Британцы, идите в баню!

В тот день мой город, в очередной раз сбросивший кожу, переименованный и обновленный, походил на гигантскую каменную парилку. Поднимаясь с асфальта платформы, жара ползла по моим голым ногам наверх, когда я ждала Роберта Прокопе на Финляндском вокзале. Мы как-то связаны через нашу шведскую родню, но, как мне казалось тогда, очень туманно. Когда пассажиры скорого поезда испарились, у голубого вагона остался, растерянно оглядываясь по сторонам, широкоплечий и беспощадно высокий юноша нордической внешности. В руке он, викинг и англичанин, сильный и беспомощный, сжимал крокетную биту, которую сам вытесал из бревна – чтобы защищаться. В нулевые она сгорела в нашей старой бане во время пожара.

Недавно, проездом из Северного Йоркшира в обшарпанный городок на Ла Манше, я зашла погреться в лондонские "термы" Роберта. И он рассказал мне про свой роман с Россией и свой роман с баней. И я записала его.
 

«Бандитский» Петербург одурманил


– Прежде чем начать учебу на факультете современных языков в Кембридже, я поехал в гости к очень дальним родственникам в Петербург. Был полон дурных предчувствий: Россия считалась врагом и, как уверяла британская пресса, бандитской страной. Летом 1993 года я сел в поезд Хельсинки – Санкт-Петербург и помню, с какой опаской ожидал, что на меня нападут и ограбят сразу же, как только я ступлю на платформу.

На самом деле эти две недели оказались самыми дурманящими днями моей жизни. Именно тогда я решил, что хочу перевестись в университете на русистику. Я жил в квартире рядом с Петропавловской крепостью и знакомился с городом, которым искренне восхищался. Помню, как мы стояли в очереди за молоком на рынке. Как мой хозяин, запарковав машину, снимал с лобового стекла дворники – чтобы их не украли. Как однажды мы собрались в один пафосный ночной клуб и ловили на Каменноостровском такси, а остановился военный грузовик. С того времени осталось много воспоминаний, но что меня действительно поразило – это русское гостеприимство. На маленьких кухнях мы устраивали грандиозные банкеты и говорили, говорили, говорили до бесконечности. Хотя, должен сказать, мои родители всегда жили открытым домом, всех к себе приглашая, так что была и в них эта русская черта.

Со стороны мамы, насколько мы можем проследить, у нас в роду все англичане, мать отца – тоже. Но мой дедушка Яльмар Прокопе – мне очень жаль, что он умер до моего рождения и я его не знал, – по происхождению финский швед. Он дружил с Маннергеймом, много лет занимал пост министра в молодом финском государстве и был послом Финляндии в Вашингтоне во время Второй мировой войны. С бабушкой Маргарет он познакомился на приеме в шведском посольстве в Лондоне. Она вела себя весьма эксцентрично, говорила вызывающе громко, и Яльмар спросил по-шведски у своего визави, что это за невыносимая дама. И дама, совершенно неожиданно для него, ответила ему по-шведски. Завязалась беседа, а потом вспыхнул роман.
Cемья моей бабушки сделала состояние на добыче угля на юге Йоркшира, если не ошибаюсь, в девятнадцатом веке. А потом они, как и многие из тех, кто разбогател, переехали на север графства, там очень живописные места. В Северном Йоркшире я вырос и с восьми лет учился в школе-интернате с моими братьями Крисом и Харри. Бабушка была необычной женщиной. Она, например, получила летные права, а когда ходила на охоту, оставляла машину, где ей вздумается, иногда прямо посередине дороги. К сожалению, она принадлежала к поколению, которое не привыкло к проявлению чувств: не помню, чтобы она меня хоть раз поцеловала. Собак и лошадей любила больше, чем людей.


Адское чистилище


– После моего первого знакомства с Петербургом я знал, что обязательно вернусь в Россию, и предчувствие меня не обмануло. Учеба в Кембридже подразумевала год практики в стране изучаемого языка, и я опять отправился в этот прекрасный город. В 1995 году он был по-прежнему беден, и в магазинах все еще стояли бесконечные очереди.

В Британии говорят, что «каждый англичанин заклеймен своей речью»: как только он открывает рот, сразу можно определить его статус, образование. И мне это неприятно. А переезжая в другую страну, ты как будто сбрасываешь старую одежду, снимаешь с себя происхождение, воспитание и примеряешь новый костюм. Мне хотелось на время забыть мое прошлое, освободиться от него и переодеться в другого человека. Я мог себе позволить жить в комфортных условиях, но решил переехать в коммуналку из четырех комнат на Петроградской, где кроме меня жили семья из пяти человек, двое мужчин и около миллиона тараканов. Один сосед учил меня пить. Сам он уходил в недельные запои, а выходя из них, появлялся на коммунальной кухне взъерошенным, как лохматый медведь. У него было много женщин, они постоянно входили и выходили: нельзя сказать, чтобы он был привлекательным мужчиной, но, видимо, умел с ними общаться. Конечно, я чувствовал себя в этой коммуналке туристом, и, может быть, моим соседям было от этого даже немного обидно.
 
Однажды на Большой Пушкарской я увидел длиннющую очередь молоденьких бритоголовых солдатиков и поинтересовался, за чем стоят. Оказалось, на еженедельную помывку. На следующий день я отправился туда с другом-англичанином, с которым мы вместе приехали на практику в Питер. Мы не имели ни малейшего понятия, что нужно делать и как себя вести, и я нервничал почти так же, как в тот раз, когда впервые поехал в Россию и сошел с поезда. В парилке мне пришлось снять запотевшие очки, и что происходило дальше, я едва видел. Было обжигающе жарко, всюду плескалась вода, голые мужчины c раскрасневшимися от пара телами шныряли по парилке, и у меня осталось смутное впечатление, что они били друг друга палками. Это был образ ада, но меня зацепило. С тех пор куда бы ни поехал, я всегда ищу, где бы попариться на местный манер. А заодно – опохмелиться, пообщаться и отметить.
 
Правда, это было не первое мое знакомство с паром. В 1989 году к столетию со дня рождения моего дедушки Яльмара Прокопе вышла его биография, и я с родителями и братьями отправился на презентацию книги в Финляндию, где живут наши шведские родственники. В программу, среди других мероприятий, входило посещение Общества любителей сауны где-то в лесу под Хельсинки. Помню, нас парили по-черному, а намывала некая Паула Харвиста. Мы, тогда еще тинейджеры, боялись, что нами займется очень красивая женщина и это вызовет у нас неуместную реакцию. Но Паула оказалась сильной, крепко сбитой, немного мужеподобной, в общем – ноль эротики, зато наскрабила нас на славу. А потом мы с Харри и Крисом бежали к пристани, чтобы нырнуть в Балтику. У меня до сих пор хранится сертификат, который подтверждает, что я выдержал суровое испытание паром у промерзших финских берегов.


Отмывали деньги и не парились


– Закончив Кембридж, я опять вернулся в Россию, на этот раз в Ростов-на-Дону, где остался на несколько лет – торговал зерном и путешествовал по российскому югу. В то время, когда иностранцев в Ростове можно было перечесть по пальцам, я работал с неким Джоном Уорреном. Бог знает как он попал на российское телевидение, но теперь он там знаменитость. Тогда вся российская экономика строилась на наличке, банковских переводов фактически не было, и чтобы расплачиваться с фермерами за зерно, нам приходилось возить огромные суммы: однажды мы везли на моей «семерке» около полумиллиона долларов. Шашлыками мы лакомились на левом берегу города, в ночных клубах развлекались в Волгодонске. На лодке, плывущей по Дону, устраивались поразительные вечеринки. Тогда же я стал фанатом «Ростсельмаша» и обожал смотреть их игры, грызя семечки и попивая пиво. Они были славной командой, а их поединки со «Спартаком» – незабываемыми. Хотя, я убежден, судьи всегда были на стороне москвичей.

А в 1998 году я переехал в Москву. Поселился рядом с зоопарком, купил велосипед и разъезжал на нем по всему мегаполису – сумасшествие, конечно, зато отличный способ узнать город досконально. Я полюбил рынки, особенно Птичий. В девяностые там можно было купить все что душе угодно – от щенка до леопарда. Я купил аквариум и всерьез увлекся тропическими рыбками. Еще я полюбил московские театры и ночную жизнь, но больше всего – бани. Попариться раз в неделю стало для меня своеобразным обрядом. Измайловская баня поражала удивительной мозаикой, а чтобы побаловать друзей из Англии, я водил их в Сандуны, где обслуживали по высшему разряду. Именно тогда я подружился с Сандунами, и они даже подарили нашей лондонской бане несколько своих старинных чугунных кранов.

Я работал ассистентом представителя британских правоохранительных органов в посольстве в Москве. Обмениваясь информацией, мы сотрудничали с российской налоговой полицией, с только что появившимся тогда отделом по отмыванию денег, с МВД и с различными секретными службами. В основном занимались борьбой с контрабандой. Героин шел из Афганистана в Европу через Россию, кокаин – или из Китая, или из Южной Америки. Как-то от британского источника поступила информация, что готовится огромная поставка кокаина в Россию. Приняли решение осуществить так называемую контролируемую поставку. Партия кокаина поступает на борт в Южной Америке, разгружается в России, попадает на поезд (проводники – переодетые сотрудники органов), доходит до места назначения. Цель операции – задержать тех, кто приедет за наркотиками, и выявить преступную организацию. Конечно, мы в этом не участвовали активно, это дело местных органов, наша задача была – получать от России или передавать ей полученные сведения. Кроме наркотиков мы занимались случаями отмывания денег. Как раз тогда стали отправлять деньги в Лондон Сити. В России только начали понимать, что через финансовые рынки, приобретая что-нибудь типа футбольных клубов и других активов, можно легализовать сомнительные финансовые манипуляции. Не могу сказать, что кто-то действительно пытался остановить это цунами, но мы за этим процессом наблюдали.
Так я проработал два года, и это было очень интересное время. А по их прошествии я обдумывал свое будущее, взвешивал все за и против – остаться в России, тогда уже навсегда, или, поддерживая связь со страной, вернуться к своим корням. Я знал очень многих иностранцев, которые остались и полностью обрусели, но я выбрал второе. А ниточкой, соединяющей меня с Россией, стала баня.


Банька вместо банка


– Вернувшись в Лондон, я отчаянно искал баню – чтобы продолжить соблюдать ритуал. Еще с Викторианской эпохи в британской столице существовала богатая традиция паровых бань, но большинство из них закрыли, так что я ничего не смог для себя найти. Между тем я женился, появились дети, нужно было кормить семью. Работая в одной инвестиционной компании, я занялся российским рынком акций. Время от времени ездил в Россию – встречаться с руководителями предприятий, в которые мы инвестировали или собирались вложиться, и после совещаний всегда старался улизнуть, чтобы попариться. А дома от безысходности поставил баньку у себя в саду. Ее построил Алекс Лазарев, мой приятель и теперь – партнер. Он украинец из Херсонской области. В молодости занимался музыкой и фольклорными танцами и на 27-м конгрессе компартии плясал в Кремлевском дворце съездов, развлекая советскую элиту. В нулевые Алекс переехал на ПМЖ в Англию, где включился в шоу-бизнес и стал известен в русскоязычных кругах как DJ Саша.
 
Несколько лет назад я отказался от работы в финансах.  Мы с Алексом нашли инвесторов и открыли The Bath House – Banya. Прямо через дорогу от Букингемского дворца, в здании бывшего банка. Оно было в удручающем состоянии, но как только я его увидел – сразу понял: мы созданы друг для друга. И дело не только в поразительном месте – там есть все, что нужно: удачная планировка, высокие потолки, много света и воздуха. Два года ушло на преобразование банка в баньку.
Мы открылись за несколько месяцев до пандемии – не самый удачный момент. К счастью, нас поддержали акционеры, мы получили займы в банке – так и продержались в течение года британского локдауна. А когда его отменили, народ ринулся в баню: соскучились по пару и хорошей компании, ведь баня – идеальное место для встречи с друзьями, которых давно не видел. С тех пор были и взлеты, и падения. Хотя мы не закрылись в декабре прошлого года, многие, опасались омикрона, опять засели по домам, а после вторжения России в Украину мы стали получать сообщения с угрозами – люди решили, что наша баня – русский бизнес. В это время жена Алекса и его четырехлетний сын пытались вырваться из оккупированного Херсона.
 
Баня жива, и будет жить и, надеюсь, будет процветать в Британии. И если все сложится удачно, мы откроем другие бани, в идеале, на природе, чтобы наслаждаться паром и общением с друзьями где-нибудь в уединенной сельской местности. Или в других странах.
 
Я люблю мою работу. В бане обо мне заботятся – кормят, поят, массажируют, а когда хочется побыть одному, я сбегаю в парилку. Это – как дом, только без бесконечной работы. Кстати, мои дети – две дочери и сын – обожают баню.