Та-да-да-дам!

На второй неделе моего проживания в резиденции в музей привезли пианино. Его поставили на единственное свободное место в коридоре - прямо у моей двери. А поскольку «Арткоммуналка» - музей интерактивный, здесь всё можно трогать, пробовать на ощупь, на вкус, на нюх: примерять одежду, крутить обручи, душиться духами «Москва» или одеколоном «Кипр», грызть сушки и поедать конфеты-батончики фирмы «Рот-Фронт», - с появлением музыкального инструмента с десяти утра до восьми вечера я была развлечена наигрышами в исполнении посетителей. Звучало всё от «Собачьего вальса» и «Мурки» до «Гимна Советского Союза», «Лунной сонаты» и первых нот «Пятой Симфонии» Людвига вана.
Меня это ничуть не раздражало: со своими тремя классами ДМШ я тоже любила побренчать, но в моём распоряжении были только ночные часы. 
Пианино стояло таким образом, что позади пианиста зияла всегда открытая дверь в тёмный выставочный зал, в котором окна были занавешены чёрным бархатом для текущего проекта «Навигация по звёздам». Казалось, что за спиной всё время кто-то стоит, расслабиться и побороть чувство тревоги не удавалось, где включается свет в выставочном зале, я спросить забывала, поскольку днём думала только о работе в библиотеке, а желание поиграть посетило меня спонтанно.
Я уже говорила, что не боюсь привидений и прочих потусторонних сил. Я считаю, что мистики в принципе не существует, а все явления, которые мы привыкли классифицировать как мистические, являются обыкновенными проявлениями нашего мало изученного или параллельных не изученных миров, на восприятие которых в нормальных условиях у нас просто не настроены органы чувств, работающие в очень ограниченном регистре. Нет у нас ни инфракрасного, ни рентгеновского зрения, ни биолокации, ни особого чутья, не слышим мы ни ультразвука, ни музыки сфер, ни дрожи Земли. Как мы выжили в этом мире, не понятно! И только когда все наши чувства обострены до крайности, либо, когда мы сами хотим контакта с сущностями из других времён и измерений, такое запросто случается. Но такие контакты носят вполне бытовой характер, а все ужасы вроде скелетов, жутких морд, кривых пальцев, кровавых клыков, и прочей бутафории навязаны нам довольно однообразным воображением литераторов и киношников. Что на самом деле вселяет ужас в меня – так это дети, от которых изначально не ждёшь ничего пугающего. Мертвец, жутко хохочущий на кладбище – ну, это треш, согласитесь, а вот ребёнок, смеющийся в отдалённой тёмной комнате, где в это время никого не должно было быть – достойная причина для вставших дыбом волос!
К счастью, никаких историй про детей в «Арткоммуналке» не случилось, и всё-таки, сидеть спиной к тёмному пустому выставочному залу, в котором, напомню, жили загадочные тёмные пятна, было некомфортно.
Моё жизненное кредо: «Уходи оттуда, где тебе уже плохо, туда, где тебе пока страшно, чтобы стало всем хорошо». Поэтому чтобы, наконец, избавиться от ощущения чьего-то присутствия за спиной, в то время, когда я пыталась извлечь хоть какую-то гармонию из расстроенного инструмента, я взяла один из алюминиевых обручей и отправилась крутить его именно туда, откуда в освещённый двумя лампочками  коридор просачивался страх, -  в наполненный бархатной чернотой зал.
Покрутив обруч, я решила попеть, благо в зале прекрасная акустика, а я так давно не пела нигде, кроме душа. Я снова и снова исполняла один и тот же романс, с надрывом в голосе и со слезой на вздрагивающих ресницах, представляя себя участницей проекта «Голос» в тёмно-синем узком с блёстками, открытой спиной и длинным шлейфом платье, с харизмой, талантом и внешностью молодой Нани Брегвадзе, к которой точно повернулись бы все наставники, что бы она ни вытворяла. Повытворяла и я.
Назабавлявшись таким образом, я вдруг вспомнила слова Вероники о том, что камеры реагируют на движение. Ах, чёрт! Наверняка, они включились и записали этот чудовищный моно-перформанс. Уши мои мгновенно воспламенились. Вот позорище будет, если кому-нибудь придёт в голову посмотреть, точнее, послушать записи! – подумала я, испытывая стыд и вгоняя себя в стресс. А в стрессы я обычно заедаю. Но не шоколадом, как все нормальные девушки, а чем-нибудь солёным. Мне безудержно захотелось селёдки!
- Дайте, дайте мне селёдки! – вспомнилась страстная реплика из какого-то спектакля. У меня, к сожалению, не было ни селёдки, ни вообще чего-либо похожего. И тут я вспомнила, что Вероника делает сумасводяще-вкусные солёные огурцы. Её даже прозвали за это «огуречная фея». У неё этих огурцов, как гуталину – завались. «У нас на завтрак огуречный салат, на обед окрошка с огурцами, на ужин картошечка с малосольными огурчиками – обязательно! Это закон! – поведала мне как-то Вероника о ежедневном рационе свей семьи в летнее время, - Ну и пару раз в день огуречный перекус. Остальное мы закручиваем в банки на зиму».  А ещё Вероника снабжает солёными огурчиками «Арткоммуналку». Сегодня как раз была экскурсия с обедом, на котором их подают с варёной картошечкой и сосисками, так что, возможно, на кухне в холодильнике что-то осталось.
 Самой короткой дорогой – через шкаф – я отправилась на кухню, машинально отметив про себя, что вот сейчас я, наверное, как раз наступила на то таинственное тёмное пятно на полу. Наступила, да. Но снова ничего не случилось.
На кухне горел свет, возможно, сотрудники забыли выключить. Я рванула прямиком к холодильнику и – о чудо! – в нём были и огурцы, и картошка, и даже селёдочка. С лучком и зелёным горошком! О, какое блаженство!
Я знаю, знаю, что брать чужое нехорошо, что возможно, всё это было оставлено для следующей экскурсии с обедом, но я же могу купить это завтра, сбегать в магазин с утра пораньше и возместить все нанесённые моей внезапной прожорливостью потери.
Я присела у края стола и стала с удовольствием уплетать божественные яства. Вдруг мне послышалось, что в коридоре кто-то ходит…
Я перестала жевать и насторожилась.
Вероника рассказывала, что долгими зимними вечерами, когда темнеет в пять, закрывается в восемь,  а с пяти до восьми посетителей очень мало или нет вообще, сотрудники музея частенько слышат шаркающие шаги в коридоре… Тогда, слушая её, я посмеялась, но теперь…
Кто там ходит?
Кто включил свет на кухне, пока я пела в зале, воображая себя звездой советской эстрады 60-х?
Посидев так немного, я подумала, что бояться глупо: судя по походке, это была пожилая женщина… Может быть, это та самая бабулечка в зипуне, баба Сима, которая носила одну и той же телогрейку зимой и летом, и всю жизнь жаловалась, что ей душно, а потому круглый год держала форточки на общей кухне открытыми. Говорила же мне Вероника, вот закроют они форточки перед уходом, на задвижки закроют, и свет выключат, а приходят утром – и форточки на кухне нараспашку, и свет включён. А потом кто-то из бывших жильцов в интервью в проекте «Коммунальная Одиссея» вспоминал бабу Симу с её манией. Неужели она?
Меня бросило в жар, а я бросила взгляд на окна. Форточки были закрыты. Возможно, баба Сима ждёт, когда жиличка, в конце концов, уберётся восвояси, и можно будет впустить свежий воздух.
Я проглотила последний кусок рыбы и медленно на носочках двинулась к кухонной двери. Толкнула её. Дверь едва приоткрылась и заскрипела, шаги смолкли. Вместо них послышались равномерные тихие удары, где-то в дальнем углу коридора, аккурат недалеко от пианино и двери в мою комнату.
Деваться было некуда: не буду же я стоять вот так всю ночь до прихода сотрудников музея, умирая от страха. 
Я собралась с духом, резко распахнула дверь и услышала, как бы со стороны, что кричу не своим голосом. Возможно, это был голос Нани Брегвадзе, но точно не мой.
Прямо напротив меня в глубине Комнаты Комсомолки стояла женщина в белом!
Прооравшись, я сползла на пол по дверному косяку совершенно без сил. Как ни странно, привидение сделало тоже самое. Может, я её тоже напугала? Так мы посидели немного каждая в своём углу, дожидаясь, кто первый решится пошевелиться. Потом у меня затекла нога. Кроме того, из коридора продолжали доноситься равномерные глухие удары. Значит, дикий крик Нани Бригвадзе не испугал того, кто эти удары производил.
Я попыталась встать, всё ещё держась за косяк и обдумывая, какой тяжёлый предмет я могу найти в кухне для самообороны, так чтобы схватить его безошибочно быстро. Привидение тоже начало подниматься, повторяя каждое моё движение.
Тьфу ты, чёрт! Это же моё отражение! Всего лишь! Сотрудники музея сделали перестановку в Комнате Комсомолки, поставив трельяж напротив двери, а эта дверь находится прямо напротив входа в кухню. Таким образом они пытались увеличить пространство и, надо сказать, им это удалось. Увеличили сразу на пару измерений.
Ведь как прошёл этот вечер. Я вышла из комнаты перед сном, чтобы наиграть пару забытых романсов, а потом понеслось одно за другим, примерно, как в видео «Ваши питомцы одни дома». В результате я и не поняла в первый момент, что женщина в белом  - это я  сама в белой ночной рубашке, потому что за это время воображение успело нарядить меня в длинное тёмно-синее с блёстками и отрытой спиной – ну вы помните! – а также боа из перьев и ажурные перчатки, и селёдку я уминала, не снимая этих перчаток, как самая настоящая роковая женщина.
Господи, я сама себя едва не довела до инфаркта!
- Бум! – раздалось из коридора настойчиво, - Бум-бум!
О нет! Это ещё не всё!
Держась за сердце, я прошла в коридор, прихватив по дороге лежащий рядом с дисковым телефоном муляж автомата Калашникова, которым в контактном бою запросто можно убить не хуже, чем настоящим. Дверь в мою комнату была приоткрыта, и сквозняк дёргал её, ударяя собачкой замка о косяк.
Фух! Как же просто всё объясняется, когда не пугаешь сам себя дурацкими фантазиями!
Я уже спокойно вернулась назад, положила на место Калашникова, закрыла дверь в Комнату Комсомолки, взяла с полок библиотеки нужные мне для завтрашней работы книги и, придерживая стопку подбородком, выключая свет везде на своём пути, отправилась в свою берлогу. Зайдя в неё, оставив позади в тёмном коридоре все глупые страхи, я закрылась на защёлку, повернула ключ в двери и рассмеялась.
 А отсмеявшись, услышала за спиной удаляющиеся на кухню шаркающие шаги.

Список вдохновляющей литературы:
1. «Наши песни», сб. песен без нот, Всесоюзн. изд. "Сов. композитор", 1968, 87 с.
2. «Песня дорогу найдёт», сб. песен, изд. "Московский рабочий", М., 1966, 143 с.
3. «Песня молодая, далеко лети», сб. песен, изд. "Московский рабочий", М., 1959, 176 с.
4. «Песни нашей родины», сб. песен без нот, изд.  "Московский рабочий", 1955, 144 с.
5. «Я люблю тебя, жизнь», сб. песен без нот, изд.  "Московский рабочий", 1962, 167 с.