Зигмунд Зейдлер Зборовский - Паста для зубов V

ГЛАВА ПЯТАЯ

Едва войдя в квартиру, тотчас же поняла, что что-то не в порядке: встретивший её Павел заметно нервничал и явно был чем-то очень сильно расстроен.

- Что случилось? – встревожено спросила она, снимая в прихожей плащ и аккуратно вешая его на вешалку.

Проводил её в гостиную, посадил на диван и, пристроившись рядом, лихорадочно сжал её руку.

- Слушай, Анка, должна помочь! Должна!..

Обеспокоенно взглянула на него.

- Да в чём дело? Говори наконец!

- Дорота арестована – взволнованно, с трагическими нотками в голосе, сообщил он.

- Арестована? – не веря собственным ушам, ошеломлённо переспросила Анна. – И что же она, позволь узнать, натворила? Украла что-нибудь из больничного инвентаря?

- Хуже… Гораздо хуже… - сокрушённо вздохнул Павел. – Её подозревают в убийстве!

- А тебе откуда это известно?

- К нам в госпиталь сегодня заходил милиционер и расспрашивал меня о ней. А потом я позвонил в тот дом, где она сейчас работает, и мне сказали, что она арестована.

- А как фамилия того милиционера, который её арестовал? Из какого он отделения?

- Не помню – пожал плечами Павел. – Я целый день был как на иголках: никак не мог дождаться, когда же ты, наконец, вернёшься из этого чёртова Радома! Ведь надо что-то делать; не оставлять же её в беде одну?! Помоги! – умоляюще обратился он к ней.

Закурив сигарету, Анна перебралась с дивана в кресло и, отстранённо взглянув на мужа, спросила:

- И кто убит?

- Какая-то кузина Дороты, которая недавно приехала к ней из Англии. Но, согласись, это ведь совершеннейший абсурд, что Дорота…

- От меня-то ты чего, собственно говоря, хочешь? – перебила его Анна.

- Но ведь нельзя же допустить, чтобы невинная женщина…

- А откуда ты знаешь, что она невиновна? – вновь перебила она его. – Просто так людей не арестовывают.

- Да Дорота никогда бы ни сделала ничего подобного! Ну Аня, Анечка, прошу тебя! – умоляюще продолжал упрашивать её Павел.

- Вижу, ты всё ещё к ней не равнодушен – пристально посмотрев на него, вымолвила она с холодной усмешкой.

Взглянул на неё с укоризной.

- Перестань! Ведь сто раз тебе говорил, что закончил с ней все отношения ещё задолго до того, как познакомился с тобой, так что меня уже давным-давно с ней абсолютно ничего не связывает! Но всё же… Ты ведь понимаешь, что я не могу бросить её сейчас одну на произвол судьбы, даже не попытавшись хоть чем-нибудь ей помочь!

Выслушав горячий монолог мужа, Анна вдруг поняла, что ей по воле случая предоставляется превосходный шанс на деле доказать своему драгоценному супругу, чего она, Анна, офицер милиции, на самом деле стоит. Ведь если Дорота действительно невиновна и если ей удастся найти настоящего убийцу…

- Хорошо – наконец сказала она после минутного раздумья. – Утром я узнаю, как вся эта история выглядит на самом деле.

Обнял её и поцеловал.

Спасибо тебе, Аня! Спасибо!



На следующий день Анна пришла на работу пораньше и сразу же пошла к шефу, полковнику Вансовичу, который очень любил и ценил свою молодую помощницу за её интеллигентность и усердие, и за её ответственное и добросовестное отношение к работе. Знал, что на неё всегда можно положиться, и что в нужный момент она всегда сумеет проявить ценную инициативу.

- Пожалуйста, садитесь – сказал он ей с дружелюбной улыбкой.

Подвинула к себе лёгкое кресло и села.

- У меня к Вам просьба, пан полковник – собравшись с духом, решительно приступила она к делу.

- Слушаю…

- Меня интересует дело недавно арестованной Дороты Бараньской.

- Да, дело об отравлении – кивнул Вансович. – Следствие ведёт капитан Мотыч.

- Владек? О, это же великолепно! – оживлённо воскликнула Анна. – Может я, с Вашего позволения, могла бы к нему подключиться?

- Хм,.. Не знаю, нужна ли ему сейчас помощь, да и не люблю я, честно говоря, никому навязывать помощников, пусть даже и добровольных - усмехнулся он добродушно. Затем, уже серьёзно, поинтересовался: - А почему вас так интересует именно это дело ?

- Видите ли, - начала объяснять Анна, - Бараньска работает в той же самой больнице, в которой работает мой муж.

- Ах так… Значит это Ваш муж просил Вас… - понимающе вздохнул Вансович.

- Да – честно призналась она. – Эту женщину там очень ценят: она хорошая работница. В больнице все расстроены и поэтому Павел…

- Понятно – махнул он рукой. – Что ж… Лично я ничего не имею против того, чтобы пани подключилась к расследованию этого дела, но это уже будет зависеть от Мотыча. Если он будет не против Вашей помощи, тогда…

- Благодарю, пан полковник! С Вашего разрешения поговорю с ним – благодарно улыбнулась ему Анна.

Мотыч сидел в своей комнате и просматривал какие-то документы, негромко напевая при этом арию из «Аиды».

- Привет! – вскинув ладонь вверх, поздоровался он. – Ты что, только что пришла?

- Была у старика – поздоровавшись, ответила Анна. – Слушай, Владя, - затем вкрадчиво обратилась она к нему. – У меня к тебе дело. Ведь это ты ведёшь дело некой Дороты Бараньской?

- Ты отлично проинформирована – не отрываясь от своего занятия, меланхолично заметил Мотыч.

- А как бы ты посмотрел на то, чтобы я подключилась к тебе? – осторожно поинтересовалась она у него.

- Позитивно – кивнул он, продолжая перебирать бумаги. – Мне не помешает интеллигентный помощник.

- Спасибо на добром слове – облегчённо вздохнула она. – Значит ты согласен?

- Да – закончив, наконец, шелестеть страницами, с улыбкой подтвердил он. – Между нами, эта санитарка очень приятная женщина. Я бы сказал в мужском вкусе – весело изрёк он, озорно подмигнув ей левым глазом.

- Ты мог бы в нескольких словах ознакомить меня с делом? – не отреагировав на шутку, сразу же взяла «быка за рога» Анна.

- Могу – уже серьёзно сказал Мотыч, затем подробно начал излагать имеющиеся у него сведения. – В общем так: Дорота Бараньска… работала в больнице санитаркой, затем устроилась сиделкой при больной матери одного весьма состоятельного доцента. Между нами говоря, эта самая Дорота немного необычная, на мой взгляд, санитарка: она хорошо воспитана, интеллигентна, начитанна, отлично одевается и, что самое главное, у неё куча денег – иронично ухмыльнулся он. Затем продолжил: - У неё элегантная двухкомнатная квартира на Мокотовской, со вкусом подобранная мебель, картины, ковры, множество других ценных безделушек…

- Ты уже допрашивал её? – нетерпеливо перебила она его.

- Конечно.

- Ну, и как она объясняет сие благосостояние?

- Утверждает, что хорошо зарабатывает, и что, кроме того, имеет богатых родственников, которые ей щедро помогают.

- И что дальше?

- А дальше она вдруг взяла, да и отравила цианистым калием свою кузину, некую Элжбету Бурнс.

- Она что, англичанка? – заинтересованно спросила Анна.

- Нет. Просто была замужем за англичанином – охотно пояснил Мотыч. – А сюда приехала навестить родню.

- А с чего это ты вдруг решил, что именно Бараньска виновна в её смерти?

- Стопроцентной уверенности у меня, конечно, нет, но всё указывает на то, что это сделала именно она – убеждённо заявил он. Затем пояснил: - Ведь ключи от её квартиры были только у неё самой и у её, приехавшей к ней в гости, кузины, так что никто, кроме них двоих, не мог принести туда тот злополучный тюбик с отравлено зубной пастой. А поскольку Элжбета Бурнс мертва…

- То ты, естественно, сделал вывод, - подхватила его мысль Анна, - что отравительница Дорота Бараньска.

- А кто же ещё по-твоему? И ведь как всё хорошо продумано! Представляешь, её кузина должная была через два дня улететь обратно в Лондон, а поскольку цианистый калий находился в самом конце тюбика, то им ещё довольно долго можно было бы пользоваться, как самой обычной зубной пастой и отравление произошло бы уже не здесь, а у неё дома, в Англии. Но так уж случилось, - продолжил Мотыч, - что тюбик при нажатии лопнул, и, как на грех, именно внизу, а пани Бурнс, естественно намазала вылезшую пасту на зубную щётку и, ни о чём не подозревая, почистила себе зубы отравой…

- Хм, действительно отличный номер – невесело усмехнувшись, признала Анна. – А каков по-твоему наиболее вероятный мотив этого преступления?

- Скорее всего, какие-нибудь семейные дела. Может что-то связанное с деньгами, с предполагаемым наследством? – предположил капитан. – Ведь у Бараньской и у её кузины Бурнс есть тётка в Кракове. Как раз та самая, к которой эта кузина ездила незадолго до своей смерти, и, кажется, эта тётка – довольно-таки богатая старушка…

- Неплохо было бы к ней съездить – вслух подумала она, и Мотыч тут же с энтузиазмом подхватил эту идею.

- Поехала бы? – деловито спросил он.

- Почему нет? Я люблю Краков – улыбнулась Анна. Затем, помолчав немного, поинтересовалась: - Скажи, Владек, Бараньску забрали прямо из больницы?

Отрицательно качнул головой.

- Нет. Из дома доцента Грабовского.

- А что она там делала?

- Выступала в качестве сиделки. И, знаешь, судя по её словам, эту работу ей нашёл твой муж.

- Павел? – Казалось была явно удивлена и даже, пожалуй, слегка расстроена услышанным. – Он ничего мне об этом не говорил – пробормотала она затем уныло.

- Да где ты встречала таких мужей, которые бы обо всём рассказывали своим жёнам? – по-своему, с чисто мужской логикой, утешил её Мотыч.

- Расскажи мне, как она себя держала, когда ты за ней пришёл ? – решив сменить тему, спросила Анна.

- Заметно смешалась, узнав, что я офицер милиции.

- Если рассчитывала на то, что её кузина отравится этой пастой не раньше, чем доберётся до Лондона, то, узнав от тебя об её преждевременной смерти, у неё вряд ли был повод радоваться твоему визиту – с сарказмом заметила она. Затем, подумав, прибавила: - Знаешь, по-моему, в этом деле что-то не так; уж слишком всё очевидно.

- Логично мыслишь. Вижу, что головка у тебя работает – одобрительно взглянул на неё капитан.

- Скажи, а Бараньска ночевала у себя в квартире, или же оставалась на ночь в доме своей подопечной? – снова спросила Анна.

- Насколько я знаю, она на целый месяц перебралась к Грабовским. Правда там есть домашняя работница, но приходит только несколько раз в неделю, а за матерью доцента должен быть постоянный уход, потому что старушка тяжело больна и её нельзя оставлять одну, без присмотра – обстоятельно ответил Мотыч.

- Хм,.. понимаю – кивнула она головой. – Значит, судя по твоим словам, Дорота Бараньска жила в доме у Грабовских, а Элжбета Бурнс уезжала к тётке в Краков. Следовательно, сам собой напрашивается логический вывод, что квартира Бараньской какое-то время пустовала…

- И что с того? – непонимающе уставился на неё капитан.

- Да пока ничего… Просто пытаюсь прояснить для себя данную ситуацию. Думаю о том, как и когда Бараньска могла отравить эту пасту. Ведь если её кузина уезжала а Краков, то вероятнее всего должна была прихватить с собой и тюбик с зубной пастой – пожав плечами, невозмутимо ответила Анна.

- Думаю Бараньска могла подмешать отраву непосредственно перед отъездом своей кузины, ведь такого тюбика хватает на довольно долгое время – в свою очередь предположил Мотыч. – Аня, затем обратился он к ней извиняющимся тоном, - тебе, наверное, всё-таки придётся съездить к этой тётке. Когда ты можешь выехать? Может завтра утром?

- Хорошо – с готовностью откликнулась она на его просьбу. – Пойду-ка я тогда за билетом. – И, махнув на прощание рукой, исчезла за дверью.



Павел нетерпеливо ждал возвращения Анны, и когда она вошла в прихожую, первыми его словами были не слова приветствия, а вопрос: «Узнала ли она что-нибудь о Дороте?»

Немного обиженная таким невниманием, она нарочито равнодушно пожала плечами и ответила, что его драгоценная Бараньска подозревается в отравлении своей кузины, и что по этому делу начато следствие.

- Но это же неправда, это просто какое-то фатальное недоразумение! – в сердцах выкрикнул он. – У Дороты много разных недостатков, но никогда бы…

- Не нужно так сильно нервничать – попыталась утихомирить его Анна. – Ведь следствие ещё только началось, и если она невиновна, это наверняка скоро выяснится.

- Ты ведь поможешь, Аня? – требовательно спросил он у неё.

- Попробую. Я уже подключилась к следствию – обнадёжила она с надеждой взиравшего на неё мужа.

- Спасибо тебе! – искренне поблагодарил он её за данное обещание. Затем, помолчав немного, убеждённо заявил, что абсолютно не верит в то, что Дорота в чём-то виновата.

- А почему ты не сказал мне, что это именно ты устроил Бараньску к доценту Грабовскому? – подозрительно спросила Анна.

- Не придавал этому особого значения – отмахнулся от неудобного вопроса Павел.

- Откуда тебе вообще пришла в голову мысль устраивать её на эту работу? – продолжала она требовать от него ответа.

- Меня просил об этом профессор Стасевич, которого я когда-то оперировал – наконец раздражённо ответил он.

- Стасевич? – переспросила она. – Тот, что из Института Биологии?

- Тот самый – подтвердил Павел. – Недавно он позвонил мне и попросил меня о встрече. Хотел, чтобы я нашёл ему хорошую медсестру для больной матери его приятеля Грабовского, потому что тот собирался в заграничную поездку и не мог оставить её без присмотра.

- Но Бараньска не медсестра; она всего лишь санитарка! – резонна возразила ему Анна.

- Ты ведь прекрасно знаешь, что она училась на курсах медсестёр и что даже несмотря на то, что не закончила их и не получила диплом, у неё всё-таки отличная квалификация – горячо возразил он. – К тому же сам профессор настаивал именно на её кандидатуре и очень просил меня поговорить с ней насчёт этой работы.

- Постой-ка, он что, знаком с ней? – недоумённо спросила она.

- Ну да – подтвердил он. – Познакомился с ней во время своего пребывания в нашей больнице. Сказал, что очень её ценит, и что поэтому именно её и хотел бы порекомендовать Грабовскому.

- Интересно… - сказала Анна и задумалась.

- Что интересно? – нетерпеливо прервал её размышления Павел.

- Ну, то, что профессор Стасевич вдруг столь неожиданно проявил такую трогательную заботу о матери какого-то там доцента…

- Что же здесь удивительного? Оба работают в одном институте, дружат… Так что я не понимаю, что здесь может быть странного? – не согласился он с ней.

Чтобы избежать ненужных споров, Анна потянулась к брошенной на стол сумочке и, достав оттуда уже распечатанную пачку сигарет, закурила.

- Когда же ты, наконец, образумишься и бросить это своё постоянное курение ? – машинально наблюдая за струйкой дыма от её сигареты, недовольно спросил он.

- А ты? – беззлобно огрызнулась она.

- Я – совсем другое дело. Во-первых, я мужчина, а во-вторых, хирург – наставительно произнёс он.

- А я – офицер милиции, которому ты отравляешь жизнь своими антиникотиновыми разговорами – шутливо заявила она и тут же, уже на полном серьёзе, пообещала: - Если ты сам бросишь курить, то тогда и я брошу.

В ответ на это её заявление Павел досадливо поморщился и с упрёком сказал:

- Тебе легко говорить! Но когда изо дня в день копаешься в людских внутренностях, то потом, знаешь ли, чертовски охота закурить.

- А когда я тоже в течение целого дня допрашиваю какого-нибудь мерзкого типа, то мне тоже жутко хочется покурить – жёстко отпарировала Анна.

- Да, но ты куришь практически постоянно, даже во время допросов, а я во время операции себе такого позволить не могу – упрямо возразил он.

- Не хватало ещё, чтобы ты насыпал пациенту пепла в желчный пузырь! – демонстративно пуская к потолку очередное колечко дыма, смешливо сказала она.

- Нет, серьёзно Аня, мне в самом деле очень бы хотелось, чтобы ты, наконец, перестала курить – не обращая внимания на шутку, серьёзно сказал он.

- Тогда я вношу ответное предложение – откликнулась она. – Либо мы бросаем оба, либо ни один.

- Хорошо, бросаем оба – обречённо вздохнув, решил Павел.

- Когда? – тут же заинтересованно спросила у него Анна.

- Откуда я знаю… - буркнул он раздражённо.

Неожиданно его вдруг сильно взволновала перспектива жизни без привычных папирос и его рука, как-то сама собой, предательски потянулась к валявшейся на столе сигаретной пачке.

Понимающе улыбнувшись, она бросила сигаретный окурок в пепельницу, и, бросив ему зажигалку, сказала:

- Ладно, курим до окончания дела Бараньской, а потом стоп. Оба. Согласен?

- Угу – тяжело вздохнув, закуривая, кивнул Павел.

- Не слышу энтузиазма в твоём голосе – подтрунивая над мужем, весело рассмеялась Анна.

Глубоко затянулся сигаретным дымом, затем, искоса взглянув на улыбающуюся жену, спросил:

- А как ты думаешь, дело Дороты быстро закончится?

- Вряд ли… - подумав, ответила она. – У меня предчувствие, что всё это затянется надолго, так что ещё накуришься. Да, кстати, утром я еду в Краков – зевнув, сообщила она, направляясь в спальню, чтобы переодеться в домашнее платье.

- Хочешь навестить королевские гробы? – невесело пошутил он.

- Нет, всего лишь хочу прокатиться за казённый счёт в служебную командировку по делу твоей разлюбезной Бараньской – не осталась в долгу Анна.

- А что общего у Дороты с Краковом? – удивлённо спросил Павел.

- Нет, нет, нет! – энергично помотав головой, погрозила она ему пальцем. – Пока идёт следствие, не получишь от меня никакой информации. Так что заруби себе на носу: по поводу этого дела будем говорить только тогда, когда я сама о чём-нибудь тебя спрошу.

Шутливо встав по стойке «смирно», Павел лихо козырнул, приложив к воображаемому головному убору два пальца и, как исполнительный подчинённый, громко отчеканил:

- Слушаюсь, гражданин поручик!



Перед отъездом в Краков Анна ещё раз связалась по телефону с Мотычем.

- Слушай, Владек, скажи мне такую вещь: стоит ли говорить тёте Элжбеты Бурнс о смерти её племянницы?

В ответ в трубке вдруг воцарилось непонятное молчание.

- Алло, Владек! Ты меня слышишь? – недоумённо спросила она.

- Слышу, слышу – откликнулся, наконец, капитан.

- Тогда чего молчишь?

- Думаю – серьёзно ответил он.

- Ну так думай быстрей, а то я на поезд опоздаю! – нетерпеливо поторопила она его.

- Видишь ли, Анка, когда я разговаривал на эту тему с Бараньской, она очень просила, чтобы старушке ничего об этом не говорили. Ведь ей уже восемьдесят семь лет, так что мало ли что с ней может приключиться от такого известия. Понимаешь? Зачем же её волновать? Пусть думает, что её племянница вернулась в Лондон и точка – сказал, как отрезал, Мотыч.

- А за чей счёт похороны?

- Бараньска дала немного денег, и, кроме того, сама Бурнс привезла из Англии кое-какую валюту в фунтах и долларах, так что этого наверняка должно хватить – ответил он.

- Ясно… - протянула Анна.

- Да, кстати, как только вернёшься, не забудь сразу же мне позвонить! – напомнил он ей напоследок.

- Непременно – пообещала она.

- Ну, тогда всё. Привет! – сказал капитан и повесил трубку.

Сидя в купе второго класса скорого поезда, Анна всю дорогу непрерывно размышляла об этом, простом, казалось бы, на первый взгляд, деле, по которому она располагала пока ещё совсем небольшим объёмом информации.

«Цианистый калий в зубной пасте… Да, убийце не откажешь в изобретательности!» - думала она, глядя сквозь мутноватое стекло вагонного окна на проносящиеся мимо, окутанные весенней зелёной дымкой, пригородные ландшафты. – «Однако, где же Дорота могла раздобыть этот цианистый калий? У себя в больнице? Нет, вряд ли. Для этого у неё должен был быть доступ в лабораторию, а у простой санитарки его наверняка не было. Тогда, возможно, в каком-нибудь, связанном с химией или биологией исследовательском институте?»

При этой мысли она аж подскочила.

«Биология!.. А ведь и профессор Стасевич, и доцент Грабовский как раз работают в НИИ Биологии, а уж там-то наверняка найдётся цианистый калий.»

Несколько минут Анна сосредоточенно обдумывала возможность причастности обоих учёных к этому делу.

- Нет, ерунда – затем одёрнула она сама себя. – Нельзя же в конце концов подозревать каждого работника подобного учреждения в отравлении кузины Бараньской, ведь это просто абсурдно ! И всё-таки. Зачем же Стасевичу было так нужно, чтобы именно Дорота ухаживала за матерью доцента Грабовского?

Этот вопрос гвоздём засел в её подсознании и всю дорогу не давал ей покоя.

- Может быть убить хотели вовсе не Элжбету Бурнс? – неторопливо рассуждала она под мерный перестук вагонных колёс. – Возможно кто-то из тех двоих, либо доцент, либо Стасевич, по какой-то, пока неизвестной ей причине, хотел отравить саму Бараньску и для этого подарил ей напичканную цианистым калием зубную пасту, которую она, в свою очередь, ни о чём не подозревая, передарила своей кузине? Нет, всё это выглядит как-то не слишком правдоподобно… Хотя, если предположить, что Дорота априори не имеет ничего общего с этим преступлением, то, пожалуй, в этой концепции всё-таки что-то есть… - вздохнув, откинулась на спинку сиденья и закрыла глаза, однако мысли по-прежнему назойливо продолжали роиться в её голове. – А что если Дорота всё же побывала в институте, где работает Грабовский, и, улучив подходящий момент, умудрилась-таки как-то украсть этот чёртов цианистый калий? Ведь нельзя же в самом деле заведомо поручиться, что она этого не делала? А если это не её рук дело, как утверждает Павел, тогда кем же всё-таки была убита её кузина и какие у той были связи? С какими людьми поддерживала отношения и кому из них могла быть выгодна её смерть? И ещё. Зачем она вообще приехала в Польшу? Неужели только за тем, чтобы навестить старую тётку и кузину? А может у неё здесь были какие-нибудь иные интересы, или были враги, для которых она, по каким-либо причинам, представляла серьёзную угрозу? Ведь совсем не исключено, что она, например, могла здесь, в Польше, кого-нибудь шантажировать…

Анна отлично понимала, что для того, чтобы иметь более полное представление об этом деле, ей нужно будет найти ответы на все эти вопросы. Фактически же, пока существовала только одна версия; та, что была сейчас в разработке у Владека Мотыча.

В Кракове она оставила свой чемоданчик с необходимыми в дороге мелочами в камере хранения и, поскольку вовсе не была уверена, что сегодня же сумеет вернуться обратно в Варшаву, то внутренне настроилась на то, что эту ночь, возможно, ей придётся провести в гостинице.

- Если всё же останусь здесь на ночь, то обязательно нужно будет позвонить вечером Павлу – подумала она, покидая здание вокзала.

Погода в этот день была просто чудесная, а старинные улочки Кракова, щедро залитые ярким весенним солнцем, располагали к пешим прогулкам, поэтому Анна, которой, к тому же, хотелось иметь немного лишнего времени, чтобы ещё раз как следует подумать над предстоящим ей вскоре нелёгким разговором, решила не брать такси, а пройтись до Флоряньской улицы, где жила тётка Бараньской, пешком.

Двери ей открыла старая, седая женщина с приятным взглядом, слегка поблекших от преклонного возраста, голубых глаз. Вытянутое книзу морщинистое лицо с сильно выдающейся вперёд нижней челюстью, делало её похожей на английскую клячу глубоко пенсионного возраста.

- Что пани угодно?.. – спросила она, окинув быстрым взглядом стоявшую в дверях Анну.

- Мне бы хотелось увидеться с пани Добешицской – ответила та, дружелюбно улыбнувшись.

- Пани графиня почивает – сделав выразительный акцент на слове «графиня», с некоторой долей высокомерия сказала женщина с лошадиной челюстью.

- А когда пани графиня сможет меня принять? – придав лицу почтительное выражение, поинтересовалась Анна. – Понимаете, мне очень нужно с ней встретиться. Для этого я даже специально приехала сюда из Варшавы.

- Из Варшавы? – взгляд водянисто-голубых глаз старухи вдруг сделался подозрительным и колючим, словно острые льдинки. – Прошу Вас минутку обождать. Сейчас посмотрю; может пани графиня уже проснулась – сказала она, исчезая в недрах плохо освещённого коридора.

Через некоторое время, тихо ступая фланелевыми шлёпанцами по истёртому линолеуму, она, наконец, вернулась и торжественно сообщила.

- Пани графиня сейчас Вас примет. Только хотела бы знать, с кем она будет иметь удовольствие разговаривать.

- К сожалению, у меня нет при себе визитной карточки, так что просто скажите госпоже графине, что меня зовут Анна Майевска – представилась Анна, а затем снова осталась торчать в одиночестве в мрачной, заставленной уже давно отслужившими свой век шкафами, прихожей…

«Странно, но всё это очень смахивает на эпизод из какого-нибудь второразрядного псевдоисторического фильма – иронично подумала она. – Не хватает только чёрного кота и попугая».



Наконец, после некоторого ожидания, в глубине коридора раздался глухой голос:

- Можете войти, пани графиня Вас ждёт.

Войдя в большую, обставленную антикварной мебелью, комнату, Анна нашла взглядом ожидавшую её хозяйку дома и… онемела.

Готова была увидеть перед собой почтенную матрону, одетую в кружева и бархат, всю обвешанную фамильными драгоценностями, а вместо этого увидела, сидевшую в старинном кресле, моложавую старушку в изрядно потёртых джинсах и сильно испачканном красками свитере.

Завидев гостью, графиня живо вскочила со своего места и, гостеприимно предложив той сесть, извинилась:

- Простите пожалуйста, что Каролина заставила Вас ждать, но она, к сожалению, придаёт слишком большое значение всяким условностям и буквально затерроризировала меня этим долбанным, как изволит выражаться нынешняя молодёжь, этикетом – с юмором сказал она. Затем, мило улыбнувшись, продолжила: - Каролина – это моя бывшая кастелянша. В общем-то, она милейшее существо, однако порой бывает совершенно невыносима, так как старается строго придерживаться всех этих идиотских старых обычаев и ритуалов, которые, согласитесь, в наше время просто до абсурда смешны. Представляете, вот только что она настаивала на том, чтобы я ради этой встречи надела тёмное визитное платье, а мне, знаете ли, столь церемонная одежда вовсе не по вкусу – весело заявила она и, подняв вдруг руки вверх, с наслаждением потянулась. – Знаете, продолжила она, - я ведь почти целых три часа просидела за мольбертом, так что теперь у меня такое ощущение, будто я вся одеревенела от этого рисования.

- Так Вы художница? – заинтересованно спросила Анна.

- Э... пожалуй, это слишком сильно сказано – несколько смущённо признала хозяйка. – Ведь я всего лишь любительница, которая нигде этому не училась и прежде никогда не рисовала. Одним словом, искренне влюблённая в живопись дилетантка, и, честно говоря, мне очень жаль, что я не начала рисовать ещё в молодости, потому что это занятие доставляет мне много радости.

Тут её оживлённая речь была прервана появившейся в комнате «английской клячей», которая чинно внесла и поставила на овальный, красного дерева, столик старинный серебряный поднос с начищенным до зеркального блеска кофейником и маленькими, изящными чашечками тончайшего китайского фарфора, с нарисованными на них умелой рукой древнего мастера, мелкими розовыми цветочками и разноцветными райскими птичками, острые клювы которых, казалось, так и тянулись в сторону примостившейся рядом с ними серебряной, ажурного плетения, корзиночки со старательно уложенным в ней круглым имбирным печеньем.

- А коньяк? – окинув взглядом принесённое «клячей» угощение, напомнила хозяйка.

- Но, пани графиня, ведь врач… - попробовала, было, возразить ей та.

- Не пачкай нам мозги, Каролина! – решительно оборвала её Добешицска. – Ведь там ещё осталось немного хорошего коньяка, так что давай, тащи его сюда и налей нам с гостьей по капельке.

Тяжко вздохнув, «кляча» неохотно исполнила приказание и неспешно поплелась к стоявшему в глубине комнаты великолепному резному буфету. Достав оттуда початую бутылку французского коньяка, она осторожно, словно отмеряющий необходимую дозу лекарства аптечный провизор, скупо наполнила её содержимым коньячные рюмки и тут же попыталась водворить бутылку обратно, однако, зорко следившая за всеми её манипуляциями, хозяйка тут же успешно пресекла эту попытку.

- Неси её сюда и ставь на столик, а то эта милая пани может подумать, что мы пожалели для неё немного коньяка! - сказала она иронично улыбаясь.

- Ну что Вы! – так же улыбнулась ей в ответ Анна.

- Всё равно. Пусть эта бутылка будет у нас на виду – упрямо стояла на своём Добешицска. – А ты, Каролина, можешь идти – обратилась она к «кляче», когда та, наконец, с ворчанием водрузила предмет их споров на столик.

Обиженно засопев, Каролина с достоинством удалилась, после чего графиня, явно довольная одержанной над ней победой, подняла вверх свою рюмку и весело провозгласила:

- Ваше здоровье, мадам Майевска!

Анна поблагодарила и, слегка пригубив коньяк, не преминула отметить, что тот был просто великолепен.

- Люблю коньяк! Всегда его любила. Это мой самый любимый напиток – сделав солидный глоток и прищёлкнув от удовольствия языком, призналась Добешицска. Затем, резко меняя тему разговора, спросила: - Значит пани приехала ко мне аж из самой Варшавы?

- Да – кивнула Анна.

- Как это мило с Вашей стороны, что Вы меня навестили. Не знаю, правда, чему обязана этим визитом, но Вы произвели на меня очень приятное впечатление – заверила её графиня. – Наверное речь пойдёт о каком-нибудь очередном пожертвовании? – предположила она, смакуя очередной глоток коньяка. – Правда я уже достаточно много дала на Детский Центр Здоровья, на восстановление замка и ещё, кажется, Красному Кресту, но, если нужно дать ещё на что-то, то можете не сомневаться, что я это сделаю с большим удовольствием, ведь всё равно всех этих денег в гроб с собой не возьмёшь – иронично усмехнулась она.

- Это уж точно! – мысленно согласилась с ней Анна и тут же полностью решила изменить свой первоначальный план, предполагавший сокрытие информации о смерти Элжбеты Бурнс.

Находившаяся перед ней женщина была так энергична и полна жизненных сил, что просто не имело смысла разыгрывать перед ней комедию. Другое дело, если бы застала здесь какую-нибудь несчастную, трясущуюся от дряхлости старушку. Но графиня Добешицска, несмотря на свои восемьдесят с лишним лет, производила впечатление на удивление молодой, нормальной особы, вполне способной адекватно реагировать на любое, даже на столь неприятное известие, как смерть её племянницы.

- Мой приезд сюда вовсе не связан с какого-либо рода пожертвованиями – решительно приступила к делу Анна. – У меня для Вас есть очень печальное известие о Вашей племяннице, Элжбете Бурнс.

- Элжбетка? И что же с ней приключилось? – удивлённо спросила графиня. Затем она потянулась к бутылке и заново наполнила пустые рюмки.

- Она умерла – просто ответила Анна.

Старательно закупорив бутылку пробкой, Добешицска вернула её обратно на столик. Казалось, услышанное не произвело на неё особо большого впечатления.

- Надо же… И что это было? Сердце? – спокойно спросила она.

- Отравление – последовал короткий ответ.

- Отравилась? Элжбета? Да не может такого быть; не та натура! – недоверчиво воскликнула графиня.

- Она не сама отравилась, а была кем-то отравлена – быстро уточнила Анна.

- А, так значит это убийство?

- К сожалению, да…

- А пани?..

- Я из милиции – с некоторой долей облегчения призналась Анна.

- Понимаю… - задумчиво кивнула головой Добешицска. – Теперь-то мне, наконец, всё понятно… Вы, вероятно, проводите следствие по этому делу?

Получив утвердительный ответ, она подняла рюмку и полюбовалась её содержимым на просвет, однако пить не стала.

- Элжбета недавно была у меня – сказала она через минуту. – По правде говоря, хоть она и была дочкой моей родной сестры, нас с ней почти ничего не связывало. Думаю, что и она тоже не испытывала ко мне особой привязанности – продолжила она, горько усмехнувшись. – Но кто же мог её отравить? У Вас уже есть подозреваемый и хоть какие-нибудь улики ? – затем с любопытством спросила она.

- Пани Элжбета Бурнс жила у Дороты Бараньской, поэтому есть версия, что… - многозначительно начала Анна.

С полуслова поняв намёк, старая дама, не дослушав её до конца, быстро вскочила.

- Исключено! Дорота никогда бы не сделала такой вещи! – категорично заявила она. – Да и зачем ей всё это?

- Следствие пока что только на начальной стадии, так что нам ещё практически ничего не известно – как могла успокоила её Анна.

В ответ на её слова, графиня, наконец, залпом выпила коньяк и закусила его кружком лимона.

- На похороны не поеду; это для меня слишком хлопотно, да и не по нраву мне подобные мероприятия – решительно сказала она. – Денег дам столько, сколько понадобится, но сама не поеду – ещё раз твёрдо повторила она. Затем, вновь упрямо буркнув, что не любит похороны, села.

- Если можно, мне хотелось бы побольше узнать об умершей… - деликатно попросила Анна.

- А что Вас интересует?

- Абсолютно всё, любая мелочь. Ведь никогда не знаешь, какая именно информация будет полезна следствию.

- Понимаю – кивнула Добешицска. – Что ж, попробую Вам помочь и буквально в двух словах описать характер Элжбеты.

- Буду Вам очень признательна – сказала Анна, затем, вопросительно взглянув на неё, вежливо попросила разрешения закурить.

- Конечно, курите пожалуйста, и я тоже , пожалуй, за компанию с Вами… Правда, врач категорически мне это запретил, но время от времени я всё же люблю немного подымить – заговорщицки подмигнула та, подвигая поближе стоявшую на краю столика и сверкавшую безупречной чистотой хрустальную пепельницу, которая, судя по всему, здесь уже давным-давно никто не пользовался.

Анна, в свою очередь, вынула из сумочки сигареты и угостила графиню.

- Ну, значит так… - начала старая дама, с явным удовольствием пуская изо рта кольца дыма. - Элжбета была большой материалисткой, для которой в этом мире существовали одни только деньги. Конечно, деньги несомненно намного облегчают человеку жизнь, но ведь нельзя же делать из них кумира ! – Вздохнув, Добежицска стряхнула пепел с сигареты, затем продолжила: - Уж и не знаю, в кого она такая уродилась ! Наверное, в отца. Тот тоже всю жизнь прожил в погоне за фунтами, долларами, франками…

- Элжбета была дочерью Вашей сестры? – уточнила Анна.

- Да, дочерью моей родной сестры, которая была намного моложе меня. Если бы она не погибла в автокатастрофе и продолжала жить, ей бы сейчас, наверное, было бы около семидесяти. Но она всегда водила машину, как сумасшедшая. А ведь я столько раз предостерегала её, столько раз говорила, что всё это рано или поздно может плохо для неё кончится, но ей всё было «как об стенку горох», она ничего не желала слушать! – в сердцах махнула рукой графиня.

Чтобы отвлечь старую даму от грустных воспоминаний и вновь направить разговор в нужное русло, Анна решила сменить тему и поговорить с ней о благотворительности, а заодно, по возможности, вызнать, откуда она берёт для этого денежные средства.

- Вы упоминали, что в своё время пожертвовали значительные суммы на реставрацию замка и на Детский Центр Здоровья, из чего можно сделать вывод, что у Вас, по-видимому, кое-что всё-таки уцелело от прошлого состояния, раз Вы можете позволить себе делать столь щедрые пожертвования – с невинным видом сказала Анна.

Сделав последнюю затяжку, графиня потушила сигарету и, словно угадав все тайные мысли гостьи, насмешливо улыбнулась.

- Должна Вам по секрету признаться, что я очень, очень богата. Я так богата, что, откровенно говоря, даже не знаю, что мне со всеми этими деньгами делать! – заявила она с некоторым вызовом. – Но всё это вовсе не остатки моего бывшего состояния, как Вы только что изволили предположить. Это мой муж, царство ему небесное, мой дорогой Теодор оставил мне столько материальных благ. Знаете, - пустилась она в воспоминания, - он был немного ветреным, но очень честным и порядочным человеком, и я, честно говоря, не раз удивлялась, как он, несмотря на эти свои качества, умудрился нажить такое огромное состояние. Хотя, справедливости ради, нужно признать, что, несмотря на своё аристократическое происхождение и врождённую интеллигентность, мой Теодор был весьма предприимчивым человеком и умел устраиваться в жизни. Ах, если бы Вы только знали, как я его любила и как сильно была к нему привязана! – печально вздохнула она.

- А можно узнать, на чём именно Ваш муж сделал такое состояние? – не удержавшись, не слишком тактично спросила Анна.

- Ах, чем он только не занимался! Строил какие-то фабрики, заводы, основывал различные фирмы, у него был даже собственный корабль, так что Теодор мне много этого добра оставил, очень много. Настолько много, что я даже приблизительно не могу сказать, каков размер моего нынешнего состояния. – Заметив на лице гостьи выражение удивлённой недоверчивости, Добешицска сочла нужным разъяснить ей подоплёку собственной неосведомлённости: - Понимаете, я, в отличие от моего покойного мужа, питаю непреодолимое отвращение ко всякого рода коммерческим делам, поэтому ни во что и не вникаю.

- Удивительно, как при таком легкомысленном отношении к своему имуществу она до сих пор всё ещё не разорилась – подивилась про себя Анна, вслух же спросила: - А где находятся все эти фабрики и заводы?

- Где-то в Южной Америке… Кажется в Бразилии и Уругвае, и ещё, по-моему, в Аргентине: Теодор любил путешествовать… - ответила графиня. Затем, грустно вздохнув, продолжила свои воспоминания: - Если бы Вы только знали, какими большими делами он заправлял, и всё это он записал на моё имя. Бедный Теодор! – снова вздохнула она. – Как сильно мне его порой не хватает!..

- Если я правильно поняла, все эти предприятия присылают Вам дивиденды? – уточнила Анна.

- Конечно - подтвердила Добешицска. Ведь это же моя собственность. Мои интересы охраняет целая адвокатская контора, которую в своё время основал мой дорогой Теодор. Они регулярно присылают мне не только дивиденды, но и различные счета, всякие проекты и бухгалтерские балансы, которые я, разумеется, никогда не читаю. Зачем мне это?

- Простите за бестактный вопрос; Вы уже составили завещание ? – испытывая чувство неловкости, смущённо спросила Анна.

- Естественно в моём возрасте лучше заранее обо всём побеспокоиться, ведь человеку не дано знать, когда он достигнет своего предела – ничуть не обидевшись, рассудительно ответила старая дама. Детей у меня нет, - продолжила она, - поэтому я всё отписала своим племянницам. Три четверти моего состояния Элжбете и одну четверть Дороте.

- А почему не поровну? – удивилась Анна.

- Да ведь Дорота мне не родная племянница, а двоюродная. Она – дочка моего кузена, а это уже не прямая линия наследования, а побочная. Так что, по моему разумению, большая часть наследства по справедливости всё же должна достаться Элжбете – словоохотливо пояснила свою позицию графиня.

- К сожалению, в сложившейся ситуации всё Ваше состояние переходит к пани Дороте Бараньской… - мягко напомнила ей Анна.

- Что Вы хотите этим сказать? – быстро взглянув на гостью, спросила старая дама.

- Абсолютно ничего. Только констатировала вполне очевидный факт – невозмутимо ответила та.

- Но я совершенно уверена, что Дорота не имеет ничего общего с этим отвратительным преступлением – снова взволнованно заверила её Добешицска. – Однако, чтобы не было никаких недоразумений, я изменю завещание и всё своё состояние завещаю государству – решительно заявила она.

/ Перевод с польского - Ирина Королёва-Алексеева /