de omnibus dubitandum 100. 388

ЧАСТЬ СОТАЯ (1869-1871)

Глава 100.388. ОХ, И НАХЛЕБАЮСЬ Я ЕЩЕ С НИМИ!..
   
    Михаил Николаевич Владыкин, пензенский помещик и бывший актер, приехал в Цюрих за своей женой, которая на старости лет, как он говорил, стала мучиться блажью, то есть решила посвятить себя медицине.

    В самом деле, Леониде Яковлевне было уже за сорок; рядом с девятнадцати-двадцатилетними  студентами она, действительно, казалась если и не старухой, то женщиной весьма почтенного возраста.

    Супруги пытались держать себя со всеми на равной ноге, и я держался с ними на равных и говорил Владыкину "ты", но для Веры и Лиды дистанция была непреодолимой.

    Тем не менее, Владыкины часто бывали у нас, а мы у них, к нашей компании иногда присоединялась Щербачева, и вшестером мы коротали вечера, играя в лото или стуколку.

    Тот вечер был "лотошный", Леонида Яковлевна "кричала", то есть держала в одной руке парусиновый мешок, запускала в него другую руку, унизавшую несколькими перстнями да еще браслетом черненого серебра, доставала бочонки или кости, уже не помню, как они называются, и выкрикивала номера. Мы сидели за круглым столом каждый перед своей карточкой и, кто монетой, кто спичкой, кто обрывками бумажки, закрывали совпавшие номера.

    Все шло тихо и мирно, пока Щербачева вдруг ни с того, ни с сего не высказалась в том духе, что, дескать, все студенты повально занимаются политикой, сами не учатся и мешают учиться другим.

    Разговор, естественно, пошел по этим рельсам, Лида сказала, что со своей подругой Варей Александровой видела недавно на улице Бакунина.
   
    - У него такие сверкающие глаза и целая грива волос. Он похож на льва.
   
    - Этих львов, кажись, нынче начали отлавливать, - сказала Леонида Яковлевна, запуская руку в мешок.
   
    - Это в каком же смысле? - насторожилась Лида, почувствовав какой-то подвох.
   
    - Говорят, швейцарская полиция арестовала Нечаева и собирается выдать русским властям. Тридцать четыре, - сказала она, посмотрев на очередную фишку.
   
    - Не может быть! - в один голос сказали Лида и Вера.
   
    - Почему же не может быть? - спросила Владыкина.
   
    - Потому что... потому что...

    - Я кажется выиграла, - сказала Лида.
   
    - Потому что швейцарское правительство революционеров не выдает.
   
    - В том-то и дело, - Владыкина положила мешок на стол, - что его выдали не как революционера, а как уголовника.
   
    - Разве можно его считать уголовником? - спросила Вера, посмотрев на меня.
   
    - Видишь ли, - сказал я, - если даже убийство совершается по политическим мотивам, действие это все равно уголовное.
   
    - И все-таки подло выдавать его как уголовного преступника, - сказала Лида.
   
    - Не подлее, чем заманить своего товарища в темное место и там убить, - пожала плечами Владыкина.
   
    - Мы про это ничего не знаем. Если и убил, то, значит, нужно было для дела.

    Не думаю, чтобы эти Лидины слова можно было тогда принимать серьезно. Должно быть, оговорилась, не найдя подходящего довода в свою пользу. Но я помню, как переменилось тогда лицо Леониды Яковлевны, с каким изумлением глянула она на свою юную оппонентку.
   
    - Ну, милая моя, - сказала она с расстановкой, - эдак-то вы далеко пойдете. В чем же польза такого дела, ради которого человека нужно убить?
   
    Лида и сама почувствовала, что перехватила в споре, но уже не могла сойти со своей позиции.
   
    - В конце концов, у каждого человека могут быть ошибки.
   
    - Ошибки? - взвилась Владыкина. - Заманить товарища в какой-то грот, душить его, стрелять из пистолета, а потом привязать к шее камень и утопить в пруду - это уж, извините меня, ошибка, которую совершали так обдуманно, долго и последовательно, что можно было бы и опомниться. Если вы хотите знать, кто ваш Нечаев, почитайте новую вещь Достоевского, "Бесы" называется, там все про это правильно сказано. Небось не читали?
   
    - Буду я еще читать всякую дрянь, - обиделась Лида.
   
    - Напрасно вы так отзываетесь, - улыбнулся Михаил Николаевич своей обычной виноватой улыбкой. - Очень занятная вещь. Я сам, поддавшись общему впечатлению, сначала плевался, а потом не мог оторваться, так здорово все накручено.
   
    - Михаил Николаевич, - с упреком сказала Лида. - Вы тоже считаете Нечаева уголовником?
   
    - Да я вам не про Нечаева, а про "Бесов".
   
    - А я вас спрашиваю про Нечаева.
   
    Не из беспринципности, а по доброте, не желая никого обидеть, Михаил Николаевич с ответом не спешил.
   
    - Ну, не мнись! - прикрикнула на него жена. - Ты взрослый человек, тебя спрашивает молодая девушка, отвечай, как думаешь.
   
    - Конечно, конечно, Ленечка, - заторопился Владыкин. - Мы, старшее поколение, должны прямо отвечать на вопросы. Видите ли, Лидинька, то, что сделал Нечаев, конечно, нельзя сказать, чтобы было хорошее дело...? То есть я хотел сказать, что с нравственной стороны... А впрочем, вы же знаете, что мнение моей жены есть мое мнение. Щербачева отвернулась. Я, пишет Алексей Викторович, - засмеялся. Владыкина рассердилась.
   
    - Не строй из себя дурака! - закричала она. - Тебя спрашивают серьезно, так ты серьезно и отвечай! А впрочем, от тебя все равно серьезного ответа никогда не добьешься. Что же касается Достоевского, - повернулась она опять к Лидиньке, - то я считаю, что он совершенно прав: все эти ваши Нечаевы и прочие революционеры и есть настоящие бесы, - От Лидиньки она повернула лицо ко мне. - Вы со мной не согласны, Алексей  Викторович?
   
    - Нет, - сказал я твердо, - я с вами не согласен. Я по своим убеждениям не за революцию, а скорее за эволюцию, но я против того, чтобы судить какую-то категорию людей огулом. Я за то, чтобы каждого отдельного человека судить отдельно по совершаемым им лично делам.
   
    - Ну конечно, - сказала она, - вы судья, это сказывается.
   
    - Возможно, - согласился я, стараясь этот спор притушить.
   
    Но тут вступила в разговор молчавшая до сих пор Щербачева.
   
    - Милая Лидинька, - сказала она с материнскими нотками в голосе. - Зачем вы спорите? Для чего вам нужна революция? Вы хотите освободить народ? Да этот же ваш народ чуть что вас же первых на первой осине и вздернет.
   
    - Нет, меня он не вздернет! Это он вас вздернет!
   
    Лицо Щербачевой перекосилось, она развела руками,  - Ну, знаете ли, это уже слишком. Зачем же переходить на личности!
   
    - Поскольку спор наш заходит в тупик, - сказал я, пишет Алексей Викторович, поднимаясь, - нам пора расходиться.
   
    Происшедшее у Владыкиных было неприятно для всех. Вера и Лида долго шли молча, и только уже у самого дома Лида вдруг остановилась и спросила:
   
    - Алеша, где можно достать пистолет?
   
    - На что он тебе? - удивился я. - Уж не собираешься ли ты вызвать на дуэль Леониду Яковлевну?
   
    - Нет. Я хочу напасть на полицию и отбить Нечаева.
   
    - Что? - я просто опешил от ее слов, - Ты думаешь, что ты говоришь?
   
    - Да, я думаю. Я хочу напасть на полицию и отбить Нечаева.
   
    Вмешалась Вера.
   
    - Лида, - строго сказала она, - если ты вздумаешь это делать, я пойду с тобой. Она встала рядом с младшей сестрой. Даже в темноте было видно, что глаза у обеих сверкают решимостью. "Господи! - подумал я в ужасе. - Ох, и нахлебаюсь я еще с ними!".