Зигмунд Зейдлер Зборовский - Паста для зубов XII

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Ему было над чем подумать. Дело об убийстве Элжбеты Бурнс пока ни на йоту не сдвинулось с мёртвой точки. Теперь, когда профессор Стасевич был мёртв, на первый план в качестве подозреваемой снова выдвинулась персона Дороты Бараньской, которая лишь на какое-то время была отодвинута на второй план, и всё последнее время благополучно пребывала в тени неординарной личности профессора-плагиатора. Все факты и так были против неё, а появление на горизонте Адама Совиньского лишь ещё больше осложнило её, и без того непростое, положение. Мотычу было совершенно ясно, что у этой «сладкой парочки» были какие-то свои, совместные интересы, о которых ни тот, ни другая почему-то никак не хотели откровенно говорить.

Новым же элементом в ходе расследования этого дела стала таинственная фигура профессора Мортинбера. Не вызывало сомнений, что этот человек непосредственно, напрямую, или какими-то окольными путями, был связан с Бараньской, которая, вероятнее всего, занималась тем, что поставляла ему клиентуру из числа родственников, лежавших в больнице, где она работала, тяжелобольных людей.

Все эти его контакты с больницами, медсёстрами, с санитарками, и, наконец, с убитыми горем матерями, дети которых были прооперированны, всё это невольно производило впечатление хорошо организованного и благополучно процветающего бизнеса. Однако, имело ли это что-нибудь общее с трагической смертью Элжбеты Бурнс? Трудно было сказать. Поэтому Мотыч решил ещё раз допросить Бараньску.

Та вошла в кабинет мило улыбаясь, но под маской хорошего настроения без труда угадывалось явное беспокойство.

- Пожалуйста, садитесь – предложил он.

Дорота села и внимательно посмотрела на него.

- Что-то пан капитан изменился с нашей последней встречи – сказала она с иронией в голосе.

- А пани как себя чувствует? – приветливо спросил он.

- Благодарю, совсем неплохо. Вот только мне здесь немного надоело – непринуждённо ответила она.

- А может у Вас есть желание покончить со всем этим?

- Не понимаю, пан капитан – настороженно ответила она.

- Ну, это очень просто – сказал Мотыч. – Ведь Вы же с самого начала не переставая твердите, что это не Вы отравили свою кузину, Элжбету Бурнс.

- Разумеется, не я. Могу в этом даже поклясться – насмешливо улыбнулась Бараньска.

- Ну, а раз не Вы совершили это преступление, - продолжил он, - то тогда я просто не понимаю, к чему Вам всё это мелкое враньё, которое только усложняет Ваше, и без того не слишком приятное, положение.

- Я не вру – вспыхнув, сказала она, обидчиво поджав губы.

- Ой, только не рассказывайте мне здесь, пожалуйста, сказок – нетерпеливо махнул рукой Мотыч. – Лучше бы взяли и рассказали нам всю правду.

- И что Вы хотите от меня услышать? - строптиво спросила Бараньска.

- Ну, например, то, что Вас связывает с профессором Мортинбером – осторожно закинул удочку капитан.

При звуке этого имени она сильно побледнела. Тот факт, что в милиции, вдруг, ни с того, ни с сего, заинтересовались вышеназванной личностью, по-видимому сильно её поразил.

- Ну так как давно Вы с ним знакомы? – не спуская с неё глаз, быстро спросил Мотыч.

Очевидно, Бараньска была слишком растерянна, чтобы продолжать сейчас врать, поэтому предпочла сказать, если и не всю правду, то, по крайней мере, хоть какую-то её часть.

- Не помню – медленно ответила она. – Кажется, это было несколько лет тому назад.

- Вижу, нам с Вами трудно будет договориться – досадливо поморщившись, вздохнул капитан. – Вы снова начинаете выкручиваться.

- Я вовсе не выкручиваюсь, пан капитан. Я действительно познакомилась с ним несколько лет тому назад – упрямо повторила она.

- Ладно, допустим, что так оно и было – снисходительно кивнул он. – Тогда перейдём к другому вопросу. В Вашей квартире была найдена толстая телефонная книжка, в которой Вашей рукой записаны многочисленные номера телефонов больниц, медсестёр и санитарок, а также телефоны разных женщин, дети которых были тяжело больны и нуждались в серьёзных операциях.

- Это номера телефонов моих подружек, приятельниц и просто хороших знакомых. Некоторые из них, так же, как и я, работники медицинских учреждений. Я ведь уже это говорила – поспешно пояснила Бараньска.

- Скажите, Вы сводили матерей больных детей с профессором Мортинбером? – отбросив всяческие условности, напрямик спросил у неё Мотыч.

- Иногда – нехотя ответила она.

- Вы получали за это какую-нибудь материальную выгоду? – снова спросил он, внимательно наблюдая за быстро меняющимся выражением её лица.

- Материальную выгоду? – переспросила она, явно оттягивая время. Было хорошо видно, что она колеблется, не зная, как лучше солгать. – Нет, пожалуй, нет – наконец сказала она. – Правда иногда случалось, что я получала небольшие презенты от некоторых матерей за то, что я познакомила их с профессором – смиренно призналась она.

- А от него самого Вы что-нибудь получали? – настаивал Мотыч.

- От профессора? – вновь переспросила Бараньска. – Никогда – негодующе заявила она.

- Ну, хорошо – Мотыч сделал вид, что поверил её утверждению. – А теперь давайте поговорим о пане докторе Адаме Совиньском – затем предложил он.

- Как хотите – без энтузиазма согласилась она.

- Пан Совиньский Ваш приятель, не так ли?

- Да – с вызовом ответила Бараньска.

- Недавно он вернулся из Италии, из Рима, откуда он послал Вам письмо, которое сейчас находится в нашем распоряжении – продолжил Мотыч.

- К сожалению – усмехнулась она с грустной иронией.

- Почему же «к сожалению»?

- Да потому что мне, как и всякому нормальному человеку, очень не нравится, когда кто-то читает адресованные мне письма – зло парировала она.

Не обращая внимания на её реплику, капитан взял злосчастное письмо в руки и быстро пробежал его глазами.

- Вот здесь, к примеру, пан Совиньский пишет: «Рассчитываю на то, что ты ещё до моего возвращения уже сумеешь что-то сделать» - с выражением процитировал он. Затем, переведя взгляд на Бараньску, спросил: - Вы можете мне сказать, о чём здесь идёт речь?

- Вряд ли я смогу Вам сейчас сказать, что он имел в виду – развела та руками. Потом, саркастически улыбнувшись, добавила: - Вообще-то Адаму нравятся такие, немного туманные, выражения.

- Предположим – кивнул Мотыч. – А что, по-вашему, он имел в виду, написав: «Помни, что возможно это единственный удобный случай, который, быть может, уже никогда не повторится. Будь решительной и твёрдой!»

В ответ Бараньска, наморщив лоб, сделала вид, что усиленно соображает.

- Может он имел в виду покупку автомобиля? – выдвинула она, наконец, совсем уж нелепую, на его взгляд, версию. – Один из наших общих знакомых недавно продавал свой «Форд» в отличном состоянии и Адаму очень хотелось купить эту машину – продолжила она. – Так что, не исключено, что он имел в виду именно эту сделку.

Выслушав всю эту ахинею, Мотыч угрюмо нахмурился.

- Что ж, выходит, мы с Вами снова расстаёмся ни с чем – с сожалением вздохнул он. – Вы вновь угостили меня очередной порцией вранья, и дело опять зашло в тупик.

В ответ Бараньска не произнесла ни слова, но глаза её смотрели на капитана с затаённым злорадным торжеством.



Несмотря ни на что, настроение у Мотыча было оптимистическое. Правда, расследование продвигалось совсем не так быстро, как хотелось бы, но в нём появились довольно-таки интересные детали, которые могли пролить совершенно иной свет на это дело.

Допрос Бараньской также не принёс ничего нового, однако, кое-какие выводы из него всё же можно было сделать. Было совершенно ясно, что ни Бараньска, ни её дружок Совиньский не хотели говорить правду. Бараньска же, похоже, вообще не отдавала себе отчёта в сложившейся ситуации, либо на что-то рассчитывала. Но на что, или на кого? Кроме того, особа профессора Мортинбера, до сих пор остававшаяся в тени, понемногу начала вырисовываться всё отчётливей и ярче. И, по мнению, Мотыча, его связь с Бараньской была вне всяких сомнений.

В своих поисках не забыл он также и о трагической гибели профессора Стасевича, поэтому решил наладить личный контакт с его ближайшим коллегой, доцентом Грабовским. И тот по телефону назначил ему встречу у себя в институте.

Это был мужчина лет сорока с небольшим, с приятным и добродушным лицом.

- Чем могу Вам служить, пан капитан? – спросил он, неловко поправляя сползшие на нос очки.

- Хотел бы поговорить с Вами о Вашем погибшем коллеге, профессоре Стасевиче, а, вернее, о тех обстоятельствах, которые сопутствовали его трагической кончине – ответил Мотыч.

- Что за печальная история! – скорбно вздохнул Грабовский. – Меня это так потрясло, что я до сих пор не могу прийти в себя!

- Следствием было установлено, что профессор Стасевич покончил жизнь самоубийством при помощи значительной дозы цианистого калия – сказал капитан. – Скажите, Вы допускаете возможность того, что этот яд был взят из Вашего института?

- К сожалению, вынужден признать, что это вполне вероятно, ведь у профессора был свободный доступ к хранящимся в наших лабораториях ядам – виноватым тоном ответил доцент.

- А у других работников Вашего института такой же лёгкий доступ к цианистому калию?

Грабовский посерьёзнел и, вздохнув, сказал :

- Вы затронули нашу самую болезненную проблему, пан капитан. Но сейчас мы усилили контроль над ядами до такой степени, что теперь абсолютно никто не может самостоятельно достать из шкафа ни один опасный препарат. При этом обязательно должны присутствовать не менее ещё двух-трёх человек в качестве свидетелей. И дополнительно ещё была введена система двух ключей от шкафов, в которых хранятся яды.

- И как давно были введены эти меры предосторожности? – спросил Мотыч.

- В общем-то, не так уж давно: где-то около двух месяцев тому назад. Это сделал профессор Стасевич после той истории с цианистым калием – ответил Грабовский.

- Что это ещё за история? – сразу же заинтересовался капитан.

- Ох, это была очень, очень неприятная история – поморщился доцент. – При очередной ревизии вдруг оказалось, что в одном из шкафов не хватает цианистого калия.

- Много не хватало? – серьёзно поинтересовался Мотыч.

- Точно не помню, но, кажется, несколько граммов – сказал Грабовский.

- И что? – коротко спросил капитан.

- Уведомили милицию – пожал плечами доцент. – Они, конечно, завели уголовное дело, но, насколько я знаю, следствие так и не обнаружило похитителя, и дело было закрыто.

- А Вы, случайно, не помните, кто вёл то расследование? – заинтересованно спросил Мотыч.

Грабовский с минуту подумал, о чём-то вспоминая, затем не совсем уверенно ответил:

- Это был довольно-таки молодой человек, кажется, в чине поручика. Но вот фамилию его я, честно говоря, не помню – с сожалением вздохнул он.

- А Вы проверяли; после смерти профессора Стасевича так же не хватало цианистого калия? – снова спросил капитан.

- Да, конечно – кивнул доцент. – Но профессор, в связи со своим служебным положением, имел доступ ко всем препаратам и ядам.

Мотыч понимающе покивал головой.

- Да, понимаю. Ну, что ж… Не буду больше отнимать у Вас время, пан доцент. Большое спасибо за разговор.



Генрик Вилгош был худым, чернявым молодым человеком с круглыми тёмными глазами и густыми, не слишком старательно причёсанными, волосами.

- Привет, Владек, давно тебя не видел! – весело окликнул он Мотыча. – Что тебя ко мне привело?

- Цианистый калий – с унылой миной ответил тот. – Кажется, ты не так давно занимался подобным делом?

- Ты имеешь в виду ту историю в научно-исследовательском Институте Биологии? – уточнил Вилгош.

- Именно – подтвердил капитан.

- Но это дело уже закрыто.

- Слышал – махнул рукой Мотыч. – А ты не мог бы мне что-нибудь о нём рассказать?

- А почему оно тебя интересует? – прищурившись, спросил поручик.

- Потому что есть подозрение, что то дело связано с моим нынешним расследованием. У меня в разработке одно отравление и одно самоубийство, и в обоих случаях это был цианистый калий – прямо ответил капитан.

- Собственно говоря, я не так уж много могу тебе рассказать – честно предупредил его Вилгош. – Просто кто-то там у них свистнул довольно-таки приличную порцию цианистого калия, а тут как раз нагрянула ревизия.

- И много там не хватало?

- Прилично… Вполне хватило бы на целую армию – рассмеялся поручик.

- А кого вы допрашивали по этому делу? – поинтересовался Мотыч.

- Да всех – весело ответил Вилгош. – Вот только ничего путного из этого так и не вышло.

- Хм… - Мотыч вынул из кармана пачку сигарет и предложил поручику. – А теперь скажи мне, Генрик, кого из сотрудников института ты подозревал больше всех?

- Откуда я знаю – неопределённо пожал плечами Вилгош. – Наверное, всё же ту молоденькую девушку, у которой был самый лёгкий доступ ко всем ядам – спустя минуту, закуривая, признался он.

- И как её звали? – снова спросил капитан.

- Люцина Голацка – пуская к потолку колечки дыма, припомнил поручик.

- А вы нашли отпечатки её пальцев на банке с ядом? – продолжил расспрашивать его Мотыч.

- Конечно – кивнул тот. – Но это абсолютно ничего не доказывало, потому что она притрагивалась к ней по служебной надобности. Однако, меня заинтересовало нечто совершенно иное. Понимаешь, на банке с этим цианистым калием были найдены также отпечатки пальцев, не принадлежавшие ни одному из сотрудников института. Мы провели исследование папиллярных линий всего персонала, но идентичных среди них, к сожалению, не оказалось. Представляешь, что это была за работа?

- Представляю! – уважительно покивал головой капитан. – Следовательно, из всего этого можно сделать вывод, что это был кто-то посторонний? – логично предположил он.

- Вот именно. Кто-то посторонний – автоматически повторил за ним Вилгош. – Но кто? Ведь к работникам института иногда захаживают знакомые и родные, но у них нет доступа ни к препаратам, ни к банкам с ядами…

Мотыч наконец закурил свою сигарету и несколько мгновений молча наблюдал за поднимавшейся вверх тоненькой струйкой дыма.

- У тебя сохранились те не идентифицированные отпечатки пальцев? – спросил он.

- Они в архиве – ответил поручик. – Можешь забрать их. Они в твоём полном распоряжении.

- Слушай, Генрик, надеюсь ты не будешь против, если я поговорю с этой Люциной Голацкой? – улыбнулся Мотыч.

- Пожалуйста. Только должен тебе предостеречь: эта Люцина – очень симпатичная девушка, так что смотри не влюбись – рассмеялся тот.

- Видишь ли, приятель, я, можно сказать, принципиально не влюбляюсь в девушек, которые имеют лёгкий доступ к цианистому калию – весело пошутил капитан.



Вилгош не солгал; девушка действительно была очень эффектная.

Уединившись в кабинете доцента Грабовского, Мотыч, делая всё, чтобы произвести на неё впечатление необыкновенного приятного и симпатичного человека, попытался разговорить её. Она же, напротив, была очень сдержанна, но моментами всё же выказывала явную нервозность.

- Я думала, что следствие уже давно закончено – растерянно сказала она.

- Именно так – поспешно согласился он. – То расследование действительно закончено. – Краем глаза успел заметить, как его собеседница тайком облегчённо вздохнула. – Я хотел поговорить с Вами в связи с другим делом – приятно улыбнувшись, уточнил он.

- В связи с другим делом? – удивлённо повторила она. – Не понимаю…

- Видите ли, пани… Порой случается так, что одно дело как бы цепляется за другое, а то, другое, веду как раз я. Вот я и подумал, - продолжил Мотыч, - как знать, может разговор с Вами высветит что-либо новое в том деле, которым я сейчас занимаюсь?

- Не понимаю – внимательно глядя на него, снова сказала Голацка.

- Вам это ничем не повредит – успокоил её капитан. – Просто окажите мне небольшую любезность и скажите, кто тогда украл тот злосчастный цианистый калий?

- Но откуда же я знаю! – нервно воскликнула она.

- Но, может быть, Вы всё-таки догадываетесь, кто это мог быть? – продолжал настаивать он. – Вас в то время никто не навещал?

Девушка едва заметно побледнела. Был заметно, что она с трудом сдерживает, готовые выплеснуться из неё наружу, эмоции.

- Надеюсь, Вы не подозреваете мою тётю? – с вызовом спросила она.

- Значит Ваша тётя бывает здесь, в институте? – заинтересовался он.

- Иногда – вынуждена была признать она.


/ Перевод с польского - Ирина Королёва-Алексеева /