Танины рассказы

Странно.

Странно, что это всё случилось именно в Москве. Всё, что происходило со мной тогда, вообще не отражало любви к этому городу. Но я понимаю: нигде, кроме как в Москве, такая история со мной бы никогда не произошла. История любви.

До 18 было ещё далеко. Был обед. Ваня, который был старше на год и один месяц, уже перешёл все запретные мне границы. Он легко мог… мог всё. Нечего мне так часто повторять о вине из магазинов и ларьков возле дома. Ваня мог. Мог теперь обзавестись прекрасной, самостоятельной жизнью, думал я, и разрушить её. Я не понимал лишь одного: когда всё это разрешат и мне? В утро дня рождения?

Об этом я думал в метро. Потому что, кто думает, у того дорога быстрее. Кажется, это было написано на одном из плакатов на стенах Авиамоторной.

Мне не хотелось домой. Меня никуда не брали на работу. Поваром, продавцом, охранником, дворником. Музыкантом, закладчиком, инженером. Медбратом, пожарным или курьером я даже не пытался быть. Меня разворачивали на входе. Я попытался устроиться маляром на кладбище возле моего дома. Летом самое время красить ограды. Но, когда я пришёл туда, все спрятались. Даже шутить, что все умерли, не хотелось. Надо мной посмеялась местная кошка. Поэтому я лишь делал вид, что хожу на собеседования.

Я обошел все компании в Москве. Однажды я пришел на собеседование в массажный салон. Им нужен был курьер. Дверь в офис оказалась открытой. Все бегали.

— Я на собеседование,— сказал я кому—то.

— Хочешь помогать?— спросил меня какой—то рыжий мужчина с огромной плешью на голове. В кармане его

рубашки прятался маленький фламинго.— Тогда вот,— он попытался вручить мне стопку документов.— И теперь уничтожь это! Сожги.

— А какую вы мне предлагает зарплату?— не растерялся я.

— Зарплату? Ха!— он засмеялся. А потом заплакал.— Я предлагаю тебе свободу! Свободу, мальчик! Нет ничего ценнее свободы. Это тебе моя мудрость.

— Спасибо,— ответил я,— но моя мама сказала, чтобы я приносил с работы деньги.

В офис вломились люди. Все с черными носками на голове. Один из них держал большую дубину, другие были с автоматами.

— Тебе лучше уйти отсюда мальчик. Лучше бежать! В окно!

Люди—с—носками—на—голове кричали:

— Остановитесь!
Советую перечитать этот фрагмент под звуки песни "Gallipoli" группы Beirut.

Но я побежал за человеком-с-фламинго-в-кармане. Офис горел. Другие работники жгли документы в урнах. Урны стояли на столе. Работники смотрели на пожар и играли на трубах. «Gallipoli» группы Beirut. А мы бежали сквозь дым. Смог попытался съесть мои глаза, но я их закрыл. И прыгнул, когда мне сказали прыгать. Так мы оказались на улице. В большом кузове с мусором.

Мужчина вылез. Фламинго выпрыгнул из кармана его рубашки и вырос.

— Помни,— сказал он.— Главное— свобода,— и уехал на фламинго.

— Куда? — потом спросил меня один из тех людей—с—носком—на—голове.

— Куда—то в сторону Галлиполи,— сказал я. — Мне так показалось.

— Ясно… Ладно, можешь быть свободен.

Я кивнул. Про работу у них я даже не стал спрашивать. Справятся и без меня. К тому же Петя позвал меня в кино. А чтобы сходить посмотреть кино в Чертаново, деньги не нужны. Скорее, нужно было знать Петю, который мог притвориться кем угодно. Даже билетом.

Но нельзя смотреть кино до совершеннолетия. Так мне сказал контролёр. Я пытался поспорить, рассказать ему о высшей цели. Но он меня выгнал.

— Твоя цель слишком высоко,— сказал он.— И кинул в меня тетрадью—с—моими—историями.

Петя проводил меня до метро.

Я доехал до своей станции. Вышел из первого вагона направо. Ещё раз повернул направо. И встал. Идти домой мне не хотелось. Если мама дома, она начнет плакать. И всё из—за моей безработной натуры.

Так я и стоял, пока не услышал:

— Кто-нибудь! Помогите!— мяукал кто—то с дерева.

— Черт!— возмущались прохожие.— Она решила, что может вести себя, как настоящий котёнок. И теперь она забралась на дерево и мяучит! Мяучит о том, как ей страшно!

— Думаешь, ты котёнок?— спросил я эту девочку. И себе под нос:— Я бы тоже хотел стать таким…

— Да. А я и есть настоящий. Вот мои лапки,— она и правда показала свои руки, которые стали лапками.— Пожалуйста! Помогите мне! Погуляйте со мной, — пищала эта застрявшая на дереве девочка, возомнившая себя котёнком.

Делать что—то ещё мне совсем не хотелось. Гулять с девочкой, которая считала себя котёнком, было лучшей перспективой того душного вечера. Ведь вино мне ещё не продавали. И даже если я брал слегка забродивший сок, кто—то обязательно выбивал его из моих рук! В прошлый раз это был Петар Марич из группы «Пасош». Он выпил сок и сразу же забыл, что эта история когда—то была. Пытался автограф вручить.

— Давай,— сказал я.— Слезай. Я хочу с тобой погулять.

— Как тебя зовут?

— В этой истории — Артём.

— А меня — Лилия. Ты и правда хочешь со мной погулять?

— Да. Я же сказал об этом только что.

— Я очень хочу погулять,— ответила она,— но у меня есть парень. Он будет немного против.

— Ну ладно. Я не против.

— Ладно!— закричала она. И засмеялась.— Я его выдумала. То есть, он есть. И я выхожу за него замуж. Он у меня выдуманный.

— Тогда, раз он выдуманный,— сказал я,— давай выдумаем, что он больше не против, чтобы ты гуляла с кем—то ещё.

— Гуляла с другими мальчиками.

— Да! С другими мальчиками.

Она закрыла глаза. Выдумала всё, о чём мы с ней говорили. И прыгнула с дерева. Прямо ко мне в руки.

— Ладно,— сказала она.— Я буду с тобой гулять. Но чтобы он нас не видел.

— А я думал, ты приземлишься на свои четыре лапы.

— Зачем? Если у меня есть твои руки?

Тогда я не знал, что и думать. Но скоро стало ясно: на её словах строилась Вселенная.

Петар Марич снова решил мне помешать. Захотел выбить из моих рук девочку—котенка. Но споткнулся о бордюр и всё забыл. Предлагал бордюру автограф.

Лето казалось вечным. Как и дни. А дни я проводил без особой цели, но с огромным желанием. Мне хотелось стать нужным.

— Ты не можешь быть ненужным, если ты есть,— отличная фраза для какого-нибудь советского мультика. Может, кто—то уже её говорил. Я всем сердцем верю в неё и сегодня.

Мы с Лилей считали, что давно уже знаем друг друга. И мы знали.

Что я – люблю музыку прошлого века и записываю разные истории в свою тетрадку. Рассказы чаще всего оказываются грустными. И что я знаю сотню сказок, чтобы рассказывать их перед сном. В Москве никто и никогда не знал сказок больше десяти. Особенно перед сном. Что я безработный. Слишком добрый и мечтательный мальчик из стекла. С цветами на голове. Она знала это обо мне.

Что она – девочка, считавшая себя котёнком. Что от беспомощности она и правда переходила с русского языка на стандартный или жалобный «мяу». И что она, при личной концентрации внутренней доброты и открытости, не сразу скажет о себе всей правды. Например, что почти замужем. И ничего, совсем ничего не понимает в кино. Я знал это о ней.

Нам было этого достаточно.

Мы пошли в ближайший парк аттракционов. Лиля купила пузырёк с мыльными пузырями у человека, торгующего фруктами и книгами. И мы пошли кататься.

Мы были теми, кого ласкал августовский вечер. Он растворялся в хитах, ещё никому не известных. И мы вместе с ним. Строчки песен, глупые, прозрачные и очень честные, связали нам руки. Мы шли вместе. И прохожие путали нас с парой очарованных и смущенных.

Так начался наш роман. Среди деревьев и огромных качелей, утонувших в запахе сладкой ваты и варёной кукурузы. Хоть где—то он был. Пусть в него никто из нас и не поверил.

— «Морская жизнь»,— сказала Лиля кассиру.— Два билета. Мр—с. Два круга.

Это всё, на что нам хватило денег. Её денег. В моих карманах были только отказы—в—работе. А притворяться билетом—в—парк—аттракционов я ещё не научился.

На первом кругу нас облили водой. Лиля шипела. Вцепилась когтями в мое плечо и долго не могла отпустить. У меня пошла кровь. Но я почесал у Лили за ушком, и она успокоилась.

Поливать водой на втором кругу нас не стали. Мы так и продолжили вращаться на карусели.

— Снова вы,— прохрипело из колонок.— Слушайте, у нас вода кончилась. И… Короче, мы сможем окатить вас. Только позже. Не говорите никому, пожалуйста.

Карусели остановились. Мы с Лилей пошли дальше.

— Жаль твоё плечо,— сказала она.— Кстати, у меня красивый маникюр?

На её коготках ещё остались капли моей крови. Но уже холодной и липкой.

— Красивый.

А потом, не помню, сказал что—то типа:

— Пойдём гулять вокруг усадьбы?— да, так и сказал. Вспомнил.

— Идём,— сказала она.— Но я должна предупредить, что мне скоро выходить замуж. Мама уже купила мне платье. Большое и белое. С чуть фиолетовым подолом и фатой.

— Думаю, мы успеем вовремя.

— Да. Наверное, – задумалась она явно не об этом.— Я не хожу налево. В буквальном смысле. Так что мы не будем поворачивать налево. И не проси меня. Никогда.

Мы потерялись.

— Где же выход?

— Он там, откуда мы пришли.

— И почему мы не можем вернуться?

— Там много поворотов налево.

— Но мы же поворачивали только направо!

— И мы в центре леса. Он растет, как лабиринт. Всё ведет к центру поворотами направо. Поворотами налево ты идешь к выходу.

— А где выход?

Я указал прямо в лес.

— Пошли. Пошли за мной,— и мы пошли в лес.

По дороге мы разговорились:

— Здесь очень красиво,— ветка старого дерева проткнула ей ногу.— У меня дома одни поля и снег. Почти весь год.

— Сегодня мы как никогда воссоединяемся в с природой,— шишка упала с ели и разбила мне плечо.

Листья крыжовника напали на мои ноги. Лиля кушала малину с лапок. Ягоды были им как шляпы.

— Твой будущий муж,— спросил я,— он остался ждать тебя, где круглый год снег?

— Он там. Да. Он работает на заводе. Но он лишь мой будущий муж,— и промолчав,— и выдуманный. В мои 15 лет. Но ты знаешь, я с ним счастлива. Он меня не разочарует, если я выдумываю его сама.

— Я бы мог стать твоим настоящим мужем,— зачем—то сказал я.— Я очень этого хочу.

— Но ты не сможешь. Ты опять заблудился.

Сражаться за вечную любовь было бесполезно. Мы уткнулись в забор.

Мы пошли направо. И вышли из парка, только когда стемнело. Когда из колонок с каждого дерева играли песни «Metronomy». Нас вывели мои знакомые львы.

С Лилей мы гуляли допоздна. До того загадочного времени, когда в больших городах ещё запевают сверчки под каждой лавочкой. И когда луна светит ярче любого уличного фонаря. А свет квартирных лампочек начинаешь путать с мерцанием далёких звёзд. Когда можно зайти по тёмным улочкам так далеко и глубоко, что захочется раствориться. И у тебя это получится.

В такую ночь стать похищенным одной из Кузьминских асфальтных фей — гордость. Это я слышал от мужчин постарше. Они обсуждали это на остановке.

— Говорят, они знают все песни TheXX.

Кстати, послушайте у этих ребят "Islnads"
Мы долетели с Лилей до её дома в мыльном пузыре. Всю дорогу мы болтали. Я посмотрел на часы и напомнил ей:

— Скоро ты выходишь замуж,— но часы давно остановились.

— Ты молодец,— сказала она. – Да, я будущая жена, – будто оправдываясь перед собой

— Тогда я — настоящий любовник?

— Тогда да,— согласилась она.— Но только сделаем вид. Прошу. Что я этого никогда не говорила. Хорошо? И никогда не скажу. Так что между нами всегда будет всё неясно. Пока мы не разозлимся,— и я поцеловал её. Потому что мне задолжали. Или потому что я этого хотел.

Девочка, возомнившая себя котёнком, оказалась на вкус как молоко. Она перестала быть кем—то ещё, кроме моей любовницы. Мои руки стали тонуть в её волосах. Её

руки обвили мою шею. И был бы это февраль, я бы принял её нежность лишь за заботу.

Мы лопнули возле её подъезда. Недалеко от метро. А сквозь ветки, вдали тротуара, светили разноцветные огни старого кинотеатра.

— Напомнило северное сияние,— сказала она.— Всё это. Так же красиво и нежно. Но покалывает губы, когда засматриваешься.

— Ты торопишься домой?

Окна дома мерцали светом дешёвых лампочек. Его кирпичи остывали. День был жарким. Даже местные дворники пострадали. Кто—то треснул, кто—то растаял. И в эти лужи падали первые сонные листья. Сухие и бледные.

На четвертом этаже кто—то раздвинул занавески. Стали подсматривать. Даже кошки затаили дыхание. Окно открылось:

— Лиля! Дочка, ты скоро домой? Мы давно тебя ждём. Пора возвращаться. Ты почему трубку не берешь?

— Иду, ма—а—ам!— закричала Лиля.

— Ты скоро уезжаешь?

— Да. Они из—за меня опаздывают,— и стала рыться в сумочке.

— Уже? Но мы только познакомились.

— Кто это с тобой?— спросила её мама.

Лиля достала из своей сумочки флакон с розовой водой. Даже без бликов завядших фонарей она была заметна. Девочка, ставшая моей любовницей, брызнула этим на меня. Облила с головы до ног.

— Это моя новая подружка, мам!— сказала она.— Её зовут Таня!

— А—а. Танюшка! Какое имя хорошее. Тебе родители дома, наверное, Тань, тоже ждут. Уже поздно,— закричала

её мать с четвертого этажа. Но ночью даже шепот слышен очень хорошо.— Или тебя отпускают?

— Мама! Иди. Дай мне попрощаться!

— Отпускают,— вдруг заговорил я не своим голосом.

— А где ж ты живёшь, Танюшка?— спросила её мама.

— Возле кладбища,— сказала Таня. Я больше не контролировал ситуацию.

Все замолчали.

— Мам, да ты всё равно не знаешь, где это.

— Не задерживайся… — и закрыла окно.

— Знаешь… — начала Таня.

— Прости меня…

— Иногда… не всегда, конечно, но я вижу странные вещи, которые совсем не могу объяснить. И я даже принимаю в этом участие… Иногда мне кажется, что я просто чего—то не понимаю. И жду, когда мне исполнится восемнадцать. Может, тогда что—то изменится?

— О, я тоже!— сказала Лиля. – Недавно на рынке видела собаку. Она была в галстуке, представляешь? Сказали, собирается в школу.

Я потерялся.

— Я ничего не понимаю. Совсем,— расстроилась Таня.— И всего боюсь. Даже сейчас. Ещё минут десять назад мне было ещё хоть что—то понятно, но… Кто я?

— Ты — Таня, моя подруга. Поступила в колледж на «Ландшафтный дизайн». Иногда куришь, любишь грустные сериалы. Не носишь платья и рисуешь бабочек на руках у своих друзей.

— Кажется, Тане нравятся девочки. Нравишься ты. Очень сильно,— сказали Мы.

— Это даже современно, — сказала Лиля.— Пусть и временно.

Мы обнялись. Танины губы коснулись её шеи.

— Мне пора,— сказала Лиля.

Таня молчала.

— О завтрашнем дне мне пока не хочется мечтать. Хочется оставить всё, как есть. Так что вряд ли мы встретимся. Тебе будет лучше без меня. Я порчу таких, как ты.

— Каких, «как я»? Почему все знают меня лучше меня?

— Просто знаю…

Я хотел закричать. Но там меня не было. Была лишь Таня, которая сказала:

— Понимаю. Ты хотела просто отдохнуть от всех. Я тоже,— но это было лишним.

Лиля ушла. Исчезла за железной дверью под писк домофона.

Таня пошла домой. Ко мне в дом. Она позвонила в дверь, и моя мама ей открыла. Она всегда узнаёт меня. Зайдя в комнату, Таня споткнулась. Так и уснула. А на утро проснулся я.

От Тани мне остался альбом «Clairo». Вы послушайте у неё песню "BAGS".


Тогда я был младше Вани. Мне не продавали вино в магазинах и ларьках возле дома. И не принимали на работу. А значит, ничего я во взрослой жизни не понимал. Оставалось лишь ждать зимы. И писать мои рассказы.

Вдруг это что-то изменит.