14 04. Операция на шеститысячник

       Не успели мы прийти в себя после засады за мечетью и неудалой эвакуации БТРа, среди бойцов поползли слухи что наш горнострелковый батальон вот-вот отправят на Шеститысячник. Топографических карт в те дни у меня под руками не было, все они хранились в секретной части, то есть в «секретке». Офицеры перед выходом в горы получали карты из «оттедова» и по возвращении сдавали обратно «тудой». Сообразно этой воинской традиции мне, несчастному пулемётчику, посмотреть на топографическую карту не разрешалось никогда. По этой причине я очень сильно «стрессанул» когда услышал слово «шеститысячник». Уточнить по карте возможности не имел, поэтому вспомнил в своей башке ощущения при подъёме на четырёхтысячник и мне почти расхотелось жить. 
       В детстве я читал много книжек про войну, чаще всего «лейтенантскую прозу». Из этих произведений я почерпнул сведения о том, что в условиях боевых действий человеческий организм мобилизует все свои ресурсы с резервами и переходит, образно говоря, в «режим берсеркера». В таком состоянии человек может спать в сугробе, ползать по окопу, залитому талой водой, ему ничего не сделается насчёт простуды или насморка. Эту информацию я полностью подтверждаю, ибо проверил на себе. Многократно я промерзал в горах чуть ли не до полного околения, меня продувало ледяными ветрами, засыпало снегами, но никаких простудных симптомов мой организм не проявлял. В детстве я болел ангиной три-четыре раза в год, мне делали компрессы, прогревания, ставили банки, даже провели курс обкалывания миндалин пенициллином. Всё было впустую, ничего не помогало. В армии ангины закончились сами по себе и настолько резко, что я забыл про существование простудных заболеваний. Потом вспомнил, два раза с облегчением перекрестился, занёс руку для третьего раза, но тут по нашему батальону поползли слухи про операцию на шеститысячник. От этой неожиданной информации я так сильно распереживался, что раздулся гландами и затемпературил, совсем как в детстве. За это Рязанов назначил меня Дежурным по Роте, оставил внизу, не взял в горы. Он не отправил меня в медсанчасть, не отпустил «на больничный», а поставил в наряд. Однако все пацаны в роте понимали, что командир освободил меня от тягот и лишений воинской службы в горно-пустынной местности, оставил внизу потащиться. Все понимали, что Ротный сделал мне послабление.
По такой неожиданной причине лично я не принял участия в боевой операции на ужасный шеститысячник. С детства я не люблю сочинять отсебятину, поэтому честно и бесхитростно приведу рассказы прямых участников тех боевых действий. Начну, как положено, по старшинству.

Рассказывает Капитан Старцев С.А. Командир Седьмой Роты:
 
 - Да ты с дуба упал! Вокруг Рухи отродясь не было ни одного шеститысячника. За таким приключением надо ехать на Пакистанскую территорию, а кто тебя туда пустит! В зоне нашей ответственности самые высокие отметки были гора Мархамхан 4585 на левом берегу реки Панджшер и 4583 гора Пьявушт на правом берегу. Всё остальное было ниже.
В конце октября, в двадцать каких-то числах, нашему батальону поставили задачу блокировать перевал Парандех отметка 4330. Мы должны были занять позиции метров на 300 над ним.
 
Наша рота поднялась туда, влезла в снега гольные. Холод стоял нечеловеческий, воздух был настолько разреженный, что дышать было тяжело.
 
Просидели мы там несколько дней, к нам полетела вертушка, повезла жратву. Она летела ровно в рожу к нам, мы её хорошо видели.
 
Но она не долетела, рухнула вниз в разреженном воздухе, провалилась в воздушную яму, упала на склон с небольшой высоты. Техника помялась-поломалась, но экипаж остался жив.
 
         Восьмая Рота во главе с Карленом Карагланяном понеслась на выручку с криками: - «А-а-а-а, братаны упали, надо спасать!» Ну и матом, естественно, крыли без передышки. Вертолётчики выбрались из-под обломков, увидели, что толпа мужиков на них несётся и давай с вертолёта снимать пулемёт, занимать оборону. А потом услышали мат, поняли, что это свои, хорошо, что не постреляли никого.

          Потом подлетели вертолёты МИ-24. У них технические возможности больше, они поднялись на нашу высоту, забрали своих лётчиков. А нам в знак благодарности за спасение выделили две канистры спирта. Вот тогда я первый раз выпил на боевых. Потому что невозможно было торчать в сугробах в таких условиях.

Рассказывает сержант Тимофеев Александр Петрович 7 рота 3 взвод:
 
     - На Парандех наша рота пошла через 14-й пост. Приключения начались после того, как за постом мы пересекли ущелье Пьявушт. Сначала подорвался сапёр. Другие сапёры начали шариться, нашли минную цепочку, которая стояла вдоль тропы и не сработала. Если бы сработала, то положило бы всю роту. Потом Подорвался Дрижирук на минной цепочке на горе Корила. Мины стояли буквой «г», вся эта цепочка бахнула. Ему оторвало голень, посекло осколками, изуродовало лицо, оторвало губу. А он после этого отдал нам свою воду, сказал: 
 – Ребята, вы дальше в горы пойдёте, заберите воду.
       Потом нас бомбанула афганская авиация. Мы к тому времени уже так наловчились бегать по горам, что духи от нас сматывали-сматыывали и не могли смотаться. Тогда прилетели два «МИГа» афганских ВВС, мы приостановились. Страшно, когда на тебя авиация заходит. Они как на боевой курс встали, мы дымы, огни, всё позажигали. Но всё равно от одного отделилась здоровая такая болванка, полетела вниз как в замедленном кино. У каждого было полное ощущение, что летит она прямо в тебя. А потом ка-ак долбануло, как будто Земля раскололась. Хорошо хоть, что никого не убило, только камнем пацану зашибло голову.
       После того, как МИГи улетели, мы пошли дальше. Душманы от нас оторвались, мы лезли за ними по горам, лезли-лезли, остановились на склоне, сидели, приходили в себя. Я пошел к Кондрашину за сигаретами, там пройти-то надо было метров десять. Пока я шел, увидел, как из пещерки выскочили два духа и подались на съё… на смотки, короче. Я подхватил чей-то ПК. В учебке я с ПК бегал, хорошо его знал. Ну я пулемёт подхватил, одного духа завалил, а второй продолжил сматываться. В ленту были трассера заряжены, я видел, как они падали, видел, что уже не доставал второго душмана. Он через гряду перескочил, а обратно их несколько рыл вылезло и по нам стали отстреливаться. Там, видимо, кишлак начинался, но, далеко было. Пострелялись мы с ними немного и разошлись. Душманы ушли за гряду, а наша рота полезла вверх, залезла в снега. Перевал весь был сугробами засыпан. Просидели мы там несколько дней. Голодные-холодные, жопа была редкостная.
       Потом нам дали команду возвращаться в полк. Мы пошли вниз и напоролись на стадо козлов. Пастух куда-то сбежал, а стадо осталось. Салман со своими чеченами завалил одного козла. Жрать было нечего, мы уже долго ходили, промёрзли, оголодали-одичали. Одного козла мы завалили и прямо на месте сожрали.

Рассказывает сержант Третьей миномётной батареи Вадим Сушков:
 
- Немного дополню. В тот раз с Седьмой ротой таскался по горам расчет миномёта, в котором служил я. Отлично помню, как на обратном пути с перевала обнаружили козлов, как загоняли их в кучу. По рации мы вызвали из Рухи свои "жОвжики" (так обзывали наши батарейные водители свои ГАЗ-66). Приехали, как обычно, лёгкие на подъём оба наших водителя, которые ездили практически во все колонны полка. Это командир отделения тяги (так у нас миномётчиков называется старший из сержантов по автомобилям) сержант Щербаков Владимир Иванович, по кличке "Малыш", мой земляк.
 
Он был, наверно, самый маленький в батальоне, покойный с 2000 года, до этого 14 лет пролежал со сломанным в вытрезвителе позвоночником.
Вторым был Марковский Павел Рудольфович, тоже наш водитель с западной Украины.
 
В общей сложности мы загрузили в два «газона» 57 голов. Цифру я помню точно, потому как сам участвовал в команде погрузки. В батарею нам достался один, причём не самый крупный. Сожрали его мигом, потому что на 50 человек всего 1 козёл - это ни о чём. Конечно, рассчитывали на большее, ссылаясь на то, что мы же их ловили, причём в тех местах, где неоднократно были подрывы, грузили, наши машины везли их.... Эх, да что там вспоминать. И без них бы прекрасно обошлись.