Запертые. Глава 6. Цвет увядших листьев и холст
– Извините, – буркнул он, чуть не сбив ее с ног.
В полном замешательстве Лана переступила порог и удивленно спросила:
– Кто это только что выскочил отсюда?
Муж расхаживал по кабинету, скрестив на груди руки. Выглядел мрачным, даже немного рассерженным.
– Один мой давний друг, – ответил он, не поднимая глаз. – Вот, картину притащил, хочет продать. Подделку. Ну, я ему высказал все, что думаю, а он психанул.
Лана бросила взгляд на картину: берег с оживленной людской толпой, парусные суда, мирно покачивающиеся на волнах, голубое небо в облаках…
Она прикоснулась к полотну рукой.
– Беггров?
Георгий резко остановился и слегка приподнял брови. Молча кивнул.
– Это не подделка, – уверенно заявила Лана, на что муж только ухмыльнулся:
– Дорогая, я понимаю, ты художник, но не эксперт, чтобы определять такие вещи. Не лезь в то, в чем не разбираешься.
Задетая его словами, она с грустью посмотрела в окно, чувствуя себя одинокой и непонятой. За окном цвел день, радовал моросью и криком птичьих стай, и впервые в жизни ей захотелось уйти в неизвестность. Стать вырванной из чьей-то жизни страницей, забытой и безымянной, чтобы были только она и свобода. Весь мир оставить за спиной. Каждое утро укутываться в вуаль рассвета, а ночью одеваться в свинцовые одежды мглы и теряться в лабиринте сосен…
Вздохнула и снова перевела взгляд на картину. Вновь коснулась холста рукой, прикрыла глаза, ощущая внутри что-то странное. Словно на миг увидела, как создавалась эта работа, отчетливо почувствовала запах красок, услышала какие-то голоса, а потом перед глазами мелькнул белый лист и пронеслись строчки… Этот странный вихрь словно охватил ее всю, а потом так же внезапно отпустил…
Открыв глаза, Лана поняла, что знает о картине все. Она пристально посмотрела на мужа, который, слегка ссутулившись, уже сидел над бумагами. Крутил пальцами ручку и, нахмурившись, что-то бормотал себе под нос.
– Купи эту картину, не пожалеешь.
– Что? Лана, я лучше знаю…
– Поверь мне, это подлинник! Вот слева, внизу, есть дата и подпись, у них с красочным слоем общие признаки старения. И по начертанию подпись аналогична автографам художника.
– Откуда ты… – мужчина пораженно запнулся. Она поймала на себе его ошеломленный взгляд, который другую, возможно, заставил бы замолчать, но Лана невозмутимо продолжила:
– Характер мазка многое может рассказать, он передает настроение художника, эмоциональную атмосферу произведения, и вот здесь у него типичные почерковые признаки других работ Беггрова. Поэтому и говорю: это не подделка!
Ручка выпала из пальцев Георгия и с характерным стуком упала на стол, заставив его выйти из оцепенения. Он схватил картину и начал ее рассматривать.
– Как ты это определила?
Лана пожала плечами. Она сама не понимала, как смогла оценить эту вещь, откуда узнала про все эти тонкости.
– Интуиция.
Пришлось брякнуть первое, что взбрело в голову. Не рассказывать же, что увидела и почувствовала, когда дотронулась до картины… Еще примет ее за сумасшедшую. Она и так своими рассуждениями довела мужа до крайнего изумления. Тот снова сжал ручку и теперь нервно постукивал ею по столу; на Лану он не смотрел.
– Знаю, поверить трудно, но что мешает тебе запросить экспертное заключение и убедиться, что я не ошиблась? – тихо добавила она.
Хлопнула дверь и в кабинет вернулся владелец картины.
– Ну, что ты решил?
Георгий щелкнул колпачком ручки и ответил:
– Покупаю.
А эмоциональный гость захлопал в ладоши.
Лана не стала отвлекать мужа от сделки – сразу ушла на кухню. И только когда его довольный друг ушел, вернулась в кабинет. Георгий сидел за столом, переплетя пальцы. Лана устроилась в кресле напротив. Под его испытующим взглядом она почувствовала себя неловко, поэтому заерзала на месте и отвела глаза. Купленная картина Беггрова стояла в углу кабинета, прислоненная к стене.
– Как дела у Анны?
Лана мысленно выдохнула. Хорошо, что он перевел тему: она не смогла бы объяснить, откуда у нее вдруг взялись навыки оценщика.
– С ней все в порядке.
– И? Получилось что-нибудь вспомнить?
– Вообще ничего, – покачала она головой.
– А в антиквариате каким-то образом начала разбираться…
Лана повела плечами и поднялась. Кажется, опасной темы не удалось избежать.
– Наверное, так бывает. Мозг – сложная штука.
– Что-то здесь не так!
Георгий сказал это таким тоном, словно она была в чем-то виновата. Вскочил и подошел почти вплотную. Когда взял за подбородок и посмотрел в глаза, Лана кожей ощутила его злость.
– Врач сказал, что с такими травмами, которые были у тебя, не выживают. Но все кости удивительным образом срослись за какие-то четыре месяца! На тебе ни царапины! И после комы ты просто встала и пошла, как будто спала. Так не бывает!
– Но я жива, – возразила Лана, сцепившись с ним взглядом в яростной схватке. – Значит, бывает?
– Ты ничего не помнишь. Зато по ночам бормочешь какие-то слова на непонятном языке, внезапно начинаешь разбираться в антиквариате, а еще в слякоть идешь к человеку, которого раньше терпеть не могла!
– Я устала повторять, что это последствия аварии! Многое меняется. Особенно после комы. Об этом пишут даже в научных статьях!
– Но нигде не пишут, что кости могут срастись за такой короткий срок. Сами по себе! И не кое-как, а идеально! Хотя врачи говорили, что если ты выживешь – а шансы были близки к нулю – то…
– То что? Останусь примитивным биологическим объектом? Овощем?
– Лана, пойми… От твоей машины осталась кучка металла, тебя чудом достали спасатели… В тебя врезалась фура! На полной скорости!
Лана со злостью убрала его руку и, отступив на пару шагов, наткнулась на стену.
– На что ты намекаешь?
Георгий нервно заходил по кабинету. Сейчас он напоминал ей хищника, загнанного в клетку – свирепого, опасного, безумного. Остановившись возле стола, он зачем-то полез в ящик, вынул нечто, похожее на кинжал, и бросил это нечто на столешницу.
– Не узнаешь?
Лана подошла и без особого интереса взглянула на вещь. Отрицательно помотала головой. Муж усмехнулся.
– Это было с тобой в момент аварии.
Лана пожала плечами:
– И? Наверное, взяла его у кого-то, хотела тебе показать. Просто не помню. Что странного?
– Странно то, что я выяснил: стилет сделан из несуществующего металла. А еще на нем нет отпечатков пальцев. Никаких. И кулон, который передал мне врач… Сделан из камня, которого нет. Ничего странного, говоришь?
Лана молчала. Секунды тянулись, молчание становилось напряженным. Жора приблизился. Нелегко было выдержать его взгляд – тяжелый, изучающий. Он просвечивал насквозь, так, что заныли все кости.
– Ты – не моя жена.
– Ты в своем уме?
– Я – точно в своем… И на своем месте. А ты? Кто ты?
– «Кто я»?! Ты слышишь, что говоришь?! Ну сделай экспертизу, проверь, я это или не я! – вскинулась Лана.
– Уже сделал. В том, что ты – это ты, сомнений, конечно, нет. Но настораживает другое. Или все вокруг сошли с ума, или ты не та, за кого себя выдаешь. Я не могу этого объяснить. Ты та и в то же время другая. Такого просто не бывает! Не бы-ва-ет! – по слогам выкрикнул он. А потом резко схватил ее за плечи и стал трясти. – Верни ее, слышишь? Верни мою Лану! Мою хохотушку, модницу, непоседу! Ты – не она! Ты – другая, чужая! Я тебя не знаю!
Его пальцы впились так сильно, что Лана вскрикнула от боли. Он метал в нее горестно-грубыми словами, будто осколками, но они ранили сильнее острых стеклышек.
– Пусти! – ей наконец удалось вырваться из его хватки и отбежать в сторону.
Георгий медленно присел на корточки и начал смеяться. Сейчас он напоминал сумасшедшего. Леденящий, гортанный и жуткий хохот разносился по всему кабинету и заставлял звенеть каждый нерв.
– Ненормальный! – крикнула Лана напоследок и выбежала вон. Слезы застилали глаза, и она бежала почти на ощупь, не разбирая дороги. Стиснула перила и бросилась наверх, забежала в одну из комнат и, закрыв дверь, прислонилась к ней спиной. От напряжения на теле выступил холодный пот. Лана почувствовала озноб и обреченно обняла себя руками.
В чем-то Георгий, конечно, прав. Она и сама чувствует себя чужой и живет в окружении всего чужого. Нет ничего, к чему она испытывала бы привязанность. Только с природой у нее полная гармония. Какой бы погода ни была, Лана радуется всему: и напевам дождя, и свистящему ветру, и шуршанию листьев под ногами…
Сморгнув слезы, она сфокусировала взгляд на мольберте, все еще стоящем в центре комнаты. Мастерская. Ноги принесли ее именно сюда, в место, где все так ненавистно! Где повсюду эти чертовы картины! Но… они прекрасны.
Лана с замиранием сердца прошлась вдоль стены, увешанной ее собственными работами. Вот глубина чернил и красок прячет рассвет. А вот небо, усыпанное звездами. Заметив на полотне планету, Лана на мгновение замерла и задумчиво провела пальцами по поверхности. Сердце сжало какое-то непонятное чувство тоски. Давящей, глубокой, словно она что-то знала, но не могла вспомнить. И это «что-то» как раз было связано с тем, что являлось ей в сонном видении.
Повинуясь внезапному порыву, она села на стул и взяла кисть. Перед глазами кадрами пронеслась промозглая ночь и незнакомец, несший ее на руках. Словно наяву, ощутила запах дождя и хвои. Нахмурившись, Лана пыталась вспомнить лицо мужчины. Оно было такое… невыразимо печальное, как и глаза – бездонные, манящие…
Удерживая образ в голове, Лана нанесла пару штрихов на полотно. Ее рукой как будто водила неведомая сила. За пару минут, на одном дыхании, она изобразила это лицо с печатью скорби и тлеющей надеждой во взгляде. И сейчас эти глаза смотрели прямо на нее, точно живые, смотрели и словно просвечивали насквозь. Видели и боль, и страх, скопившиеся в ее душе, видели слезы, скользящие по щекам…
– Кто ты? – обреченно спросила Лана. Вскочила со стула и испуганно отступила в угол комнаты. – Почему мне кажется, что я знаю тебя? Может, у меня галлюцинации? Может, это последствия комы?
Она съехала по стене на пол и опустила голову. А с губ сорвалось:
– Vertire et mi.
Слова повисли в воздухе, а сердце Ланы на мгновение перестало биться. Она не могла поверить, что произнесла слова на «несуществующем» языке. И так отчетливо, уверенно, словно знала его с детства. И это безумно напугало.
Тяжело дыша, Лана подскочила к портрету и бросила его на пол. Ей казалось, что она сходит с ума. И в то же время понимала, что происходит что-то странное.
Вместо кадров из прошлого ее мучают обрывки каких-то других воспоминаний. Ее ли? И воспоминания ли это? От тяжелых мыслей от висков к затылку разрослась мигрень.
Какое-то время Лана сидела в углу и смотрела перед собой. Она не ощущала такой беспомощности даже в больнице, хотя тогда казалось, что это были самые ужасные дни. Вдруг вспомнилось, как, выйдя из комы, Лана впервые взглянула на себя в зеркало. Голова была перебинтована и напоминала кокон, а лицо... Это белое пятно с многочисленными шрамами, на котором выделялись испуганные глаза и опухшие губы, нельзя было назвать человеческим лицом. Как же горько она плакала тогда, сколько раз обзывала себя уродиной! А Жора, перебирая ее пальцы в своих ладонях, терпеливо говорил:
– Я буду любить тебя и такой, Ланочка! Главное, что ты осталась жива. Это такое счастье!
И мать утешала:
– Глаза остались такими же. Как у отца.
Даже тогда отчаяние было не таким сильным, как сейчас… Сейчас к отчаянию примешалось одиночество. Горькое, как полынь, цвета увядших листьев, летящих под ноги. Лану не покидало ощущение, что, несмотря на мужа, родителей и многочисленных знакомых, она очень одинока и никому по-настоящему не нужна.
Кроме одного человека.
Зачем-то перевернула портрет и взглянула на размазанные черты.
Кроме него.
Почему-то Лана была уверена, что «он» существует.
***
Вечером приехала мама. Лана была очень рада – они с мужем сидели в разных комнатах и не разговаривали. Сейчас как никогда она нуждалась в чьей-то заботе и участии. Родители жили в Смоленске и с момента выписки она еще с ними не виделась. Странно, что мама приехала в такое время без предупреждения. Хотя у нее здесь живет подруга… Кажется...
Лана бросилась открывать.
– Приветик! – Мать прикоснулась прохладными губами к ее щеке. В свои пятьдесят три она умудрилась сохранить отличную фигуру и яркую внешность. Не зная, что это мама, с легкостью приняла бы ее за старшую сестру. – Я уже подумала, что у вас что-то случилось.
– С чего бы это? – Лана помогла ей раздеться.
– Звоню-звоню, никто не отвечает. – Женщина покрутилась у зеркала и поправила ярко-желтую юбку-миди, которая очень сочеталась с белой блузой и ботинками-казаками такого же цвета. Потом пригладила светлые волосы, чуть растрепавшиеся из-за шапки.
– Жора отключил домашний телефон, – наконец нашлась отговорка. – Там какая-то поломка.
– А на мобильный почему не отвечаешь?
– Я его где-то оставила, а он на бесшумном режиме.
Мама укоризненно покачала головой.
– А Жорка почему игнорирует?
– Не знаю. – Лана пожала плечами. – Мы с ним не разговариваем.
И, не дожидаясь очередной порции расспросов, ушла на кухню. А когда вернулась в гостиную, мама уже сидела на диване и листала какой-то журнал. Очки в изящной оправе придавали ее облику строгости.
– О, спасибо! – с улыбкой поблагодарила она, когда Лана протянула ей фарфоровую чашку с ароматным чаем.
– Я не знала, сколько кусочков сахара бросить, поэтому принесла сахарницу.
– Дорогая, я давным-давно отказалась от всего сладкого, – мягко напомнила мама.
Лана вздохнула и устроилась в дальнем кресле у окна, где сидела до прихода матери. Накрыла ноги пледом, хотя в гостиной тлел камин. Но так было уютнее. Треск поленьев и вид безмолвного леса за окном успокаивали расшатанные нервы.
– Почему с Жорой поссорились? – прозвучал вопрос, на который она так не хотела отвечать. Как объяснить что случилось? Что муж считает ее… не Ланой? А кем?
«Кости не могут так быстро и идеально срастись», – пронеслись в голове его колкие слова. Ну да, если для обычного человека это невозможно, тогда она инопланетянка! Другого объяснения нет!
– А ты почему так поздно?
Лана намеренно перевела тему, не желая обсуждать неприятный обеденный разговор.
– Я у Вали остановилась. У своей давней подруги. Не помню, говорила я или нет. Думала завтра к вам заглянуть, но начала переживать, что не отвечаете на звонки. Так что у вас там с Жорой произошло?
Видимо, маме нравится ее мучить. И пытка неизбежна.
– Ему не дает покоя мое быстрое выздоровление. Он считает чудом то, что мои раздробленные кости так быстро срослись. Чудом, в которое он не верит.
Слова кажутся стеклянной крошкой, которую она перекатывает на языке. Каждый произнесенный звук причиняет боль и заставляет нервы звенеть от напряжения.
– Что за глупости! – возмутилась мама. Поставила чашку на стол так, что несколько капель чая упали на льняную скатерть. – Как это – «не верит»?! Он же сидел в реанимации, молился, чтобы ты выжила!
– Дело не в том, чего он хотел, а в том, что я так быстро встала на ноги. Не осталась инвалидом, понимаешь? И он считает это ненормальным…
– Ну вообще-то да, это, конечно странно… – задумчиво протянула мать и отвела глаза. Лана поняла, что ее мучают те же сомнения. Для всех это кажется странным. Даже для Снежаны и Юли, которые, еще не переступив порога, смотрели на нее как на привидение. Подмечали все: какая походка, какие повадки, внешность, вслушивались в речь… И вот – даже мама сомневается. Одиночество, от которого она надеялась избавиться в обществе родного человека, только сильнее окутало коконом. Снова вернулось чувство безысходности, когда понимаешь, что против тебя весь мир, но ничего не можешь с этим поделать…
Чтобы хоть как-то снять напряжение и отвлечься, Лана предложила матери пересмотреть старые альбомы. И уже несколько минут спустя они сидели у камина, установленного в центре комнаты, и перелистывали страницы с фотографиями. Мама водила пальцем то по одному снимку, то по другому, сбивчиво рассказывая, когда он был сделан и кто на нем изображен. Бесполезно. Как бы Лана ни пыталась, вспомнить хоть какую-нибудь деталь из прошлого не получалось. Она сама была пустой страницей. Целой книгой, полной белых листов. На всех этих фотографиях – чужие лица, чужая жизнь. И сама Лана смотрела с фотографии чужими глазами.
Глава 7: http://proza.ru/2022/07/25/1691
Свидетельство о публикации №222060500562