя пицца получилась кислой. И даже стала внешне похожа на чизкейк.

Тогда Марьям заискрилась. То есть заматерилась. Даже Андрей стал мышкой и сбежал с кухни. Чтобы не пострадать. То есть чтобы не нарушать нормы СанПиН-а. Искры летали по всей кухне. На моей голове начали вянуть цветы. И долго не переставал чесаться глаз.

До конца рабочего дня я прятался под бидонами с томатной пастой. Кстати, послушайте у The Smiths - There Is a Light That Never Goes Out.


— Ну что? — спросила меня Елена Евгеньевна. Её глаза снова разбежались — Первые шрамы? Ну ничего, это даже идёт таким воздушным мальчикам как ты. Я бы даже записывала — она достала меня из шкафчика.

— Спасибо. Мне очень понравилось — соврал я. Или это 73 отказа сказали за меня.

Варианты кончились. И даже не было никакой высшей идеи.

Марьям снова стало плохо. Она загорелась.

— Она мне так нравится, — сказала Елена Евгеньевна. — Сразу видно- увлечена делом. — её глаз забрался на моё плечо. — И что? Тебе у нас правда понравилось?

— Ну да — снова соврал я.

— Тогда езжай завтра на оформление. Станешь частью нашей команды.

Возле офиса толпились люди в красных поло. То есть возле Главного Дома Папы. Номера у него не было и это говорило о престиже.
Весь прошлый вечер мама проплакала у меня на кровати. Она рассказывала о своей успешной карьере. И неудачной, так и не сумевшей зародиться, моей. Слёзы были повсюду. В который раз мы топили соседей. Поэтому я решил поехать в Дом Папы Без Номера рано утром. Пока мама спала. Чтобы снова не слушать об её прошлых успехах и моих будущих неудачах.

— Я буду работать, мам, в Доме Папы №5. Буду готовить пиццу.

— Зачем ты меня обманываешь? У твоего отца даже квартиры нет — сказала она. И снова начался потоп.

Она не верила. Я не знал.

Возле офиса толпились люди в красных поло, они курили. Одного из них даже звали Марко. Я спросил:

— Где проходит оформление?

И Марко ответил:

— Это здесь. Давай я тебя провожу — он повел меня сквозь смог. Душащий фальшивым тенором.

Моя сумка, в которой я носил все свои документы и тетрадку, куда записывал свои истории, зацепилась за что-то. За руль курьерского скутера. Они сцепились. Начали обзывать друг друга. Но мату предпочли французский.

— Sans emploi! — выкрикнул руль скутера.

— Gluant! — высокомерно заявила моя подружка.

Я подумал, конфликт неизбежен. Кто-то должен теперь позвать своих друзей. Наверное, мы договоримся всё обсудить уже вечером. Когда стемнеет. Где-нибудь за торговым центром. Его друзья приедут на мерседесе, их будет много. И моих хватит. Хватит, чтобы попытаться что-то им объяснить… Но моя сумка оказалась вежливее, чем я думал. Она оказалась немой.

— Смог любит новичков — сказал Марко. И что он имел хотел мне объяснить?

В офисе, то есть внутри Дома Папы Без Номера, меня встретила высокая и целая женщина. Со светлыми волосами и красивым маникюром. Из её глаз не шёл дым. Её ресницы не бегали по столу. Она оказалась обычной. И самой странной из них.

— Здравствуй, Артём! — сказала она. — Проходи. Я сейчас тебе дам анкету и расскажу о нашей компании.

Я прошел. В кабинете было просторно. Играло что-то из Jamiroquai. Так бывает, когда компания очень большая и все в офисе носят белые рубашки. Мужчины — штаны со стрелками, женщины — юбки. Забавно, но Jamiroquai начинал свою карьеру иначе. Он продавал наркотики.

— Мария — сказала она. — Имя красивое, но не для меня. Зови меня Наташа. Они всегда оказываются гадкими под конец.

Наташа дала мне ручку. Я начал заполнять анкету. Сначала я справлялся. Написал своё имя, прописку. В увлечениях: слушать песни забытых британских групп и писать сказки. Но на вопрос «Кем вы видите себя через 5 лет?» ответа я не нашёл.
Мне всегда казалось, что я умру, когда закончу школу.

— Ты будешь чай, кофе? — и тут она вдруг задумалась и сказала:

— У нас есть пиво…

— Нет, спасибо. Я не пью.

— Вот и я о том же! — закричала она. — Ты же младше Вани! И тебе ещё нельзя продавать вино в магазинах и ларьках рядом с домом. К пиву это тоже относится.

— Мне его никто и не продает.

— Да — сказала она. — Но и ты тоже не можешь его продавать. А у нас есть пиво. И поэтому — она смяла мою анкету, — тебе работать у нас нельзя. Кто вообще тебя прислал сюда? Ты сам пришел и решил меня обмануть?

Мне надоело быть тем, кем я был. Я уставал как взрослый, но все вокруг ещё считали меня…

— Маленький обманщик! Кто тебя прислал?

— Дом Папы №5.

— Но он закрыт уже месяц!

Всё остальное я слышал и раньше. В 73 местах до этого.

Я вернулся домой лишь к вечеру. Монорельсом и двумя пересадками на метро. Флейтами «The Smiths». На улице было светло и я пошёл в парк. Кормить львов лимонами. Я даже взял беляшей.

— Несправедливо — сказал первый лев. И стал камнем.

Второй молчал весь вечер.

Солнце село. Мама уже спала. Я пошёл домой.

— Иди домой — сказал мне кто-то. Он снова вышел из деревьев. — Парни вроде тебя всегда уходят ни с чем. Но именно в этом вся романтика. И музыка сразу играет красивая. И титры…

— А ты кто? — спросил я.

— Дворник.

— Возьмёшь меня на работу?

— Да я и сам справляюсь.

Динамики, развешанные на деревьях в парке, затрещали. Он включил музыку. Я впервые услышал Metronomy. Да, послушайте у них Walking In The Dark.


Вечер сгорел.

Кто-то ещё гулял с собаками.