В суровые двадцатые

В годы моей юности были живы и находились в доброй памяти многие очевидцы и участники гражданской войны и последовавших за ней восстаний против советской власти. Однако, я почти ничего не мог узнать от них  об этих событиях -  рассказчики всегда уходили от воспоминаний о войне между старым и новым мирами, один из которых был приговорён.
Много позже прочёл у известного поэта Наума Коржавина, эмигрировавшего на запад в 1973 году: «Тотальное выпадение памяти походило на какой–то пассивный заговор. Уже через много лет мне с двумя журналистами пришлось разъезжать по целине, в том числе по землям Сибирского казачьего войска, составлявшим теперь северные районы Северо–Казахстанской и Кустанайской областей. Люди разговаривали с нами охотно, помнили многое, но все - от сидящего на завалинке в синей казачьей фуражке очень старого казака Петровича в станице Пресноредуть до пожилой учительницы из Пресногорьковки, тоже местной уроженки (С.В.- Татьяна Дмитриевна Меринова. 1898 -1985), ничего - ну, совершенно НИЧЕГО! - не помнили о Гражданской войне. Петрович помнил войну Германскую, помнил, как попал в плен в Мазурских болотах, помнил, как решал: "Или себя прекратить, или как?" Был слух, что германцы казаков в плен не берут и всячески издеваются над ними. Учительница помнила, как Казачьим обществом в Пресногорьковке была открыта гимназия и как она в ней училась. А вот, как дело доходило до событий Гражданской, оба они, да и все остальные, обрывали любой сердечный разговор: «Не помню. Ничего не помню».  Не помнили, а внуки уже и впрямь не знали»[8,с.58].
Они «забыли» о гражданской, и о восстании 1920 - 21 годов не говорили долгие десятилетия, хотя многочисленные краснозвёздные обелиски в каждом селе и деревне служили молчаливым напоминанием для очевидцев о страшных событиях первых лет советской власти.
 После отступления на восток  колчаковской армии, в январе 1920 года новой властью был издан приказ по станревкомам Пресногорьковской волости Петропавловского уезда: «Переживаемый грозный момент и продовольственный кризис требуют от всех честных граждан исполнения долга перед революцией – выполнить разверстку хлебную. Никакие обстоятельства не могут служить препятствием для выполнения этой задачи. Все продработники несут полную ответственность за своевременную сдачу хлеба. Поселки и станицы, не исполняющие приказ, будут судиться так же строго, как судят за отказ идти в бой, продработники, не делающие своего дела, будут караться по закону военного времени»[7, д.115].
Партизанский отряд Дмитрия Ковалёва, имевший боевой опыт в боях гражданской войны в Петропавловском уезде, послужил основой для создания отряда ЧОН по реквизиции зерна у населения уезда. Его укрепили за счет прибывших из Петропавловска рабочих, бывших фронтовиков Данилевича, Дерябина (погиб под Лопушками, похоронен в Пресногорьковке), Костыкина, Черновикова, Ивана Петухова (убит, похоронен в Федоровке), Николая Федина, Петра Ефимова (погиб под Новорыбинкой, похоронен в Ершовке).
 Кроме конфискации хлеба в казачьих станицах и крестьянских селах отряд гонялся за многочисленными отрядами, не желающих подчиняться советской  власти. В середине лета 1920 года в Горелом ауле, что в 35 верстах от Анновки, появился отряд «батьки Махно». Красный партизан Яков Рыбкин вспоминал: «11 июля  120 бойцов, окружив аул, ударили с двух сторон из винтовок и пулеметов. Бандиты, отстреливаясь, ушли к Рузаевке и объявились в Карасу. 15 июля мой взвод занял аул Талды (ныне усадьба одного из отделений поселка Майский), но мы опоздали. Бандиты успели расстрелять казахов – коммунаров. Когда речь о расправе дошла до комиссара Ковалёва, Иван Алексеевич выступил с речью перед отрядом и поклялся отомстить за убитых»[15, с.27]. Повстанцы схватили ехавшего из Всесвятского в Кустанай судью Ивашина и зарубили его. Отряд новоявленного «Махно» была полностью уничтожен между Пресногорьковкой и Шибаево.
«Зелёной крестьянской армией» руководили Макар Чумак и Андрей Яросланцов. Задача восставших крестьян состояла в свержении советской власти  на местах  и захват Петропавловска и Кустаная.  «Зелёные» провозгласили  лозунги: «Долой коммуну и коммунистов-узурпаторов!», «Да здравствует учредительное собрание!». Крестьяне и казаки  все беды видели в продотрядах. Восставшие  расстреляли уполномоченных Карасульского и Всесвятского продовольственных районов Ф.Повидайкина и Ильина. В Крыловке был застрелен бедняк Тлеубет Каракучуков, а у Всесвятского убит милиционер Коршун. В ночь с 24 на 25 августа 1920 года «зеленые» захватили Всесвятское (ныне Сарыколь), обезоружили 42 красноармейца и арестовали партийно - советский актив[21,с.33]. Райпродкомиссар Медведь дал телеграмму в станицу Пресногорьковскую: «Срочно примите меры помощи Всесвятскому. Зеленые обезоружили красноармейцев, касса взята, все оружие взято. Расстреляны продработники. «Зеленые» выбыли на Убаган в сторону Кустаная. Силы отряда до 100 человек»[21,36]. Отряд ушел на Сорочинку, захватив петроградского рабочего Медведя и начальника милиции Сараева. Позже ими были разоружены 30 красноармейцев уездкома Мешкова. Отряд особого назначения Д.Ковалёва после ухода «зеленых» прибыл во Всесвятское из Федоровки. Шестеро сочувствующих восставшим без суда были расстреляны у озера Сарыколь [восп. Кудрявцева С.И]. В отряды особого назначения принимались только коммунисты и комсомольцы. Их усилиями 29 августа крестьянская армия была разбита. Она распалась, стала действовать мелкими группами, напоминая о себе до конца 1920 года. Об этих событиях документы сообщают сухим языком, но в строчках и сегодня чувствуется нечеловеческое напряжение того жестокого времени.
 26 августа председатель Акмолинского губревкома В.Барлебен послал телеграмму из Петропавловска в Омск: «В селе Всесвятское неожиданно напали на двух ответственных сотрудников по заготовкам продовольствия, расстреляли районного комиссара, толпа арестовала и обезоружила красноармейцев. За этим во Всесвятское введены дополнительно 50 человек с двумя пулемётами и умелым ведением боя восстание подавлено»[11, с.25].
Об этих выступлениях в Сорочинке, которые подавил отряд Ковалёва и прибывший из Петропавловска отряд 189-го стрелкового полка, начдив-21 писал: « В районе села Всесвятского на почве продразверстки вспыхнуло контрреволюционное восстание. Приказываю комполка тов. Серову выделить из состава полка отряд в составе 50 хорошо вооруженных и вполне надежных красноармейцев, придав к нему 2 пулемёта. Снабдив отряд продовольствием на 10 дней, отправить его походным порядком (на подводах) через ст. Пресногорьковская в село Всесвятское. По прибытии получить все данные у райпродкомиссара и, объединив ближайшие отряды, работающие по заданию наркомпрода, немедленно подавить восстание. О ходе подавления доносить с ближайших пунктов, имеющих телеграф»[19, д.34…эл.рес.29].
Вслед за ковалёвским отрядом для проведения следствия  прибыл из Петропавловска чекист Лука Николаевич Дульский, проводивший следствию по заговору «зеленых». Зерно было отнято у населения  в полном объёме.
1 сентября Дульский докладывал из станицы Пресногорьковской: «Восстание подавлено, некоторые зачинщики арестованы. Красноармейский отряд прочесал степь, бандиты спаслись бегством, продолжаем преследовать. Самому необходимо задержаться еще, выяснить, сколько осталось в деревнях бандитов»[11, с.24].
В аналитической сводке Омского губисполкома о состоянии Петропавловского уезда  за период 1 – 15 ноября говорится: « Говоря о настроении крестьян и казаков, приходится отметить широкое распространение  контрреволюционной агитации кулацкого и казачьего населения, которая направлена к разложению комячеек и комсоюзов молодежи, обессиливая этим работу на местах. Исключительно указывают как причину на разверстку – видите, у нас все отбирают, а нам ничего не дают и забирают мобилизацией последних работников из домов и нас хотят оставить голодными. Местные комячейки обессилены. Крестьянство грозит – если вы будете у нас так отбирать, то мы вас всех уничтожим. Такие явления наблюдаются в большинстве в казачьих станицах. Во Всесвятской волости было неорганизованное восстание на почве хлебной разверстки. Все эти недовольства сосредоточиваются на неправильном распределении разного рода разверсток и подводной повинности, так как все тяготы несут бедняки наравне с кулаками. Кулаки приспособились и ввели свою систему: каждую разверстку распределяют со двора. У кого две скотины – берут одну, кулак имеет 10 – тоже одну. И подводная повинность налагается не по размеру хозяйства, а с каждого двора. Такие действия местных сельских исполкомов ставят беднейшее крестьянство под влияние кулака. Члены таковых исполкомов сильно поощряют варение самогонки, в котором усердно принимают участие сами, и милиция не в состоянии с таковой бороться, так как набрана из ненадежного элемента, вступившего в милицию с целью наживы и спасения от воинской повинности»[19, д.26].
В декабре 1920 года, объехав весь Петропавловский уезд в качестве уполномоченного по продразверстке, Л.Дульский докладывал: «Кулачество определенно сказало товарищам – посмотрим, что вы теперь возьмете у нас и как мы будем с вами считаться (из слов партийных товарищей станицы Пресногорьковской). В селе Всесвятском узнаю, что было продовольственное восстание в Сорочинском. Захожу в райпродком, чтобы узнать подробно и получаю ответ от Воеводина: «Такая история будет не только в Сорочинке, но и в каждом селе нашего района, что неизбежно это должно быть при наших работах». Меня удивил этот ответ… решил созвать партийных товарищей Всесвятского и узнать, в чем именно дело и как они смотрят на происходящее. На собрании оказалось, что ни один из товарищей не знал продовольственной политики Советской власти, т.е. никто им не говорил, что значит сия разверстка: не указывают норм на семена и корм, забирают весь хлеб, сырье – словом, выходило, что приходят к крестьянину, берут хлеб молча и все, дальше крестьянин спрашивает у «своих» коммунистов деревни: «Как это так, забирают все, как же будем жить потом?» Свой коммунист ответа не находил, и естественно, создавалась постепенная злоба, этим воспользовалась кулаческая контрреволюция и произошло Сорочинское восстание… На собрании было решено создать «тройки» и приступить к работе без продагентов и «штыка». По Всесвятскому была выполнена минимальная разверстка имеющегося наличия. Товарищ Медведь, продкомиссар Всесвятского района, сказал: «Я тоже не совсем знаю продполитику, ибо работаю по приказам и телеграммам, вам же лучше там, в городе известно, что и как». Самый корень восстания в селе Сорочинском, на мой взгляд, в бестактности, непонимании и необъяснении продовольственной политика гражданам и даже местным ячейкам. Неумение завербовать эту массу своевременно выливалось в нежелательные последствия. Правда, здесь руководили, может быть эсеровцы (так в документе – прим. автора), но почему такой революционный район как Всесвятский, где сотни могил расстрелянных Колчаком покрыли дороги, пролетариат этих мест пошел с кулаком? При желании и энергии можно взять массу под свой коммунистический контроль»[11,с.25]. Чекист Дульский был расстрелян повстанцами в феврале 1921 года на станции Петухово.
Тогда же уполномоченный по продразверстке в Пресногорьковском районе, М.Басков в докладе Петропавловскому уисполкому писал: «Большинство посланных со мною товарищей я почти не знал и познакомился с ними ближе во время пути… все они почти новички в продовольственном деле, сумели расшевелить деревню и провести частично ее расслоение на две группы – имеющих излишки хлеба и не имеющие таковых. Возникали мелкие трения и недоразумения с находившимися уже на местах продработниками, и, конечно, не с рядовыми, а с разными комиссарами этих отрядов. В данное время, помимо уполномоченных, в районе работают три московских продотряда. Рядовые продармейцы почти раздеты и разуты, в связи с холодами их использовать в должной мере нельзя. В каждом поселке произведены тщательные обыски у кулаков, по указанию бедняков и комячеек, правда, давшие весьма незначительные результаты. Взято все, что можно, говорить об оставлении нормы или полунормы не приходится. С этим приходится не считаться при самой интенсивной выкачке хлеба, по приблизительному счету (необмолоченного хлеба) с Пресногорьковского района взято около 250000 пудов, т.е. 20% разверстки. Повторяю – взято все, что можно, и, конечно, не излишки, а гораздо больше чем они. При отправке уполномоченных в район в задачу им ставится, помимо расслоения деревни, еще внушить населению, что выполнение разверсток является для них обязанностью по отношению к пролетариату центра и власти. Эта-то задача, можно сказать, почти не выполнена: такое сознание крестьянам оказалось невозможным и вряд ли, что всецело по вине крестьян, причин много других, совершенно не зависящих от населения. Крестьяне прекрасно знают, что на деревни в 100 дворов Курганского уезда, где население зажиточное, наложено 10 – 12 тыс. пудов, а на таковую же деревню Петропавловского уезда уже не менее 25 – 30 тыс. пуд. Некоторые разверстки наложены слишком поздно… Все это вызывает недоверие, создает конфликты, а главное создает у населения впечатление, что разверстка налагается не соввластью, а что каким-то отдельным агентом продоргана или комиссаром по личному его усмотрению, а может и по злобе на что – либо. Вот в это-то разубедить очень трудно… Сибирский крестьянин, в частности Петропавловского уезда, в общем и целом отдал и отдает Республике все, что можно. Он без особых затруднений, сознавая, что Соввласть – его власть, выполняет все разверстки полностью. Нельзя сказать, что хлеба нет в районе совсем – это будет неправда, он есть, все же его недостаточно, чтобы выполнить полную разверстку. Еще раз от имени всех 25 уполномоченных, посланных со мною в Пресногорьковский район, заявляю, что нами сделано все, что возможно, изъят весь хлеб. Мы в районе твердо помним наказ – не поддаваться слезам и уверениям населения, что у них нет хлеба, а делали свое дело, твердо помня катастрофическое положение центра. В селах, где хлеб немолоченный приняты все меры к обмолоту его. Нельзя скрыть того факта, что многие кулаки в проведении разверсток заблаговременно еще летом сплавили хлеб киргизам, но сделали все это незаметно для своих сельчан, а у киргиз найти его – задача непосильная». Приведенные документы дают ответ на вопрос, почему главный союзник большевиков, середняк, оказывал на протяжении длительного времени жестокое сопротивление политике «военного коммунизма»[23,с.61]. Это сопротивление прекратилось лишь после X съезда РКП (б), прошедшего в марте 1921 года, заменившего продразверстку фиксированным продналогом.
По воспоминаниям А.Скрипкина, боеприпасы отряду Ковалёва летом 1920 года доставляли семь красноармейцев под командованием  разведчика Никифора Комахи. Следуя из Акчикуля к Анновке, они наткнулись на противника. Комаха остался прикрывать отход обоза, приказав остальным спрятаться в камышах. Его схватили, подвергли пыткам, но ничего не добились. Ему нанесли свыше  сорока шашечных удара и бросили как умершего в трех километрах от Акчикуля. Здесь его подобрали бойцы - ковалевцы.  Никифор выжил, благодаря богатырскому здоровью, но потерял пальцы на руках, заслоняясь от ударов шашкой[18, л.4].
Всю осень и зиму 1920 года вспыхивали выступления недовольных изъятием хлеба крестьян, их поддерживали те, кто лишился при новой власти положения и состояния. На хуторах Пресногорьковского района стреляли в окна домов активистов. Отряд Ковалёва действовал против таких выступлений в Белоградовке, Лопушках, у станицы Новорыбинской. Действия продотрядовцев толкали бывших хозяев земли на ответную жестокость. Так, в Пресногорьковской один из бедняков со своим 15-летним глухонемым сыном  жил в шалаше на выделенной ему пашне. Ночью бывшие хозяева земли отрубили им головы  и оставили в шалаше. Утром пришедшей с завтраком дочери предстала ужасная картина расправы.
Продразверстка шла тяжело, политика «военного коммунизма», проводимая в мирных условиях, заставляла крестьянина-середняка с недоверием относиться к советской власти, которую он поддержал совсем недавно. Известный казахский писатель Сабит Муканов написал об этом в книге «Школа жизни»: «Продразверстка была завершена Пресногорьковским райпродкомом к началу января 1921 года, и об этом немедленно сообщили по телеграфу В.И.Ленину. Все-таки с продразверсткой пришлось трудно. Выполнялась она гораздо ниже плана. Помню, как комиссар Пресногорьковского райпродкома Дерябин созвал совещание - Акмолинская область обещала товарищу Калинину собрать 3 млн. пудов зерна. Четвёртую часть этого хлеба должен был сдать наш Пресногорьковский район. Ленину комиссар обещал выполнить продразверстку к 10 января.
В нашем краю часто попадаются курганы, братские могилы, насыпанные еще во время войн. В 25 верстах от станицы Пресногорьковки насыпан высокий Сары - оба – Желтый курган, изрытый волчьими и лисьими норами. В этих – то звериных норах кулаки окрестных сел и станиц прятали хлеб. Кулацкое сопротивление было столь жестоким, что многие продотрядовцы погибали в этих стычках»[12,с.312].
Как продолжение сопротивления в начале февраля 1921 года в Сибири и Северном Казахстане вспыхнуло Западно - Ишимское  восстание. Движущими силами восстания стали остатки колчаковцев, эсеровский крестьянский союз, недовольное продразверсткой крестьянство и казачество. Основными лозунгами восставших были «Долой продразверстку!», «Советы без коммунистов». Возникло несколько повстанческих очагов движения.
До 9 февраля обстановка в Петропавловском уезде была относительно спокойной. 5 февраля горожане поздравляли бойцов 255-го полка,  разгромивших у станицы Пресногорьковской  «Партизанский особый отряд казачьих войск». Председатель уездного исполкома Советов В. Г. Барлебен за мужество и героизм вручил командиру полка памятное Красное знамя. Петропавловские чекисты ничего не знали о планах заговорщиков из комитета «Сибирского крестьянского союза». Кроме него существовал еще один центр антисоветского подполья — «главный штаб казачьих войск», координировавший деятельность нелегальных белогвардейских групп и организаций на территории Северного Казахстана, в местах расположения станиц и хуторов бывшего Сибирского казачьего войска. Руководители «главного штаба» подполковник Кудрявцев, полковник Сизухин, подхорунжий Токарев с помощью белогвардейского подполья Омска сумели перебросить в намечаемые места выступления опытных офицеров, перед которыми ставилась задача возглавить боевые действия ударных отрядов. Среди офицеров были войсковой старшина Пелымский, есаул Алексеев, поручик Карасевич, прапорщики Бойченко, Гноевых и др. 10 февраля мятежники захватили участок железной дороги от станции Петухово до разъезда Горбуново[5,с.3]. В руках повстанцев оказалась часть Петропавловского и восточные районы Курганского уездов. 11 февраля организационно оформился «боевой район» главкома повстанцев В. Родина.
На юге Курганского уезда и в западной части казачьей линии действовала "Первая народная армия". Штаб ее находился в станице Кабаньей. Начштаба  "армии" был некто Дутов - по мнению чекистов, "самозванец, назвавшийся Дутовым, с целью вызвать энтузиазм повстанцев". Среди командиров чекисты называли бывших генералов Анненкова, Лебедева и Церетели, скрывавшихся в Казинском женском монастыре под видом богомольцев, и белых офицеров Ольгинского и Морозова. Фамилии генералов были на слуху с периода боев 1919 года и в этих местах в это время их быть не могло, а «первой армией» на самом деле командовал уроженец станицы Кабаньей старший урядник Иван Дурнев[16]. Вооружены повстанцы были плохо. В Пресногорьковском районе "народная армия" насчитывала до 1500 казаков, вооруженных на треть личного состава, большинство - самодельными пиками, топорами и вилами. В каждой деревне и станице организовали кузницы, где изготовляли пики из железных вил[22,с.224]. «Первый освободительный полк» насчитывал полтысячи человек, из них две сотни всадников. Вооружены винтовками только пятьдесят, все остальные – пиками, изготовленными в Лопушках. «Второй» полк, состоящий из 1250 человек был хорошо вооружён   на одну треть. Пики, топоры и вилы были на вооружении отряда Мальцева[16].
 В Приишимье действовала повстанческая 1-я Сибирская казачья дивизия под командованием подхорунжего Токарева. Уроженец станицы Екатерининской, георгиевский кавалер, Семён Георгиевич Токарев воевал в Первую мировую войну в 1-м Сибирском казачьем полку. После падения Омска в ноябре 1919 года, он сдался в плен к красным. Но последующие события заставили его воевать на стороне восставших. Дивизию составляли казачьи полки под командованием  вахмистра О.Зубкова и подхорунжего И. Винникова, около 1000 – 1500 человек[25, с.123].
После захвата 14 февраля уездного Петропавловска, отряды восставших двинулись по хуторам и станицам Горькой линии в надежде найти поддержку со стороны враждебно настроенного к советской власти казачества. В районе станции Петухово сформировались две дивизии «Петуховской армии», до  шести тысяч человек. К 20 февраля отряды повстанцев захватили Макушино и Лебяжье. На линии восстание охватило казачьи станицы, крестьянские хутора и деревни. Перевороты в станицах Становой, Дубровинской, Михайловской произошли 13-14 февраля. При взятии ст. Петухово крестьянская волна из Ишимского уезда перехлестнула через железную дорогу на Пресногорьковскую линию, 16 февраля восставшие заняли станицы Железную, Богатую, Миролюбовскую, Лапушинскую. 18 февраля пала Новорыбинская, где образовался повстанческий штаб во главе с Л.Проскуриным. В 20-х числах были захвачены Пресновская и Казанская станицы. В Пресновской  21 февраля местные активисты были расстреляны у станичного кладбища.
В листовках повстанцев говорилось: « По всем казачьим станицам создаются отряды из всех годных носить оружие, не считаясь с возрастом».
 «Ужасы, творимые повстанцами не поддаются описанию. При поимке коммуниста клали его на козлы и пилили пилой. Опускали товарищей – коммунистов в колодезь, потом вытаскивали и замораживали на морозе 30 – 40 градусов» (из доклада Ф.Н.Воронова Омскому губкому партии). Свидетель писал: «Вот ответственный секретарь, член президиума уисполкома, коммунист. Тов. Гозак, над которым издевалось кулачество станицы Новопавловской. Живому отрезали ноги поперечной пилой. Коммунист Соленик Василий – в гробу лежал кусок порезанного мяса. Райпродкомиссар Петуховского района тов. Соловейчик – живот был разрезан, куда была насыпана пшеница, на груди вырезана цифра 100%, означающая выполнение продразверстки»[17.с.157]. На Пресногорьковскую от Пресновской наступал отряд урядника Ивана Дурнева и Ольгинского, который насчитывал до 1500 ялуторовских и пресновских казаков («1-я народная армия»)[25,с.123]. Они захватили станицу Пресноредутскую и Макарьевку, где проживала семья Дурнева. Небольшие группы повстанцев рассыпались по окрестным селам и аулам, проводя разведку. В разведсводке штаба приуральского военного округа от 16 февраля (район 24-й дивизии, Курганский боеучасток) говорится, что «в районе ст. Пресногорьковской замечена банда, численность которой не установлена»[19].
Начальник правого боевого участка 20 февраля доложил военкому Курганского уезда:
   «По донесению начальника вооруженных сил тов. Ковалева, повстанческое движение сильно разрастается, чуть ли не весь Петропавловский уезд восстал, численность банд велика, большинство которых — кавалерия из казачества. У нас же вооруженной силы мало, оружия недостает, патронов совсем нет. Отряд Ковалева от Пресногорьковки отступил, так как бандиты нападают и двигаются по казачьей линии. Ввиду неимения достаточных вооруженных сил и полного отсутствия патронов, устоять и дать отпор мы не в состоянии, и, возможно, придется отступить от Пресногорьковки. Для предотвращения разрастания повстанческого движения категорически требуем немедленной высыпки хорошо вооруженного подкрепления с пулеметами и как можно больше патронов, ибо движение повстанцев стихийное. Сообщите Челябинску и Петропавловску. Ждем немедленного подкрепления»[19, д.356].
Таким образом, по мнению В.А.Шулдякова «вокруг Пресногорьковской станицы возник самостоятельный повстанческий район. Но можно ли считать его пятым по счету большим казачьим  очагом Западно-Сибирского восстания? Не исключено, что казаков в Пресногорьковском очаге  было не меньше, чем в Пресновской или Исилькульской группировках»[24,с.215].
Это предположение подкрепляется расшифровкой разговора по прямому проводу начальника оперчасти штаба Приуральского военного округа (Екатеринбург) с комбригом -69 в 6 часов вечера 23 февраля. «Противник – около 400 пеших и 200 конных занимает Баксарскую (15 верст юго-восточнее станции Лебяжье). В бою под Лебяжьевской захвачен в плен командующий группой народной армии повстанцев Третьяков. Станция Макушино занимается противником. Район местности от Петропавловска до Новорыбинской (100 верст юго-западнее Петропавловска) населенный казаками, охвачен восстанием. В Лопатинской волости, 30 верст южнее Лебяжьей, находится противник численностью  до 300 пеших и 200 конных, который, наступая на станицу  Пресногорьковская,  привлек на свою сторону посредством агитации до 2000 повстанцев, вооружения у которых мало. Настроение повстанцев воодушевленное, наступление ведут стройными колоннами, и большинство из них казаки»[19, д.410]. Видимо, речь идёт о «народной армии» Ивана Дурнева.
В Пресногорьковской волости Дмитрий Ковалев стал формировать заградотряд из бывших партизан. В него шли люди из Сретенки, Федоровки, Узункуля, Ершовки, Нурумбета, Евгеньевки, дальних аулов. В окрестные поселки были отправлены разведчики – Георгий Лавринов отправился в Федоровку, Ларюшин в Починовку, Михаил Сухов в Алабугу[9, л.4].
Георгий Лавринов вспоминал: «Сформировали сотню, во главе ее стал Борис Федорович Бедрин, роту пеших добровольцев передали под начало командира продотряда Федора Дерябина. Двумя эскадронами командовал Константин Егоров. Игнат Семенович Усачёв возглавил взвод конной разведки. Выступил Ковалев. Он рассказал о грабежах, истязаниях, расстрелах мирного населения. Опасность состояла в том, что банда Волкова в любой момент могла ударить в наш тыл со стороны Звериноголовки»[10,с.12]. Игнатий Усачёв был родом из Кабаньей, где пользовался большим авторитетом. Через пленных казаков он передал повстанцам письмо, и часть станичников заколебались, а в разгар активных боевых действий сам проник во враждебный лагерь, рискуя жизнью, и сумел разагитировать непримиримых казаков.
Холодным  утром 21 февраля отряд Ковалева выступил к Камышловке. Еще до начала боя отряд потерял бойца – работник исполкома Егор Ларюшин был захвачен повстанцами в казачьем поселке Починный, ничего не сказал на допросе и был зарублен. Труп его был обнаружен в Пресновской среди других убитых. Тело с отсечённой головой привезли в Пресногорьковскую и похоронили с почестями на площади. Все село было. Молодежь из комсомольцев пели «Интернационал». Поставили досчатый памятник со звездой (воспоминания Демченко М.Я.).
Жестокий бой развернулся у озер Ульевых. Поначалу Дурнев послал в атаку лишь сотню всадников.  Он надеялся, что ковалёвцы не выдержат натиска конницы, а разгромив пехоту, казаки откроют путь на Пресногорьковку. Сотня стремительно приближалась к позициям ковалевцев и неожиданно попала под перекрестный пулеметный огонь. Среди всадников началось замешательство. Приказа об отступлении не требовалось. Зажатые в тиски конницей Бедрина и Егорова повстанцы, отстреливаясь, ушли в степь на  хутор Троебратский. Повстанцы потеряли 40 человек убитыми и 40 ранеными[13, с.209]. В этом бою ранен был Ф.Дерябин, погиб  Г.Захаров – комбат, уроженец Ершовки, Глядянского уезда. Он привел из Звериноголовской батальон на помощь ковалевцам. До Пресногорьковки его везли  на санях под присмотром фельдшера Федора Курбатова, здесь он умер и был похоронен в центре станицы. Роту принял Петр Ефимов, позже погибший под Новорыбинкой. В Ершовке   на месте его захоронения установлен обелиск. 27 февраля после двухчасового боя повстанцев выбили из Камышловской, погибли 30 человек[13, с.210]. Семен Пригородов, секретарь Пресногорьковского сельсовета вспоминал: «Нам с председателем Михаилом Петровичем Канахиным трудно приходилось работать. То и гляди влепят бандиты из-за угла пулю в лоб или подожгут хату. Иногда по – несколько дней скрывались в лесах от свирепствовавших бандитов, грабивших магазины и искавших работников ревкома. Приезжаю однажды в станицу из поездки по окрестным деревням, а в квартире полный погром. Жена сидит на кровати, бледная как стена. Обыск учинили бандиты Дурнева, сказали, что из-под земли достанут, хотели убить» [рукопись]. В ходе боёв Дурнев и Ковалёв обменялись семьями, которые находились у них в заложниках. Для переговоров встречались один на один у озера Безносово южнее Пресногорьковской.
Правым боевым участком командовал Воротков. В участок входил сводный отряд Ковалёва, 1-й Симбирский полк и батальон особого назначения ВЧК. Сводный отряд с рассвета 6 марта  наступал на юго-восток из района Пресногорьковская – Кабанья, «имея справа ограничительную линию Пресногорьковская – Казанский-Евгеньевский - ур. Курол-Городецкий - Коноваловский, а слева  Кабаний – Екатеринославский-Петровский-Благовещенский-Семипольское». Левым боевым участком командовал Ильин, имея под своим началом 249-й  и 209-й  стрелковые полки[19…эл.рес.29].
Весенние оперсводки тревожны и примерно одинакового содержания: « В Челябинскую губЧК. 9 апреля. В Курганском уезде банда в 100 дезертиров. Около станицы Пресногорьковской 300 бандитов. Банды разбирают железную дорогу, жгут мосты, рвут провода и освобождают арестованных». Речь, по-видимому, идет о действиях  отряда штабс – капитана М.Герасимова, действовавшего в этих местах с лета 1920 года [13,с.211]. 14 апреля отряды «георгиевского кавалера» Дорохова и Герасимова расстреляли местных коммунистов в селе Лопатки, 18 апреля захватили крупную станицу Пресновскую. Оттуда им удалось ускользнуть от наседавших «народоармейцев».
До 12 апреля отряд Ковалева совместно с регулярными частями Красной армии подавлял восстание в Кокчетавском уезде, но в середине апреля нарочный из Звериноголовской привез в Анновку приказ: «Банда численностью в 5000 человек в пяти километрах от станции Петухово перешла линию железной дороги и движется вверх по реке Ишим с целью перейти реку в верховьях и уйти в Монголию».
Вновь сборным пунктом стала Пресногорьковка – отсюда отряд, пополняясь по пути  новыми бойцами, через Кабань и Екатериновку двинулся наперерез повстанцам. 18 апреля по приказу командующего  войсками Петропавловского района Ф.В.Егорова, отряд Ковалёва выдвинулся из Кабаньей на Благовещенку и занял Семиполки,  имея задачу не дать повстанцам Булатова прорваться на юго - восток и поддержать наступающие на Архангельскую и Рождественку  красные части.
В сёлах и станицах не было лошадей – повстанцы забрали всё, лишая Ковалёва возможности посадить весь отряд в седло. Несмотря на это отряд передвигался быстро  и неожиданно появлялся в разных местах уезда, в ходу была поговорка: «Ковалёвых много». В Таракановке был допрошен перебежчик, показавший, что повстанцы остановились в Белоградовке отдохнуть и устроить банный день. Через Ишим переправляться было опасно – лёд оказался ненадёжен. В Коновалке к Ковалёву присоединился батальон красноармейцев. Сводный отряд около 800 человек обошел Белоградовку с юго-запада и вынудил Дурнева повернуть в обратном направлении на Всесвятское. Ковалёв быстрым маршем, стремясь обогнать повстанцев, выдвинулся во Всесвятское, опасаясь за семенной фонд, приготовленный для посева. Ему удалось опередить повстанцев, которые от Ананьевки повернули на север, к Горькой линии. Между Весёлым Подолом и Ананьевкой был зарублен 50-летний коммунист Малолетко Феодосий Григорьевич – его узнал ночевавший в его доме закупщик скота, знавший о принадлежности хозяина к партии большевиков. Он похоронен в братской могиле вместе с Григорием Афанасьевичем Дьяченко.
Поняв, что окружение неминуемо грозит гибелью, повстанцы вошли в оставленную коммунистами станицу Пресногорьковскую. Население подверглось грабежам, несколько человек были расстреляны, тела их найдены в лесу «Маяк». Повстанцы расстреляли председателя Федоровского сельисполкома Фёдора Каргаполова и председателя Пресногорьковской комячейки Данилу Селезнёва (в Хлупово).
Жители Камышловки и окрестных посёлков лихорадочно прятали семенной хлеб, потеря которого означала голодную смерть. Повстанцы прошли мимо – через казачий посёлок Починовку, стремясь уйти в леса Курганского уезда. Ковалёвцы двигались за восставшими след в след до Давыдовки и села Саламатного. Под станцией Лебяжьей Курганского уезда мятежный отряд  был окончательно разгромлен регулярными частями Красной армии.
За пособничество мятежным казакам в Пресногорьковке были расстреляны священник Василий Преображенский, Петр Васильевич Лутченинов – церковный староста (жене Любаве удалось выкрасть тело мужа и тайно похоронить), Иван Андреевич Столбинов – завскладом кредитного товарищества, бывший белый офицер, учитель Григорий Михайлович Алимов, работник волисполкома Кузьма Петрович Пожидаев, Дмитрий Яковлевич Угренинов, монахини Казинского монастыря. Приговоры были стандартными – «за участие в расстрелах и грабежах».
На стороне повстанцев выступили казаки станицы Пресноредутской – комендант урядник Данила Шилов, вахмистр  Григорий Еремеевич Грязнов, Прокоп Ларюшин, Михаил Ряписов, Афанасий Лавринов, Сергей Еремин, Иван Ушаков, Николай и Егор Бутаковы, Никандр Батырев, Черепашковы, станицы Починной  - Дедовы, Критинины, Пожидаевы, Пригородовы, Метальниковы, Чирковы, Веневцевы, Головины, пресногорьковцы  – Ханин, Алёхин, Ширяев, сибирцы  –  Жуков,  Баландин.
За советскую власть воевали пресногорьковчане – Д. Воронин, И.Рулимов, П.Тимофеев, казанцы – Е.Дробышев, Е. Чернооков, военком, секретарь волисполкома, богоявленцы – Бобрешовы Алексей и Ефим Михайловичи, милиционер Павлухов, песчанцы  - А.И.Суслов, И.А.Яганцев, Д.П.Мехнев, И.Т.Дедов, И.П. Угренинов, П.Е.Попов, Коваленко Спиридон, милиционер. Разведчиками в отряде Ковалёва были Г.П.Лавринов, М.И.Сухов, А.П.Лавринов. Адъютантом и кучером на тачанке Ковалёва служил И.П.Пономарев[10,с.39].
Интересен документ, датированный 3 февраля 1921 года, написанный от руки на листе из бухгалтерской книги, его содержание хорошо передает дух того времени. Стоит привести его полностью, сохраняя орфографию.
«Воззвание! Командира всех сводных красных советских боевых отрядов по ликвидации бандитизма тов. Ковалева.
Товарищи три года упорной борьбы рабочих и крестьян с ненавистным ярмом капитала. Показали нам, что у власти должны быть только мозолистые руки, крепко держащие красное знамя за социализм. Ни одна другая власть не будет так заботиться о бедняке как наша рабоче-крестьянская пролетарская власть. Эта же борьба показала, что враги трудящихся побеждены всюду на кровавых фронтах. Нам осталось победить еще лишь только разруху. Мы твердо уверены, что это препятствие мы победим, нанесем окончательное поражение внутреннему врагу. Кулаки, офицерство, духовенство, прикрывшись доброжелателями народа, избрали орудием своих гнусных замыслов  темное казачество. Они затуманили заманчивыми обещаниями глаза казачеству и последние местами восстали с оружием в руках против трудящихся. Товарищи крестьяне будьте благоразумны! Не следуйте примерам этих безумцев, которые обрекли на верную гибель сами себя, свою семью и свою станицу. Это пособники, жаждущие возврата старого гнилого прошлого, будут беспощадно уничтожаться властью трудящихся той властью которая стоит рабочим и крестьянам  много крови  упорной борьбы с вековыми угнетателями капитала и пр..
Подлинную подписал  командир отряда по ликвидации бандитизма  Ковалёв. Нач.оперштаба Аболин. За адъютанта В. Бомезовская. Разослано»[20, л.29].
В 80-х годах пенсионер И.И.Матвиенко вспоминал о том, что писал под диктовку быстро ходившего по комнате Ковалева, подобное послание населению уезда. В нем говорилось, что те, кто выдает коммунистов бандитам, будут беспощадно караться советской властью. Главную линию воззвания Дмитрий Ковалёв проводил жестко в течение трех месяцев борьбы с повстанцами. Подобным образом действовали командиры многих отрядов, жестокость порождала ответную реакцию противоборствующей стороны.
 Об этом свидетельствует записка от 12 мая 1921 года руководства Курганского уезда командующему войсками Петропавловского уезда и Челябинскому губисполкому  Советов: «…из юго- восточного сектора уезда, где оперирует отряд  Ковалёва по борьбе с бандитизмом, получаются сведения, не подлежащие сомнению и проверке, о том, что отряд деморализующе действует на население, остающееся до сего времени верным к советской власти, своими безосновательными действиями по конфискации имущества без оформления этого актами и протоколами (им допущено до 30 конфискаций), бессистемно проводимому террору (так, им расстреляны без суда служители культа и граждане в Боткинской, Байдарской и Саломатовской и других волостях, по заверениям волисполкомов,  люди лояльные к Госстрою), по самоснабжению своего отряда на глазах населения. Принимая во внимание, что дальнейшее такое бестактное поведение т. Ковалева с точки зрения политической этики терпимо быть не может, в то же время, ценя его заслуги по борьбе с бандитизмом и зная, что он непосредственно в служебном отношении не подчиняется командованию нашего уезда, настоящим уисполком просит Вас принять соответствующие меры к укрощению пылкого командира и призвать его  к порядку в порядке команды, иначе уисполком вынужден будет отказаться от услуг т. Ковалева, как бы ценны они не были»[6, л.186]. Так, 5 мая 1921 года в селе Воскресенское Половинского района ковалёвцами были расстреляны Ефим Иванович Мальцев, Афонасей Иванович Ковалёв и священник Василий Андреев( ГАКО. ф.Р-635, оп.1. Д.376.л.89).Отряд был расформирован в середине мая.
Внесудебные расправы были обычным делом. Даже спустя многие месяцы после восстания, в декабре 1921 года, районные начальники милиции в Тобольском уезде, вместо отправки арестованных в уезд, расстреливали их на месте. Части Красной армии, подавлявшие мятеж в Петропавловском уезде занимались, по признанию начальника 21-й дивизии Ф.Егорова, массовыми грабежами. В станице Боголюбовской красноармейцы 26-го кавалерийского полка ограбили дома всех местных жителей и разорили церковь в Михайловской. В Новорыбинской конфисковали у казаков 60 подвод[24, с.299].
Реальную опасность для новой власти представляли священнослужители. В.И.Ленин писал тогда: «Чем большее число представителей реакционного духовенства… удастся нам расстрелять, тем лучше. Надо именно теперь проучить эту публику так, чтобы на несколько десятков  лет ни о каком сопротивлении они не смели и думать» [АПРФ.ф.3.оп.60,д.23].
 «Первыми жертвами стали ныне канонизированный епископ Петропавловский Мефодий и несколько священников Вознесенского собора, имена которых пока неизвестны, обвиненные в том, что якобы колокольным звоном встречали восставших при захвате ими Петропавловска.  Коммунисты не приняли во внимание того, что восставшие пришли ровно в 4 часа дня, когда, как всегда, заблаговeстили к вечерне. Тело архиерея долгое время лежало на пустыре, на пути к вокзалу – для назидания. Некоторые из священников по приговору судов были отправлены в концлагеря» [к.ф.н. Шатилов С.Ф.].
Были расстреляны священники   о. Владимир Панькин (с. Благовещенское), о. Александр Знаменский (с. Бугровое). В Омской тюрьме скончался о. Стефан Андреев, священник Пресновской церкви.
Восстание закончилось поражением крестьянства и казачества и стало называться в официальной историографии «мятежом». Подобная участь постигла восстания в Кронштадте и Тамбовской губернии. Председатель Сибревкома И.Н.Смирнов в телеграмме В.И.Ленину 12 марта 1921 года сообщил, что в одном только Петропавловском уезде  убито при подавлении восстания  15 тысяч крестьян, в Ишимском – 7 тысяч. За весь период восстания только в Тюменской губернии и Петропавловском уезде  было убито свыше 35 тысяч крестьян. Ряд станиц были фактически уничтожены – например, Лобановская, Кокчетавского уезда.
В  1978 году автор познакомился со студентом – первокурсником Кустанайского сельхозинститута Петром Понамаревым, уроженцем села Лобаново. Он был внуком казака, участника восстания. По словам Петра, дед утопил в реке оружие и сдался на милость победителей после долгого сопротивления. Население станицы подверглось жестоким репрессиям. Из истории 233-го Казанского полка стала понятна общая картина боев в Кокчетавском уезде [Винокуров О.А.].
16 февраля уездный Петропавловск был освобожден конницей 26-го кавалерийского полка при поддержке бронепоезда. Павших в боях за город хоронили на Соборной площади. Сабит Муканов писал: «Каждого погибшего положили в отдельный гроб. Некрашеные, простые, стояли они один за другим печальными рядами. Весь город был в глубокой скорби…Прихрамывая, я помогал нести гроб Баймухаммеда (поэта Зтулина – С.В.)… Останки погибших засыпали землёй любимого края, землёй Приишимья, которую отстояли они в борьбе»[12, с.354].
Для ликвидации очагов восстания южнее Петропавловска была создана сводная Южная группа во главе с Е.В.Полюдовым(1887 - 1937 гг.). В её состав вошли 253-й и 233-й стрелковые полки, 26-й кавполк и батарея 75-го артиллерийского дивизиона[24, с.256]. При ликвидации наиболее значительных повстанческих гнезд перед наступлением в полной мере было предписано использовать огонь артиллерии, дабы избежать излишних потерь. При этом следовало артиллерию не дробить по отдельным орудиям, а действовать взводами. Бойцы подразделений были участниками гражданской войны, имели большой опыт боевых действий в составе 5-й армии, разгромившей чуть более года назад войска адмирала Колчака.
24 февраля в середине дня 233-й Казанский полк выгрузился из вагонов в Петропавловске, куда прибыл из Бийска. После разгрома повстанцы ушли  на север и запад вдоль железной дороги. Казанский полк вечером выступил по тракту в направлении Кокчетава. Бойцам была поставлена задача – поимка бандитов и ликвидация преступных элементов.
26-го февраля около 4 часов вечера конная разведка полка натолкнулась у села Богодуховское на небольшой отряд. Разведчики зарубили четырех человек из заслона и  заняли село без боя. Всадники продолжили  преследование группы из десятка человек, попытавшихся удрать на подводах в сторону села Сухотино. Одним из убитых оказался командир повстанцев Фролов. При нём обнаружились документы, из которых стало ясно, что в селе Сенном есть небольшой отряд, а руководит всеми восставшими из села Новоявленское  полковник Кудрявцев.
В начале марта 233-й Казанский полк расположился в Богодуховском, проводя активную разведку во всех направлениях. 4 марта полк выступил на Алексеевку. В нескольких верстах от Алексеевки пешая разведка наткнулась на противника, наступавшему навстречу полку. Красноармейцы, не ввязываясь в прямое боестолкновение, отстреливаясь, начали отход. Конные разведчики поскакали определить фланги повстанцев и после этого полк стал быстро разворачиваться. Красноармейцы понимали, что быстрота обеспечивала победу во встречном бою. Во фланг противника зашла обходная колонна и заработали пулемёты «максим». Пулемётный огонь прижал наступающие цепи к земле, а потом заставил побежать, безрассудно, во весь рост. Паника охватила наступавших, они бежали по направлению к Кокчетаву, бросая оружие и раненых. У повстанцев потерь было много, у красноармейцев в полку были ранены двое. На следующее утро бойцы двинулись на Кокчетав. Бой состоялся в 8 верстах от города. Пехота действовала в лоб, конница работала по флангам. Повстанцам удалось на два часа задержать продвижение регулярной армии, но всё решила артиллерия. Арт-огонь заставил обороняющихся покинуть позиции и отступить к Зерендинской. Конница Полюдова обошла город и многих порубила при отступлении. К вечеру Кокчетав был взят  и очищен от повстанцев. 8 марта Казанский полк двинулся на Ермаковку. В течение нескольких дней приходилось с боем брать села – повстанцы откатывались из одной деревни в другую и  его сопротивление усиливалось.
 11-го марта Е.Полюдов телеграфировал в Омский губком РКП (Б): « С рассветом будем наступать на главные гнезда бандитов: станицы Лобановская, Челкарская, Антоновский поселок. Заметно умелое руководство бандитами. У них есть офицеры, правильно организованные части. Численность противника определяется в указанных гнездах в пять или шесть тысяч»[19, д.578].
Штурм одного из крупных очагов восстания, состоявшего из пяти станиц – Челкарской, Лобановской, Аиртавской, Имантавской, Арык-балыкской, начался 12-го марта. Восставшими руководили кадровые офицеры - войсковой старшина Иван Матвеевич Пелымский, офицеры Алексеев, Сизухин [24, с.259].
К вечеру из Кокчетавской группы войск ушла оперативно - разведывательная сводка:
«Две роты и команда пеших разведчиков 233-го полка после полуторачасового боя заняли деревню Троицкое. Из опросов жителей выясняется, что в станице Лобановская сконцентрированы большие силы банд вместе с двумя штабами: Петропавловским и Лобановским, перешедшим из Кокчетава. По тем же сведениям сообщается, что банда, обороняющая деревню Троицкое, частью отступила в сторону станицы Лабановская, частью ушла в сторону поселка Ермаковский и частью разбежалась в лесах, что в 5 верстах восточнее деревни Троицкое. Обороняющиеся банды были вооружены винтовками, берданками и пиками. Судя по слабому огню, открываемому бандами, у противника большой недостаток патронов. После занятия нами деревни Троицкое 233-й полк перешел в наступление на поселки Ефремовский, Ермаковский и Ново-Ермаковский и занял ряд хуторов и заимок, прилегающих к этому району. Сегодня в 4 часа 30 минут 233-й полк пошел в наступление на станицу Лобановская. Результаты наступления пока неизвестны»[19, д.585]. 
В 8 часов утра 12-го марта 1-й батальон Казанского полка с пешей и конной разведкой, пулеметной командой, при поддержке взвода артиллерии вышел к крупной казачьей станице Лобановской. 2-я и 3-я роты развернулись в цепь и повели лобовое наступление с юго-востока, от кромки леса. Снег был довольно глубоким и мешал быстрому передвижению. Бойцы 1-й роты прикрыли правый фланг батальона со стороны леса. Пешая разведка и пулеметная команда двинулись в обход станицы, стремясь отрезать отступление противника на Аиртавскую и Имантавскую. Конная разведка в 30  сабель обошла станицу справа, отрезав противнику дорогу на Челкарскую. Командир батальона Маклашевич повел в бой пехоту. Взвод конной разведки, проскакав  две версты, неожиданно напоролся в лощине на засаду – конный отряд до двух сотен всадников. Командир разведчиков Черепянский развернул в лаву своих всадников - противник был обращен в бегство. Не успевшие ускакать в короткой схватке были изрублены. Черепянский вышел к озеру Култук, перерезав дорогу на Челкарскую, в которой были повстанцы. В это время бой на южных подступах к крайней улице только разгорался. Цепи казанцев во главе с комбатом постепенно приближались к окраине, поддерживаемые пулеметным и артиллерийским огнем. Из станицы стреляли прицельно, уже были потери - убитые и раненые. На самой окраине тяжело ранили Миклашевича. Командование батальоном принял командир 1-й роты Никонов, но командовал он недолго – побежал в наступавшую цепь третьей роты и был убит наповал. 2-я рота ворвалась в деревню, бойцы побежали по улицам, которые казались пустыми. Новый комбат понял, что надо немедленно вводить в деревню третью роту. Поспешил это сделать, но не успел. Вдруг раздался звук набатного колокола станичного храма. Неожиданно для наступающих со всех дворов на улицы высыпали казаки с пиками и вилами и бросились на красноармейцев. Командир роты Обухов не растерялся, успел отдать приказ – рота отскочила, залегла за плетни и начала отстреливаться. Постепенно начали отходить на крайнюю улицу, к товарищам третьей роты. Раненый Обухов лежа успел подать команду: «Переулком, отходить с огнём!» и был заколот пикой. Был ранен и командир третьей роты Пушкин. На крайней улице цепи залегли и не могли двинуться ни вперед, ни назад - сильнейший огонь из станицы заставил вжаться в землю. Разведчики и пулеметная команда, ворвавшиеся с тыла, вынуждены были отступить и залечь под огнём.  Артиллерия в это время стреляла по северной части Лобановской, там горели несколько домов. К станице выдвинулась 7-я рота, пришедшая к 11 часам и тут же вступила в бой с повстанцами из Имантавской, шедшим на помощь лобановцам. Конную разведку окружил в восточной части недобитый ранее противник, но тут подошли бойцы двух взводов и атаки удалось отразить. В Челкарской тоже шёл бой – слышались разрывы снарядов и пулемётная стрельба. В час дня повстанцы вновь попытались сбить заслон седьмой роты со стороны Имантава, но неудачно. До пяти часов продолжался бой. Лобановская была взята. Потери Казанского полка  составили 36 убитых и 70 (по данным командира полка) раненых. Со стороны противника убитых и раненых было более 1100 человек…
Повстанцы проявили в Лобановской «необыкновенное упорство и ожесточение», среди защитников были женщины и дети. Лобановские казаки отличались вольнолюбием, развитостью, сплоченностью, на военной службе выделялись подтянутостью, расторопностью, яркой внешностью, громадными чубами. С гордостью говорили: «Мы-лобановцы» [24, с.259].
 14 марта состоялся разговор по прямому проводу помглавкома по Сибири В.И.Шорина и начштаба Кокчетавской группы советских войск Чуракова.
Кокчетав. Чураков: «Как уже сообщалось вчера, Лобановская, по донесению комполка-233 от 9 часов 13.03, оставалась за нами. Противник производил целый ряд злостных, но безуспешных атак. Уличный бой в самой станице продолжался около двух часов. Пришлось с боем брать каждый дом, каждый сарай. И только тогда, когда станица была подожжена, она была очищена от банд. Оборонительной линии у противника не было. Бой проходил на улицах станицы. В домах казаков устроены были засады, откуда бандиты обстреливали наступающих. Положение становилось критическим. Банды с вилами, пиками и топорами бросались из-за углов домов в атаку, почему чуть ли не каждый дом приходилось брать приступом. Положение заставило поджечь несколько домов с целью выкурить пьяных, сидящих в домах и обороняющихся бандитов. В 12 часов деревня была очищена от банд»[19, д.595].
В 15 часов 30 минут повстанцы с подоспевшей к ним поддержкой повели новое наступление. После полуторачасового боя они были отброшены в сторону станицы Имантавская. В наступлении на станицу Лобановская с их стороны участвовало 1 300 человек пехоты, семьсот всадников, вышедших из станиц Челкарская и Аиртавская, и 800 человек пехоты, и 400 всадников со стороны станицы Имантавская. В Лобановской находилось два штаба с пятьюдесятью штабистами, командующим - полковником Кудрявцевым и адъютантом Карповым. Им удалось уйти от преследования в  Аиртавскую, куда отступила большая часть повстанцев. Меньшая часть отошла в сторону станиц Челкарская и Имантавская. Вооружение повстанцев - пики, вилы, топоры и немного винтовок, два пулемета Кольт и три авторужья Шоша. Потери у красноармейцев составили : сорок человек убито и до девяноста ранено. Потери противника: до 900 человек убитыми, количество раненых не поддается учету.
В Челкарской повстанцам в этот мартовский день удалось удержать свои позиции. В Челкарской и Лобановской  182-й и 233-й кадровые полки потеряли 75% командирского состава[19,д.595].
15 марта из Лобановской 2-й батальон Казанского полка выступил на Аиртавскую, которая была взята после непродолжительного боя. Противник не убегал,  но постепенно втягивал в бой, заманивал. Повстанцы рассчитывали, что главные силы красных будут брошены на Аиртав, а в это время со стороны Имантава отряд в 400 штыков и 200 сабель на Лобаново началось новое наступление. Наступавшие после упорного боя отошли и позволили на своих плечах войти в Имантав красным частям. Оставшиеся бежали на Арык-Балык, Ермаковку и Нижне-Бурлакский. Около сорока подвод уехало на деревню Ново – Ермаковскую. В бою были убиты несколько повстанцев и 50 человек ранено[14].
16 марта в Арык – Балык отправился для переговоров политрук Емельянов с двумя красноармейцами. Сдались 140 арыкбалыкских и 25 имантавских казаков  Казаки сложили оружие – было сдано 50 винтовок, 25 шашек, пики и патроны. В стоге сена на одном из подворий Арык-Балыка был найден пулемет «максим». У деревни Чистополье, в 50 верстах к западу от Акан-Бурлукской по постановлению повстанческого Военно - контрольного совета на глазах семьи был казнён обвиненный во всех неудачах начштаба объединённого Сибирского казачьего войска А.Ф.Кудрявцев[ 24, с.261]. Войсковой старшина И.М.Пелымский был расстрелян в апреле 1921 года в Омске.
С 18 марта в Имантав  и Арык-Балык стали прибывать разоружившиеся повстанцы. За два дня их насчитали около 1500 человек.  27-го марта 233-й Казанский стрелковый полк, выполнив задачу по ликвидации бандформирований, ушёл в Кокчетав.
6 апреля 1921 года начальник стрелковой дивизии Егоров доложил властям: «Казачество в Кокчетавском районе в большинстве своём революционно и вполне поняло свои заблуждения. С военной точки зрения казачество узнало силу красноармейского оружия!».
Очаг восстания в этом районе был потушен…
Из воспоминаний  Подкорытовой Ольги Алексеевны(1904 г.р. записаны Константином Хребтенко, орфография документа сохранена):  В станицу входили красные, а «наши» решили их встретить. Первым же залпом из-за плетней снесли командира с коня и множество бойцов первых шеренг колонны. Завязался бой. Казаки сели на коней и ушли в степь. Красные ушли за ними. В степи бой продолжался до зари. Бабы в страхе ждали – кто вернется. Вернулись красные. Небольшая горстка по сравнению с прежним количеством. Но, злые с боя, смертельно усталые и израненные. Первыми их словами были: «Да за одного только командира вас всех перестреляем! А за товарищей погибших и всю станицу сожжём!». Но по вековой природе мудрые бабы с воем повисли  у бойцов на руках и растащили их по одному по хатам. А там накормили, перевязали и боевый дух пошёл на убыль, они позасыпали. Проснувшись, пошли дальше – «Ладно, живите…». До вечера бабы стащили в станицу убитых казаков и красноармейцев. И было и тех и других столько, что персональные могилы вырыть было невозможно. Поэтому выкопали рядом две большие братские и сложили в одну красных, а в другую своих станичников. Отпели и тех и других. А ночью втихую сползлись домой недобитые казаки…». Так был уничтожен мощный очаг сопротивления в Кокчетавском уезде.
В Пресногорьковской был создан отряд ЧОН, его командиром назначили Фёдора Церахто. Рота насчитывала полтораста человек и взвод кавалерии,  состоявший из казахов Анастасьевской волости, которым командовал казак из Камышловки  Ларюшин. Взводными были бывший вахмистр Борис Бедрин и Григорий Зубцов, комендант Пресногорьковки. Рота  занималась продразверсткой вплоть до начала новой экономической политики.
Об этом рассказывает Фёдор Церахто: « Оставалось уничтожить остатки самых оголтелых бандитов, скрывавшихся в лесах. Многие сами выходили и сдавались властям. Руководящий состав округи состоял в основном из знакомых ребят. Егор Никитович Чернооков руководил заготовительной организацией, Ваня Губин был уполномоченным ГПУ, Павел Ширяев – народным судьей, Паузин – заместитель секретаря райкома РКП (б). Но были и такие, которые не внушали доверия. Мой подчиненный, командир первого взвода Бедрин, был раньше казачьим офицером из богачей, председатель волисполкома Успеньев и секретарь райкома РКП (б) Давыдов – темными, никому не известными личностями. Вскоре Давыдова убрали, а Бедрина я заменил другим командиром. Вместо Давыдова был избран секретарем Паузин. Это был исключительно  честный труженик. В ночное время через окно из винтовки тяжело ранили Зубцова. Преступника найти не удалось. Вскоре после этого случая я шел поздно ночью на квартиру. Вышел на площадь. Вдруг из-за угла улицы выскочили два всадника. Я окликнул их, мне не ответили. Я выхватил браунинг и повторил вопрос, вместо ответа грянул выстрел. Пуля прожужжала мимо. Я упал на землю и сделал два выстрела. Всадники проскочили в другую улицу и скрылись. Пришлось каждую ночь назначать в станице патрули. Ночные дежурства несли комсомольцы 16 – 17 лет из беднейшего казачества, беззаветно преданные революции»[22, с.356].
О том, что обстановка была тревожной  и через несколько месяцев после подавления Западно – Ишимского восстания свидетельствует оперсводка от 17 августа 1921 года по Челябинской губернии: «Развивается мелкий уголовный бандитизм. В Курганском уезде наблюдается действие мелких банд, в Пресногорьковском районе оперирует банда численностью в 500 человек. Бандитизм усиливается, население сочувствует бандам»[16, с.6].
Несмотря на это гражданская война в крае постепенно затихала. Казаки, ушедшие с белыми, продолжали вести борьбу против Советов на Востоке. Остатки Народной повстанческой армии направились на юг, в район Кокчетава. При взятии Каркаралинска, 6 апреля, Иван Дурнев командовал одним из повстанческих полков. Тогда наступающая  дивизия захватила 400 винтовок. Здесь 1-я казачья Сибирская дивизия и Первая Курганская освободительная дивизия были объединены в Сибирскую народную дивизию под командованием подхорунжего С.Г. Токарева. В Каркаралинске повстанцы порубили местных коммунистов и активистов.
Из показаний свидетелей наиболее отличились старший урядник командир 1-го Сибирского казачьего полка Иван Дурнев (1881 г.р., ст. Кабанья) и командир сотни Григорий Грязнов (1889 г.р., ст. Пресноредутская). Всего было убито 78 человек. Позже на следствии Дурнев показал, что приговоры исходили от следственной комиссии во главе с Капустиным. После разгрома отряда А.Бакича в Монголии многие казаки вернулись домой. Иван Иванович Дурнев добрался до Кабани, попрощался с семьёй и намеревался бежать в Польшу, но был арестован Акмолинским ГубЧК 4 июля 1922 года. Расстрелян 4 июня 1925 года в Акмолинской тюрьме. Вахмистр Григорий Еремеевич Грязнов был приговорен Омским губсудом к 5 годам лишения свободы 21 июня 1923 года. Дальнейшая судьба неизвестна. 31 декабря 1929 года органы ОГПУ в Каркаралинске арестовали лиц, помогавших токаревцам. Были расстреляны казаки З.В.Червев, Ф.Ф.Корнилов, М.Ф.Корнилов (родственники генерала Лавра Корнилова), П.А.Тысяцкий, братья Мокринские, Рязанцевы, М.С.Зотов.
 Дивизия с боями пробивалась в Китай и в конце апреля, перевалив хребет Тарбагатай, оказалась в Синьцзяне. На реке Эмиль – хо 1700 бойцов Народной дивизии  соединились с 4-ым Оренбургским корпусом генерала А.С.Бакича. В течение  всего 1921 года соединения вели активную борьбу против красных на территории Китая и Монголии[4, с.52-58]. Конец их был трагичен. Вот как описывает эти события В.А.Шулдяков:  «Бакич с остатками своего отряда бежит в Монголию - в Улангом. Теперь не только бойцы, но и сам железный генерал ощущает безысходность. Силы исчерпаны. Парализована воля. В ночь с 29 на 30 декабря 1921 года Бакич и с ним 700 белогвардейцев и повстанцев (среди которых был полковник С.Г.Токарев – прим.С.В.) капитулировали перед монголами. Согласно легенде, Бакич вытащил из кобуры и отбросил в сторону револьвер, взял в руки большой деревянный крест  и так пошел во главе колонны своих людей – сдаваться»[24,с.338].  В Урге 3 февраля 1922 года 20 руководителей были переданы Советам. В Новониколаевске двадцатку судил  Е.М.Ярославский, старый большевик-ленинец, он и зачитал в мае 1922 года расстрельный приговор.
Судьбы участников тех далеких событий во многом были схожи. Часть рядовых казаков после долгих мытарств вернулись на линию и были амнистированы. Но в конце 30-х годов почти все, кто уходил с Токаревым в Монголию, были репрессированы. Красный партизан Дмитрий Ковалев проводил коллективизацию на Дону, оттуда его привлекли к раскрытию заговора на московском заводе КИМ. Был застрелен шестью выстрелами в упор в московском переулке в 1933 году. Брат Иван, комиссар отряда, с почётом похоронен в Москве. Командир красного эскадрона урядник Борис Бедрин был расстрелян в 1938 году. Его хорошо характеризуют воспоминания свидетельницы: «Мужчины в прошлые те годы погибали по руководству Бори Бедрина, без суда и следствия уничтожал. На кого-то имел злорадство с юных лет, он же был потомственный, из дворянского племени». В 1937-м году был расстрелян и разведчик Игнатий Усачёв. Молох революции требовал новых жертв.
Трагедия крестьянско-казацкого восстания 1921 года не обошла стороной семью известного пресновского писателя Ивана Петровича Шухова. В 1969 году писатель составил план «Пресновских страниц», в котором отметил наиболее значимые события в нашем крае – войны, революции, восстания начала XX века, быт и обычаи горьколинейцев.  Об этом писатель собирался написать. Выполнить столь грандиозную задачу Иван Петрович не успел – увидела свет лишь небольшая книжка, удостоенная Государственной премии им.Абая. В главе «год 1921-й»  у Шухова значится:  « Кулацко – эсеровский мятеж в Приишимье. Банда Ковалёва. Лозунг: «За базары – без коммунистов». Вторжение повстанцев в Пресновку. Брат на брата. Иван – с мятежниками. Дмитрий вместе с сестрой Паней – с коммунистами.. Я – ЧОНОВЕЦ. Несу караул в ночи у штаба ЧОНа. Мой арест повстанцами. Казнь мятежниками Виктора Воропаева. Расстрел Нины Садчиковой и Нины Размановой. Гибель старшего моего брата Ивана. Отец откапывает в братской могиле труп Ивана. Привозит его убитого на салагах, укрытого рогожей к нам домой. Иван на скамье – в кухне нашего дома. Оттаивает. Кровь сочится в подставленные под скамью тазы и ведра. И в эти же дни – смерть молодой жены Ивана – Нины. И тут же смерть и их новорожденного сына»[26, с.566-567].
В сентябре 1977 года автору, тогдашнему выпускнику школы, привелось копать могильную яму в юго-восточном углу пресногорьковского старинного погоста,  самом дальнем от входа на лежак. Здесь захоронений не было, лишь несколько невысоких холмиков, поросших пожухлой травой прошедшего лета.
На метровой глубине лом провалился в пустоту, из которой был извлечен большой человеческий череп. Копачи продолжали работу, и вскоре  обнаружили рядом детские останки. По словам подошедших стариков, был поднят прах расстрелянного весной 1921 года священника Василия Преображенского и его дочери Екатерины, умершей тогда же в возрасте восьми лет. По воспоминаниям С.В.Преображенского, она была похоронена рядом с братом - близнецом Александром вскоре после возвращения из отступления на восток с белыми в январе 1920 года. Скорее всего, батюшка после расстрела был похоронен женой рядом с умершими ранее детьми. Это значит, что мы не потревожили прах третьего. Захоронения постепенно заросли травой, холмики сравнялись с землей, и через шесть десятков лет бригада копателей выбрала уже ровное место для нового погребения. Фотографию священника автор впервые увидел спустя тридцать лет в журнале «Урал» (Екатеринбург). Известный драматург, пресногорьковчанин Николай Владимирович Коляда, опубликовал в нём воспоминания сына священника. Сергей Преображенский побывал в Пресногорьковке в 1973 году и видел человека, некогда расстрелявшего его отца. Фамилию внук священника так никому и не сказал. Автору по косвенным показаниям удалось узнать имя палача, но по этическим соображениям обнародовать его не буду.
Многие годы по селу ходили различные слухи об обстоятельствах расстрела. Из рассказов старожилов было ясно, что отец Василий принял мученическую смерть за веру. По воспоминаниям старой казачки Зенепрецовой, каратели привязали его цепями к дубу, росшему рядом с почтовым трактом у леса Маяк, и долго пытали – кололи штыками. Жительница поселка Казанского Ульяна Железняк рассказывала, что батюшке сняли пластами кожу со спины в виде креста и, привязав за руки и ноги к телеге, выпустили лошадь в степь и долго таскали его по степи.
В 2015 году внучка священника Римма Ивановна Нерятина (Екатеринбург) вспоминала рассказы бабушки: « За дедом пришли вечером и обещали отпустить утром. На рассвете бабушка пошла в ревком, где ей отдали ящик с разрубленным телом» (видео интервью с иереем Андреем Крутиным). От горя у Александры Христофоровны развился неврит лицевого нерва, перекосило лицо. Сельчане не знали этого и говорили позже, что она гордо шла по станице и улыбалась вместо того, чтобы рыдать и рвать на себе волосы.
Никаких документов о суде над ним, обвинении и приговоре обнаружить не удалось. Скорее  всего,  таковых  не было вовсе. Палачи не собирались оставлять документальных свидетельств своих деяний. Была в ходу  формулировка «за участие в шпионаже и грабеже», согласно которой был расстрелян церковный староста Петр Васильевич Лученинов и  монахини Архистратиго - Михайловского монастыря. Любаве Андреевне, жене старосты, удалось выкрасть тело мужа у расстрельной команды и тайно захоронить. О месте погребения она не рассказывала даже внукам, боясь преследований[2, с.16-18…эл.рес.27].
Захоронение о. Василия также оставалось под запретом, о чём свидетельствует тот факт, что он был захоронен в дальнем углу кладбища, без гроба, на небольшой глубине, даже холмика не осталось, не говоря уже о кресте. Храм, освященный в 1805 году, подвергся частичному разрушению и осквернению – на многие годы был лишен крестов, возвращенных лишь в 1991 году[ 27].
Летом 2015 года на месте захоронения священника при большом стечении народа - паломников и казаков, был установлен поклонный крест и отслужена панихида в память мученика Василия, отдавшего жизнь за православную веру в старинной казачьей станице Пресногорьковской. 
Архистратиго-Михайловский женский монастырь был захвачен пресногорьковским отрядом ЧОН в марте 1921 года. Обвинив монахинь в том, что они снабжали оружием повстанцев отряда есаула Ивана Дурнева и прятали руководителей восстания, чоновцы арестовали игуменью Евпраксию, монахиню Феофанию, несущую послушание монастырского казначея и матушку Серафиму. Их увезли в Макарьевку и расстреляли на льду озера Церковного, против огородов Макара Садового и дядьки Прасола, у северо – западного берега. Убитые пролежали под мартовским небом всю ночь, а наутро тел  не оказалось. Лишь спустя год их местонахождение было обнаружено комиссией по изъятию церковной утвари - прах покоился в главном алтаре Троицкой церкви монастыря. По свидетельству очевидцев тела были обезглавлены, на груди игуменьи лежала большая черная книга. Той ночью молодые монашки, следовавшие за отрядом и бывшие свидетелями казни, погрузили замерзшие тела на телегу и привезли в монастырь.  Власти, с целью опровержения слухов о вознесении монахинь, выставили их останки на всеобщее обозрение. Тела были похоронены у небольшой часовни поселка Песчанка[1, с.319-324…эл.рес.27]. Старожилы окрестных поселков считают, что пьяные чоновцы ковалевского отряда забрали сестер из-за сокровищ игуменьи, которые, будто были спрятаны ею в монастыре. Местные хорошо знали участников расстрела. Об этом говорит такой факт - через два десятилетия, в годы войны, в Макарьевку привезли анновского крестьянина Филиппа Порфирьевича Журавлева, который должен был сменить на посту председателя колхоза Ивана Виниченко. Жители знали об участии его в расстреле и не хотели голосовать. Несмотря на это Журавлева утвердили  председателем. Жил один, на отшибе, ни с кем не общался.
Храм превратили в клуб. В алтаре, где нашли тела монахинь, была устроена сцена. В экономии на берегу озера открыли социалистическую сельхоз артель «Труд». В дальнейшем здесь был детский дом им.Ленина, в котором жили дети «врагов народа». Бывший священник Павел Дмитриевич Парханов служил в нем фельдшером и заведовал аптекой. Детдом просуществовал до середины 60-х годов. В послевоенные годы детгородок, по описанию Николая Лавринова, выглядел так:  «Миновав последние деревья на бугре, оказываюсь в поселочке с теми же, что и до войны несколькими одноэтажными домиками, двумя двухэтажными зданиями и двумя сооружениями, по – прежнему непривычной формы, с неестественными кровлями, напоминающими теперь почему-то всадников без головы. Это - приспособленные под клуб и школу церкви бывшего женского монастыря. Потемневшие от времени строения, остатки садовой изгороди отдавали стариной, казались ветхими  и тоже игрушечно маленькими. Непривычно тихо и безлюдно даже по сельским представлениям»[10,с.88]. Последний директор детского дома Николай Петрович Расюк рассказал автору о находке в старых подвалах трёх черепов с характерными отверстиями. Их нашли в 1966 году и погребли там, где много лет назад положили монахинь. Место захоронения в наше время определить не удалось – часовни давно нет, как нет и старушек, знавших эту историю[27]. 
Еще в 60-е годы можно было услышать легенду о битве Ковалёва с белогвардейцами, предводительствовал которыми некий Жвалов. «Бились они три дня и три ночи. Тогда вышел Ковалёв и сказал: «Ну, басманник, давай силой померяемся». И сошлись они, только сабли сверкали. Сломалась сабля у Жвалова, а Ковалёв отбросил свою и опять сошлись они. Как два клубка катались по земле. Одолел Ковалёв. Задушил он Жвалова. Но только приподнялся он, как грянул выстрел, и упал красный командир. Какое несчастье! После боя бойцы отправились хоронить своего командира.  В великом молчании подъехали они к нему, а он живой! Вылечил врач командира, и опять рубил он белых». Человек по фамилии Жвалов реально существовал. Как оказалось, его фигура в наших местах было не менее знаменита в те годы, чем личность Ковалёва. В документах ЧК он проходит как урядник Оренбургского казачьего войска Иван Денисович Жвалов, эсер. Перед революцией он проживал с семьей в Пресногорьковке и Макарьевке, в гражданскую командовал карательным отрядом, ловившим по лесам дезертиров из белой армии[22, с.256]. При отступлении белых на восток Жвалов осел в Красноярске, где сумел выправить себе документы на имя Акима Базарова, вступил в большевистскую партию и служил  в середине 1921 года в рабоче-крестьянской инспекции Барабинска. За короткий срок им были созданы подпольные ячейки в городах Барабинске, Тюмени, Кургане, Омске, Петропавловске, Боровом, Павлодаре и ряде сел. Основная идея организации – создание Сибирской автономной крестьянской советской республики. Вместе с подъесаулом  Алексеем Антоновичем Карасевичем(1900 - 1922), участником Западно-Ишимского восстания, получившего ранение при взятии Петропавловска, Жвалов-Базаров строил планы вооружённого восстания. 20 июня 1922 года оно началось, но не получило развития. Как отмечалось в обвинительном заключении, «выступление не увенчалось даже частичным успехом, исключительно благодаря тому, что вовлечённые случайно в организацию середняцкие элементы в самый решительный момент поняли, что свержение рабоче-крестьянской власти противоречит их насущным интересам, и на открытый конфликт с Советской властью не пошли». По делу базаровско - незнамовской организации было арестовано в Новониколаевской и Омской губерниях около 200 человек. Судебный процесс состоялся 21 апреля - 18 мая 1923 года в Новониколаевском губернском суде под председательством С.Чудновского. Руководители подпольной организации были расстреляны.
Одним из наиболее известных красных участников гражданской войны в Петропавловском уезде был Никифор Иосифович Комаха(1898 г.р.), из семьи крестьян-переселенцев основавших Королёвку. Он был богатырского сложения и обладал отменным здоровьем. Легенды о нём были разными – одни партизаны рассказывали о долгом бое с врагом летом. Другие  - о зимнем подвиге, и все они обрастали всё новыми подробностями. По наиболее близким к событию воспоминаниям очевидцев складывается такая картина.
Будучи разведчиком в отряде Ковалёва, Никифор ходил на самые сложные задания. В этот раз разведчик наткнулся на отряд Линдберга у озера Жаман и не смог уйти от них по глубокому снегу. Страшно порубили его тогда и бросили в снегу умирать. Он лишился пальцев, была разрублена нога, но Комаха выжил. Его обнаружил местный житель: « Еду це я за сином, а солнце уже нызенько. А кругом билый сниг. Аж очи риже. Тилько один куст ракиты у дорози чирние. Тут коняка видраз як фыркне и в степь. Я за ним. Бачу, а пид кущом мужик порубан. Замерз, бедолага. В степу никого нема. Звалыв порубанного на сани, прикрыв сином и до дому. То був Комаха, вин зовсим умирав. А теперь шкандыбае и горилку пье[3, с.18]. Это был человек неиссякаемой энергии и никогда не падавший духом. О нём сочиняли песни и распевали по всей округе:
Далеко за Акчакулем, под кустом ракиты,
Коммунист лежит в сугробе, кажется убитый.
Обсыпает прядь волос снегом ветерок,
Солнце светом освещает каждый волосок,
Пал израненный Комаха у дорожных вех,
Кровью алой обагрился карасульский снег.
Весь порубан, весь изранен шашкой беляков,
Стонет в поле на морозе, стынет в жилах кровь,
Солнце тонет за кустом, гаснет свет, бледнеет
Белоснежный нос и щеки, ноги коченеют…
Поговаривали, что Комаха заезжал прямиком в райком партии на коне, разбираться с партийными чиновниками. Умер в 1957 году, могила его  на королёвском кладбище безымянна, остался ободранный железный остов, да и самого села уже нет… Общую картину того зловещего времени дополняют сухие строчки документов, за которыми стоят человеческие жизни, порушенные судьбы, растоптанная молодость и кошмар гражданской войны, об уроках которой нельзя забывать ныне живущим поколениям людей.

Очерк Виниченко С. опубликован в кн: "1921. Красная весна",-Ишим. 2022.