Солдаты империи Глава 8

Сергей Рязанцев услышал, что Николай Шевченко, который лежал в углу глинобитного помещения для пленных зашевелился. Поняв, что все товарищи по несчастью не спят, он мечтательно произнёс:
- Как же сладкого хочется!
Все знали основную его слабость и часто подначивали за бесконечные разговоры о конфетах и прочих вкусностях.
- Вот завтра и попробуешь, - хохотнул Кашлаков. - У душманов наверняка есть рахат лукум и халва!
- А ещё автоматы и пулемёты! - буркнул Зверкович. - Вот они нас и угостят…
Пока все подшучивали над старшиной, Рязанцев вспомнил, что Николай не захотел дожидаться приговора самого справедливого в мире советского суда и сбежал по дороге в Кабул:
- Он рассчитывал скрытно перейти границу с Узбекистаном. Хотел затеряться в Средней Азии.
Но местные жители быстро поймали беглого старшину и сдали его душманам.
- Так Шевченко оказался в Бадабере, - подумал Сергей. - А ведь мой отец тоже был в плену!
 
Война
Иван Рязанцев в перерывах между выдуманными подвигами умудрился удачно жениться. Его женой стала красивая девушка Эльза, из поволжских немцев. В 1920 году она родила ему сына, которого назвали Егор. Перед разоблачением Ивана они развелись, поэтому на нём никак не отразилось, что он оказался сыном врага народа.
- В прозорливости твоему отцу не откажешь… - мать простила супруга, надеясь, что он не вернётся из тюрьмы.
Все материальные блага семьи героя революции у них отобрали. Они поселились на первом этаже рабочего общежития, недалеко от телефона. 
- Алло!? - зазвонил телефон, и Егор ответил на вызов. 
- Алло! - он услышал мужской голос. - Позовите, пожалуйста, Лопухину.
Подросток аккуратно положил трубку на место и побежал искать её. Пробежав полкоридора, Егор понял, что никаких Лопухиных не знает:
- Мы переехали сюда недавно… Надо бы хотя бы знать имя и отчество.
Телефон зазвонил опять он подбежал к нему и ответил:
- Алло!
- Позовите, пожалуйста, Лопухину.
- А как её зовут? - спросил Егор.
- Нина Борисовна. Только трубку не кладите…
Просьба опоздала. Пробежав этаж, он понял, что информации мало:
- Тетю Нину я знаю, но не знаю, где она живёт.   
Телефон зазвонил через пять минут.
- Какой нетерпеливый, - подумал подросток и подбежал к телефону.
- Подождите пожалуйста, - попросил он, - я ещё не нашел её...
Положил трубку и пошёл искать дальше. До него дошло, что надо узнать номер комнаты. Егор подошел к телефону и подождал, когда он снова зазвонил и спросил:
- Скажите, а в какой комнате она живёт?
- В десятой! - ответил нервный голос. - Только трубку не кладите, у меня мелочь кончается.
- Странный человек... - подумал младший Рязанцев. - Просит, чтобы я трубку не клал. Что мне её с собой таскать?
Трубку он положил и, облегчённо вздохнув, пошел искать комнату. Вернулся когда зазвонил телефон.
- Алло! - сказал Егор.
Человек с другого конца провода издал непонятный звук.
- Это опять ты!? - прошипел он. - Мальчик, позови кого-нибудь!
- Зачем? - удивился подросток. - Я нашёл нужную комнату, тёти Нины там нет…
И положил трубку телефона. Больше он не звонил. В общежитии Рязанцевы прожили до окончания Егором школы. Он учился хорошо и поступил Московский университет.
- Война! - сообщила мать, когда он перешёл на пятый курс.
Его призвали в армию на третий день войны. Рязанцев попал в школу, где готовили артиллеристов. Для тренировки будущих артиллеристов использовали необычный, но эффективный способ, который обходился значительно дешевле и помогал избежать перерасхода дефицитных снарядов.
- Русские солдаты всегда отличались смекалкой и находчивостью! - убеждал курсантов политрук. - И именно благодаря сообразительности было выиграно не одно сражение.
Чтобы тренировать наводчиков, к дулу пушки привязали винтовку Мосина и заряжали её трассирующим патроном, а к спусковому крючку прицепили верёвку.
- Смысл был в том, наводка осуществлялась через прицел орудия, но выстрел производили из винтовки, - понял Егор, - а трассирующий патрон помогает понять, насколько точно солдат поразил учебную мишень.
Такой способ тренировки давал прекрасный результат. После того как наводчик поражал цель трассером, ему давали производить выстрел штатным снарядом.
- Такой способ помогает сэкономить снаряды на тренировках и обучает новых артиллеристов эффективно поражать цель! - убеждало командование.
Однако доучиться Рязанцеву не удалось. Через месяц всех курсантов отправили на фронт. Шли жестокие бои на Полтавщине, Красная Армия отступала вглубь страны. Только они выгрузились на железнодорожной станции Кобеляки, как попали в окружение.
- Нас обошли немцы… - осознали курсанты.
Чтобы пробиться к своим войскам, по ночам, на сгоревших полях одна штыковая атака следовала за другой.
- В атаку! Вперёд! - схватки с врагом носили очаговый характер.
Егору с группой бойцов удалось вырваться из тисков вражеского окружения. На рассвете он заметил в поле стог сена и направился к нему, чтобы передохнуть. Приземлился на чей-то сапог. Из-под стога выбрался черноволосый мужчина в немецкой фуфайке, за ним белобрысый парень. Не успели они слова сказать, как словно из-под земли вырос верховой немец.
- Лос! Пошоль! - дуло его автомата прочертило полукруг, указывая путь.
Под конвоем они проследовали в село, к дому с мезонином, над крышей которого развевался фашистский флаг. Появился офицер.
- Зольдат? - обратился он к Рязанцеву.
- Да.
Офицер подошёл к черноволосому:
- Юде? 
Грузин не понял вопроса, и немец ударил его по лицу.
- Цап-царап! Немецкий! - указал он, тыча стеком в фуфайку, и, повернувшись к фельдфебелю, добавил: - Erschiessen! 
- Zu Befehl! - вытягивается в струнку пожилой фельдфебель.
Троих красноармейцев вывели наружу. Улица была пустынной, словно всё вымерло. Лишь за плетнём стояла босая женщина в белой косынке. Она встретила пленных скорбным молчанием. Маленький испуганный мальчонка держался за её подол. 
- Матка, лопат! - крикнул ей немец.
Женщина не поняла, немец жестом показал, что ему надо. Она вынесла из сарая три лопаты. Миновав село, они вышли на картофельное поле. Немец очертил палкой квадрат, другой передал им лопаты и приказал:
- Копат! Бистро! Бистро!
Стоя в трёх шагах, каратели с равнодушием глядели, как лопаты врезались в украинский чернозём, выбрасывая комья земли вместе с картошкой. Разрезая их, обнажая белую, сверкающую влагой сердцевину.
- Ах, до чего же хороша эта украинская картошка! - вздохнул Егор.
Яма под ними становилась всё глубже, они стояли в ней по колено. Немец показал винтовкой, чтобы копали не вширь, а вглубь.
- Могилу для себя роем, расстреливать будут, - шепнул он грузину.
В чёрных блестящих глазах под густыми бровями Рязанцев увидел, как вспыхнула его ненависть, как задвигались давно не бритые скулы, сжались крепкие челюсти.
- Hast du Feuer? - спросил немец, вынимая сигарету из портсигара.
- Komm! - ответил другой.
Только они закурили, как грузин с лопатой наперевес вылетел из ямы. Егор выскочил вслед за ним. Они со всего маху оглушили карателей лопатами, потом ударили ещё раз, и все трое разбежались в разные стороны.
- В одиночку будет легче… - Рязанцева укрыли кукурузные заросли.
В первом селе, зайдя в крайний дом, в котором собирался отдохнуть и попросить хлеба, он напоролся на немцев, был схвачен, посажен в машину и вскоре под конвоем с такими же скитальцами, очутился в фашистском лагере в Днепропетровске. Одна мысль сверлила его мозг, когда Егор засыпал на новом месте заключения:
- Бежать! Бежать!
Проснулся он от крика на построение. Быстро вскочил с голого пола и попал в колонну заключённых, выходящих в город. Весь день они таскали книги из городской библиотеки на улицу. Немцы на улице обливали книги керосином и поджигали.
- В огромном костре коробятся и шуршат страницы Пушкина, Лермонтова, Толстого, Гёте, Шиллера... - мучился Рязанцев.
Чёрными птицами порхали по ветру остатки книг. Кое-что ему всё же удалось спасти, в сутолоке спрятал книги за батареи отопления.
- Наши вернутся и найдут, - надеялся он.
Во время обеда из лагеря привезли бачок баланды. Им раздали железные миски. Пленные кучно сели на землю и начали горькую трапезу. Откуда-то доносился лязг железных цепей.
- Кого там ведут? - спросил кто-то.
Через минуту они увидели моряков, которых гитлеровцы вели под усиленным конвоем. Тельняшки на моряках висели клочьями. Лица в синяках и кровоподтёках. На головах у многих окровавленные бинты. Они медленно бреди мимо, попарно закованные в цепи. Какая-то старушка вынула из кошёлки буханку хлеба и попросила немца:
- Пан, пан! Разреши дать страдальцам?
- Weg! Weg! - конвойный оттолкнул старушку прикладом винтовки. 
Однорукий матрос встряхнул тёмными кудрями и сказал:
- Не надо, мать! Мы сыты!
- Во какие кольца обручальные мы у Гитлера заработали! - засмеялся другой, потряхивая цепями.
Следующим утром Егор с небольшой группой заключённых под конвоем очутился на огромном дворе. Каменные строения располагались вокруг кольцом. Двое железных ворот охранялись с внешней и с внутренней стороны автоматчиками и выходили на параллельные улицы: на Перекопскую и Красноармейскую.
- Отсюда без посторонней помощи не вырвешься… - осмотрелся он.
Пленные выполняли функции рабочей бригады. Одни таскали доски и брёвна, другие песок и глину для штукатурки центрального здания. Кто-то заделался столяром, кто-то кузнецом. Три человека очищали от мусора двор.
- И на всех на нас нацелены фашистские автоматы! - мучился Рязанцев. 
Кругом сновали немецкие солдаты и офицеры. За ними следили лагерные конвоиры, запрещая общаться с вольнонаёмными, которые работали в комендатуре. 
- До войны здесь было артиллерийское училище, - догадался Егор.
Поблизости располагалась железнодорожная станция, об этом он легко догадался по паровозным гудкам. Наступило время обеда. Рязанцева послали под конвоем в здание немецкой кухни за хлебом. В хлеборезке под наблюдением немки работали две украинские девушки.
- Как тебя зовут? - тихо спросил он, когда зашёл.
- Катя, - девушка приветливо посмотрела на красивого парня.
Она резала буханки белого хлеба, другая девушка намазывала тонкие ломтики маслом, вареньем, мёдом для солдат немецкой воинской части. В деревянный ящик девушки собирали хлебные обрезки, за которыми пришёл пленный. Улучив момент, когда немка вышла, он подошёл к Кате с просьбой:
- Ты поможешь мне?
Она озадаченно посмотрела на него и после некоторой паузы кивнула.
- Ты завтра работаешь?
- Нет, выходная. Сменщица выйдет.
- Вот и хорошо! - прошептал Егор. - Приходи, только не одна, а обязательно с подругой. В обед встань на Красноармейской, на углу переулка. Захвати с собой что-нибудь из одежды, а то ты видишь, в чём я...
- Хорошо!
Дверь отворилась, вошла немка, которая держала железный кувшин с эрзац-кофе. Он подхватил ящик с обрезками хлеба и вышел коридор. Утром их погнали на тот же двор. Рязанцев очень нервничал, и брёвна, которые были так тяжелы вчера, сегодня казались ему совсем лёгкими.
- Придёт или нет? - он оставил в коридоре здания топор и пилу.
Во время обеда в бараке, когда уже был роздан хлеб и заключённые уселись на землю с кружками, Егор подбежал к конвоиру и стал жестами объяснять, что забыл в коридоре инструмент.
- Лос! Бистро! - сказал он. 
Егор вихрем помчался через двор. В его распоряжении было всего три-четыре минуты. В коридоре вольнонаёмные плотники под наблюдением немцев перестилали полы. Задержав дыхание, он медленно, делая вид, что что-то разыскивает, пошёл вдоль коридора.
- Вот эта дверь, - Рязанцев искал висящий на стене ключ от уборной.
Ключ висел на месте. Он схватил его и направился в конец коридора. Сердце билось учащённо. Егор открыл уборную, запер на ключ изнутри и подёргал раму окна. Ворвался уличный шум, мимо проезжали какие-то подводы, гудели машины, ходили люди. Какой-то малыш кричал:
- Гей, Панас, мамо тэбе шукае!
На противоположной стороне улицы стояла Катя с подругой. Он махнул рукой, чтобы девушка заметила. Мерный стук кованых сапог заставил его отпрянуть от окна. Но часовой не дошёл до него.
- Остановился, - догадался Рязанцев по звуку, - поворачивается…
Он увидел метрах в пяти спину, каску, локти с засученными рукавами, автомат на шее. Катя быстро пошла к окну, лицо сосредоточенное. Подруга перешла дорогу, посмеиваясь и, жестикулируя, привлекая внимание немца.
- Значит, поняла, что надо отвлечь часового... - одобрил Егор.
Он с кошачьей ловкостью скользнул вниз, с подоконника на тротуар. Тут же накинул протянутое Катей пальто, нахлобучил на бритую голову кепку. Через несколько секунд они пересекли улицу и свернули в переулок.