Пламя. Повесть-размышление. Глава 66

В СМЯТЕНИИ НАШИ ДУШИ…

Страшно жить там, где много заманчивых лозунгов и мало справедливости. Вот и родились такие строчки о нашей действительности, связанной с бесконечными проблемами:
В смятении наши души и тела,
От судеб не уйти, не откупиться…
И жизнь наша безмерно тяжела
С периода, где выпало родиться.
Всё поколение, мы – «дети октября»,
Рождённые под несчастливым знаком.
У лет сгоревших горькая зола –
Нас «пастыри» не тем кормили злаком!
Мутны глаза под тяжестью ресниц,
Мы, как всегда, не у того перрона…
С кипением разума, с недоумением лиц
Идём в строю бездарных «фараонов».
Скажи, Господь, кому нам доверять?
Всю жизнь – у разрушительных изломов.
Растоптаны. И при падении ниц
Ни жалости не знавших, ни законов…
После этих стихотворных строчек вернём читателя к более ранним эпизодам нашей действительности, осветив один любопытный факт.
В городе жил и честно работал на простой рабочей должности Николай Трафимович. Он ничем примечательным не выделялся до той поры, пока не выразил претензию своему начальнику по поводу несправедливости в оплате труда. Начальник потащил Трафимовича к директору комбината Мурашковской. Это была неуравновешенная вздорная женщина, у которой «до двух» не говори. Начинала она разговор, как обычно, с предупреждения:
– Пока я тут директор…
И несло её вразнос по каждому пустяку. С ней невозможно было общаться – любого выведет из равновесия. В коллективе к этому привыкли и объясняли её поведение просто:
– Да климакс у неё! Уже тридцать лет, а то и больше, особенно, когда до пенсии дожила, а нужно бы уйти… А оказалось – колом не выгонишь. Ух, матёрая! Нам-то что, а как её мужику с такой сволочью жить?
Почти все женщины – руководители во все времена в проявлении амбиций и дурацких волеизъявлений были кошмаром! А эта – особенно кошмарная. На людей, добивающихся справедливости, особенно в зарплате, навешивала клеймо – «Рвач». Так было и в случае с Трафимовичем, заявившим Мурашковской, что он – не рвач, а работник, которого не устраивает необоснованно низкая оплата труда.
– Прошу вас пересмотреть условия оплаты или перевести на любую другую работу с более высоким заработком, позволяющим улучшить материальное состояние семьи.
Просьба, классифицированная как «рвачество», конечно, не была удовлетворена.
– Много вас таких. Будешь возникать, вообще уберу…
Трафимович пошёл в райком партии. Там его выслушал с каменным лицом инструктор Корьеревич. Пообещал «разобраться» и выпроводил.
Разборка последовала немедленно. Корьеревич позвонил Мурашковской и раздражённо проскрипел:
– У вас завёлся жалобщик, некто Николай Трафимович. Разберитесь с ним так, чтобы он не обивал пороги райкома. Не поймёт – выгоняйте! С кляузниками нужно бороться!
Мурашковская обругала Трафимовича и предупредила, чтобы он больше в райком «не совался», а то попадёт под сокращение.
Трафимович пошёл опять в райком, уже к секретарю. Секретарь его выслушал и сказал дежурную фразу: «Чем можем – поможем».
– Я могу рассчитывать на вашу помощь?
– Можете, – сухо сказал секретарь райкома и отвёл взгляд, подчёркивая, что разговор окончен.
– Тогда дайте мне письменный ответ на мою просьбу, – попросил Трафимович.
– Письменные ответы не даём. Вам разъяснено, и этого достаточно!
– А когда вы мне поможете?
– Как получится.
– Я не могу бесконечно ждать. У меня семья…
– Вы – не коммунист, и мы вами заниматься не обязаны! – сказал секретарь.
– Так партия должна заботиться не только о коммунистах.
– Не вам нас учить! – раздражённо сказал секретарь и поднялся, изображая вид, что ему нужно идти.
– Я напишу в газету!
– Пишите и не пугайте нас. Мы пуганые…
Трафимович действительно написал в газету и с нетерпением ждал результата. Публикация появилась. В ней говорилось о том, что гражданин Трафимович ходит по всем инстанциям, добиваясь личной выгоды, жалуется и клевещет на нашу действительность. В публикации добавили ещё много неприятных характеристик, взятых со слов тех, кто стоял у истоков жалобы. Трафимович был оскорблён и унижен недостоверностью фактов и потребовал от газеты публикации опровержения, в случае отказа пообещал подать на газету в суд за клевету.
Редактор нетерпеливо выслушал Трафимовича и сказал:
– Запомните, гражданин: наши газеты опровержений не дают, потому что советские газеты пишут правду, которая неопровержима.
– Я пойду в Комитет народного контроля! Буду на вас жаловаться…
– Жалуйтесь. Переживём эту «трагедию»! – ехидно сказал редактор.
Трафимович пошёл далее…
Евгений Михайлович Ануфриев, председатель Комитета народного контроля, бывший фронтовик, образованный, внимательный человек, в прошлом имеющий большой опыт работы в газетной журналистике, выслушав Трафимовича, сказал:
– Уважаемый товарищ Трафимович, я верю каждому вашему слову. Такие ситуации, как в вашем случае, не редкое явление. Работайте спокойно. Я поговорю с вашим руководителем, и проблема будет решена.
Что и сделал, позвонив Мурашковской.
– А как добиться опровержения в газете?
– В этом вам не помогу. Расскажу вам случай из моей газетной практики, а вы делайте вывод. Вызвали нас, специальных корреспондентов, в Москву на семинар. Известный журналист, главный редактор газеты «Правда», привёл такой пример. В одной из статей написали о женщине, передовике производства из «глубинки», факты были изложены правильно, но фамилию перепутали. Газета разошлась по подписчикам, и группа читателей прислала письмо, сообщив: «Ваша газета ошиблась, перепутав фамилию женщины. Исправьте ошибку и дайте опровержение»! Время было суровое, хрущёвское.
Ануфриев, вздохнув, сделал паузу, и Трафимович нетерпеливо поинтересовался:
– Дали опровержение?
– Нет, не дали. Послали работника редакции с особыми полномочиями на место событий. Нашли женщину, о которой шла речь в газете, через ЗАГС изменили ей фамилию на ту, под которой она фигурировала в публикации. На письмо читателям ответили так: «Газета «Правда» никогда не ошибается. Она – флагман советской печати, и Ваши претензии не имеют оснований…».
– Спасибо вам, Евгений Михайлович, за помощь и разъяснения. Всё равно пойду в суд. Меня оклеветали, и я буду добиваться справедливости.
– Ну, ну… товарищ Трафимович. Даже не знаю, что вам сказать… Обуха плетью не перешибёшь!