Дань Элегбе... глава вторая...

ВНИМАНИЕ! ЛИЦАМ, НЕ ДОСТИГШИМ 18 ЛЕТ, ПРОСЬБА ПОКИНУТЬ ДАННУЮ СТРАНИЦУ!

На самом краю города, у леса и проезжей части, находилось большое, двухэтажное здание, которое являлось муниципальным пансионом при церкви имени Святого Павла, в котором проживали и обучались дети-сироты. Школа-пансион была католической, и детям прививали веру в бога, а некоторыми учителями выступали церковные служители. Заведение финансировали несколько крупных предпринимателей из Лондона, поэтому пансион держался на плаву и функционировал стабильно. Само здание несмотря на наличие денежных средств, мало чем по внешнему виду отличалось от многих брошенных домов Риддлхилла: стены были обшарпанные и грязные, кое-где даже зияли дыры, и казалось, что от малейшего дуновения ветра стены пансиона тут же рухнут, оставив после себя лишь руины и пыль.

С дисциплиной в пансионе было строго: подъём в семь утра, отбой – в десять. Однако шестнадцатилетний Джон редко спал по ночам. А все потому, что его регулярно посещали ночные кошмары, от которых он просыпался в холодном поту. Раньше Джон часто сбегал по ночам, бродил по окрестностям двора и близлежащих территорий, наслаждаясь видом ночного неба. Теперь же с этим было сложно. Мать-настоятельница регулярно патрулировала коридоры, и выбраться из пансиона после захода солнца стало просто невозможно. Поэтому, сидя на старом деревянном подоконнике и глядя из окна на лес, дорогу и изредка проезжающие мимо автомобили, Джон коротал очередную ночь, думая о чем-то абстрактном и не имеющем границ.

Джон жил изгоем в пансионе с раннего детства и привык к тому, что люди его сторонятся. Иногда местные мальчишки обижали сверстника, многие пытались унизить, указывая на его "уродство", но с годами Джон научился не принимать это близко к сердцу, хотя где-то глубоко в душе, конечно же, было больно и обидно.

Джон никогда не видел своих родителей. По словам директора Олимпии Раббиш, мальчика доставили в приют шестнадцать лет назад еще совсем младенцем, и уже тогда было неизвестно, куда исчезли мать и отец «странного» ребенка и по каким причинам чадо оказалось им ненужным. Конечно, как и любой ребенок, Джон мечтал когда-нибудь встретиться со своей матерью, до сих пор убеждая себя, что разлука с родителями произошла ввиду каких-нибудь неудачных и несправедливых жизненных обстоятельств. Глядя на суровую жизнь в стенах пансиона, мальчик всё ещё верил в добро и светлое будущее, хотя, честно признаться, его вера не раз пошатнулась за долгие шестнадцать лет.

В общежитии было очень холодно: с приходом ноября дни стали пасмурными, а из щелей старого деревянного окна прорывался ледяной сквозняк. У Джона не было теплого свитера, лишь красная рубаха из грубого материала, в которой он иногда ходил по улице и которой мальчик сейчас прикрывал замерзшие плечи. Коменданты утверждали, что в преддверье зимы всем детям выдадут комплект тёплой одежды, но, судя по всему, никто не ожидал такой холодной осени, а забота о здоровье детей приурочивалась скорее к календарным листам, нежели к реальной погоде.

Приближался рассвет, когда Джон вдруг очнулся от своих мыслей и понял, что снова просидел на подоконнике целую ночь.  Настенные часы показывали без четверти семь, а это означало, что комендант должен был объявить подъем через пятнадцать минут. Как обычно дети общежития должны будут умыться, одеться и отправиться на утренние занятия.

Утро начиналось, как обычно. Не дожидаясь пробуждения своих соседей по комнате, Джон спрыгнул с подоконника и, взяв из шкафа полотенце, направился в общую уборную. Подойдя к раковине, он поднял голову и посмотрел на свое отражение в треснутом посредине настенном зеркале. На него смотрел бледнолицый подросток с длинными светлыми волосами, большими зелеными глазами и тонкими губами. И все бы ничего, но на скулах и у висков находились треугольные наросты, которые придавали его лицу весьма странный и неземной вид. Именно эти наросты были причиной регулярных насмешек со стороны сверстников. Этот физический изъян сразу сделал Джона изгоем в обществе, а на все свои вопросы он получал однозначный ответ от сестры-настоятельницы, что эти наросты были у него с рождения и их природа необъяснима.

Умывшись, почистив зубы, мальчик ещё пару минут просто стоял перед зеркалом и глядел на очень хмурое лицо в отражении. Затем, мысленно дав себе установку на терпеливость и сдержанность, он, наконец, улыбнулся сам себе. Покинув уборную, Джон вернулся в спальню, где уже горел свет. Мальчишки, которые жили с Джоном в одной комнате, к этому моменту проснулись и беседовали между собой, не обращая на соседа никакого внимания. Натянув потертые джинсы и свободную футболку, он накинул на плечи ту самую рубаху, перекинул через плечо серый рюкзак и вышел из комнаты, краем уха уловив смех соседей.

В коридоре было пусто. Комендант еще не дал сигнала о подъеме, и Джон, пытаясь избежать встречи с кем-либо из сверстников, поспешил покинуть корпус общежития. Порыв ветра охватил мальчика, как только он вышел на крыльцо. Сутулясь от холода, Джон поспешил в учебный корпус.

Джон шёл, глядя себе под ноги, пытаясь ни на что не оглядываться и не реагировать ни на какие звуки. По пути он встретила высокого мужчину с пачкой бумаг в руках. Это был мистер Джерниган, преподаватель английского языка. С хмурым видом он шагал по дороге, рассматривая, вероятно, какой-то важный документ, и совсем не видел идущего навстречу мальчика. По небу прокатился раскат грома – за спиной Джон услышал негодующие возгласы: это мистер Джерниган то ли от испуга, то ли по неуклюжести уронил свои бумаги в грязь. Пытаясь поймать упавшие врассыпную и уносимые ветром листы, мужчина даже не заметил, как быстро Джон пришел ему на помощь, ловко собрав большую часть бумаг в охапку.

-Я давно тебя не видел, Джон, - взбудоражено произнес учитель. Все-таки, его что-то невероятно испугало. Сейчас он выглядел просто безумно: пальто нараспашку, волосы растрепаны, очки набекрень, в руках – куча смятой бумаги.

–Спасибо за заботу. М, да. Это очень любезно. С твоей стороны… Я очень скоро вернусь к работе. И спасибо, что помог с… с этим… - мужчина озабоченно взглянул на бумаги, словно на них было написано что-то жизненно важное и безгранично обременительное.

-Не за что, - буркнул Джон в ответ. – Скоро занятия начнутся. Если позволите, я, пожалуй, пойду …

-Хорошо. Ступай, - кивнул мистер Джерниган и, развернувшись, быстрым шагом направился в сторону общежитий.

Конечно, этот учитель славился своими неадекватными реакциями и странным поведением, но Джон думал о нем как о гении со своими заморочками и со своей отдельной реальностью, которую, собственно, мало кто мог воспринять. С облегчением выдохнув, мальчик, наконец, услышал гулкий звонок, который оповещал всех детей пансиона о подъеме. Ветер пригнал под ноги смятый лист бумаги. «Ну вот,» - подумал мальчик. – «Мистер Джерниган растерял свои документы. А вдруг там что-то важное? Нужно подобрать и потом вернуть этот лист». На бумаге оказались какие-то схемы и рисунки, совершенно не понятные мальчику. Добравшись до учебного корпуса, Джон зашел в здание и оказался в пустом коридоре.

На дверце школьного шкафчика опять было написано слово "УРОД". Честно говоря, мальчик уже даже привык к подобному. Однажды один из местных хулиганов вовсе вскрыл замок и выкрал все учебники, спрятав их по разным углам и комнатам учебного корпуса. Сегодня, слава богу, все обошлось лишь одним словом, которое, хвала небесам, худо-бедно стиралось рукавом, хоть и оставляло после себя мутное пятно.

Отыскав нужную аудиторию, Джон занял место за последней партой и начал ждать. Спустя десять минут дверь заскрипела и на пороге класса оказалась высокая женщина в черном брючном костюме, в круглых очках и суровым выражением лица. Это была миссис Колорадо, преподаватель литературы. Она была очень строгой женщиной, но всегда справедливой. Натянуто улыбнувшись ученику, мисс Колорадо расположилась за учительским столом и начала перебирать какие-то бумаги.

Открыв тетрадь, Джон начал рисовать. Мальчик часто рисовал, но что именно, сказать было сложно. Это были странные фигуры, напоминающие несуществующий вид то ли человека, то ли животного с примесью чрезмерно креативной геометрии и теней. Они вспыхивали картинками в голове, а руки словно сами по себе чертили фигуры на бумаге, создавая копию странных мыслей в изображении.

Спутя минут пять в классе начали появляться дети. Кто-то из них оживленно общался со сверстниками, кто-то сонно падал на стул и с полузакрытыми глазами пытался вынуть из сумки нужную тетрадь, кто-то учтиво здоровался с мисс Колорадо. Но ни один из вошедших в класс не обращал внимание на Джона, словно за дальней партой никто вовсе и не сидел. Мисс Колорадо провожала каждого ученика взглядом. Прогремел звонок на урок, и от его резкого звука некоторые ещё не до конца проснувшиеся дети буквально подскочили на месте. Учитель громко кашлянула, привлекая к себе внимание.

-Я очень рада, что посещаемость первого занятия на высоте, несмотря на осенний холод и ранний час, - приветствовала мисс Колорадо учеников, шумно рассаживающихся по местам. - Теперь, попрошу соблюсти тишину. Алекс! Прекрати!

Учитель строго посмотрела на мальчика, который кидал мятой бумагой в своего сверстника, едва ли реагирующего на провокации. Сонный, с полуоткрытыми глазами, он просто сидел, откинувшись на твердую спинку невысокого стула.

-Мисс Колорадо! Он сам виноват! Мешался под ногами у входа! – усмехнувшись, проговорил Алекс.

Урок начался, а все попытки Алекса, местного задиры и хулигана, обратить на себя внимание, постепенно сходили на нет в своей безуспешности. Пару раз он попытался окликнуть и Джона, шепча в его сторону весьма нелестные слова под аккомпанемент усмешек его бесхарактерных подпевал-друзей, но Джон, однако, просто смотрел то в окно, то на мисс Колорадо, представляя, что находится в резервуаре из пуленепробиваемого стекла.

Сегодня Мисс Колорадо рассказывала о «Гамлете» Шекспира, о книге, которую Джон прочитал уже очень давно и не раз. Вот почему новой информации на этом уроке мальчик практически не получил. Время растягивалось до бесконечности, и Джон вернулся к своим рисункам, пытаясь хоть как-то скоротать урок. Рисунок в очередной раз получился настолько непонятным, насколько и завораживающим, захватывающим воображение и отражающем его. Джон видел в этом хаосе какой-то важный смысл, поэтому хранил каждый из своих рисунков как некое сокровище, лелея и оберегая.

Следующий урок начинался только через полтора часа, и Джон решил скоротать «окно» в библиотеке, как, в принципе, и всегда. Там мальчик уж точно чувствовал себя куда уютнее, чем где бы то ни было. А еще библиотека – то самое место, куда уж точно не заглянут задиры, чтобы поиздеваться над теми, кто не может дать им отпор. В местной библиотеке всегда было немного мрачно, но зато тихо, безмятежно и спокойно. И книг было предостаточно, совершенно разных. Психология, философия, художественная литература. Старые, новые, совсем ветхие и переклеенные скотчем. Многие из них Джон уже прочёл. Среди высоких книжных полок располагались маленькие квадратные столы и деревянные стулья, где можно было удобно расположиться и погрузиться в увлекательное чтение.

Сегодня в библиотеке было совсем безлюдно. «Ну конечно, кого ж кроме меня могло занести рано утром в это место…» - думал мальчик, не спеша шагая мимо высоких книжных полок. Лишь в дальнем углу кто-то сидел, зарывшись в книги и бумаги, что-то конспектируя. Это был мистер Джерниган, учитель английского языка, которого Джон встретил у учебного корпуса по пути на занятия. Он даже не заметил, что мальчик подошёл к нему.

-Здравствуйте, – негромко произнёс Джон.

Фиаско: учитель словно оглох или же попросту игнорировал мальчика. Мистер Джерниган выглядел одержимым и явно пребывал сейчас не в реальности. Сколько лет прошло с тех пор, как Джон познакомился с этим странным мужчиной, но до сих пор не мог привыкнуть к его порой неадекватному поведению. Решив больше не пытаться побеспокоить учителя, Джон пристально разглядел книги, которыми был завален стол, и взгляд остановился на старой книге рубинового цвета, толстой и большой. В ней было, наверное, не меньше тысячи страниц. А еще она оказалась очень тяжелой: мальчик вытащил фолиант из-под завалов.

-Это моё, - внезапно низким голосом пробубнил учитель.

Джон немного испугался и немного отодвинул от себя том, сделав шаг назад.

-Мистер Джерниган… - на выдохе проговорила он. – Вы меня напугали. Я думал, вы не видите и не слышите меня. А эта книга…

-Эта книга, - перебил Джона мистер Джерниган, ни на мгновение не отрывающийся от своих бумаг, - принадлежит мне. Тебя разве не учили, что брать чужое – это плохо? А особенно, если это сделать без разрешения. В некоторых странах, чтоб ты знала, за такое лишают рук.

-Простите, пожалуйста. Мистер Джерниган, я никогда раньше не видел эту книгу в нашей библиотеке. Она древняя, и выглядит такой красивой.

Странным было то, что мистер Джерниган так и не взглянул на мальчика. Более того, он внезапно снова замолчал, повергнув Джона в небольшой ступор. Так прошло несколько минут. Усевшись на свободный стул, он решил, что начнет чтение именно здесь. Конечно, в одиночестве читать было привычнее, но присутствие учителя английского языка не особо напрягало мальчика.

К сожалению, книга была на каком-то непонятном языке, и прочесть что-то так и не удалось. Джон даже немного расстроился, но из любопытства начал рассматривать многочисленные иллюстрации на ветхих потертых страницах, на которых были изображены в основном карты различных местностей.

-Она на латыни… - пробубнил под нос мистер Джерниган. – Если бы ты обладал навыками читать латинский текст, я бы с радостью тебе ее одолжил. Если я не обращаю на что-то внимания, это не значит, что я не вижу происходящего вовсе.

-Я думал, вы меня игнорируете, - пожал плечами Джон. – Вы всегда такой отстраненный.

Мистер Джерниган поднял голову и взглянул на мальчика исподлобья, чуть заметно улыбнувшись. Джон подметил, что этот странный учитель ощущался как очень добрый и внушающий доверие человек, хотя не всегда таким казался на самом деле. Как и сам Джон, с которым никто в приюте не хотел дружить исключительно из-за внешнего вида. Хотя сам мальчик никогда никому не причинял зла.

-Я изучаю подобную литературу уже очень давно, - бубнил в ответ учитель. – Науке еще неизвестны факты, подтверждающие существование сверхъестественных явлений. Факты, исключающие вероятность. Но с другой стороны, - усмехнулся он, - что эта наука может знать? И что мы с тобой, Джон, можем знать? Да то, что скажут, и больше ничего. Гораздо важнее, во что мы верим. Многие вокруг считают меня сумасшедшим, но, знаешь, фактически я всего лишь верю в то, во что им поверить не хватит отваги. И между нами это кое-что всё-таки значит, верно?

Джон не знал, что ответить. Он едва ли понимал истинный смысл слов учителя. Мальчик просто продолжал молчать, а учитель словно говорил не с ним, а сам с собой. Слушать было не только непонятно, но и интересно. Интрига в ожидании новых реплик была очевидна, и Джон боялся её спугнуть.

-Столько мусора… - покачал головой мистер Джерниган. – Люди несут абсолютную чушь, сочиняют невероятные истории, кормят ими журналистов. И из всех этих бредней я запомнил лишь одну статью. Это был блог, ну знаешь, в местном журнале. Автор той статьи рассказывал, что на него пытался напасть человек. И в тот момент, как злоумышленник совершал злодеяние, появился огромный зверь невиданных размеров и происхождения. И вместо того, чтобы покончить с обоими, он прогнал злоумышленника, а впоследствии скрылся и сам. И что это было за чудовище? И был ли зверь вообще? Рационально рассуждающие люди скажут, мол, это всё больше похоже на мифы и сказки. Но это, конечно же, не факт, потому что вероятность присутствует. Я думаю, что нечто подобное, действительно, случилось. Животные зачастую лишь защищают себя, стаю или свою территорию, но не нападают без причины. Я совершенно согласен с автором того замечательного блога. Порою в человеке скрыт такой монстр, какого не встретишь ни в одном хищном создании. Уж не мне тебе об этом рассказывать, мальчик.

Джон так ничего и не понял. Нет, ему было ясно каждое слово, сказанное учителем. Но к чему был этот рассказ? Мистер Джерниган склонил голову над листами бумаги настолько, что, казалось, его нос вот-вот уткнется в листы. В библиотеке стало совсем мрачно, а свет лампы был настолько тусклым, что чтение здесь едва ли представлялось возможным. Джон удивительным образом отвлекся от всего вокруг и погрузился в водоворот мыслей. «Есть ли что-то невозможное в нашей вселенной?» - вопрошал ненавязчиво внутренний голос. «Нет. Ни в нашей, ни в какой-либо другой!» - звучал уверенный скучный ответ.

Спустя минут пятнадцать Джон подскочил с места и поспешил к выходу, внезапно очнувшись от томной дремоты, которая, казалось, завладела им на какой-то промежуток времени, который пронёсся настолько стремительно, что, если бы не библиотечные настенные часы, мальчик забыл бы о его течении вовсе. До начала урока оставалось три минуты, и Джон бежал, не желая опаздывать. Сейчас по расписанию была геометрия, а мальчик очень любил этот предмет. Лестница была в учебном корпусе очень крутой, то есть ступеньки находились на непривычно большом расстоянии в высоту друг от друга, поэтому подниматься на верхние этажи всегда было достаточно утомительно.

В коридоре третьего этажа слышался громкий голос и, кажется, Джон его уже узнал. Пройдя в левый коридор, он увидел пугающую картину. У стены стояли четыре парня, двое в стороне и один прижимал четвертого к стене, направив в сторону его лица сжатый кулак.

-Ты слышал, что я сказал? - грубо говорил разъяренный парень. Это был Алекс.

Джон испуганно прижался к стене за углом и начал слушать, затаив дыхание.

-Я ничего не сделал и тем более извиняться перед тобой не стану! - сказал в ответ парень, прижатый к стене.

Это был Исаак, тот самый одноклассник, которого Алекс закидывал бумагой на уроке литературы. "И чем же снова он не угодил этому психопату?" - подумал Джон. Зачастую ему казалось, что Алекс цепляется к людям и унижает их исключительно ради собственного удовольствия. Джон чувствовал волну горечи от несправедливости происходящего. Но чем мальчик мог сейчас помочь бедняге Исааку?

-Ты понимаешь, что сейчас ты отправишься не в класс на урок, а в больничное крыло с разбитым носом? - грозно произнес хулиган.

После этой фразы повисло молчание. Джон изо всех сил пытался расслышать хоть что-то, надеясь, что конфликт чудесным образом разрешится сам по себе. И спустя еще несколько секунд мальчик услышал голос снова.

-Бейте его...

Дамиан и Альберт были друзьями Алекса и обычно помогали ему избивать или унижать кого-то. Это были высокие и сильные парни, хорошо сложенные, однако ни на что, кроме драки, способны они не были. Джон не на шутку испугалась, однако стоять за углом больше не мог. Выбежав в коридор, он что есть мочи выкрикнул:

-Оставьте его немедленно, вы, глупые жестокие подонки!

Сердце Джона бешено колотилось. Он понимал, чем чревато такое вмешательство, но впервые он не мог стоять в стороне и жаться от страха. Отчего-то не храбрость, но всепоглощающая злость наполнила сознание и сердце мальчика. Алекс, Дамиан и Альберт оставили лежащего на полу Исаака, который тут же подскочил на ноги, зажимая ладонью разбитый нос.

-А, вот и урод подоспел! Ты прямо вовремя! - зло ухмыльнулся главарь, медленно подойдя к Джону, который в свою очередь осознавал, насколько хулиган больше его по габаритам: одной своей рукой, казалось, он мог бы переломить Джона пополам.

-Ну, а что ты будешь делать? Или говорить? Как поможешь этому слабаку? Прибежал весь такой, героизма полная грудь! Да что ты вообще можешь, кроме как плакать?

Алекс ходил вокруг оцепеневшего Джона, осматривая его с ног до головы, обжигая ее своим презрительным взглядом, словно смотрел на что-то мерзкое и отвратное. Дамиан и Альберт, однако, уже в этот спор не полезли и предпочли держаться в стороне, во сяком случае, до тех пор, пока их главарь не даст установку на действие.

-Ты что, язык проглотил? Я бы мог тебя не трогать, руки запачкать только, потом не отмоешься от такого выродка, как ты! Да, уродец. Слышишь? Вот ты кто! На свою морду глянь! Нормальные люди так не выглядят! Таких, как ты, нужно изолировать от общества! Не понимаю, как пансион держит таких… таких… По мне, выродков вроде тебя нужно убивать при рождении!

Алекс бросал слова с необъятной агрессией, словно вот-вот был готов наброситься на Джона и изорвать его в клочья. Находящийся неподалеку Исаак попятился назад и скрылся за углом.

-Что молчишь? - усмехнулся Алекс, оглянувшись на друзей. Те продолжали оставаться в роли наблюдателей у стены с ухмылкой на лице.

Хулиган склонился к Джону, и их лица оказались напротив друг друга, в нескольких сантиметрах. Джон взглянул в черные сверкающие глаза мерзавца, и по спине пробежал холодок. Сейчас Джон не чувствовал ничего, кроме ненависти.

-Говори!!! – гневно взревел Алекс, и Джон от страха зажмурился, пошатнулся и упал на пол. Хулиган громко рассмеялся.

Это заняло лишь несколько секунд, хотя едва ли в тот момент кто-то считал время. Словно мощный порыв ветра ворвался в коридор, пролетел мимо всех присутствующих и ударил в грудь Алекса. Хулигана подбросило в воздух в направлении окна, в стекло которого парень угодил. Окна в учебном здании не ремонтировались уже очень давно, а дерево совсем прогнило и слабо держало стёкла. Разумеется, они тут же разлетелись в стороны, а тело Алекса перевалилось через разбитую раму и скрылось за ней.

Дамиан и Альберт бросились к тому, что осталось от окна. Это был третий этаж. Алекс лежал внизу, на земле, явно без сознания. Джон в ужасе словно прирос к полу, совсем не понимая, что только что произошло. В голове пульсировала ужасная мысль.

-Уродец… - невнятно бормотал Дамиан, отойдя от окна. – Ты же только что… Ты же…

-Убил Алекса. Убил его, ублюдок проклятый! – закончил Альберт.

В отсутствии главаря два огромных парня вдруг начали казаться совсем неопасными, скорее глупыми и заторможенными.  Они явно не знали, что делать в подобной ситуации. «Ведь я его не убивал», - уговаривал сам себя Джон, продолжая сидеть на полу. «Они скажут, что это я толкнул Алекса. Они так и сделают. Нужно бежать. Сейчас же…»

Пока два амбала зависли в своих мыслях (или в поисках мыслей, отсутствующих в головах), Джон быстро поднялся на наги и бросился бежать. Дамиан и Альберт что-то прокричали ему вслед, но Джону было всё равно. По лестнице он спустился так быстро, как никогда, ворвался вихрем в холл и направился к выходу.

Нужно было бежать не останавливаясь. Бежать со всех ног и как можно дальше. Теперь все будут считать Джона убийцей. Нельзя возвращаться в пансион. Куда угодно, но не туда. Хватая ртом холодный воздух, Джон свернул с каменной дорожки, ведущей от пансиона, и выбежал на незнакомую трассу. Мальчик не знал, где сейчас был и где окажется далее. Мимо проносились с бешеной скоростью автомобили; листья гонял по асфальту порывистый ледяной ветер, трепал волосы напуганного, дрожащего подростка, не останавливающегося ни на секунду.

"Буду бежать и бежать", - говорил он сам себе, - "Пока есть силы. Пока есть дорога. А что будет потом, мне уже все равно".

Казалось, что ветер становился сильнее и холоднее с каждой минутой: руки мальчика замерзли настолько, что он уже не чувствовал свои кисти. Поднеся ладони ко рту, Джон попытался согреть их дыханием, но едва ли надеялся, что это поможет ему.

Послышался сигнал автомобиля. Мальчик лишь хотел перебежать дорогу на противоположную сторону, но почувствовал внезапный толчок, а затем – пустота.

Мать настоятельница пансиона имени святого Павла, Олимпия Раббиш, как обычно, не проводила обеденное время в столовой с коллегами, а зарывалась в многочисленных документах, сидя в своем просторном кабинете. Едва ли ей нравилась такая работа, просто это был способ избегать контакта с жителями комплекса. Эта женщина любила тишину и покой, поэтому редко вмешивалась в жизнь пансиона, и в основном ее руководство заключалось в документации.

Олимпия Раббиш была высокой, худой женщиной с грубыми четами лица, одетой сплошь в черное. Выражение лица ее, по своему обыкновению, было хмурым, мало кто, вероятно, вообще когда-либо видел Олимпию улыбающейся. Да и в хорошем настроении мать-настоятельницу редко можно было застать. У нее была короткая стрижка, которая подчёркивала вытянутое лицо и ярко выраженные скулы. Директор пансиона слыла очень прямой, холодной и твердохарактерной женщиной, которую, например, ученики пансиона, старались обходить стороной, а некоторые преподаватели и вовсе боялись, неохотно вступали в беседу и только, если была веская причина или крайняя необходимость это сделать. Образ «железной леди» давно закрепился за миссис Раббиш, но ее саму это полностью устраивало. Таков, по мнению директрисы, и должен быть имидж лидера. Конечно, у Олимпии были и слабые стороны, по большей части касающиеся дел давно минувших дней, однако мало кто знал, где и как эту женщину можно уязвить.

Сегодня утром пострадал, выпав из окна третьего этажа, один из воспитанников пансиона, прямо среди учебного дня. А ещё один ученик и вовсе исчез. Олимпия в ужасе представляла, что случится, если эта история дойдёт до кого-то из членов попечительского совета и инвесторов. Поэтому она поручила заведующим учебной частью и дежурным преподавателям выяснить все подробности и доложить отчёт не позже двух часов дня. Хвала богу, выпавший в окно мальчик не получил существенных увечий, только сломал руку и отделался несколькими ушибами. Но вот исчезновение Джона заставляло Олимпию Раббиш дрожать в ужасном предвкушении выговора или, что ещё хуже, увольнения с должности.

Перечитывая очередной отчет преподавателя, Олимпия медленно пила уже почти остывший кофе. Стояла звенящая тишина. Неожиданный стук в дверь прервал покой директрисы. Вероятно, подоспел долгожданный отчёт от завуча. Олимпия выдохнула, отвела взгляд от бумаг и громко произнесла:

-Открыто! Можете войти!

На пороге появился высокий мужчина крепкого телосложения с таким же хмурым и даже сердитым выражением лица. Он был одет в черные джинсы, бежевую рубашку с хаотичными пятнами, которые едва ли походили на узоры, и кожаную куртку, которую он снял и перекинул через руку. Учтиво поздоровавшись с директором комплекса, мужчина прошел в кабинет и сел напротив стола миссис Раббиш.

Этого мужчину звали Грегори Гранчестер. На вид ему было лет сорок, он казался задумчивым, а в его глазах сейчас блестело разочарование. У него были грубые черты лица, немного морщинистый лоб и шрам на левой щеке. И несмотря на столь растрепанный и достаточно неряшливый внешний вид, этот человек являлся одним из самых богатых жителей Риддлхилла и очень важным гостем для пансиона, хотя и редким. Олимпия поняла, что один из членов попечительского совета и самый щедрый спонсор комплекса имени Святого Павла приехал с плохими новостями, чем-то крайне недовольный и разгневанный, о чем свидетельствовал весь его вид, поджала губы и привычной для нее манере учтиво произнесла:

-Хотите чаю, или, может, воды?

Грегори отрицательно покачал головой и тяжело вздохнул. Миссис Раббиш, конечно, уже догадывалась о причинах этого неожиданного визита, находя ситуацию крайне щекотливой и ждала слов гостя, как приговора. Грегори словно нарочно тянул время, держа паузу, затем, подняв холодный взгляд на директора пансиона,  уставшим голосом произнес:

-Я, честно признаться, Олимпия, ехал по делам в город, и не планировал вас навещать до конца месяца.

-И что же вас привело к нам, Грегори? Какое-то неотложное дело, я полагаю?

Миссис Раббиш очень волновалась и уже не могла это скрывать. Она встала со стула, пересекла комнату и принялась делать кофе для себя и гостя. Мистер Гранчестер смотрел в одну точку, не моргая и нахмурившись еще сильнее.

-Сегодня утром под колеса моей машины попал воспитанник вашего комплекса, - осуждающе произнес Грегори. – Это событие стало причиной моего присутствия сегодня здесь. И честно признаться, я в полном недоумении.

Олимпия затаила дыхание. Руки ее затряслись еще сильнее, и она рассыпала ложку кофе на стол. Побоявшись что-либо комментировать, она продолжила варить кофе, ожидая продолжения рассказа.

-Я думал, миссис Раббиш, вы контролируете своих подопечных, и очень удивлен, что ВЫ, Олимпия, допускаете, чтобы дети пансиона могли покидать его территорию. Вы являетесь директором детского пансиона и несете ответственность за все, что здесь происходит, верно?

Теперь голос Грегори Гранчестера звучал ровно и холодно. Лицо при этом не менялось, застыв в серьезной маске. Олимпия продолжала молчать. А что сказать, она и не знала.

-Более того, Олимпия, - продолжил Грегори, - ребенок, которого я сбил, был достаточно далеко от здания пансиона. Это что же такое получается, госпожа директор, вы даже не предприняли никаких попыток найти ребёнка? – возмущённо констатировал мистер Гранчестер. - Так вы печетесь о безопасности детей? И является ли вообще подобный случай беспрецедентным?

Выдохнув и пытаясь успокоиться, миссис Раббиш оставила кофеварочную машину и вернулась за директорский стол, оказавшись напротив своего гостя. Посмотрев в его глаза, она коротко произнесла:

-О ком вы говорите?

Мистер Гранчестер поднял голову и тоже посмотрел на директора. Это был взгляд полный давления и осуждения, Грегори словно хотел просверлить глазами Олимпию насквозь. И именно этот взгляд и был исчерпывающим ответом, вот почему ответ больше не требовался.

-Джон? - неуверенным тоном проговорила миссис Раббиш, прикрыв руку ртом. - Но вы должны понимать, Грегори, что каждый воспитанник нашего комплекса - ребенок и мы не можем превратить детей в арестантов, ибо постоянное наблюдение и круглосуточная охрана превратила бы их в таковых! Это физически невозможно, ведь пансион содержит уже более двухсот...

-Вы должны были обеспечить Джону безопасность, - отчеканил мистер Гранчестер со злостью. – Это было единственное указание вам, Олимпия, когда шестнадцать лет назад я передал вам ребенка. Вы должны были опекать и беречь его! Почему вы этого не сделали? И я ожидаю от вас вразумительного ответа, Олимпия!

Таким сердитым миссис Раббиш его еще никогда не видела. Грегори сохранял шаткое спокойствие, но его дикое возмущение передавал грозный взгляд, действующий на директора как нечто тяжелое и угнетающее.

-Пансион содержит более двухсот воспитанников, - прикрыв глаза на мгновение, продолжила Олимпия, - Мы не в силах проследить за каждым.

-Вы вообще слышите, о чем я вам говорю, Олимпия? - воскликнул мистер Гранчестер, взмахнув руками. - Мальчик покинул территорию пансиона, и это произошло утром, когда идут занятия, когда учителя должны нести ответственность за учеников!

-Это была чудовищная ошибка со стороны учителей. Если это вас успокоит, я разберусь в ситуации и проведу беседу с учителями, которые допустили данную оплошность, - проговорила быстро и ровно директор, словно читала этот текст с листа. - Грегори, послушайте, я прекрасно помню тот день, когда вы принесли младенца в наш пансион, как мы обещали вырастить мальчика и оградить его от тягостей и жестокости. Но это же дети. У них своя логика. И своё воззрение. Если мы станем вмешиваться в их мир, мы сделаем еще хуже. Каждый ребенок должен учиться справляться с проблемами самостоятельно. Не это ли делает из них сильных личностей?

-Джон не такой, как обычные дети. Я вам ясно это дал понять! Я не могу находиться в пансионе постоянно и думать за вас, брать на себя вверенные вам обязанности. Видимо, это была моя ошибка. Настоятельно рекомендую вам обдумать все еще раз и сделать выводы, Олимпия. Если ваше заведение лишится финансирования, потеря дома для детей станет только вашей виной!

Мистер Гранчестер хотел встать, но Олимпия его остановила.

-Грегори, погодите, - торопливо произнесла она. - Ну, к чему такие радикальные меры. Джон вырос в стенах нашего заведения, уверена, что школу он считает своим домом. Не забирайте мальчика. Я позабочусь, чтобы ничего опасного с детьми больше не произошло.

Мистер Гранчестер все-таки встал со стула и, подойдя к директорскому креслу, склонился над мисс Раббиш и взглянул ей прямо в глаза, отчего женщина немного отпрянула назад.

-Да как вы только выносите себя, Олимпия... - прошипел Грегори. - Вы же только о деньгах беспокоитесь, а на детей вам попросту плевать! Я никогда не считал вас сердечным человеком, но, как минимум, думал о вас как о настоящем профессионале. В итоге вы разочаровали меня сильнее, чем кто-либо другой.

Резко развернувшись, гость быстрым шагом направился к выходу и, уже стоя на пороге, развернулся и, взглянув последний раз на испуганную миссис Раббиш, добавил:

-Искренне надеюсь, что эта тема была поднята в последний раз, Олимпия. Если вы не справляетесь со своей работой, то лучше за нее не браться вовсе!