Судьба Алабая

Лучик солнца прорвался в просторную будку, лизнул большой, черный нос на белоснежной морде. Щенок 45-ти дней отроду громко фыркнул, чихать пока не умел. Рядом зашевелились его братья и сестры. Что-то огромное зашевелилось, стукнули когти по фанерному полу будки, раздалось обиженное повизгивание. Огромная тень, перекрыв лаз будки, с шумом выдвинулась наружу. Пончик, как его ласково называл хозяин всей этой своры, с трудом перевалился через порог будки. Неуклюжий, колченогий, с крупными суставами, непропорционально огромной, в сравнении с туловищем головой и обрубком хвоста, щенок белоснежного окраса, нетвердой походкой поковылял к выходу из вольера. Внезапно большое и влажное прошлось по его морде, покатому лбу, спине, толкнуло в бок. Пончик, завалившись на бок, сердито взвизгнул на большое белое пятно с огромной и двумя поменьше, черными точками. Мать этого бутуза слегка рыкнула, еще раз лизнула в нос. Щенок, не решаясь грубить маме, продолжил путь познания. Оказавшись на краю вольера, откуда пахло неизвестностью, на минуту растерялся, ударом кувалды в нос шибануло незнакомыми запахами, но страстное любопытство взяло вверх. Первый шаг в неизвестность оказался шокирующим, грохнулся на землю, мордой вниз, перекатился на бок, встал, замер принюхиваясь.
- вот смотрите, какой бутуз – Пончика подкинуло вверх.
Хозяин питомника, взяв щенка под передние лапы, поднял на уровень глаз.
- чистокровный туркмен, самый крупный в помете и к людям тянется - ласково с ноткой гордости, Хозяин питомника повернулся к молодому мужчине - ну как забираете?
- да-да, конечно, я ведь не в первый раз к вам приезжаю, приметил его, мужчина протянул руки, Пончик перекочевал к нему. Его короткий хвостик метался из стороны в сторону. Так и не успев исследовать новый мир вне вольера, маленький, белоснежный комочек, чистокровный туркменский волкодав, потомок древнейшего рода среднеазиатских овчарок, переехал в другую семью.
Прошло несколько лет.
Утреннее солнце осветило будку, молодой пес зажмурился, смачно от души чихнул. Огромный язык, обежав по дуге верхнюю губу, убрался в бездонную пасть. Пес с грохотом плюхнулся, морда на пороге будки. Задремал, прикрыв глаза. Вдруг уши его собрались к середине лба. Пес медленно поднялся, мягкой, кошачьей походкой двинулся за угол дома, притаился.
- Пон-чи-к - на распев громко, с порога дома, прогудел знакомый голос - ты гд-е?.
Молодой пес, под 90 сантиметров в холке, с узким тазом, широкой грудью, мгновенно вскочил, в два чудовищных прыжка оказался перед Хозяином. Короткий хвост с силой метался из стороны в сторону, задние лапы еле удерживали его крупное тело.
- ах, ты ж плут! – мужчина наклонился, чмокнул в поднятую вверх морду. Ну. Давай – выпрямившись мужчина похлопал по груди. Пес мгновенно взметнулся, передние лапы легли на плечи Хозяину. Мужчина отступил на пол-шага, приняв не малый вес на плечи.
- какой чудак назвал тебя Пончиком, ты же Пончище, даже Пончара – сдавленным голосом проговорил, счастье пополам с любовью светилось в глазах. В глазах пса дикое обожание. Он так и норовил лизнуть хозяину лицо языком размером с ласту дайвера. Мужчина слегка притянул пса за морду, голова 3-х пудовой гирей легла на плечо. Замерли зажмурившись.
Это был каждодневный ритуал между двумя верными друзьями. Пес был абсолютно счастлив, не знал другой жизни, катался по многочисленным выставкам, объездил пол-мира, собирая многочисленные награды, дипломы, титулы, звания, оставляя многочисленное потомство.

Настал очередной день, пес, как обычно, уместив огромную голову на пороге будке ждал, когда хозяин встанет с постели, можно готовиться к привычному ритуалу. Время шло, солнце перевалило за полдень, но из дома не доносилось ни звука. Пончик с тревогой поглядывал на входную дверь, ждал. И вот уже он уже хотел подойти к двери и осторожно поцарапать ее, тем самым дать понять, что он тут, ждет, дверь медленно распахнулась. Собачье сердце сжалось, с опущенными плечами, серым лицом, хозяин вышел из дома, медленно сел на крыльцо. Казалось, из него вытекла вся жизнь. Пончик медленно подошел к обожаемому хозяину, сунул влажный нос к свисшим рукам на коленях, застыл. Мужчина вяло погладил пса по голове, рука его задрожала, глухие рыдания разрывали ему грудь. Немного успокоившись, медленно двумя руками поднял песью морду, заглянул в глаза. Пес, почувствовав невыразимую тоску, боль в глазах хозяина, старался вильнуть хвостом, не получалось, старался взглядом спросить, что случилось хозяин, я что-то не так сделал? Я провинился? Почему ты такой…? Ты мне скажи, я пойму. Мужчина, молчал, смотрел в глаза, верному другу, скупые слезы текли по щекам. Он уткнулся лбом в голову пса.
- прости меня Пончик - голос его дрожал - у меня нет выхода – замолк на мгновение - там тоже люди хорошие - еле слышно договорил.
Потом были движение по двору, какие-то люди с хозяином что-то обсуждали, бумаги передавали друг другу, но пес никого и ничего не замечал, не обращал внимания на лакомства, на попытки погладить. Как привязанный ходил за хозяином, совал морду под руку в надежде на привычную ласку, заглядывал в глаза, словно спрашивая, что не так хозяин?  Гнетущее чувство вины разрасталось в большом сердце пса.
- поехали Пончик – мужчина, взяв пса за ошейник, повел к машине. К чужой машине. Пес инстинктивно запрыгнул, на мгновение обрадовался, как радовался очередной поездке на выставку или к какой-нибудь девочке на случку. Развернулся, завилял коротким хвостом, радостно посмотрел на хозяина с вопросом в глаза, ну что поехали? Но тот, отведя взгляд, резко захлопнул заднюю дверь минивена. Машина тронулась.
Пес в недоумении смотрел, как удаляется фигура хозяина, друга, бога. Из груди вырвался пронзительный, протяжный с невыразимой тоской высокий оглушительный звук. Пес скулил так страшно, что у нового хозяина побежали мурашки по всему телу, кисти рук на руле побелели. А старый его хозяин еще долго стоял как соленной столб, с каменным лицом, сжатыми челюстями до боли, ногти впились в ладони в сжатых кулаках, сочилась кровь.
Вскоре пес замолк, лег, положил морду на лапы, черная пелена перед глазами закрыла весь мир. Он ничего не слышал, не видел, не чувствовал. Только одно чувство в собачьем сердце укоренялось, чувство вины. Что он сделал не так? В чем провинился? Не мог допустить мысли, что его просто предали. Останется оно с ним надолго.

Шли дни, месяцы, годы. Матерый кобель, пасть – два полуторных кирпича с клыками, грудь с привокзальную тумбу на мощных лапах, белоснежного окраса – внушал, не знакомым с породой САО, трепетный ужас. Украшение питомника, безусловный вожак, по кличке, не соответствующей внешнему виду, Пончик, смирился с переменой хозяев. Генетическая, веками обусловленная, память взяла вверх. Его предназначение служить Человеку, высшему существу, богу, несмотря ни на что. Без человека, без стаи, смысл жизни терялся, с виду мощный, бесстрашный, грудью, встречающий врага, нарушителя, обидчика, подобный пес погибает. На воле не живут, не способные добыть пропитание, теряют силы. Стая бродячих собак, где правят жесткость, подлость, в борьбе за выживание, легко может растерзать ослабевшего Азиата. А могут и люди просто забить, потерявшее цель жизни, поникшее, бессильное животное, ощущая суеверный ужас. Всякие есть.

Пес вел стандартный образ жизни, мало чем отличающийся от прежнего. Выставки, вязки. Хозяева относились хорошо, заботились о здоровье, во время кормили – норма для серьезного питомника. Чувство вины, тяжелой гирей, осело глубоко внутри собачьей души, не исчезло, влияло на поведение. Пончик, при контакте с человеком, старательно вилял обрубком хвоста, подставлял морду, уверенный в одном – раз ласкают, чешут, значит все правильно делает. Это успокаивало, на время. Но…собачий бог в очередной раз приготовил испытание. Пса перевезли, буднично, без суеты. Первые десять минут в салоне микроавтобуса, суетился, но тоскливое безразличие накатило лавиной, придавило к полу.

Новый вольер с теплой будкой принял безропотно. Сколько еще их будет? Следуя инстинкту, за полчаса обследовал новое место жительства, пометил и тут ввалились трое, мужчина, женщина и ребенок лет восьми. Шквал ласки, чесания, нежной трепки обрушился на пса, непривычный звонкий детский голос приятно резал слух.
- пончик! Пончик! – с трудом обхватывая башку, с 12-ти литровый чугунок, девочка чмокала во влажный нос – все хорошо будет. Задница пса отрывалась от усиленного виляния коротким хвостом, не ожидавший такого напора, робко лизнул, ощутил незнакомый, соленый вкус на щеках ребенка.

По сто раз на дню, продолжалось подобное общение, не давая псу провалиться в бездонную пропасть тоски. Обуяли новые чувства, помимо запахов, тонко ощущал, во всех тонкостях, нюансах. К знакомым, восхищению, восторжению, прибавилось другое, тревожащее слегка – жалость. Женщина, прижав голову к груди, дрожащим голосом приговаривала – Пончик, милый Пончик, все будет хорошо. И все тот же соленый вкус на щеках. Хозяин подолгу сидел возле вольера, разговаривал, в глазах, влажных от скупых слез, читалась нежность пополам с жалостью, казалось, уговаривал, утверждал. На удивление, пса это его успокаивало, ощущал непривычную уверенность от монотонного голоса хозяина, нового хозяина.

Неделя, месяц, сколько по собачьему календарю? Пролетели не заметно. Чесания, ласки, долгие разговоры, такие непривычные, стали частью ритуала, наравне с солидным «гав» в ответ на «доброе утро» и неизменный сухарик черного хлеба, аппетитно хрустящий в огромной пасти.
Будка с подстилкой из древесной стружки, теплая, уютная, полюбилась псом с первых дней. Вкусная, свежая еда, родниковая вода. Все было новым. Но главное, забота, внимание, усиленное общение, искренние чувства, обрушенные новой семьей на пса, с первых дней, сделали свое дело.
Тяжелая гиря вины, медленно, уверенно таяла, словно снеговик на мартовском солнце.
Теплый, сентябрьский вечер. За столом ручной работы привычно собралась семья – папа, мама, дочка.
- барбосов покормили? – мужчина разливал в две стопки настойку домашнего приготовления.
- а как же? Все непременно – ответила иронично женщина – иначе и быть не может.
- а, хорошо – бедро курицы размером с откормленного гуся, в золотистой корочке, брызжущее горячим соком, перекочевало на тарелку – я вижу Пончишка приспокоился – отец семейства, отчекрыжил крыло, положил на тарелку супруги – где же и как он жил? Как с ним обращались? – озабоченным голосом – боюсь предположить. После паузы – ну да ладно, решим, пес достойный.
Чистокровный, туркменский волкодав, потомок древнейшего рода среднеазиатских овчарок, преданно служивших человеку на протяжении веков, Пончик в миру, по документам родословной не выговорить, разместился в будке, поглядывал на окно кухни. Остатки тяжелого гнетущего чувства покидали огромное собачье сердце, счастье, уверенность в будущем и долгожданное спокойствие заполняли вакуум. Засыпая, Пончик ощутил, давно забытое тепло материнского тела.
ОН ПРИОБРЕЛ СЕМЬЮ, НАВСЕГДА.