5-2. Роман. Толтек. Водный Мир. Часть-5. Глава-2

5-2-ТОЛТЕК-В-М_5-ГОЛОСА-БОГОВ_2-ОРАКУЛ

ЧАСТЬ ПЯТАЯ. ГОЛОСА БОГОВ.
ГЛАВА ВТОРАЯ. ОРАКУЛ.

5-2-1

 – Я обязательно должна увидеться с ним! – Солана смотрела куда-то в даль, словно желая разглядеть деда сквозь завесы миров. Лицо её с выразительным вытянутым профилем и широкими скулами и высокоподнятыми вверх уголками глаз, казалось образом космического пришельца. Её неземная красота так странно коррелировала с удивительным образом Ламберта Гриана словно они были персонажами одного и того же фантастического фильма, но, вместе с тем, различными по сути. Василий рассматривал внутренним взором тяжёлое и квадратное лицо Мастера Гриана, и ставил его портрет мысленно рядом с портретом Соланы.

Они были совсем не похожи, но эта самая непохожесть, напротив, даже подчёркивала их внутреннюю связь. Воля, выраженная во взгляде Соланы словно пронизала миры и тянулась, соединяясь с волей Мастера Ламберта. Они не знали друг о друге ничего доселе, но было видно, что они всегда были внутри одного светового луча. Василий не мог насмотреться на это чудесное соотношение двух этих совершенно разных существ, связанных внешне не на уровне визуального сходства, а, словно бы, на уровне точности пропорций золотого сечения: линиями, рисующими их образы, одной манерой, одним приёмом рисовальщика. Так себе представлял это странное сходство Василий.

Солана, глядя в даль и не обращая внимание на то, как пристально разглядывает её собеседник, продолжала свой диалог с неистовой эмоциональностью. – Теперь для меня всё встало на свои места! Знаешь, я никогда не воспринимала лунов как соплеменников. Я всегда считала себя другой. Но для этого в моей истории не было никаких оснований. Теперь есть. Я где-то внутри осознавала, что во мне живёт противоречие, двойственность. – Она легко скользила сквозь струи океана, словно сквозь воздух: Василий и Солана вышли прогуляться в окрестностях виллы. Прозрачные глубины открывали перед ними холмистую поверхность кораллового дна далеко вокруг.

– Я читал, что смешение двух рас порождает раздвоение цели. Каждая раса несёт в себе сокровенную миссию. Так или иначе, мы чувствуем и находим направление, определённое предками. Если предки имели разные глобальные миссии, то мы теряем священный компас и пребываем на распутье. Так происходит у людей, так, возможно, обстоит дело и с луанами. Возможно, и тебя всю жизнь будет одолевать дуализм твоей миссии. С этим надо научиться жить или придётся сделать выбор в пользу одного из направлений. Что ты чувствуешь?

– Бабушка учила меня сновидению. Я могу перемещаться между мирами. Мне нравится. – Солана говорила об этом безо всякого интереса. – Я делаю это легко и просто, но зачем мне это? Нет никакого смысла в моих перемещениях. Возможно, теперь, когда я знаю, что в мире людей есть для меня родной человек, это умение приобретёт для меня особое значение.

– О!... Не только это! Ты получила от Алисандры возможность связи с разными мирами, Солана. Я знаю, что ты умеешь проходить сквозь тонкие границы, как твой дед – жуан Амбер, возможно, ещё более виртуозно, чем он. – Он посмотрел вверх – на переливающиеся в далёкой высоте волны на поверхности океана. Василия уже давно тянуло назад – из-под воды. Он скучал по теплу и сухости пронизанного солнцем воздуха, по чистым и чётким звукам, таким как трели птиц, шуршание листвы, лишённого того гулкого протяжного эха, каким обязательно сопровождались для него все подводные звуки; скучал по чётким теням и яркому свету, по тёплой земной цветовой гамме, по облакам, по ветру, по лёгкости и резкости в движениях тела. Его тянуло наверх из-под толщи и гнёта многометровых глубин. Он думал, что Солана, пожалуй, смогла бы быть проводником для него обратно в мир людей. Но она совершенно не знакома с техниками перемещения ещё кого-то кроме себя, и не имеет опыта Аскелии…

– Смотри как красивы эти коралловые ветви? – Услышал Василий в голове звонкий мелодичные мысли спутницы. – Перемещение между мирами бессмысленно, – просто туризм. Многие луны могут так. Мы путешествуем не только в мир людей. Однако, и в нашем мире много разных сущностей. Вот, например, жители воздуха – Эриты, что селятся по берегам океана. Ты не видел их?

– Нет. – Односложно и отстранённо ответил Василий. Ему не до воздушных жителей. Сейчас Солана занимает все его думы.

– Я люблю делать сады. – Солана обернулась к нему и посмотрела долгим томным взглядом. Её глаза без ресниц излучали тонкую не материальную лучистую силу. Сила эта давила на него. Она проникала в него сквозь поры шипучим газом и расползалась по сосудам и капиллярам под кожей, взвинчивая и будоража всё его тело.

Василий приблизился намагниченный током притяжения её, провёл кончиками пальцев по чашечкам кожи её упругих плавников-змей, и она тотчас же свила их в тугие кольца. Русалка подтянула к груди колени, и он коснулся створок её закрытой устрицы под тонким комбинезоном… Неожиданно Солана отпружинила обоими плавниками и выстрелила собой в верх к далёкой поверхности.

– Ты сама как дивный сад! – Измыслил он ей вслед. – Расскажи подробнее. Ты конструируешь ландшафт? – Василий за долгое время здесь воспринял терминологию лунов – инженеров. В своём мире он использовал словосочетание Лапндшафтный дизайн, конечно же… Но здесь ему нравилась именно такая словесная конструкция. В ней читалась архитектурная чёткость в противовес текучести окружающего пространства.

– Да, и иногда очень успешно! Мне заказывают. Однажды я делала сад для виллы на окраине Каунна. Заказчик остался неизвестен, и мне хорошо заплатили. Там было очень красиво и до меня. Сад был старым, и я лишь постаралась усугубить его очарование. От древности веет такой природной наивностью! Художники старины, кажется, сильно отличались от нас и были магически непосредственны. От Их произведений веет такой непосредственной мудростью и, вместе с тем, тонкой музыкой эпикурейства и неги. В наше время – не так. Мне кажется, луаны древности владели искусством создавать творческие вещи и только теперь мы утеряли это свойство…

Я высадила новые коралловые кусты и заросли мхов и водорослей. Туда сразу же пришли новые рыбы и молюски. Уверена, эта работа мне удалась. Я получила массу удовольствия!

– Я жил там.
 
– Где? В этой вилле?!

– Она моя.

– Не может быть?! Ты ошибаешься! Это была вилла очень богатого человека. Она стоит баснословные деньги!

– Ты же знаешь, я богат в вашем мире. Это часть моей легенды. – Василий грустно улыбнулся глядя на спутницу.

– Но …Значит ты рассказал нам с Алисандрой не всё?

– Всё. Вам известно – я партнёр Торилана Инга. Только так мне удалось убедить его строить по-моему. Я – часть плана твоего отца, Солана. Эта вилла принадлежит ему. Я сразу увидел в ней руку человека, чувство человека, и полюбил… Излучение творчества там во всём! И в древние времена этот сад тоже делали люди. Я чувствую. Но главное, что увлекало меня в том саду, теперь я понимаю, главное – это ты! Там всё пропитано тобой!

– Но как это возможно, чтобы люди!... – Солана, увлечённая смыслом, словно бы не заметила, обращённого к ней, внимательного взгляда Василия…

– И в Торилане Инге тоже скрыта частица человека. Я узнал это видением удильщика. В древних лунах много общего с нами – людьми. Лишь современные луны забыли, как получать доступ к древним знаниям. Так же, как и мы – люди забыли коды нашего языка, возвращающего нас к истокам. Мы все спим.

Так получается, что я тогда уже почувствовал к тебе симпатию, когда увидел твой сад. Я в восторге от него! Много времени я провёл в созерцании линий и уступов. Я научился отличать в нём старые и новые штрихи и новые мне были особенно милы. В них было столько силы и притяжения. Я пытался представить мастера, который мог бы сделать такое! Я понял, что линии сада порождены женской рукой, и, что сердце, которое рождало эти образы очень сильно! – Твоё сердце. – Он мыслил, не глядя на неё, но знал, что смыслы отразятся от гладкой вогнутой как зеркало телескопа раскрытой створки ракушки, распахнутой перед ним, как крышка патефона, как радар, и долетят до Соланы.
 
Гладкая перламутровая поверхность створки на коралловой скале перед его глазами, как зеркало отражала в своей глубине весь мир за ним. Мир был очень мал и потому бескрайне-огромен. Он почувствовал на себе её тепло, и плавники Соланы оплели его бедра. Она ловко обернула его к себе и прижалась всем телом. Дрожь пронизала их тела. Василий чувствовал, как она касается его живота своим, но мысли его были далеко…
 
Он снова парил над тем древним садом, раскрытым, как подкова к долине Каунна. И снова чувства, рождённые пластикой форм и выпуклостей и изгибами линий прекрасного творения Соланы ожили в нём наяву вместе с прикосновением её тела. Василий видел, как образы сада словно обрели осязаемость и вспыхнули все разом!

О! Сила мысли! Разве можно постичь все грани желания художника, не ощутив его всем телом! Разве можно постичь характер только по лицу модели, не видя её обнажённого тела, не прикасаясь, не предвкушая обладать им! Василий чувствовал себя, словно прозрачная форма – одним из тех очеловеченных образов своей архитектуры, чувствовал как вливаются в него соки её силы и копил в себе пламя, чтобы извергнуть его в нужный миг – преобразить, в волны из мириад инфо-частиц, излучаемых творением подлинного искусства, пронзающих всё на многие сотни, тысячи лет от поколения в поколению, из мира в мир чрез время и пространство!

Он оторвался от созерцания перевёрнутой короны солнечных лучей, пронизывающих глубину сверху вниз. Видимо, солнце теперь стояло в самом зените. Обернулся. – Она – прекрасна! – Мелькнула у него в голове непроизвольная мысль. Солана, кажется, не уловила её. Плавные линии рисующие цилиндрический торс её с широкими бёдрами – формы обтянутые в нежно розовый комбинезон из тонкого материала, похожего на шёлк, вызывали в нём воспоминание о их первой ночи в том саду…

 Она уверяет, что ничего не было, что она лишь только прикоснулась своим телом к нему, лишь только! Какое блаженство! Какая сила! Вихри эмоций захлёстывали его голову. Казалось, она совершенно обнажена. Наяда Солана улыбалась ему загадочной многозначительной улыбкой. Миндалевидные, похожие на рыбок глаза её, поставленные остро под углом над удлинёнными выпуклыми широкими скулами, блестели ярко и любознательно, безмолвно шепча ему о чём-то!

– Похожа на сибирскую царевну из сказок Бажова. – Подумал Василий.

– На кого? Я не разобрала твоей мысли. – Василий широко улыбнулся, глядя на неё беспрерывно. Он ничего не объяснял, только смотрел.

 Скрученные в кольца плавников на продолжении расставленных в стороны бёдер и округлая плотность бицепсов её сильных рук распластались в одной плоскости с торсом, образуя древний четырёхлепестковый знак созвездия близнецов – образ цветка…

– Любовь к осьминогу?! К рыбе? К сказке? Что это? – Вопрошал он сам к себе? Царевна лебедь, Царевна Лягушка, Царь-Рыба! – Вот они глубины истоков русской сказочной любовной фантазии! Василий распрямился, вытянув тело в скользящем толчке, и его притянуло к Солане медленно и неумолимо, как модуль одного отсека батискафа к другому.

Они соединились и сплелись туго, страстно с неожиданной друг для друга синхронностью...
– Мы вместе – осминог! – Только и успел почему-то подумать Василий, соприкасаясь с Соланой в поцелуе.

Комбинезоны луанов, словно специально сделаны для того, чтобы обнажиться несколькими скользящими движениями пальцев вдоль швов. Любовники глубоко дышали. Василий с шумом фильтровал воду сквозь широко раскрытые жаберные щели. Упругие струи горячих солёных потоков проходили сквозь через их рты, изливаясь за ушами вдоль шей. Его длинный язык скользил вдоль волн её нежных, широко раскрытых жабер, по всей длине нижней челюсти. От этих пиратских прикосновений, которым научила его Аскелия, всё тело Соланы вибрировало крупной дрожью. Хвостовые лавники её извивались как две анаконды. Широко раскрытые глаза молодой нереиды излучали сладострастие и притягательную силу! Он знал, что его запрещённый приём не ожидаем и обязательно попадёт в цель. Тело её, немедленно покрылось множеством маленьких радужных, прозрачных, воздушных пузырьков. Солана дышала всей поверхностью кожи. Пузырьки срывались из устья каждой поры и мириадами сияющих на солнце облаков улетали вверх. Она нарочито вся к нему прижалась и завибрировала всем телом так, что казалось, вот-вот проникнет внутрь, нарушая границы их телесных форм. Стремительно входя в сжатую плотность цветка её молодого тела там внизу, он осознавал, что совершенно недооценивал Солану. Молодая майла владела энергией тела, ничуть не меньше искушённой в путешествиях Аскелии.  Из горла его непроизвольно вырвался звук, напоминавший низкое вибрирующее гулкое д-о-оо, похожее на рык. Теряя очертания и сливаясь в одно, тела их задрожали в унисон. Они превратились в нечто похожее на плоский четырёхвинтовой дрон висящий над холмистой долиной океанского дна…

Плотные груди её, нехарактерно округлые для майл, щекотали его торс отвердевшими сосками.

Цветок их тел кружился в невесомости воды над поляной, усыпанной золотыми раковинами среди нитей ярко-зелёных тонких высоких водорослей, а лепестки их колышущихся бутонообразных вершин щекотали ему спину.

Солана неожиданно ловко высвободила себя, и, оттолкнувшись от него, закружила их торсы-дроны в противоположном направлениях. Мгновение она соблазнительно кружилась над ним, широко, почти Т-образно, разбросав ноги и руки.
Он замер, глядя вверх. Неподвижно лёжа в плотных слоях на спине, Василий любовался её силуэтом в короне солнечных лучей.

Пересекая долину меж её распахнутых в сторону бёдер-хвостов, коралловая прорезь алела... Прекрасные полные губки там напоминали маленького кальмара, меж щупалец которого таилась скважина для ключа, отпирающего вход в параллельный мир вожделенных грёз. Казалось, что, если тронуть того кальмара он юркнет вверх и унесётся под своды волн на поверхности океана и ничего не останется меж её разбросанных хвостов, – лишь розово-чернильное пятно растворится в кристальной глубине…

Вот, Солана, медленно планируя вниз, снова опустилась к нему и оседлав лицо обхватила и сжала его голову между бёдер…

… Одно из самых восхитительных свойств в строении женщины – её раздвоенность. Зачавшись снизу, линия симметрии словно разделяет её до самой головы.

Кажется, что по всей длине её можно раскрыть, чтобы опять спрятаться внутри. И тогда – все нервы и дребезг твоей души оденутся, как бы в защитный скафандр. Она может принять тебя в себя, окутав умиротворяющим теплом, цельностью и щекоткой нитевого шёлкового кокона. Как хочется замереть, запутавшись среди щекочущих нитей.

Суть человека – его душа. Душа приходит в этот мир одетая в скафандр тела. Сначала Она учиться управлять скафандром – двигать конечностями, потом ходить, кормить тело, думать им, говорить, чувствовать, реагировать. Душа увлекается процессом и забывает зачем всё это: зачем жить. И вот сущность пробует примерять к себе другие миры. Находит соответствие. Наслаждается, спешит создать новые сущности: впускает в мир новые скафандры, новые души, учит их тому, что умеет, они резвятся сообща, забывая про время....

Мужчина, – он запечатан с двух концов: голова и хвост, как конфета-ракета!

А женщина – та имеет две доли – мягкие и увлекательные: груди и вход снизу – контакты – только возьмись и потёк ток, главное, чтобы заряд в их телах–скафандрах был совместим, а души найдут путь и вместе с потоком электронов  устремяться друг к другу…

Коралловая прорезь Соланы жила своей жизнью. Он созерцал её распахнутые волнующиеся лепестки, иногда трогая их кончиком языка.

Но вот, так же как хищная рыба жадно заглатывает живца, русалка проглотила в себя его торчащий наружу и жаждущий поглощения стержень, а вместе с ним, казалось, и всего Василия целиком. А он приложил свои губы к её цветку и погрузил свой долгий язык в глубину меж его в раскрытых коралловых лепестков, и те, без сомнения, улыбнулись ему и поцеловали его в ответ. Майлы не просто «очень гипнотичны», – Вспомнил  он слова Ламберта Гриана и дополнил от себя –  Они –  наркотик!

Две волны: горячая и холодная влились в ставшую прозрачной ёмкость их тел. Вскипев от взаимодействия, пузырясь, и заставляя её и его дрожать в унисон. Океанская вода с шумом сквозила через жабры обдавая сосуды избыточным кислородным коктейлем. Воздух пропитал их тела как губку, или коралл и покалывал поры. Тело его перестало быть жёстким и сухим, а её – наполнилось горячим паром, подогретой его огнём внутренней влаги… Ожил и удильщик: зарозовел, закустился. ощетинился плавниками. Тишина глубины поглотила в себя их прозрачные тела, пронзила их головы острыми, яркими, разноцветными нитями. Они растворились в струях прозрачных холодных вод, пронизанные снопами зелёных лучей. А мириады прозрачных сияющих пузырьков, срываясь улетали к небесам, сливаясь за зеркальной поверхностью волн с инфо-облаками небес...И весь Мир над водой тоже будет трепетать от любви!...

5-2-2

– Следуй за мной, я покажу тебе место силы. Солана юркнула вперёд и быстро пронеслась над самым дном. Василий мчался за ней насколько у него хватало сил. Но молниеносная наяда легко удалялась.

– Потерял я форму пребывая в колбах Торилана! – Мелькнуло в голове Василия. Он увлёкся погоней и не обратил внимание, что Солана остановилась и поджидает его.

– Ты движешься за счёт мускульной силы. Бабушка показала мне способ передвижения, которому её научил её муж – жуан Амбер. Он был мастером перемещений между мирами. Алисандра научила меня части его искусства. Я могу научить и тебя. Хочешь?! – И не дожидаясь его ответа, продолжила. – Можно оставаться в своём мире – в мире лунов, но передвигаться так, будто ты перемещаешься в другой мир. Тогда мускульная сила не имеет значения, только сила воли. Для этого надо достигнуть состояния полусна и ты сможешь скользить по границе между мирами и появиться в любом месте и в любое время!
 
–  Но почему тогда я вижу тебя? Ты должна исчезать.
 
–  Я не исчезаю полностью, но если присмотреться, то тело становится полупрозрачным и контуры его смазаны.

–  Словно движущийся объект, запечатленный на фотографии. – подумал Василий.

Он вспомнил, как удивительно было его состояние, когда он уходил впервые в мир лунов. Тонкая грусть накатила на него и обволокла его туманом. Ему казалось, что тело его несётся куда-то. Частицы воды сдвинулись и смазались перед его глазами. Казалось, пятна света расщепились и стали цветными разноцветными мазками. Тело его вытянулось. Он почти не шевелился. Только что-то внутри него сдвигалось и смазывалось так же, как и пятна света снаружи.

Василий чувствовал себя в пограничной полудрёме. Рядом он заметил контуры вытянутого тела Соланы. Она была прямо напротив него. Их сущности, словно скреплённые коконом нитей, представляли собой одно целое.
 
– Ты способный ученик! – Услышал он её мысли.

– Наверное, – Нехотя отвечал Василий, не особенно понимая смысл своих и её мыслей.

– Вот мы и у цели! – Солана приняла вертикальное положение и Василия развернуло в вихре водяных струй. Он сделал сальто в воде и в голове его снова прояснилось. Грёзы ушли, так же как и смазанные цветный световые пятна вокруг.

Солана засмеялась над его неуклюжестью. Женственное тело её обтянутое тонким материалом постоянно чудилось ему обнажённым. Василий чувствовал, как живут в нём потоки притяжения, тот магнетизм полов, который подобен магнетизму электричества в физике. Тёплые струи наполнили тело негой….

Догоняй зазвучал её звонкий возглас в голове Василия, и она быстро исчезла вдали. Василий кинулся за Соланой.
Они резвились, гоняя наперегонки сквозь прозрачные толщи. Василию казалось, что они движутся на грани воздуха и воды. Странное ощущение, которое он освоил благодаря Солане давало ему новое чувство свободы. Он мчался и стоял на месте одновременно. Менялось только окружение. Не к этому ли он стремился, создавая свою архитектуру? Вот ход который стоял перед глазами всё время, когда, отрешаясь в грёзы своего внутреннего мира он созерцал свои идеи. И он даже не замечал этого перехода, увлекаясь лишь созерцанием вновь придуманного! Увлечённый размышлениями, Василий и не заметил, как оказался на краю каменного леса.
 
– Что это было?

– То, о чём я тебе говорила. Ты двигался сначала с моей помощью, а потом – сам по грани миров.

Василий огляделся. – Я здесь уже был в тот день, когда нашёл ваш с Алисандрой дом.

– О! Этот чудесный каменный лес полон таинственных мест. Вперёд! Я покажу тебе одно. – Солана, медленно лавируя уверенно продвигалась по коридорам, из нанизанных на одну петляющую ось череды просветов меж каменных протуберанцев.

– Это как смотреть не на предметы, а на формы, которые возникают в просветах меж ними. – Василий чувствовал, – прозрачная толща воды оживает перед ним сама-собой, и незримые им раньше силуэты меж плотными стволами высоких каменных столбов опять танцуют обретая жизнь в этой яви.

Пронизая их своим телом, Солана выбирала всегда самое широкое направление. Проскальзывая сквозь каменные формы портал за порталом, Василий чувствовал что обрастает их внутренней силой. Словно обозначенный кем-то путь вёл их всё глубже и глубже – туда – под своды, где вершины каменных столбов, распластываясь наверху, сливались. Мрак всё больше обступал их, пока путешественники на оказались почти в полной темноте. Лишь редкие лучи пробивались сквозь отверстия, подпираемых частыми колоннами средокрестий. Пахло илом. Казалось, что и вода становится всё плотнее и плотнее. Василий скользил сквозь прозрачные формы и те будто искрили воспринимая внешние движения, подобно пьезокристаллам, наполняя всё вокруг нервным электричеством.

Но вот коридор расширился, стволы расступились строго в заданном месте, и Василий с Соланой оказались в шарообразном гроте диаметром около пятидесяти метров. Казалось, место было рукотворным. Словно кто-то выточил шар среди столбов и завихрения силы здесь были очень явны. Василий ощущал неведомой частью себя, что рядом на множество тулов*, – как называлось у “водных” расстояние равное полутора километрам – не было ни одного луана. Сила выталкивала.

 С одной стороны, стены шарообразного атриума окружали пустоту полукругом колоннады из выгнутых наружу вихреобразных столбов, а с другой – столбы, постепенно срастались, превращаясь в почти сплошную вогнутую стену, красиво исполосованную волнами горизонтальных слоёв породы разной толщины и плотности. Слои то трепетали синуисоидально, то обрывались, уходя внутрь тёмных ходов, которыми была испещрена эта сторона сферы.

Казалось, что шар сплетён из окаменевших стволов. Кто-то выгнул и сплёл эти толстые каменные деревья образовав из них зал. Отверстия то удлинённые вверх, то квадратно-округлые притягивали Василия своим таинственным безмолвным звуком. Он присмотрелся к каждому, пока не обратил внимание, что вся поверхность сферы словно составлена из строк писанных древними руническими знаками. Некогда он увлекался рунописью славян. Василий попытался осмыслить написанное зигзагами скал, но сплошное письмо не собиралось в смысл. Один из гротов не отталкивал так как другие своим мраком и тёмнотой. Напротив, он казался освещённым изнутри, и Василий решил, что это сквозной проход и выход к свету.

Он оглянулся на Солану. Она висела в центре сферы как монада, попавшая внутрь клетки, и с удовольствием любовалась окружением. Увидев направление взгляда Василия, она кивнула и обогнав его первой устремилась в освещённый проход.

Какое-то время они скользили по широкому коридору, то расширяющемуся, то сужающемуся, похожему на череду шарообразных разновеликих комнат, нанизанных на ось, подобно пузырям луанов. Стенки коридора, полосатые из-за наслоений породы, словно бы шептали им о чём-то, а коридор, казалось, был проеден гигантским червём в древнем окаменелом стволе дерева.

Вот дорогу им перекрыл люк освещённого изнутри стекловидного шлюза. Такой же, как во всех луанских виллах, но весь замысловато украшенный по поверхности радиальными бороздами внутри стекловидной массы, вход казался выполненным чудаком – инженером. От выпуклой двери веяло архаикой, как от старых наивных фильмов о космосе. Похожий на стеклянный глаз, дверь безучастно и неотрывно пялилась на гостей. Василий огляделся. Они с Соланой были здесь совершенно одни – в коридоре наедине с зрачком – ни рыбки, ни животного, ни кусточка. Неоновый свет из глаза лился в темноту. Прожилки каменных слоёв, продолжая радиальный рисунок радужки вокруг зрачка, убегали, извиваясь, по коридору за спину пришельцев.

Солана вложила ладонь во вмятину на каменной стене рядом с дверью. Сначала ничего не происходило. Но, внезапно, выпуклая, полусфера глаза раскрылась, распавшись в стороны на восемь долей, которые исчезли в периметральной кольцевой щели. Вход был свободен. Но уходящие на глазах острые стекловидные зубья вызывали у Василия недоверие. В любой момент они могли сомкнуться обратно, и раскусить незваного гостя пополам.

Солана решительно, изогнувшись волнообразно, прошла сквозь проход и обернулась вопросительно и хитро улыбаясь. Она слышала его мысли. Василий преодолел минутное опасение и тоже вскользнул в проём шлюза.

– Такие приспособления раньше были во всех домах лунов. – Пояснила она. – Теперь шлюзы устраивают по-другому. Но и эти – не опасны.

Створки входа немедленно сомкнулись за Василием, и тут же разомкнулись другие, пропуская гостей из капсульного шара-тамбура внутрь просторного шаровидного холла.

В толщине гладких стекловидных стен просматривались узоры напоминавшие геометрические письмена. Стеклянные символы светилось изнутри тёплым оранжево-зеленоватым светом. Василий обратил внимание, что они напоминают те же руноподобные узоры каменного шаровидного атриума, из которого они проникли сюда.

Гости словно попали через зрачок внутрь глазного яблока, покрытого разноцветными колбочками и палочками. Солана замерла так же, как и в каменном гроте, в центре сферы и с интересом наблюдала за преображением цветовой гаммы. Цвет переливался вдоль вогнутой поверхности.

– Ты знаешь хозяина? – Василий с удовольствием разглядывал изящную длинноплавниковую Майлу.

– Нет. Я никогда не была здесь. Но я слышала, что в этих местах живёт древний предсказатель.

Думаю – это его дом. Я искала его сама много раз, и – не находила. Это твоя сила привела нас сюда. Говорят, он раскрывает нашедшему его смысл жизни.

– Вряд ли. – Подумал Василий, глядя в глаза Солане. – Смыслы все внутри нас.

– Ты далеко зашёл. –  Услышал он в своей голове незнакомый прозрачный и вкрадчивый голос. – Но – не далёк от истины. Подойди и Слушай!

Вдруг, на другой стороне от входа в стеклянный шар открылся, сдвинувшись вверх, как створка дверного глазка, круглый люк. Василий и Солана вышли в ослепительно белый свет. Пространства не существовало. Как две монады, погружённые в незамутнённый бытием мир, они, казалось, летели в белом молоке, Люк позади них быстро изменялся в размерах, всё более превращаясь в точку. Уши сдавливало невыносимо, словно они всё больше погружались в глубины океана.

– Рыбы бареллей! – воскликнул мысленно Василий, вися в бесконечности неонового света.

Перед ними из пустоты, как проявленный кадр на фотобумаге материализовался силуэт каменного трона, в углублении которого восседал Осьминог! Трон напоминал по форме горизонтальный окаменелый древесный лист, согнутый вдоль оси пополам. А может быть он был подобен глазу? Василий никак не мог подобрать к нему подходящего определения.

Осьминог был совершенно прозрачным. Каплеобразное тело фаллического вида головоногого, как зрачок, в каменном глазу внушал внутренним приборам Василия, поверяющим гармонию, эстетический дисбаланс. Он наклонял голову то вправо, то влево, пытаясь преодолеть дискомфорт от увиденного и определить, и оценить форму точнее.

–  Или это губы? Да! –  Василий вдруг осознал, что форма трона напоминает губы, как диван в комнате–лице Сальвадора Дали? Казалось, эти каменные губы схватили оракула, поглотив большую часть его человеческого тела и оставили снаружи лишь голову Горгоны со змеиным жабо из щупалец. – Оракул – осминог! Ну, а какой образ мог бы принять океанский оракул, если не форму существа, владеющего восемью направлениями. – Продолжал Василий свои мысленные тезисы. Где-то в глубине его забавлял такой именно образ прорицателя. Желал ли он верить спруту?! И что именно он мог бы хотеть узнать?

В следующее мгновение Василий осознал, что пойман в магнетическое поле зрения хозяина грота, и ему захотелось прикрыться щитом Ясона, чтобы не окаменеть. Создатель неоново-молочной пустоты сосредоточенно поглощал его мысли. Внимательные и неподвижные глаза головоногого смотрели в даль пронизая гостя насквозь.

–  Не стоит вдаваться в психоанализ, – Услышал Василий глубокий отдалённый шелест мыслей, который так отчётливо и звонко и напоминал шорох ветра в листве. Так звучит только пустота воздушного пространства, – Подумал Василий, и от этого в нём родилось давно забытое ностальгическое желание снова воспринимать земные ноты с их ясной резкостью.

Вокруг светящейся изнутри, прозрачной с пятнами массы огромной головы осьминога, неподвижно застыв в различных ракурсах, висели рыбины с осмысленными выражениями лиц и с прозрачными светящимися головами, внутри которых как в точном приборе видны были две линзы, направленные вверх. Рыба бареллей?! – Вернулся мысленно Василий к своему первому удивлению.

Пространство вокруг не имело цвета: только – неоново-белый! Но в прозрачных головах рыб бареллей переливались яркие цвета, меняя оттенки от ярко-красного к жёлтому, затем превращаясь в зелёный, синий, постепенно переходя к фиолетовому и снова – возвращаясь в красный! Цветное свечение в каждой из рыбин перетекало от одной к другой меняя яркость и оттенок. В этом переливчатом медленном мерцании Василий угадывал телом потоки волн энергии. Казалось, спрут мыслит посредством тел сиих диковинных созданий, и, пребывая во взаимодействии, отдаёт и получает через них флюиды информаций.

Осмысленные, почти человеческие, прозрачные маски рыб были самоуглублённы и отрешены от всего происходящего. Тем не менее, лица их постоянно меняли своё выражение. Казалось, одни из них улыбаются, другие грустят, а третьи – негодуют….

Лица рыб множеством мимических реакций, перетекающих от одной к другой, как и свет внутри их голов, словно, выражали множества настроений оракула. Они вполне заменяли голове спрута отсутствующее лицо. Как лампы беспроводной гирлянды, рыбины неподвижно висели в неоновой белизне пространства, образуя кольцо-нимб над пятнистой прозрачной выпуклостью головоногого. Спрут шевелил концами прозрачных щупалец, словно перебирая восемью пальцами на руке, фиксируя тезисы.

Василий оглянулся вокруг. Что-то поменялось в окружении…Неоновый фон, казавшийся совершенно однородным, постепенно превращался в выполненную карандашными штрихами серых оттенков графику. Вокруг хозяина и гостей постепенно вырисовывалось ограниченное стенами пространство. Неоднородный белый просачивался лучами сквозь материализующиеся из яркой пустыни необычные формы грота. Контур за контуром, штрих за штрихом невидимый карандаш вырисовывал окружение.

Пористые как срез доломита стены с кавернами и вмятинами от древних окаменелых ракушек обступали их. Постепенно форма пространства обретала узнаваемые очертания. Василию показалось, что они с Соланой попали в храм в виде огромной черепной коробки какого-то человекообразного гигантского монстра. Две огромные сквозные поры, посаженные на одну горизонтальную линию, как две черепные глазницы, устремлённые в глубины неоновой пустоты, проступили по верх головы оракула и вместе с ним уставились на гостей немигающим взглядом. Пустой взгляд, обращённый внутрь черепной коробки, казался, тем не менее, сосредоточенным и проникал в самую душу. Василий и Солана переглянулись. Ощущение погружённости внутрь чьей-то головы, смотрящей на тебя, гипнотизировало.

– Череп с губами изнутри? – Измыслил Василий, но Оракул не проронил более ни одной мысли.

Василий взял за обе руки Солану, чтобы не потерять и повиснув с ней горизонтально в неоновой среде, закрыл глаза, старательно избавляясь от всех мыслей и пытаясь услышать череп и его господина. Почему Василий решил это сделать?...

Свет Рыб проникал сквозь его закрытые веки, создавая в пустоте его черепной коробки разноцветные блики. Взгляд закрытых глаз Василий обратил внутрь себя.

Идентичность одновременного восприятия своего черепа и черепа грота заставило Василия мысленно представить себя и Солану притянутыми к геометрическому центру сферического пространства. Если, конечно, таковой центр мог быть у столь сложной формы. Казалось, некая сила удерживает его за шар головы, как удерживает одной рукой мяч игрок в водное поло, готовясь совершить точный бросок в ворота.

Он скорее знал, чем чувствовал рядом со своей головой изящную головку Соланы, схваченную той же неведомой силой.

Каждый волос на его голове вибрировал, впитывая фотон за фотоном излучения гирлянды из рыб бареллей, кружившихся вокруг прозрачного студня с осьмью хвостами.

Острые концы прозрачных щупалец Оракула выпрямились и протянулись до проступавших из неонового свечения стен, распластавшись во всех восьми направлениях. Растворённый в белом свод купола черепа казался бесконечно далёким, а упирающийся в его стены Оракул стал огромным.

По щупальцам во все стороны прокатывались волна за волной, заставляя их извиваться, словно графики, выписываемые гигантским эквалайзером.

Разноцветные точки в вихрях изломов световых нитей внутри конечностей бежали во все стороны от переливающейся цветами радуги головы Октопаса. Рыбы бареллей воспринимали, а голова Спрута танцем щупалец транслировала в мир мысли, пропуская их через себя, как через усилитель.

Василий осозновал, что они с Соланой, соединившись головами и раскинув в сторону руки и хвостовые плавники тоже образуют подобие восьмиконечной звезды.

Их тела медленно поворачивало вокруг общей вертикальной оси грота под сводом черепа над головой оракула вслед за вращением и цветными переливами нимба из светящихся рыб.

Василий вслушивался в белую пустоту не поднимая век. В голове его звучала странная речь. Каждое произносимое слово, в отдельности казалось понятным, но сочетание их не имело смысла. Поток словесной абракадабры, словно перечень терминов из неведомого словаря, бесконечный и монотонный лился непрерывным потоком. Череда слов напоминала точки и тире, создавая особую музыку намного более сложную, чем ручей азбуки Морзе. Короткие и длинные слова, накладывались на мелодичный фон похожий на вибрирующее носовое мычание. Резонанс от вибрации рождал в телах слушателей ощущение прозрачности всего вокруг.

Временами вкрадчивый голос извне замолкал в то время, как отголоски ритма и фона продолжали звучать в полной тишине где-то очень далеко в их головах.

Зёрна точек и тире, многократно повторяясь, словно прорастали в гуле мычащего фона и, вдруг, начали взрываться и лопаться, раскрываясь в совместные мыслеобразы Василия и Соланы, словно сказочные букеты салютов – цветок за цветком. Вот голос снова приходит на передний план и поёт новый бесконечный речитатив. Потом снова замолкает и новые букеты ярких взрывов раскрываются в их головах.

Перед глазами разворачивается целый мир видений. Они накладываются один на другой, создавая объёмно-пространственную картину, которая всё углубляется и слой за слоем превращается в ясную последовательность мыслей.

Василий не смог бы рассказать упорядоченно о чём ему только что рассказали звуки. Но общая картина была ему полностью понятна. Он мог бы своими словами описать элемент за элементом.

– Как же так? – Безмолвно недоумевал Василий, созерцая видения, порождённые потоком ритма и музыки. – Это не тот язык, которым мы все привыкли общаться, но такой родной! Как хорошо на душе!...

5-2-3

Вдруг всё исчезло. Мгновение Василий ничего не помнил. Яркий свет растворился и привычное пространство океана обступило их.

Василий и Солана нашли себя вращающимися над коралловым плато в пучках острых лучей яркого солнца пронизавшего толщу океана и мягко высвечивая шевелюры шарообразных куп тёмно-зелёной растительности.

Разновеликие, торчащие во множестве из покрытого тёмной зеленью дна, они походили на мохнатые, замшелые, волосатые головы вросших в дно спрутов, предсказавшие кому-то что-то и окаменевшие от этого когда-то в незапамятные времена.
 
Солана мягкими движениями пальцев проведя по швам, сбросила свой комбинезон и глядя на него немигающим взглядом наяды приблизилась, словно гипнотизируя. Она проделала то же с его одеждой. Прохлада воды очищала и раскрепощала ил тела Паря в пространстве над бесконечным полем голов под зеркалом поверхности океана, подёрнутой крупной волнистой рябью они чувствовали себя в своём Совершенном Мире безопасном и полном гармонии.

Слившись торсами головой к ногам, они продолжали вращаться. И он опять представлял себя и её вместе одним огромным дроном.

В макушке его головы отбивал ритм, неведомый ему ранее, похожий на миниатюрный водоворот. Вот их с Соланой воронки слились и общий Торнадо который всё увеличивался больше и больше, расширяясь и поднимаясь всё дальше от их голов, пульсируя и танцуя. И развернувшись во всю ширь в тот момент, когда Солана втянула ртом и сжав кольцом губ его остриё у самого основания. Василий проник в мякоть недр её острым змеем своего нечеловечески длинного языка, заполнил упруго упершись в горячие стенки всю полость грота её цветка и ощутил дробную дрожь в её животе у себя на груди и жар её твёрдых, раскалённых сосков на своём животе.

Крупные спазмы, идущие от её горла, вытолкнули горячий огненный столб по стеклянной трубке его позвоночника, звено за звеном заполнив все чакры тела до ярёмной ямки горячим прозрачным и текучим, как жидкость огнём.

В горле его стало огненно-сухо и прозрачное пламя раскалило змею его языка, обжигая её между ног. Тело Соланы стало для него прозрачным. Василий видел, как содержимое в ней бурлит, подобно кипятку в прозрачной реторте, и вихри пузырьков метутся позёмкой в форме стеклянного тела молодой майлы. Задрожав, она замерла не в силах сопротивляться, перетекающему сквозь них потоку, замыкая их серединные каналы в бесконечную восьмёрку из двух петель.

Перед глазами Василия опять проносились светящиеся зигзаги рунических знаков. Череда образов один за одним взрывались у него в голове, открывая невиданное им будущее.

Правда ли в том знании? Как долго кружились они? Василий вглядывался в прозрачное лицо Соланы лучившееся блаженной улыбкой и обращённое за горизонт. Что Она видела там у Оракула? То же самое ли, что и он?!

Он этого никогда не узнает...

5-2-4

Солана лежала рядом с ним под стекловидным куполом на роскошном круглом ложе в центре спальни. Мысль её, обращённая к Василию, лилась бесконечным потоком, озаряя всё его тело небывалыми вспышками света. Чувства же Василия пребывали в мирах, совсем не связанных с тем, о чём она сейчас говорила…

– Оракул сказал, что мы представляем собой коды одной цепи. Ты – шифр моей жизни, а я твоей. Что это значит?

– Да-ааа, дело дрянь, – Улыбнулся Василий и с удивлением посмотрел на собеседницу: Всё-таки, что-то тайное связывало их, раз даже Оракул заострил на этом внимание?! Как странно, что она заговорила именно об этом! И так запросто! Могла бы утаить. Нет, всё-таки женщины гораздо практичнее мужчин. Им обязательно нужна конкретность! – Я думаю, что тебе не открыть своих смыслов без моего ключа, а мне не разобраться в себе не вложив ключ. Оракул имел ввиду нечто такое….

Солана звонко засмеялась, хитро глядя ему в глаза.

– Ну, это уж слишком! А мне будет ли полезно то, что я узнаю с твоей помощью, взамен открывая себя тебе? Я – не человек!

– Вот, уж, не знаю. Это решает каждый самостоятельно. Таковы условия взаимодействия живых существ. Все мы одновременно ключи и замки, но разные соединения дают разные результаты. Каждый выбирает себе партнёра для познания актуального участка пути, но разбираться с информацией всё равно придётся самостоятельно. Что касается тебя и меня, то я бы не решился пройти мимо,… – Задумчиво глядя в глаза русалки, ответил Василий. – Вот только информация каждому будет проявлена в назначенное для него время и раньше её не распаковать… А ты? Что будешь делать?

– Вот уж не знаю! Она накрыла его тело своим, окунув свой взгляд в его глаза.

–  Сколько лет Алисандре? – Удивился про себя Василий. – Мастеру Ламберту уже более восьмидесяти, мне показалось. И хотя он бодр и силён, испещрённое морщинами лицо выдаёт его года. Алисандра же, напротив, выглядит очень молодо.

– Ты обратил внимание!? – Солана загадочно улыбнулась.

– Если бы я не узнал о ваших родственных связях, я никогда бы не задумался об этом. Она годится тебе в тёти на вид.

– Люди – лазутчики в соединении с рыбой удильщиком живут в нашем мире много дольше, чем в своём. Как у морских черепах время замедляется из-за редкого дыхания, также и удильщики своей силой замедляют процессы старения. Они могут менять не только миры, они управляют временем. Сросшийся с удильщиком лазутчик словно скользит на границе миров. Помнишь, как я учила тебя быстрому перемещению? Сочетание холодной крови рыбы и горячей крови человека образует тот самый чудесный эликсир молодости. Это не столь эффективно работает применительно к луанам, ведь люди и рыбы обладают большей разницей в температурах тел и от того получают больший временной ресурс. Раньше считалось, что удильщика могут использовать только женщины, ведь, прикрепляется всегда самец, но теперь…

Когда мы с Алисандрой принесли тебя без сознания я долго не могла уйти, и всё смотрела на тебя. Мы пробыли одни в тиши и тьме долгое время. Но вдруг ты повернулся и через взгляд полуоткрытых невидящих глаз на меня выплеснулось то небывалое желание, которое несколько часов назад свело нас в саду. Я опять, как в саду впала в забытьё, а меня всё сильнее тянуло к тебе неведомой мне силой. У меня перехватило дыхание от бесконтрольных энергетических всплесков внутри. Казалось, в тело через поры кожи вливаются тонны кипящей воды!
 
 Все мои чувства смыло изнутри. Остался только бурлящий поток желания. Он снес меня, не давая опомнится. Я вцепилась в тебя, страшась быть оторванной безудержным вихрем вращения и сгинуть где-то на задворках одного из тысячи загадочных миров, через которые ты меня проносил. В этот момент мне казалось, что я потеряла сознание. Невиданные формы, созданные в твоём воображении, но ещё не воплощённые, проносились перед моим внутренним взором....  Казалось, весь мир перестал существовать.

–  Это и всё? Разве мы не сблизились тогда телесно? Я думал…
 
–  Нет! Но я была на грани, признаюсь.

–  Как же тогда ты вернула мне возможность нормального восприятия и сохранила мою связь с удильщиком? Ведь до сих пор мне возможно было получить женскую энергию только при физическом слиянии с майлой! Видно, ты и вправду обладаешь небывалой силой!

–  Алисандра тоже твердит мне об этом.

–  Но за что же тогда ты была так рассержена на меня при нашей первой встрече!

–  Я разыграла тебя, чтобы ты рассказал нам освою историю. – Загадочно и как-то грустно улыбнулась Солана. – Алисандра сказала мне, что близость должна была быть, и тоже удивилась, что мне удалось возродить в тебе жизненную силу простым прикосновением тел. Ты пребывал в пограничном состоянии и не осознавал разницы. Признаться, я и сама не видела её – настолько сильно было наше взаимодействие. Я узнала о тебе тогда многое, но хотела твоего подтверждения.

–  Но почему же тогда в океане… – Василий смотрел на Солану пронзительным взглядом. В её нежной улыбке звучала загадочная нота.

–  Это мой секрет. Ты расскажешь мне об отношениях между людьми?

–  О, это будет долгое и сложное повествование. Возможно, тебе лучше узнать об этом не из рассказа. Ведь ты – наполовину человек.
– Вот потому меня и тянет к тебе! – Солана ещё сильнее прижалась к нему, будто снова, как тогда вплела в него своё тело и мгновенно уснула. Спокойное лицо её сияло новым непривычным внутренним светом.

Василию не спалось. Он размышлял о своих чувствах и об увиденной сегодня, яркой короне солнца, сияющей сквозь прозрачную поверхность океана.

Как неожиданны были в тот момент для него забытые воспоминания о мире людей. Увлечённый созданием новой архитектуры для лунов, он долгое время не замечал, как не хватает ему этих привычных человеческих ощущений.

Хотелось прогуляться. Он высвободился из колец Соланы и выскользнул через шлюз из жилого блока прямо в сад. Василий пролетел над сияющими дорожками и погрузился в сумерки за волнистой коралловой рукотворной грядой, ограждающей сад. Душа его стремилась вверх – поближе к поверхности. Поток воспоминаний заставил его на мгновение замереть.

Среди сине-зелёной толщи океанских глубин, залитых чернилами ночи, в струях течений, особенно холодных перед рассветом, ему вдруг показалось, что он снова человек, опустившийся на дно в батискафе. Василий осмотрелся вокруг глазами души, одетой в скафандр своего нового тела. Теперь он получеловек-полурыба. Его Энергия, изначально воплотившаяся в человеческом облике, осознала себя в другом скафандре. Зачем он пришёл сюда? Некто в нём с интересом разглядывал инородный мир, окруживший его. Что происходит?!

Подобно тому, как человек, вдруг попавший в странное приспособление для погружения человека на глубину, сочинённое не то Иеронимом Босхом, или, может быть, Леонардо да Винчи, разглядывает привычное из новой точки зрения с удвоенным вниманием, так и Василий созерцал этот мир по-новому. А зримое вокруг, не желало отдавать свои секреты, и лишь скудно просачивалось сквозь крохотные иллюминаторы глаз его новейшего вместилища и плохо поддавалось исследованию. Глазами виден был лишь малый сектор. Василий, осмотрелся вокруг с пристрастием, – нарочно несколько раз обернувшись вокруг своей оси. Затем он посмотрел вверх – в сторону мрака ночи над поверхностью и вниз – в тёмную глубину под собой.

Но эти привычные действия, раньше так помогавшие ему найти зацепку для генерирования творческих образов, ничего не добавляли к главному: не давали ответа на вопросы о сути: что он именно здесь делает, для чего он сам, кто он и куда ему идти дальше?

А есть ли это «дальше»? Иль «всё во всём»? – Как рёк из языческих преданий, от уст в уста переданных чрез незапамятные времена, современный поморский Волхв Владимир Голяков Орьевич....

5-2-5

Светало. Василию нестерпимо захотелось вверх, на воздух. Сильными волнообразными движениями он приблизился к самой поверхности и замер, блаженно опрокинувшись на спину. Погружённый под тонким зеркалом поверхности, он шумно вдыхал жабрами кислород из насыщенного верхнего слоя и задумчиво глядел в искажённый рябью волн звёздный купол над собой. Василий вспомнил себя спокойно лежащим на поверхности водной глади швейцарского озера с Аскелией. Вода всегда внушала ему глубокое умиротворение и силу…

Яснеющее с каждой минутой, но всё ещё тёмное звёздное небо было здесь совсем непривычным. На проколотом острыми точками частых звёзд высоком своде, прямо над ним ярко сияло две огромных луны. Они двигались с видимой скоростью одна быстрее другой как две светящиеся рыбы, как астрологические стрелки огромных старинных часов, указующие на сиюминутный расклад природных сил.
 
Луны катились по небосводу, как колёса невидимой колесницы судьбы. И ещё быстрее бежали по поверхности ярких дисков тёмные, клочковатые тени ночных облаков. Видимо, там – далеко в высоте дул сильный бриз. Однако, поверхность океана была удивительно тихой. Василия медленно то приподнимало, то опускало, раскачивая и убаюкивая глубоким дыханием меж грудей обнажённой Океанской Дивы.

Он вспоминал свой недавний разговор с Соланой.

– Твоя мать, почему она не искала встречи с Грианом?

– Я не знаю многого. – Молодая майла повернулась к нему всем телом. – Мать мало рассказывала мне об отце.

Только теперь я узнала правду. Алисандра рассказала мне то, что знает и понимает по-своему.

– Я знаю теперь, что, оберегая возлюбленного, себя и меня от нападок родных, Галлена никогда не вернётся к своему отцу и моему деду. Странно, как много родственников у меня теперь появилось. А ведь я считала себя и мать совсем одинокими. Но что мне от того? Что с этим делать? – Задумчиво вопрошала молодая майла. – Алисандра всегда казалось мне ещё более близкой, чем мать и вот теперь всё так… – Галлена никогда не хотела выйти замуж за другого. Она живёт невидимая и неузнанная в складках миров. Я редко вижу её наяву, всё более – полупрозрачный образ и голос мысли. Она наказала мне никогда и никому не говорить дорогу туда. Да и я сама не найду туда путь без её помощи.

Алисандра говорит, что Ламберту Гриану нельзя появляться в нашем мире. Мои дед и дядя сделали так, чтобы мой отец не смог незаметно появиться. О том, что он лазутчик из мира людей знают все. Его постоянно ищут здесь в мире лунов. Как, в прочем, теперь и тебя. Одна и та же тактика. Мать хотела, чтобы и я не появлялась здесь. Но я никогда не слушалась её, и она смирилась. Сначала она научила учила меня искусству перемещения среди миров, и я предпочла жить здесь. А однажды я повстречала Алисандру. Мы сдружились. Не понимая почему я привязалась к ней. Незнакомая майла она словно стала мне родной матерью. Откуда было знать мне, что мы родственники. Но ведь могла же я почувствовать, и чувствовала, но не осознавала до конца всё равно! Как мы, однако, бываем косны и слепы! А люди? Расскажи – люди также тупы в своих ощущениях? – она сконцентрировала свой только что, блуждавший в закоулках памяти, взор на Василия.

–  Ещё хуже. – ответил он, – Луаны гораздо сенсетивней нас – людей.

–  Я, наверное, такая же! Как могла я не догадываться столько лет…. Алисандра, так же как мать учила меня перемещению между мирами. Но ещё более настойчиво она учила меня тонкому искусству сновидения. Однако, я говорила тебе, – раньше мне не понятен был смысл и назначение этих знаний. Только теперь…

Алисандра очень много путешествует. Однажды она исчезла на долго, а возвратившись, как-то странно стала смотреть на меня. Вот тогда она мне и рассказала про мир людей и о том, что она лазутчик в нашем мире. Она говорила мне, что у меня есть талант перемещаться в мир людей и жить среди вас. Но я не понимала зачем мне это, пока не встретила тебя…

5-2-6

Лёжа под самой поверхностью, Василий внимательно прислушивался, улавливая телом малейшие движения водной толщи. Он давно привык чувствовать океан кожей, не полагаясь на одно только зрение.

Вдруг, новая он скорее интуитивно осознал, чем почувствовал под собой сильное волнение. И тут же новая форма появилась в его боковом зрении. Василий развернулся всем телом, вглядываясь в темноту. Сбоку зашла вновь и направляясь прямо на него, в глаза ему таращилось остроносое зубастое чудовище!

– Акула-домовой, – Неизвестно откуда взялось в его голове знание. Вот это встреча! Он замер, глядя на это животворное исчадие глубин. Крупная особь длинной около трёх метров вела себя нарочито нагло, явно понимая своё размерное превосходство.

– Враг?! – Мелькнула в голове его уверенность. – Акула совершала размеренные круги вокруг. Время от времени она останавливалась в отдалении и поглядывала на него неотрывным взглядом. Замирая, и вызывающе тыча в него указующим перстом своего уродливого носа, хищница всё ещё будто раздумывала нападать или не нападать.

Непрерывно двигая челюстями, она шумно вдыхала потоки воды, словно желая притянуть, приблизить к себе непрошенного гостя.
 
– Жуткое зрелище, – Подумал Василий, разглядывая её «лицо» с круглыми, выпуклыми челюстями, острыми зубьями и выдающимся над длинным гоблинским «носом» с человечьими ноздрями.

Вдруг, неожиданно хищница резко рванулась в бок, и ещё более выдвинув вперёд свои и без того выпуклые челюсти с оголёнными розовыми, как и вся её кожа дёснами, ухватила желавшую, видно, проскользнуть под покровом темноты, крупную рыбёху. Василию показалось, что несчастная взвизгнула прежде, чем исчезнуть целиком в глотке монстра. Акула, удовлетворённо чавкнув розоворотой пастью, ещё более нагло и торжествующе повернула к нему свою образину. Ему показалось, что опыт жизни взял своё, что кончательно решив про себя не связываться с Василием, она нехотя вильнув мускулистым телом и исчезла было во мраке…

Но не тут -то было. Коварный хищник снова заходил из темноты глубин! Василий выхватил короткий зазубренный кинжал и сделал сальто. Акула прошла над ним, плеснув боком над поверхностью. Не рассчитав его маневра, монстр будто только раззадорился. Она тут же ловко развернулась, и сделав широкий круг повторила разгон. Густая тьма глубины мешала ему видеть противника. Далёкий лунный свет, рассеянный серебряной пылью в толще воды, мерцал, ореолами преломляясь в изгибах волн и превращая поле битвы в театр мелькающих теней.

Ему не хотелось пасовать. Василий внутренне чувствовал свою силу. В нём проснулось ликование куража! Но нечто говорило и обратное. Ему совсем не хотелось убивать акулу. Чувство внутренней гармонии с природой не позволяло ему нарушить равновесия сил.

Он смотрел в беспристрастную образину нападающенго монстра и ощущал полноту и звук внутренней цельности и спокойствия.

Оскаленные зубы не вызывали у него никакого страха. Казалось, акула беззвучно хохочет над чем-то, глядя ему в лицо, как в костюмированном театральном фарсе.

Ещё бросок! Василий совершил крутящее движение вдоль оси тела и резанул проходящего мимо противника вдоль. Из распоротого бока заструились клубы крови.

Он знал, что рана была не опасна, но порез, видимо, доставил зверюге ощутимое неудобство. Сделав круг, она застыла, словно раздумывая перед новым ударом, то и дело дёргаясь и изгибаясь на одну сторону. Василий висел у самой поверхности. Решив изменить ракурс, и выставить противника против света он вознамерился было устремиться в глубь, но акула, словно выйдя из забытья, вновь мощным броском снова атаковала его снизу.

Василий вырвался на поверхность и свалился на бок, уходя от удара! Вдруг, неожиданно появившись в небе из-за головы, на него надвинулась крупная тень. Нечто быстро спланировало над поверхностью и на мгновение заслонило весь небесный свет. Василий лишь почувствовал, как что-то жёсткое плеснуло за его затылком, и, зайдя снизу, резко выхватило его из воды.

Тело его возносилось, а снизу, обманутый таким неожиданным раскладом, выпрыгнул вверх его недавний враг. Пружинистое, блестящее как нож тулово акулы, совершив дугообразный полёт, упало, полоснув поверхность океана, разбросав снопы брызг и сверкнув распоротым боком, исчезло за гладкими холмами волн.

Мышцы его свело от резкого ощущения быстрой взлётной тяги. Уши заложило, как в самолёте. Дыхание перехватило. Лишённые влаги, жабры обожгло сухостью и холодным ветром. На бедре под повязкой мелкой дробью забился удильщик. Огромный плоский треугольный летательный аппарат, похожий по гулу на вертолёт, вибрируя по бокам лёгкими, как у насекомого крыльями, подхватил его сетчатым бреднем и поднимал прочь от поверхности!
 
Василий развернулся и сжав в кулаках натянутые под ним тросы стальной сети тщетно пытался раздвинуть ячеи. Он выхватил острый нож, но зазубренное для пилки кораллов лезвие проскальзывало, не разрезая прочного материала. Он задыхался, но собрав силу воли в живот не позволил себе потерять сознание. Сказалась давняя тренированность. Василий оптимизировал волнение и настроился на длительную задержку дыхания.

 В детстве он любил ловить рыбу, часами он подсекал и поднимал над водой пойманных на крючок лещей, окуней и плотвиц. Рыбы бились на лесе и корчились в воздухе, пытаясь соскочить с безжалостного крючка. Но Василий подхватывал их подсачиком и шлёпал о землю или выпускал в ведро полное несчастных собратьев. Теперь этой рыбой был он. Безжалостный широкий сетчатый клин, выпущенный из брюха диковинного летательного механизма, уносил его прочь от живительной стихии.

Вот он долгожданный воздух, о котором он так мечтал ещё пол часа назад! Но тело его корчится и бьётся в конвульсиях высушенное смертельной средой. Парадокс скафандра: душа всё та же, но вместилище её – другое. Дыхание смерти жжёт его сохнущую кожу и глаза! Неужели ему суждено умереть рыбой?!

Сеть втащило механизмами в открытый зев люка. В полной темноте чьи-то быстрые, крепкие руки стянули кольцами ремней его хвостовые плавники и распяли его вдоль длинного шеста, лишив возможности изгибаться и пружинить телом. Подхватив с пола за концы шеста, его окунули в ванну с морской водой и закрыли сверху решётчатой крышкой. Ванна была длинной и узкой, как гроб, как банка для сардин. Но воду в ней искусственно аэрировали, и Василий возобновил дыхание. Тело его конвульсивно дрожало от возбуждения и недавней борьбы. Мысли его путались под гнётом ужаса нового положения. Однако – жив, и, возможно, – не совсем еда, – мелькнуло, – а значит, – есть время осознать расклад сил!

В отсеке брюха железной стрекозы, куда он попал, никого не было. Сквозь два продолговато-вытянутых и выпуклых наружу иллюминатора видны были меркнущие в предрассветном мареве те самые огромные луны. Тени от их лучей быстро пробегали в темноте по стенам отсека, высвечивая неизвестные рычаги и механизмы. Корабль маневрировал. Мерный рокот стрекозиных лопастей, заглушённый стенами, ничего не добавлял к информации о направлении их полёта. В темноте, в запале борьбы, ловцы не заметили его оружия. Василий носил нож не там, где луаны – не на бедре. Там у него был удильщик. Он прикреплял ножны сбоку на груди, под бицепсом и потому, ощупав его ноги они не нашли зазубренного кинжала, который он предусмотрительно снова спрятал, поняв бесполезность оружия перед прочной сетью.

Руки у запястьев были связаны, но Василий, подняв бок, просунул верх ножен меж прутьев и, зацепив застёжку, высвободил клинок. Нож выпал и Василий, подобрав его, смог разрезать путы. Времени было катастрофически мало. Ловцы могли вернуться в любой момент. Открыть замысловатые задвижки решётки для него было не сложно: помогла изобретательная инженерная смекалка.

– Главное не упасть на мель успел подумать Василий, дёргая за рычаги, открывающие створки дна, и падая вниз. Он слышал рёв машины, изменяющей курс чувствовал потоки воздуха от движения огромных стрекозиных крыльев. Аппарат оказался довольно вёртким. Открытие люка не могло быть не замеченным пилотом, но он надеялся на внезапность.

Василий почувствовал сильный удар, врезаясь натянутым в струну телом в поверхность воды и теряя ориентацию от оглушительной и резкой боли. Состояние блаженной невесомости вновь охватило его тускнеющее сознание. Пена пузырей приятно щекотало обожжёные поверхностью бока. Никогда ещё Океан не казался ему таким спасительно родным!…