В Заиорданской пустыне. Часть I Сарацин

Я не видел его лица, закрытого куфией. И почему-то именно это расстраивало. Ибо мне хотелось встретиться с его взглядом, средь раскаленного песка заиорданской пустыни, где Христу было угодно пересечь наши пути. Я не испытывал душевного трепета на сей счет, воспринимая происходящее со мной как должное. Раз такова воля моего Бога – значит, так тому и быть. И я совершу подвиг во имя Его и во славу Ордена святого Гроба Господня, которому вот уже месяц служу. Месяц. И ни одного убитого сарацина. Я аж горестно вздохнул при этой мысли.
Впрочем, вздох тотчас сменила улыбка. И, на несколько секунд прикрыв глаза, я произнес шепотом: «Благодарю Тебя, Господи, за то, что дозволяешь совершить мне доброе дело. Не ради пустой и презренной мною, бедным монахом, славы, а ради Имени Твоего и во славу Девы Марии».
Тень сомнений – это проклятая тень неизменно пребывала со мной c того самого дня, как я, вступая в Орден, произнес под овеянными ночной прохладой каменными сводами Храма Соломона святые обеты, – в который раз оказалась подле, со словами, столь часто ее повторяемыми, что я выучил их наизусть: «Если что-то можно сделать законным путем, то не появится ли искушение делать это с удовольствием?».
Я отогнал тень произнесенным вслух и довольно громким: «Deus vult». Разумеется, от этих слов тень рассеялась; да, мне ведомо: рассеялась, чтобы непременно вернуться вновь. Что ж, становясь монахом и воином, принимая символизирующий чистоту белый плащ с вышитым на левой его стороне красным крестом – символом мученичества, я знал: мне придется вести брань не только внешнюю – с врагами Креста Господня, для чего мне и был вручен меч, но и внутреннюю – с духами злобы поднебесной, обитающими в воздухе и верными слугами которых сарацины являются.
Мой враг между тем не двигался. Словно застыл, подобно мраморному изваянию, на своем черном как смоль скакуне. Конь, как мне показалось, лениво бил копытом по песку. Тело сарацина облегал пластинчатый доспех, поверх которого – короткая стеганая, синего цвета, кожаная куртка, богато расшитая золотом и с прикрепленными к ней круглыми металлическими заклепками. Ноги, насколько я мог разглядеть сквозь застилающие мой взор лучи яркого солнца,  у него были обуты в гамаши, сапоги и шпоры. На боку его висел меч, а левую руку закрывал круглый, с выпуклой бляхой в центре, щит, украшенный арабской вязью и обшитый по краям зеленой шелковой бахромой. Как и у меня, правая ладонь сарацина сжимала копье. Вместо шлема, который подобало носить этому, явно знатному воина, его голову покрывал черный тюрбан. 
 И эта куфия. Все-таки, будь  она не ладна. Она выводила меня из себя. Что скрывается за ней, в его взгляде? Страх? Любопытство? Ненависть? Презрение? Но. Но важно ли это, коли сарацин, как и все его соплеменники, противящиеся нам, во власти Вельзевула? И, в сущности, я совершу сейчас благое дело: освобожу его от окутавших его незримых цепей, наброшенных врагом рода человеческого.
Ибо «Deus vult!» – вновь я произнес вслух и уже громко, безо всякого шепота и подняв правой рукой копье, а левой, с треугольным, крепившимся двумя ремнями на предплечье,   белым, с черным крестом на нем, щитом, сжал крепче поводья.
Я буду милосерден: если после удара моего копья сарацин, слетев со своего скакуна, останется еще жив, я крещу его во имя Господа. И тогда, быть может, великий Петр отворит для некогда заблудшей души  врата Рая.
А коли Господу будет угодно ниспослать мне смерть средь этих песков, я приму Его дар с благодарностью. Ибо наизусть помню слова святого Бернарда. Я повторял их про себя не раз, отгоняя навязчивую тень и в который раз укрепляя себя в осознании праведности избранного пути: «Когда рыцарь, сражающийся во Имя Господа, предает смерти злодея, это не убийство человека, а, дерзну сказать, искоренение зла. Он мстит за Христа тем, кто творит зло; он защищает христиан. Если он сам падет в бою, то не погибнет, а достигнет своей цели. Ведь он несет смерть во благо Христа, а принимает ее – во имя блага собственного».
Грехи. Да, мои собственные. Иной раз они тяготили. Но наместник Святого Престола, блаженный папа Григорий отпустил их всем, кто падет в справедливой войне с сарацинами, еще недавно беззаконно владевшими Святой Землей.
И вот, кажется, сарацин решился на битву со мной. Признаться, я и не сомневался в этом. Об их, иной раз безрассудной, храбрости братья-тамплиеры часто рассказывали мне долгими вечерами на стене иерусалимской крепости, под высоким и расшитым звездным ковром небом.
Но что это? Конь понес сарацина не на меня, Нет. Мой враг сместился вправо и я догадался – почему: чтобы в поединке солнце не застилало мне глаза. Неожиданное благородство и явно не нашептанное Вельзевулом. Оно заставило меня удивиться. Да и внутренний голос вдруг произнес, почти явственно: «Поступил бы ты также?».
Не задумываясь ни на секунду, я ответил: «Разумеется». И услышал, опять же, почти явственно, смех в собственных ушах. Быстро же ты вернулась, проклятая тень.
Я прошептал: «Укрепи, Господи». В тот же миг я увидел, как сарацин поднимает копье и его скакун медленно начинает двигаться в мою сторону.
Продолжение следует.

31 мая -  5 июня 2022 года. Чкаловский.