Злодей

(Из цикла «Картинки с выставки».)
«Разве Я хочу смерти беззаконника? говорит Господь Бог.
Не того ли, чтобы он обратился от путей своих и был жив?»
(Иез. 18:23).
Разбойник
«Грабитель, человек, промышляющий разбоем.»
Злодей (по Далю).
«Кто деет, творит зло; ворог или враг, супостат, недруг, предавшийся злу, ожесточённый преступник, закоснелый противник божеских и людских законов» (1).

ПРЕДЫСТОРИЯ. В самом начале моего увлечения идеям христианства и главным образом православия в моём сознании копилось больше вопросов, нежели ответов. Со временем что-то прояснилось, что-то потеряло свою актуальность, но подавляющая часть непонятного во мне всё же остаётся.
Конечно, в решении вопросов в такой области, как вероисповедание, всегда присутствует элемент субъективности, т.е. то, что понятно одному совершенно не очевидно другому или для одного это принципиально, для другого не имеет ровным счётом никакого значения. Здесь предмет исследования, в смысле только его понимания, представления, будет различаться даже для одной личности, но находящейся на разных уровнях своего нравственного развития. Ещё ап. Павел писал:
«Для чистых все чисто; а для оскверненных и неверных нет ничего чистого, но осквернены и ум их и совесть» (Тит.1:15).
«Я знаю и уверен в Господе Иисусе, что нет ничего в себе самом нечистого; только почитающему что-либо нечистым, тому нечисто» (Рим. 14:14).
И мы можем это наблюдать каждый раз, что суть утверждающего является то, как и что он утверждает. (Говорят: «по делам их …», а я бы добавил – «по глаголу»).
Итак, действие на объект, а скорее его восприятие, зависит от субъекта - его сущности, внутреннего содержания. Приведём простой пример. Как же я не могу красть, если я постоянно краду? В этом моя суть и другой во мне нет. И весь окружающий мир воспринимается мною только через эту суть, т.е. все кругом крадут. Отсюда, очевидно, и выражение: «не судить по себе». Иначе, полагаю, если я исправлюсь, то исправится и мир вокруг меня.

Рассуждая далее («не знаете, какого вы духа» (Лк.9-55.)).
          С другой стороны, это кто-то там, но мы то честные, т.е. я могу осознавать пагубную привычку, а могу и не видеть в себе этого и в собственных глазах быть честным.
Ну … почти!
По крайней мере, меня это не трогает. Вот ведь, могу быть и тем, и другим, главное же здесь, чтобы не было душевного дискомфорта. Одним словом, за собой я этого, так называемого, «бревна» (худого и даже доброго) не замечаю; а если не замечаю, то мнения о себе я могу иметь любые, диапазон огромен от «твари дрожащей» до «мирового гения», опять же в силу своего внутреннего устроения. И получается, во что мне ещё исправляться, кого мне ещё судить, если и себе я не судья?
Так кто же я на самом деле, кто я есть, – какого я «духа»?

 «Лукаво сердце человеческое более всего и крайне испорчено; кто узнает его?
Я, Господь, проникаю сердце и испытываю внутренности, чтобы воздать каждому по пути его и по плодам дел его.» (Иер.17:9-10).

Вот ведь, не испытан, значит не познан даже для самого себя!
И всё же, если испытает, где окажемся?

НЕ ЗЕМНОЕ.
Веру Христову ищут многие, но не многие находят.
Почему?
Потому что ищут не там.
Вся Христова вера соткана из противоречий и недоразумений
Почему?
Потому как имеет небесное происхождение, а не земное. И пока мы земные, небесное уму нашему не под силу, или как об этом пишет ап. Павел:

«Душевный человек не принимает того, что от Духа Божия, потому что он почитает это безумием; и не может разуметь, потому что о сем надобно судить духовно.» (1Кр.2:14).

 Вот математика хотя и сложное, но земное творение, а по сему, как бы сложна не была, доступна всякому человеческому разуму, что совсем не так с вдохновением –научится этому нельзя.
К примеру, кажущаяся нам, простота заповедей на деле оборачивается неподъёмным трудом. (Попробуйте!).
А почему? Да, опять же всё просто!
Чтобы человек не превозносился или, как пишет ап. Павел:
«не от дел, чтобы никто не хвалился.» (Еф.2:9).
А по сему, всякое дело по вере есть дело с Богом, а значит Божье, а значит и слава не нам, а Богу Слава! А нам - смирение. Помните, как Он сказал ученикам: «ибо без Меня не можете делать ничего.» (Ин.15:5). Поэтому всякое божеское дело делается с Богом, а результат его – смирение! И наоборот, там, где нет смирения, нет и Бога. (Всё просто – «дважды два – четыре»!)
Об этом состоянии души, о смирении, много сказано и написано. Здесь мы не будем распространяться, лишь для примера приведём высказывание современника веры, архимандрита Кирилла Павлова (08.09.1919. – 20.02.2017), а именно, ответ этого опытного подвижника игумену Нектарию Морозову.
«Однажды, задавая ему какие-то вопросы о жизни монашеской, я сказал: мне кажется, что основное содержание этой жизни – покаяние. А он (отец Кирилл) возразил: «Нет! Покаяние очень важно, но оно не цель, цель – смирение» (2).

ОДНО ИЗ "НЕДОРАЗУМЕНИЙ".
Вот один из парадоксов христианства – первый в рай попал не праведник, а разбойник, если не сказать, хуже, - «злодей». Попробуйте разобраться. И для меня это загадка (такая она эта «математика»). Здесь всё просто и в тоже время полное недоумение, чистый конфуз. Почему? Потому, как не вмешается в моё человеческое рассуждение.
Рай для святых. Верно?
Верно! И всё очевидно, а значит просто!
И вдруг, первым там оказывается разбойник, т.е. далеко не святой. Причём, ошибки нет, именно разбойник и такой, что делами своими заслужил высшую меру, и в этом сомнений нет.
Впервые этот факт, как противоречие, я осознал, знакомясь с трудами богослова профессора Алексея Ильича Осипова. Приведу здесь его более позднее высказывания по этому случаю.
 «Давайте в качестве примера рассмотрим христианское учение о том, что основное требуется от человека для спасения. И вот здесь мы сразу столкнемся с поразительным, прямо-таки антирелигиозным фактом. Первым в рай входит не безупречный исполнитель закона Божия, святой, по иудейским понятиям, а разбойник. Нам неизвестно, что уж такого он сделал, что был приговорен к распятию. Но сам он признал: «И мы осуждены справедливо, потому что достойное по делам нашим приняли».» (3).
… «Да. Он исповедовал свою вину, осознал, что действительно заслуживает этой страшной казни. И что же он слышит в ответ от Того, Кто для христиан является Богом и Спасителем? «Сегодня же будешь со Мной в раю»!» (3)
… «Спасаются не праведники и не грешники, а увидевшие свое недостоинство перед лицом Bcecвятого Бога и приносящие искреннее покаяние.» (3)
… «Я говорил о разбойнике, распятом справа от Христа. А ведь слева был распят и другой разбойник, о котором ничего положительного не сказано. Он так и не раскаялся, хотя был таким же разбойником. Спасение, оказывается - в искреннем раскаянии человека. Христианство говорит, что человек, который искренне кается, оказывается выше того, кто исполняет все предписания.» (3)

Опять же, понятия «святой» или «раскаяние», да ещё не просто «раскаяние», а «искреннее раскаяние»? А ещё «раскаяние» и «покаяние». Если бы это было в земном, например, как в той же математике, мы дали бы чёткое определение и всем смысл этих слов стал бы понятным, ну, по крайней мере, в рамках определения. А пока нам с ними всё ясно и понятно лишь до определённых моментов, одним из который и является – «разбойник в раю». А почему? Во-первых, небесное не поддаётся определению. Это, как невозможно дать определение, например, вкусу какого-либо фрукта. А во-вторых, здесь свои, иные правила. В «раскаянии» надо побывать, можно сказать, пережить его, пропустить через себя, чтобы понять, где оно «искреннее», а где нет.
Казалось бы, всё верно.
  Но вот ребёнок, совершив проступок раскаивается в нём, получает прощение и тут же совершает новый (кому это не известно). Можно ли здесь говорить об искренности? Несомненно! Будучи ребёнком, я многократно бывал в таких обстоятельствах и, как мне кажется, ни разу не слукавил – до слёз осознавал своё нехорошее и дурное. По-другому, искренность в покаянии или в раскаянии не всегда приводит к исправлению. Став взрослыми, мы не изменили своим принципам, мы просто перестали каяться, переживать за свои поступки, стараться не замечать их нравственной оценки. Вот разбойник искренне раскаялся, но нет гарантии, что, будучи помилованным, он не совершил бы новых злодеяний. К сожалению, тот к чему привык тяжело расстаётся с этим навыком. Покаяние, как самоосуждение, необходимое условие к исправлению, но иногда для достижения «цели» одного его недостаточно, требуется время, воля и многое ещё чего и даже помощь свыше.
Больной выздоравливает не сразу: через лекарства, процедуры, покой и не без помощи врача. И всё же, как долго?
 
«Тогда Петр приступил к Нему и сказал: Господи! сколько раз прощать брату моему, согрешающему против меня? до семи ли раз?
Иисус говорит ему: не говорю тебе: до семи, но до седмижды семидесяти раз.» (Мф.18:21-22).
(Пока не выздоровеет!)

ЧЕРВЬ.   Действительно, почему разбойник? Разве мало нас не преступающих закона, но и за всю жизнь так и не достигших Царствия Божия? Разве мы не сожалели о своих малоприятных поступках, или может мало было искренности в наших самоосуждениях? И недостаточно ли, вторя поэту, сказать о себе.
«Не злодей я и не грабил лесом,
Не расстреливал несчастных по темницам.
Я всего лишь уличный повеса,
Улыбающийся встречным лицам.» (4).

Кто-то скажет, не искали Царствия Божия. Хорошо, не искали. А он (благоразумный разбойник) не только не искал, но даже не мог и думать об это.
Искреннее покаяние? Да.
Однако, здесь было ещё что-то другое.
Ведь тогда там, на Голгофе, всё разделилось на верхних – кто на кресте и на нижних. Это сегодня через пространство и время те события оказались великими и значимыми. Тогда же в глазах участников всё представлялось банальным, обычным наказанием преступников. Одним словом, это происшествие, как и многие подобные сему и забытые, должно было кануть в лета и напрочь стереться с человеческой памяти.
(Одним словом:)

«А мы надеялись было, что Он есть Тот, Который должен избавить Израиля» (Лк.24:21).

Сейчас там на верху с Ним только двое. А как много их было рядом, тогда в минуты Его славы и триумфа. А как хорошо было сидеть и затаив дыхание заслушиваться Его рассказами и притчами, такими родными и сердцу понятными или вместе с Ним давать волю чувствам и обличать этих слепцов -

«… оцеживающие комара, а верблюда поглощающие!» (Мф.23:24).

И вот же, искушение - это нечаянное испытание! Совсем другое дело быть рядом и оказаться соучастником Его страданий, попытаться примерить на себе муки и страсти крестовые. Поэтому в самые трудные минуты с ним оказались только они – злодеи, и то не по собственному желанию, а кто же пожелает на крест, разве только безумный? Словом, здесь все благонадёжные и законопослушные оказались по другую сторону – в «нижних», и ни один не захотел … подняться выше - к «верхним».
Я, обращаюсь к нам, ревнителям и быстрым на осуждения и негодования, - по чаще вспоминать этот факт, что страдания крестные с Ним разделили не святые и даже не просто граждане, им оказалось не под силу, а грешники из грешников. А раз разделили, то и поддержали! Как бы не было парадоксально, но это, как раз, и есть та самая «чаша холодной воды». Да! без желания, да! с принуждением, и всё же «напоили одного из малых сих». (Мф.10:42). А кто же носится на миру; с «чащею», как с торбою предлагая всем направо и налево? Не тогда ли и совершается по любви (по вере), когда никаких уже нет сил и желаний, и приходиться нудить себя за бесполезного (ну просто без всякой надобности) ТЕБЕ «просящего», и не тогда ли таинственным, чудным образом, вдруг он, «просящий», становиться (оказывается) «ближним твоим»?
«Вот, наступает час, и настал уже, что вы рассеетесь каждый в свою сторону и Меня оставите одного; но Я не один, потому что Отец со Мною.» (Ин.16:32)

Наступил момент, когда даже истинные ревнители по Богу стали вне Его, если не сказать – против. И неправильно думать, что в «нижних» не было ни одного храброго и волевого, готового перейти к «верхним». Нет! Было достаточно и тех, и других. Просто … (вот же и здесь!) Просто, какая сила и какое мужество устоит против этого червя; – червя сомнений!
- «А мы надеялись было, что Он есть Тот …» (Лк.24:21).
Это потом Он взойдёт на небо и сядет одесну;ю в Силе и в Славе, как тогда на Фаворе, и Дух изольётся, да так, что не только мужи испытанные, храбрые, а и малые дети, готовы будут перенести любые ужасные и жуткие мучения только за одно, чтобы называться Его учеником. Потому, какие могут быть теперь сомнения? И где теперь этот червь? Вот и Павел, будучи ярым и непреклонным гонителем, до мозга костей фарисеем, только однажды услышав голос Его, уже никогда не усомнится и будет верой и словом служить Ему, многократно умирая за Него и вновь оживая ради Него, до последнего вздоха, до самой смерти.
О чём и пишет он Тимофею из Рима, из последнего своего приюта.
«По сей причине я и страдаю так; но не стыжусь. Ибо я знаю, в Кого уверовал, и уверен, что Он силен сохранить залог мой на оный день.» (2Тм.1:12).
Вот это и есть то, что уничтожило страшного червя! Вера – неземная сила, духовный стержень, с которой всё возможно человеку!
…
Всё это будет! Будет потом! А сейчас? … А сейчас Он остался один. Ну почти один и только Отец и эти двое «несчастных», как бы случайно «попавших под руку», и … и «тьма по всей земле».

"КРОШКА СЫН К ОТЦУ ПРИШЁЛ ..."
Если кто-то может сразу угадать, вот это добро, а вот это зло; вот так хорошо, а вот так плохо, то я в себе сомневаюсь. Когда факт очевиден, как в сказках или романах, здесь спора нет. А когда для хорошего «добра», требуется маленькое «плохо»? Как быть здесь? И ладно, если ты видишь «маленькое плохо», а если его не видно или не хочется видеть, перед глазами только «хорошее добро». Это повседневная житейская дилемма и мы постоянно, как хамелеон, превращаемся из беспринципных в принципиальных и обратно.
Как-то давно в возрасте 9-10 лет со мной произошёл случай, хотя, их было ни один в моей жизни, но Бог миловал. Тогда у меня обнаруживались некие аномалии в здоровье и для определения окончательного диагноза, я был помещён на неделю – полторы в больницу. Было много детей на разных стадиях своего выздоровления. Я конечно оказался в самой здоровой группе, где возможны были подвижные игры. В коридоре на тумбочке стоял телевизор, там мы смотрели свои детские передачи. Мы прибегали разгорячённые из детской и в весёлом настроении, переходящем иногда в шалость, рассаживались по местам. Девочка, сидящая впереди меня, постоянно вскакивала, что-то сказать подружке и опять не глядя плюхалась на стульчик. План созрел сразу, я тихо отодвинул стульчик, и …
         Конечно было бы так смешно и весело, но тут вмешалась няня. Девочка была после операции и при падении швы могли разойтись, не говоря уже о поступке как таковом. Я был лишён просмотра и отправлен к себе в палату. Что я такого сделал? Откуда я мог знать об этом? Глаза затопили слёзы. Обруганный и выгнанный, и всеми осуждаемый, я побрёл восвояси.
Вообще то я рос сорванцом, энергично-увлечённым ребёнком. Меня занимали бойкие игры, они захватывали и увлекали меня на столько, что я полностью терял связь с реальностью; работа рук и ног опережало голову, ну в общем она всегда у меня тормозила (голова). За что я неоднократно и расплачивался всевозможными наказаниями и терзаниями.
В данном же эпизоде на лицо непонимания последствий своих действий. По сути человек не может достоверно знать к чему приведёт поступок, во что он слепится – в доброе или нет. И будет, как в притче.
«господин! не доброе ли семя сеял ты на поле твоем? откуда же на нем плевелы?» (Мф.13:27).
Когда мне «крохе» объяснили, почему это плохо, я, ещё не дослушав, уже всё понял.
Да, скажут, это же ребёнок - ни образования, ни опыта, возраст, как говорится:
«не умеющих отличить правой руки от левой».
Когда же возмужает, научится, наберётся житейской мудрости, и сможет уберечься от худого. Однако ни опыт, ни седины, как известно, нас не спасают и нам не указчики. Мы часто впадаем в «ребячество», и не хотим различать «правой руки от левой», даже понимание возможности губительных последствий нас не останавливают.
  Вот, известный случай (и подобных не мало), два взрослых человека, думаю достаточно образованных и не плохо знающих жизнь, одним словом, немцы, стритрейсеры, т.е. любители уличных гонок, в одну из зимних ночей устроили в Берлине гонки на автомобилях. В результате, вылетев (170 км/ч) под красный свет на перекрёсток, где в данный момент проезжал другой автомобиль, совершили смертельное ДТП. Погиб ни в чём неповинный водитель, сами же «гонщики» отделались незначительными травмами. Знали ли они всю опасность своей затее? А может всё-таки нет? Скажи им кто-нибудь наперёд, чем всё это закончится, возможно и не решились бы на гонки.
Здесь есть что-то такое - наподобие рока или судьбы и человек скорее творящий, нежели разумный, и творит своё подобие везде, чем бы он не занимался и как бы он не жил. Разумеет ли человек или не разумеет значимость своего поступка, не всегда это помогает. Как для меня, так и для гонщиков мы поступали по-своему и единственное в нас различие – в последнем случае, к сожалению, не оказалось «няни».
Может быть где-то и в этом тоже смысл слов Христа.

«если пребудете в слове Моем, то вы истинно Мои ученики, и познаете истину, и истина сделает вас свободными.» (Ин.8:31-32).

Иначе, мы не в истине, т.е. с нами. её нет, …нет этой «няни».
…
А помните, как они Ему тогда ответили?
«мы семя Авраамово и не были рабами никому никогда» (Ин.8:33).
Вот-вот и мы живём часто по принципу: «Плавали, знаем!».

ПРОТИВОРЕЧИЯ (ПАРАДОКСЫ).
Здесь мы пытаемся понять самый, наверное, трагичный случай, рассказанный в Евангелиях – взятия Иисуса под стражу с последующими судом и казнью. Оставаясь в рамках человеческих рассуждений и понятий, мы попробуем добиться некой ясности, и прежде для себя, в данном вопросе.
Первое, что мы видим при аресте, это попытка учеников отбить Учителя, но силы не равны, очевидно, всё предусмотрел Иуда, - они ретируются и оставляют Его. Пётр попытался противится судьбе, опять же не смог, а только для себя сделал хуже. Одним словом, оставленный всеми близкими, учениками, друзьями, единомышленниками, сторонниками, в общем всеми, всеми, попадает в руки своих недругов, под их полную власть.
Даже во время войны к пленным проявляют хотя бы элементарное человеческое обращение. Возможно здесь отрезвляет понимание, что каждый может оказаться в таком положении и как-бы подсознательно выговаривается – «Суд без милости бывает только не оказавшему милость». А если же и бывает, опять же, - он враг, несущий смерть и разрушение. В случае голой ненависти сочувствия не бывает. Ненавистник бьёт сильнее и без жалости. Злопыхательство ядом копится в сердце его и ждёт момента, чтобы всею своею полнотою обрушиться на обидчика до последней крупинки, и к этому готов ещё что-нибудь, да прибавит - изощриться. Хотя «обидчик» лично не сделал ему никакого зла: не вторгался, не разорял и не мучил ни его самого, ни его близких. Одним словом, хуже нет, чем впасть в руки своего ненавистника. Что и произошло с Наставником.
Если пристально всмотреться в эти события, то начинает проявляться их некая противоречивость - парадоксы.
Так фарисеи давно искали случая схватить и расправится с Ним. А когда это произошло, оказались совершенно не готовы. Все их доводы и аргументы рассыпались от своей очевидной несостоятельности, и только, соделанная ими же, провокация с натяжкой, ели-ели позволила назначить приговор.
Пилат и зная истинные причины Его осуждения, и предупреждённый, не делать Ему худого, и желая, а можно сказать, даже был уверен, что освободит Его, по факту же мучил и казнил, как самого опасного преступника. Можно же было отложить казнь или, наконец, не мучить приговорённого.
Близкие, присутствующие здесь, очевидно хотели помочь и облегчить Ему страдания, наоборот, от Него получали утешения.
И вот разбойник, настоящий злодей, кому по статусу действительно положено было насмехаться и злорадствовать над Ним, а не тем почтенным гражданам «внизу», проявил удивительную чувствительную помощь, истинное человеческое сострадание, по-настоящему поддержал Его в трудную минуту, когда всё и все глумились или, в лучшем случае, молчали.

РАЗБОЙНИК СПРАВА. 
    Как нам всё это понятно, как мы сами не далеки от этого. Конечно, когда нам свободно и легко мы благородны, очень внимательны и милосердны к ближнему. А если жизнь распнёт нас, да необязательно сильно, а так чуть-чуть, то наше сострадание как пыль слетит с нас и где мы окажемся справа или слева (5), станем ли мы подражать благоразумному разбойнику или скатимся до «почтенных граждан»?

 «Что же скажем? Язычники, не искавшие праведности, получили праведность, праведность от веры.
А Израиль, искавший закона праведности, не достиг до закона праведности.
Почему? потому что искали не в вере, а в делах закона. Ибо преткнулись о камень преткновения,» (Рим.9:30-32).
Их, мучителей, праведность от закона не привела к милосердию и дошла до злодейства и жажды мести – мук и казни Безгрешного и Невинного. А он, разбойник, нарушитель закона, и тем самым постоянно осуждающий себя и всеми, достиг праведности от веры. Будучи по делам своим злодеем сжалился и, умилосердившись, достиг не показного, не притворного, а именно, того самого, истинного человеколюбия, а значит сотворил по закону любви, т.е. по вере, а с верой получил и спасение.
 Вот это-то в нас сравнительный пустяк, так, малая белиберда – жалость, а возносит до горнего.
«Не постился я, говорит Давид, не бдел, не лежал на голой земле: но «смирихся, и спасе мя Господь» вскоре» (6).

 «Смирихся»! А где же здесь смирение? Так вот же оно:
«… достойное по делам нашим приняли» (Лк.23:41).
И это всё? А как же муки за веру, а подвиги, а где же несения креста, и отдания жизни за «други своя»? Как это многих из нас смущает и пугает, где набрать нам сил, совершить всё это? А если мы не готовы, отдать тела на сожжение, то какая же в нас вера, за что же нам ещё и Царствие Божие?
По преданию в конце жизни Иоанн Богослов беспрестанно повторял своим ученикам: «Дети, любите друг друга».
«Почему ты повторяешь одно и то же?»
Он отвечал им: «Это самая необходимая заповедь. Если ее исполните, то весь Христов закон исполните».

"ПРИКРЫШКА". 
   Закон, как добрые дела. Если, делая их, укоряешь того, кому сделал, то ты не смягчаешься, а ожесточаешься, становишься недобрым и вскармливаешь в себе жестокосердие – «сердце каменное». Для чего же, тогда тебе делать добро, если оно делает тебя хуже – человеком расчётливым, лицемером, наветчиком, а по сути преступником (7), т.е. хорошее твоё уже не хорошее, а злое. Так что же, не делать добрых дел, если они приносят мне злое? Никак нет. Просто делаю не ради другого - ближнего, а ради самого себя. Иначе, «Закон» для меня – моего «Я»! (И получается:
«Сказали ему в ответ: во грехах ты весь родился, и ты ли нас учишь? И выгнали его вон.» (Ин. 9:34).
Очевидно настоящие почитатели закона поступили так от своего большого … «Я».)
Апостол Павел, обращаясь к филлипийцам, предупреждает:
«… ничего не делайте по любопрению или по тщеславию, но по смиренномудрию почитайте один другого высшим себя.
Не о себе только каждый заботься, но каждый и о других.» (Фил.2:3-4).
А к галаатам уже прямо:
«Носите бремена друг друга, и таким образом исполните закон Христов.» (Гал.6:2).
Всё делать не для себя, а для благо другого, постороннего для тебя человека, того, кто не может воздать тебе благом. Для кого-то такое толкование заповеди будет понятнее, чем «возлюби ближнего», поскольку, это одно и тоже. Беда же здесь (как и в «Законе») в том, что очистит «пшеницу» от плевел тщеславия, как и кто определит, где замешена корысть, а где нет?  В этом вся загадка. Мы порой сами не знаем, что сотворили и что из этого выйдет.  Выйдет же в конечном счёте наша натура и что на сердце у нас. И откуда у нас смиренномудрие, его же ещё иметь надо. А это всё одно, что, подавая нищему, я должен осознавать себя ниже, т.е. хуже его.
 Мм да…  А может ему ещё спасибо за это сказать и руки расцеловать?
 Ну уж нет!               
 Вот и получается, кажется, сделали человеку хорошее и на душе приятно и радостно, и вдруг! Раз! и в сердце обида, и в сознании муть: «И делай после этого доброе людям!». Как нам всё это хорошо знакомо: добро с примесью корысти или с послевкусием осуждения - это только «прикрышка», фиговый листок нашему Я. Исполняя дела закона без смирения -  есть путь к «фарисейству», а по сути к злодейству. …
Однако возвратимся к нашему предмету.

РАЗБОЙНИК СЛЕВА. 
   Вот разбойник слева, там всё понятно, очевидна для нас реакция и настроение, принимающих участия в казни, книжников и фарисеев – сбылись их чаяния. А, всё же, почему для нас это поведение понятно? Не потому ли, что нам это знакомо? Тогда, как поведение разбойника справа нам непонятно (не сказать ли, малознакомо, не свойственно), одно можно утверждать, нет здесь (справа) ни расчётливости, ни лицемерия, ни корысти. С лева же явная лесть (подыгрывание). Ведь, хуля Невинного (а он это знает), он хочет угодить судьям – уж они-то точно с Богом и устами их говорит Он. Им всем троим сейчас одинаково невыносимо и тяжело – страшная мука и страдания по плоти, но каждый выносит из сердца то, что имеет, выказывая истинное своё «Я».
«Жено! се, сын Твой. (показывая на ученика)
Потом говорит ученику: се, Матерь твоя!» (Ин.19:26-27).
Обращается Наставник к своей матери и ученику. Он не забыл о них даже в такую минуту и печётся о них, как это только возможно в его положении.

Благоразумный разбойник:
«и мы осуждены справедливо, потому что достойное по делам нашим приняли, а Он ничего худого не сделал.» Лк.23:41.
А вот рассуждения другого:
«Один из повешенных злодеев злословил Его и говорил: если Ты Христос, спаси Себя и нас.» (Лк.23:39).
Конечно ошибается, кто думает, что злословящий разбойник не хочет своего спасения. Как раз, наоборот, очень этого хочет и поэтому вторит «истинным богозащитникам», стремясь этим достичь праведности, но, забывая свою настоящую природу и преломляя желание своё через призму своего «Я», выносит хуления и злословия. В этом и вся загвоздка, что хочет себе спасения. А может была мысль или чисто интуитивно, поддержав судий, встав на сторону «почтенных граждан», попытаться получить снисхождение, а вместе с тем и освобождение. Так или иначе, но однозначно ищет в этом (хулении) себе облегчение – здесь он, как «рыба в воде».

УЖЕ НЕ БОЯТСЯ.
   «Когда же продолжали спрашивать Его, Он, восклонившись, сказал им: кто из вас без греха, первый брось на нее камень.
И опять, наклонившись низко, писал на земле.
Они же, услышав то и будучи обличаемы совестью, стали уходить один за другим, начиная от старших до последних; и остался один Иисус и женщина, стоящая посреди.» (Ин.8:7-9). 
И ни один, никто не бросил камень, все оказались под грехом – испугались. Смотрите, совесть обличила их, т.е. не то рассуждение – «чего тут говорить, пошли», - а именно, что грешны, «как тут бросишь, а вдруг! … – боязно».
А при вынесении ими же приговора Невинному уже в них всё молчало, хоть бы что-то ёкнуло, нет, полное бесчувствие. Вот и он, злодей, уже явно призывает:
«или ты не боишься Бога, когда и сам осужден на то же? …, а Он ничего худого не сделал» (Лк.23:40-41).
И они все слышат эти вразумления и, … но нет, уже не боятся.
«И стоял народ и смотрел. Насмехались же вместе с ними и начальники, говоря: других спасал; пусть спасет Себя Самого, если Он Христос, избранный Божий.
Также и воины ругались над Ним, подходя и поднося Ему уксус и говоря: если Ты Царь Иудейский, спаси Себя Самого.» (Лк.23:35-37).

«Проходящие же злословили Его, кивая головами своими и говоря: Разрушающий храм и в три дня Созидающий! спаси Себя Самого; если Ты Сын Божий, сойди с креста.
Подобно и первосвященники с книжниками и старейшинами и фарисеями, насмехаясь, говорили: других спасал, а Себя Самого не может спасти; если Он Царь Израилев, пусть теперь сойдет с креста, и уверуем в Него; уповал на Бога; пусть теперь избавит Его, если Он угоден Ему. Ибо Он сказал: Я Божий Сын.» (Мф.27:39-43).

«Проходящие злословили Его, кивая головами своими и говоря: э! разрушающий храм, и в три дня созидающий! спаси Себя Самого и сойди со креста.
Подобно и первосвященники с книжниками, насмехаясь, говорили друг другу: других спасал, а Себя не может спасти.
Христос, Царь Израилев, пусть сойдет теперь с креста, чтобы мы видели, и уверуем. (Мк.15:29-32).

Вот что значит попасть в руки ненавистников. Ведь они Ему всё припомнили и «осанна в вышних», и «Царь Израилев», и «камни возопиют». Полная вакханалия и оргия. Ослепшие от зависти и злобы. А Он? А Он всё ещё печётся о них – не вразумит ли?

«Иисус же говорил: Отче! прости им, ибо не знают, что делают.»

… Нет, не слышат - им весело.

И делили одежды Его, бросая жребий.» (Лк23:34)
«Некоторые из стоявших там, слыша это, говорили: Илию зовет Он.
И тотчас побежал один из них, взял губку, наполнил уксусом и, наложив на трость, давал Ему пить; а другие говорили: постой, посмотрим, придет ли Илия спасти Его. (Мф.27:47-49).
«В шестом же часу настала тьма по всей земле и продолжалась до часа девятого.» (Мк15:33).
Они и этого не замечают.

«и померкло солнце, и завеса в храме раздралась по средине.
Иисус, возгласив громким голосом, сказал: Отче! в руки Твои предаю дух Мой. И, сие сказав, испустил дух.» (Лк23:45-46).

«И вот, завеса в храме раздралась надвое, сверху донизу; и земля потряслась; и камни расселись; и гробы отверзлись; и многие тела усопших святых воскресли и, выйдя из гробов по воскресении Его, вошли во святый град и явились многим.
Сотник же и те, которые с ним стерегли Иисуса, видя землетрясение и все бывшее, устрашились весьма и говорили: воистину Он был Сын Божий.» (Мф.27:51-54).

Должно было земле потрястись, чтобы муть в головах сошла и наступило прозрение.

«Сотник же, видев происходившее, прославил Бога и сказал: истинно человек этот был праведник.
И весь народ, сшедшийся на сие зрелище, видя происходившее, возвращался, бия себя в грудь.» (Лк.23:47-48).

Да, убоялись, но уже того, что сотворили, что преступили человеческое и опустились до злодеяния.
И всё же, смотрите, в конечном счёте душевным состоянием, его плодом, оказалось их раскаяние. Воистину у Господа!
«Разве Я хочу смерти беззаконника?»

ДЕЛА СЕРДЕЧНЫЕ. 
   Каждый из нас знает такое состояние души, как сочувствие или сопереживание, поскольку хотя бы раз в жизни довелось испытать чувство жалости к кому-либо. Мы принимали самое сердечное участие в их огорчениях и радостях. (Да вот прочтите хотя бы Песнь о собаке Сергея Есенина – у кого там что-то не защемит, не тронет!)
Переживания о близких (по душе) нам людях, как точило стачивает жёсткость нашего сердечного равнодушия до живого, до оголения нерва, касание к которому приводит к истечению слёз. Детство, детская душа ещё не закалённая, не затвердевшая житейским прагматизмом. Эгоизм ещё не набрал своей силы и состоит она (душа) пока из одних сопереживаний и не только о близких, но о всех просящих сего чувства и мы бескорыстно раздаём его. Мы здесь ещё не равнодушны – мы пока простодушны. Это будет потом: «Нас не обманешь и не разжалобишь, мы кремень!», а пока мы наивны и открыты всем и нам хорошо, если хорошо вам и плохо, если плохо вам, и если грустите вы, то и нам безрадостно. Я вспоминаю детство и свою бабушку. Для меня не было более счастья, когда на лице её была радость, и хотелось сделать для неё что-то доброе и хорошее, ещё больше радовать её. И не были печальнее и несчастнее тех дней, когда ей не здоровилось. Мы с сестрой ходили на цыпочках тихо-тихо, хотя бы этим, а чем мы ещё могли помочь ей?
Так и он (разбойник) пригвождённый ко кресту, чем он может Ему помочь, как не «подняться на цыпочки», и не назвать его Господом и Царём Царства неземного, именно когда все вокруг уже забыли или не верят этому?
Говорят, душа человека по природе своей христианка. И это так. Мы рождаемся с душою нежною, с жаждою любить и делать только хорошее. Здесь мы ещё посланники Царства Небесного, того самого «Святого града». Потом это куда-то уходит. Наверное, мы просто вырастаем и где-то теряем эту «христианку». Мы привыкаем и нам легко живётся без неё, по крайней мере, нам так кажется. Но иногда на задворках жизни нет-нет, но она напомнит о себе. Жалость по неведанным причинам вкрадывается, щемит сердце и безумет нас, заставляя совершать поступки не свойственные нам теперешним. Всё на уровне рефлекса, когда-то давным-давно привитого «христианкой» и не забытого нашим подсознанием, но хранившегося где-то далеко-далеко в нас на правах атавизма.

ЖАЛОСТЬ (бесхитростная приязнь или малейшая любовь).
   Так и в этом случае, что-то ведь разжалобило разбойника? Стремление облегчить страдание другому, полностью затмило собственную боль и страх смерти. Эти искренние переживания по человеку незнакомому, просто оказавшемуся с ним одной участи, превысило в этот момент в нём всё другое - личное. 
Сергей Фудель, вспоминая свои тюремные мытарства, в частности писал.
«Один современный ученый как-то сказал мне, что из всей его жизни только один его поступок кажется ему действительно значительным: не научные его открытия и работы и не выдержка его в течение нескольких лет тяжелой одиночки, где он зимой замерзал, а только то, что однажды, не имея сам ничего, он разломил свою заветную тюремную пайку хлеба и дал половину голодному и совсем ему незнакомому человеку. Он говорил мне об этом не хвастаясь, а именно как ученый, констатирующий какой-то удивительный, но в то же время ясный для него факт. Я сам не раз испытывал, точно прикосновение к току, эту встречу с поступком какой-то малейшей любви ко мне посторонних людей. Помню, в новосибирской тюрьме подошел ко мне один отпетый бандит и угрюмо, как бы не глядя сунул мне луковицу» (9).
 Он обозвал это душевное состояние, этот поступок – «бесхитростная приязнь», «малейшая любовь». Откуда или почему появляется в нас эта приязнь, жалость к другому, совсем незнакомому тебе человеку, находящегося в такой же у;части или просто рядом?

ЧТО-ТО ДРУГОЕ.   
   Разбойника возможно подкупило Его безропотное, тихое смирение со Своей участью. Над Ним издевались и смеялись, и как могли поносили Его - отводили душу, а Он просто молчал без гнева и осуждения. И единственное, что в Нём говорило и пугало Его – как это перенести и выдержать эти адовы муки, где взять сил? 

«От шестого же часа тьма была по всей земле до часа девятого; а около девятого часа возопил Иисус громким голосом: Или', Или'! лама' савахфани'? то есть: Боже Мой, Боже Мой! для чего Ты Меня оставил?» (Мф.27:45-46),

И у кого не дрогнет сердце видя это?
 Боже! Где же помощь Твоя. Ты же видишь, Боже, как тяжело!
И вдруг, как глоток свежего воздуха, как взмах крыла!

«И сказал Иисусу: помяни меня, Господи, когда приидешь в Царствие Твое!» (Лк.23:42).

Ну что ещё нужно и какая ещё нужна поддержка! Вот она твердыня и опора сердцу! Глоток бодрящий! Вот она эта «луковица» и «половина хлебной пайки»!

«И сказал ему Иисус: истинно говорю тебе, ныне же будешь со Мною в раю»
(Лк.23:42-43).

P.S. Вопрос о «первенстве» не настолько очевиден, так как сказано не «первым», а «ныне же». Разбойник, оказавшись в раю, увидел его не безлюдным. Думаю, что здесь было уже достаточно много по праву достигших обетования. Из них можно назвать Иоанна Предтеча, родителей его, праведного Симеона, Анну пророчицу, ветхозаветных пророков. На сомнения же, что все они явились там после, можно указать на пророков Моисея и Илью, которые уже были отмечены славою Царства Небесного до воскресения Христова, а значит, уже являлись гражданами Святого Града.

«И вот, два мужа беседовали с Ним, которые были Моисей и Илия; явившись во славе, они говорили об исходе Его» (Лк.9:30-31).

«Первенство» здесь не на первом месте. Скорее главное в этой истории с разбойником -  милосердие и человеколюбие Божие. А именно то, что нет и не может быть никаких рамок, ограничений, условий, причин и прочих препон для сердца любящего. И пока жив человек, всё ещё возможно ему. Надежда уходит последней, даже когда уже давно ничего не осталось. Надежда – это, хотя бы раз в жизни, сделать доброе кому-либо.
А поступая так, вы обнаружите на сколько прав тот учёный у Фуделя, что нет ничего отраднее на белом свете этого поступка!
Заметим ещё, разбойник успокоился не потому, что обещан рай, нам всем он обещан, однако от восторга мы не прыгаем, а потому, что смог хотя бы так, но помочь этому «Несчастному».
Посмотрите на всю историю христианства и на его святых, на тех, кто и чем дотянулся до Христа. И там вы увидите и разбойников, и палачей, и воинов и много ещё кого с сомнительным прошлым, но которые возлюбив, оставили всё и ни во что уподобили даже жизнь свою ради «ближнего своего».