Истории Евсея. Часть 2. Глава 26

       В буддийской общине Ушта провёл почти три года. Ему было близко всё, чему учил светлый старец Бодхисаттва. Почти всё. Ушта понимал и принимал как неизбежное: мир, в котором мы рождены, основан на непостоянстве, всё созданное обязательно разрушится, человек рождается и неизбежно умирает. Рано или поздно приходится расставаться с тем, кого любишь – условия для этого сложатся неизбежно. Непостоянны и наши чувства, и наши размышления. О чём-то у нас могут быть приятные впечатления, образы, о чём-то неприятные, но и это непостоянно, и порой всё меняется местами. К приятному мы тянемся желаниями, неприятного стараемся избежать. А когда не получаем желаемого, что бывает в жизни нередко – страдаем…
       В общем, будучи воплощённым, человек не может избежать страданий. И тогда Будда прав, говоря, что весь мир есть страдание, которое начинается вместе с нашим рождением.
       Ушта не сомневался в том, что причина страданий – в наших желаниях, привязанностях, в жажде чувственных удовольствий. А эта жажда ведёт к новым рождениям, где снова – тяга к чувственным удовольствиям и накопление привязанностей…
       И получается, если весь воплощённый мир есть страдание, то, чтобы прекратить страдания, надо найти способ или способы освободиться от жажды желаний. И Ушта стал решительно постигать предложенный Буддой путь, ведущий к прекращению страданий – восьмеричный святой путь. Он стал осознанно относиться к своей карме, понимая, что любое действие имеет последствия и результаты. Он учился правильным действиям. К чему относилось и непричинение вреда всему живому, а значит, отказ от убойной пищи; неприсвоение чужого; отказ от всего, что приводит к опьяняющему состоянию; правильная речь… В общем, правильный образ жизни, соответствующий учению.
       За время жизни в этой общине он научился вроде бы простым, но очень важным вещам: он перестал лгать о себе, говорить неправду о других, клеветать, говорить плохое о людях, говорить о том, чего не знает, он разучился ругаться с кем бы то ни было и выражать негодование в чей-либо адрес, давать оценки людям… Всему этому его терпеливо обучал Бодхисаттва, объясняя последствия любого неправильного действия, неизбежно приводящие к страданиям. Он учил Ушту отдаляться от страданий, отдалясь от желаний.
       Практики самосозерцания – важная часть жизни буддийской общины. Вместе с другими монахами Ушта учился под шелестящими от лёгкого ветра кронами деревьев отстранённо наблюдать за течением своих мыслей, их появлением и исчезновением, за появлением и растворением побуждений… Ушта учился максимальной отстранённости от объектов чувственного восприятия, а значит, от желаний… С помощью таких медитаций и осознания, что расставание с любимой привело его к спасительному пути, Ушта довольно быстро справился с сильно владевшим им желанием вернуть любимую. Справился и искренне пожелал любимой, её семье и её, как оказалось, суженому добрых дней жизни, лучшей кармы. Чем вызвал одобрительную улыбку мудрого старца…
       В общине считали, что каждый монах, точно следующий пути, который прошёл Будда (его ближайшие ученики записали учение Пробуждённого, его проповеди), тоже может стать Пробуждённым. Но это возможно только в монашеской общине. Человек, живущий в миру, может лишь менять свою карму в лучшую сторону через добрые дела, но стать просветлённым не может. Только монахам открыт путь к нирване, предельной отрешённости от мира и выходу из сансары, колеса воплощений…
       Бодхисаттва много общался с Уштой. Ушта испытывал очень тёплые чувства к мудрецу, ощущал его отеческую опеку. Однажды между ними произошёл разговор, в ходе которого Ушта выразил сомнения в собственной способности стать просветлённым.
       – Мастер, помоги мне, – обратился Ушта к мудрецу. – Я стараюсь учиться созерцанию, отрешению от мира страданий, иногда у меня получается… Но созерцание приводит к тому, что я мало тружусь, чтобы обеспечить свою жизнь в общине, пропитание, одежду, инструмент для обработки земли… Так же получается и у моих братьев: мы не можем обеспечить себя, наша жизнь зависит от помощи людей из селения.
       – Да, это так, мудрый Ушта, – улыбнулся старец. – В этом мире все зависят друг от друга. Путь личного совершенства – это очищение не только близкого пространства от влияния Мары, а значит, страданий может быть меньше… Тем самым ты уже помогаешь людям селения. А они, помогая общине, тебе, улучшают свою карму, идут своей тропой к просветлению. Ты же знаешь, каждый сам выбирает свой путь…
       – Благодарю тебя, учитель. Хочу, чтобы ты знал: из меня не уходит желание помогать людям не только в общине. В круговороте сансары множество людей были нашими родными, матерями, жёнами…
       – Сынок, Будда не говорил, что его путь – единственный, ведущий к пробуждению и избавлению от страданий. Первые ученики Будды говорили: он стоит на перекрёстке дорог, и много путей ведёт к просветлению… У каждого человека разные возможности и способности. Причины страданий не исчезают сами по себе, просветление – это путь из анализа, размышлений, медитаций, молитв. По возможностям человека складывается путь. Будда давал более простые учения для своих последователей из мира… На мой взгляд, ты имеешь и возможности, и способности идти путём Будды, путём монаха. Но это лишь взгляд, а не принуждение от наставника.
       – Мастер, мне кажется, я научился отдаляться от привязанностей и желаний, понимать, последствия каких действий ведут к страданиям. Наблюдать за собой, видеть, как и почему текут мои мысли… Благодарен тебе и Будде за дар восьмеричного пути! И ещё, мне кажется, я не готов сейчас к самадхи, к предельной отрешённости. Я, наверное, не смог изменить родовую карму. Отец мой – кузнец, простой кузнец, помогающий людям своими руками. И во мне живёт желание быть полезным моим братьям и сёстрам, вращающимся вместе со мной в колесе рождений!
       – Друг мой Ушта, – улыбался старец. – Да будет путь твой к пробуждению растянут на долгую жизнь во благо живых существ, ищущих пробуждения! Отказ от самадхи, хотя ты знаешь путь туда, во имя спасения живых существ – путь сострадания, благородный путь…
       Я не буду уговаривать тебя остаться… Моя память хранит встречу с молодым жрецом, хранителем Огня из западного царства. Он пришёл ко мне в поиске мудрости, будучи сам праведен. Он пробыл в монастыре две луны, мы много общались. Этот человек идёт путём благого действия, благих мыслей и слов, путём сострадания, пробуждая других. И пришёл он в этот мир сознательно… Это его последнее воплощение. Он Бодхисаттва. Так я увидел…
       Тебе надо будет долго идти на запад, туда, где кончаются горы, почти до великой реки. Он будет тебе и другом, и наставником…
       …Ушта вернулся в родное селение, обрадовав родителей тем, что живой. Удивил их своим сильно изменившимся миром, взглядами на жизнь, рассказав об обретённом пути. Поблагодарил родителей за данную ему жизнь, за возможность воплотиться. Недолгое время поработал с отцом в кузне. Отец услышал от сына здравые рассуждения, идеи о работе с железом и успокоился.
       Перед дальней дорогой Ушта заглянул к родителям своей юношеской любви, поблагодарил их за то, что они позволяли быть взаимному чувству, которое стало причиной его изменений. И попросил передать девушке и её семье поклон и благодарение…
       А через луну пути в западное царство, в сторону великой реки, Ушта встретил цель своего путешествия – Ашу Дазду, друга и наставника, который помогал Уште прежде становиться настоящим, несущим добро человеком, а потом уже мастером. Как говорил Дазда, если действовать в обратном порядке, то и мастером настоящим не станешь, и потеряешь время, чтобы стать настоящим человеком.
       – А теперь я встретил тебя, Аша, ученика Будды из Иудеи, – улыбался Ушта. – Встретил того, кого ждал Дазда. И мой путь к просветлению выпрямляется…
       А ступа на монете, пагода – с чего начался наш разговор… Бодхисаттва рассказывал нам, монахам, что в селении Кушинагара Будда Шакьямуни, мудрец из рода Шакьев, погрузился в созерцание в позе льва – на правом боку, правая рука под головой, голова на юг, лицо на восток… и достиг нирваны.
       Ученики предали огню тело Учителя… Да, огню. В тех местах пустое тело предают огню – так принято возвращать земле земное… А здесь, как ты, наверное, уже знаешь, мы не оскверняем пустым телом святой огонь и землю. Сначала птицы и собаки возвращают тело земле, потом сушит солнце, останки – в глиняные сосуды… Так вот, ученики Будды собрали прах его тела, разделили и поместили вот в такие дома памяти – ступы, пагоды… Это было их решение.
       …На следующий день после рассказа о жизни Ушты я спросил его:
       – А что же Аждахак, он больше тебя не проведывал?
       – Да, он приходил ко мне, тогда у нас вторая девочка родилась. Большой страшный мужик, ещё и хвост, как у ящерицы. Смотреть на него удовольствия не доставляет, так ещё и голос внутри скребёт. Говорит: «И что ж ты выиграл, кузнец? И мудрец твой мёртв, и любовь твоя не с тобой, да и муж бьёт её за то, что думает о тебе… И денег у тебя нет, хоть сталь у тебя и хорошая… Ладно, дело прошлое. Мне меч нужен. Чтобы ты его выковал».
       Что скрывать, внутри холодно и по голове мурашки бегают, когда такое чудище видишь, да ещё и слышишь. Подумал, надо что-то говорить и стараться не бояться. Вдохнул-выдохнул, вспомнил, что существует молитва. Говорю ему: «Зачем тебе меч? Ты и так любого напугаешь». «Как сделаешь, скажу, куда положить, – он будто не слышал моего вопроса, – и где награду взять. Заплачу столько, что и будущим твоим детям хватит. И не спеши с отказом, кузнец! Сходи к реке, не поленись… По берегу, выше по течению, большой жёлтый камень. С северной стороны под ним мешковина, неглубоко, в ней сотня золотых. Это не задаток, просто подарок, чтобы знал: всё будет по-честному…» И исчез, как будто и не было его.
       Поутру сходил я к реке, нашёл под камнем, в земле, небольшой мешок, а там сто золотых, я пересчитал. Брать, конечно, не стал, оставил там же.
       Ночью снова является это чудище. Глаза кровью налиты, чтобы страшнее было: «Мне очень нужен твой меч. Рисунок и размеры будут утром у тебя на пороге. Сундук с золотыми монетами будет стоять в твоей мастерской ещё до того, как начнёшь работу. Сделаешь – нести никуда не надо. Сам за заказом приду, как ты любишь».
       «Нет, Мара… Заказ брать не буду, – я старался говорить твёрдо и спокойно, к этому приходу Аждахака чувствовал себя уверенней. – Золота твоего, сколько ни передавай, не возьму. Бодхисаттва научил меня отстраняться от желаний, а значит, и не страдать от того, чего не имею. У меня всё есть для счастья и для самадхи! – И проговариваю ему, не опуская глаз, наше главное авестийское правило: «Хумата, Хухта, Хуварша» – благие мысли, благие слова, благие действия.
       Его аж передёрнуло: «Кузнец! Говоришь, желаний и привязанностей не имеешь? Страдать будет самая младшая, самая любимая…»
       А я продолжаю своё, не погружаюсь вниманием в его угрозы, Святые имена Господа повторяю. Представил, что во мне Огонь Всеблагого горит и пусты все слова демона, выгорают в Огне. И начал читать Ахунвар, ритмично, чётко… Демона начало потряхивать в ритм молитвы. Он ухмыльнулся и исчез…
       Вот такая история, Аша. Не испугался всё же я его. И школа монастыря была мне в помощь…