Безобразное явление, или Навуходоносор на траве

                (Исторический экскурс в актуальном контексте)

       Был такой беспринципный делец Евгений Михайлович Феоктистов (1828 – 1898), начинавший свою впечатляющую карьеру в качестве либерального журналиста, а завершивший ее на посту официального всероссийского чиновника-цензора – начальника Главного управления по делам печати (что-то вроде нынешнего «Роскомнадзора»). Мало добра и много дерьма наделал он за долгие годы, но, по крайней мере, под конец жизни взялся-таки если не за ум, то хотя бы за перо, и написал целый том, так сказать, мемуаров о кулуарах, под общим названием «За кулисами политики и литературы». Всегда интересно почитать откровения старого циника. Для теперешних аморальных времен или, точнее, для сегодняшнего уродливого безвременья, такое чтиво в самый раз.

       Есть там один прелюбопытнейший фрагментец, красноречиво повествующий об оппозиционных настроениях среди интеллигентного общества в эпоху злополучной Крымской войны, когда Российская империя сгоряча и сдуру внезапно решилась на открытую конфронтацию с ведущими государствами Европы, а потом как следует за это поплатилась. Урок оказался болезненным, но полезным. История в этом отношении вообще способна многому научить. Но для этого надо как минимум хорошо знать и помнить историю.

       Цитирую отрывок из мемуаров Феоктистова с небольшими сокращениями, но зато без малейших комментариев, которые здесь совершенно не нужны, ибо всё и так абсолютно очевидно и до сих пор очень даже злободневно:

       «В печати не раз указывалось на то обстоятельство, что люди, вращавшиеся в сфере умственных интересов, мечтавшие о лучшей будущности для своего отечества, вовсе не были воодушевляемы тогда патриотическим чувством: явление, по-видимому, в высшей степени странное, безобразное, и очень понятно, что впоследствии делаемы были попытки сгладить, умалить его значение. <...> Конечно, только изверг мог бы радоваться бедствиям России, но Россия была неразрывно связана с императором Николаем, а одна мысль о том, что Николай выйдет из борьбы победителем, приводила в трепет. Торжество его было бы торжеством системы, которая глубоко оскорбляла все лучшие чувства и помыслы образованных людей и с каждым днем становилась невыносимее; ненависть к Николаю не имела границ».

       Свежо предание, да и верится отчего-то без труда, вопреки хрестоматийной формулировке из «Горя от ума». (Замечу в скобках: наше нынешнее горе всё как-то больше отнюдь не от ума, а от дерьма, толком так и не убиравшегося за двадцать с гаком лет новейшего политического застоя и экономического отстоя.) Продолжим, однако, цитирование феоктистовской характеристики протестного отношения тогдашней интеллигенции к реакционному авторитарному режиму с его откатанным репрессивным инструментом в виде традиционного зажима свободы слова:

       «Конечно, главная вина этого лежала на безобразной цензуре; она требовала, чтобы и самый патриотизм выражался по казенному шаблону, – в этом случае правительство императора Николая, несмотря на постигшие его невзгоды, оставалось неуклонно верным самому себе. Se non e vero, e ben trovato (если это и не верно, то всё же хорошо придумано): рассказывали, будто император спросил однажды графа А. Ф. Орлова, чем занята публика, и на ответ, что повсюду только и думают и говорят о войне, заметил: “А им что за дело до этого?”».
 
       Ну да, и впрямь: какое людям дело до крайних эксцессов внешней политики? Ни референдумов, ни плебисцитов по такому случаю вовсе не предполагается. Власть просто в очередной раз нассыт на плебс. Вот в эту псевдоимперскую лужу все как раз и сели. Неужто только там и место простому народу во все времена – и при абсолютистском самодержавии, и при суверенной демократии? Невелика же тогда между ними разница, право слово (не путать с православием!).

       Не лишена занимательности образная оценка, очень точно данная самодуру-самодержцу одним из либеральных на тот момент публицистов, ощущавшим свою солидарность отнюдь не с казенными идеологами и самоуправными администраторами, а с критическими мыслящими вольнодумцами: «М. Н. Катков, видимо стеснялся идти вразрез с настроением лучшей части общества, стеснялся не из угодливости ему – это было совершенно не в его характере, – а потому, что в нем накипело слишком много горечи ввиду безобразий николаевского режима: “Если бы император Николай восторжествовал, – говорил он, – то трудно и представить себе, что сделалось бы с ним; он уподобился бы Навуходоносору, – вышел бы в Летний сад и стал бы щипать траву...”».

       А, впрочем, подобного рода персоны за столько лет бесконтрольного и неограниченного владычества так успевают свыкнуться с бредовой идеей о собственной непогрешимости, что хоть трава не расти! С вавилонского царя это, может быть, началось, но уж никак не на российском императоре закончилось. По крайней мере, дальнейший ход отечественной истории (да и современности тоже) еще не раз воспроизводил аналогичные пассажи.

       Кстати, уподобление безрассудного российского правителя свихнувшемуся Навуходоносору стало для тех переломных лет поистине знаковым. Вот, например, свидетельство знаменитого историка С. М. Соловьева в более поздних воспоминаниях «Мои записки для детей моих, а если можно, и для других»:

       «В то самое время, как стал грохотать гром над головою Навуходоносора, когда Россия стала терпеть непривычный позор военных неудач, когда враги явились под Севастополем, мы находились в тяжком положении: с одной стороны, наше патриотическое чувство было страшно оскорблено унижением России, с другой – мы были убеждены, что только бедствие, и именно несчастная война, могло произвести спасительный переворот, остановить дальнейшее гниение; мы были убеждены, что успех войны затянул бы еще крепче наши узы, окончательно утвердил бы казарменную систему; мы терзались известиями о неудачах, зная, что известия противоположные приводили бы нас в трепет».

       Положение, что и говорить, не из завидных! Но разве интеллигенция повинна в том, что власти предержащие довели страну и общество до такого печального и мучительного положения? Что принципиально изменилось за полтораста с лишним лет? Да мало что. И обывательская среда, к сожалению, в любые времена реагирует на происходящее примерно одинаково, как это наглядно зафиксировано в соловьевских «Записках»:

       «В массе народной заметно было равнодушие; причина войны не была ясна, правительственным известиям не верили, причины неудачи не понимали, жертвовали машинально, патриотические писания в стихах и прозе отличались поддельным чувством, не производили впечатления, всё отличались казенностью, как и следовало».

       И чем же в конечном счете увенчалось это безобразное явление помешавшегося Навуходоносора на траве Летнего сада? Увы, никто не отважился помешать ему вовремя, а затем стало уже слишком поздно. Ироничный юрист-правовед Б. Н. Чичерин лаконично подвел в своих «Воспоминаниях» итоги маразма власти и разложения государства, тесно взаимосвязанные между собой, как роковая причина и фатальное следствие:

       «В последние годы царствования деспотизм достиг самых крайних размеров, и гнет сделался совершенно невыносим. Всякий независимый голос умолк; университеты были скручены; печать была подавлена; о просвещении никто уже не думал. В официальных кружках водворилось безграничное раболепство, а внизу накипала затаенная злоба. Всё, по-видимому, повиновалось беспрекословно; всё ходило по струнке. Цель монарха была достигнута; идеал восточного деспотизма водворился в русской земле.

       И вдруг всё это столь сурово оберегаемое здание оказалось гнилым в самом основании. При первом внешнем толчке обнаружилась та внутренняя порча, которая подтачивала его со всех концов. Администрация оказалась никуда не годной, казнокрадство было повсеместное. Положиться было не на кого; везде царствовала неспособность. <...> Всё было устремлено на одну внешность, а о существе дела никто не заботился. И вот одна за другой стали приходить страшные вести».

       Завершим на этом месте и так чересчур уже затянувшееся цитирование. Осталось сформулировать резюме. Дела давно минувших дней? Эх, если бы... Сказка ложь, да в ней намек? Нет: ложь – это казенная пропаганда и военная цензура, сказка – шовинистическая риторика и неоимперская идеология, а намеки тут ни к чему – всё давно уже сказано прямо и открытым текстом. 

       7 июня 2022