Пожар

Вначале отключился интернет, вслед за ним мобильные телефоны... На лестничной клетке началась суета, захлопали двери:
        -У вас интернет работает?
         - Нет и телевизор вырубился, представляете!?
         -И у нас!
         -А радио?..
          -Тише, президент говорит! Военное положение!
Петров вернулся в квартиру и включил радио. Голос президента, как всегда, был мягкий, убедительный, отеческий: "В связи с беспрецедентным экономическим и политическим давлением..." "Сохранять спокойствие и сплотиться!" ...

           -Ты куда? – спросил Петров жену.
В магазин: спички, соль, макарошки и всякое такое... Ты бы тоже не разлёживался: одевайся и погнали!

У дверей магазина толпа, в основном хозяйки. Магазин закрыт, но хозяйки стоят, галдят о чём-то: кто-то уже оббегал соседние магазины – все закрыты. Петров Георгиевич прошёл вперёд и громко постучал в дверь кулаком, однако никто не отозвался. Между тем краем глаза отметил на другом конце дома, где чёрный ход с торца, какое-то шевеление. Кинулся туда, завернул за угол: два мужика стояли у открытой двери, из которой высовывалось испуганное круглое бабье лицо в мелких жёлтых кудельках.
Да не могу, мальчики, не могу, с работы погонят...
        -Но мальчики, лет за сорок, настаивали.
         -Ну ладно, только пару бутылок...
        -Три, – поправил Петров.
Продавщица исчезла и через некоторое время вынесла бутылки.
        -Берите, но чтоб никто не видел!
        -Сколько?
        -А ну вас, берите так! – отчаянно махнула рукой продавщица, не глядя на деньги, - теперь всё по карточкам будет!
        -Петров засунул бутылку в пакет и пошёл ко входу.
      По улице медленно ехала милицейская машина и орала: "Товарищи! Товарищи! Всех просим сохранять спокойствие и не выходить из дома до особого распоряжения!"
Однако женщины у дверей магазина не расходились, будто чего-то ожидали: в стае им было не так тревожно.


Вернулись домой.
       -Как жить-то дальше?- спросила жена.
        -Как всегда, буркнул он.
        -Что "как всегда"? – взвилась она - у нас еды на один день, а дальше? Тебя-то, как всегда, ничего не волнует!
         -Отстань! – взяв  с полки "Илиаду", он улёгся на диван. – Я что виноват? Что я могу?
          -А что ты хоть когда-нибудь мог, что хоть когда-нибудь мог?  Какое же ты ничтожество, какое ничтожество! – кричала она.
Во рту стало сухо, как в Сахаре. Он попытался сосредоточиться на чтении, но буквы на строке начали подпрыгивать и пока он возвращал букву на своё место, забывал предыдущие.
"Пой, богиня, про гнев Ахиллеса, Пелеева сына,
Гнев проклятый, страданий без счета принесший ахейцам,
Много сильных душ героев пославший к Аиду,"

А на лестничной клетке шумели: хозяйки обменивались: кто соль на тушенку, кто сосиски на рыбу, кто спички на свечки – боялись отключения света.
       -Меняю кочан капусты на три картофелины! – доносился сверху молодой задорный голос.
"Вот оно, – подумал Петров,- натуральный обмен, как в первобытном обществе!. Цивилизация обрушилась мгновенно!
              Света к ночи не дали и окна то тут,то там тускло осветились свечами.
Петров вышел на кухню, зажёг свечу, поставив в банку, открыл бутылку водки и налил  полстакана. Августовские сумерки за окном быстро сгущались.
      Задумался.
В миллионный раз спросил себя: и почему жена считает его неудачником? Он себя таковым не чувствовал: есть крыша над головой, пенсии на кусок хлеба хватает, книги замечательные, природа в парке, белки, дубы могучие патриархально криворукие – только любуйся... А она всё сравнивала себя с теми, у кого что-то лучше: больше денег, лучше квартира, браслет, платье, есть машина... и пребывала в состоянии хронического стресса, отчего похудела и потемнела, став похожей на кочергу. И ему житья не давала. И как так не надоест жить постоянно влезая в чужие костюмы? А ведь живут и живут вместе аж тридцать лет. Вот что значит привычка! Конечно полезно сохранять некоторую часть души в прохладном, трезвом и даже несколько насмешливом самоотчуждении. Наверно это и спасает...
     Из церквушки за кварталом доносился негромкий равномерный бой колокола. В этой церквушке сына крестили.
"Вот повезло с нищими родителями!" –  хлопнул дверью и ушёл, а теперь в другой стране.
      -А чего-бы ты в жизни больше всего хотел? – спросил его как-то.
      -Я хотел бы, чтобы много-много денег..." Лицо при этом вдруг стало неимоверно глупым.
А хорошо было с ним лет до десяти: такой послушный был... В лес ходили, костёр учил его разжигать, картошку печь, на речке плавать выучил, на двухколёсном велосипеде ездить, грести на лодке, в шашки играть... Да многому ещё... А вот после десяти что-то случилось: какой-то негативизм к отцу появился, что ни скажи – всё возражает, отрицает, не объясняя. Может таким образом самоутверждение идёт, думалось.

Петров включил транзистор: по государственному каналу повторялось обращение президента, по второму записные политологи заполняли пустоту бессмысленными высосанными из пальца темами, комментариями...  Переключил на музыкальную классику: торжественные и равномерные звуки органа... Бах. Ре-минор. "Вечные ценности" – подумал Петров.
    
А когда совсем стемнело, из детской площадки напротив дома послышался женский крик:
"Помогите! Помогите!"
Петров рванулся в кухню, схватил молоток, но путь перегородила жена: "Не пущу! Сама виновата: нечего по темноте шляться!" – и, может показалось, в глазах её мелькнули злорадные огоньки.

               Лежали в темноте и молчали в тоскливой животной скуке.
В тишину всё более явственно вплетался усиливающийся гул.
     -Что это? – спросила жена.
     -Танки наверное, – предположил муж, – ночью войска перебрасывают, для скрытности.

                Вдруг кто-то громко забарабанил в дверь.
"Пожар! Пожар! – все на выход!"
         Горел магазинчик в полуподвальном помещении, прямо под ними.
               Лихорадочно собрали документы, паспорта, свидетельства собственности на квартиру, деньги, которые оставались, и вышли присоединившись к толпе соседей по дому. Между домом и толпой металась женщина, заламывая руки:
     -Там муж остался, там муж, прямо над пожаром мы... Он не ходит, лежачий!

                Кто-то говорил о поджоге и о том, что из-за связи теперь и пожарных не вызовешь.
     "Да сами хозяева небось и подожгли, чтоб государству не отдавать!"
     -Товарищи! – закричал Петров, – да что же мы стоим? ну давайте сами тушить: ведра, вёдра несите!
                Минут через десять работа закипела: люди передавали друг другу, но охотников было мало, мало было людей и воды и огонь продолжал разгораться. Те же,чьи квартиры были далеко наблюдали за происходящим с тупым интересом. А какой-то подросток радостно всё снимал на видео, предвкушая, видимо рекордное количество лайков. "Мам, я писать хочу!"- хныкала какая-то девочка. Между людьми бродила чёрно-белая кошка и громко мяукала, требуя к себе внимания и пищи.
     Наконец послышался визг пожарной сирены. Красная машина въехала во двор, появились пожарники в комбинезонах, в касках, стали быстро разворачивать шланги.
Из огня донеслись хлопки-взрывы.
     -Бутылки, бутылки это, – сказал красноносый мужик рядом, – Водка! Эх, сколько добра зазря пропадает!
Языки пламени наконец начали гаснуть: в подъезде грохотало: это пожарные крушили всё, что им мешало.
Бледная женщина что-то говорила начальнику расчёта и он кивал.
Наконец из подъезда вынесли чьё-то тело. Уложили на носилки. Лицо у трупа было негритянски чёрным. Стоящая рядом с ним женщина рыдала.
     -Это от дыма, дыма...
     -Угарный газ, отравление!
     Петров перекрестился.