Легализация. Глава 18. Вадик упертый

Мужики пошли перекурить, а Никифоров, оставшись один в кабинете, вдруг загрустил и ударился в воспоминания.

Это было в конце восьмидесятых. Никифоров, большой театрал, ходил на все спектакли исключительно с Юркой, таким же заядлым театралом.
 
С Юркой они познакомились еще в секции бокса. Но близко сошлись уже позже, когда активный Юрка потихоньку увлек Сергея в секцию карате, делом, по тем временам, секретным и опасным. Здесь и выяснилась их обоюдная любовь к театру. Но Юрка, окончив военное училище погранвойск, уехал на Дальний Восток, как сам выражался - за генералом.

Первую весточку Сергею, он прислал с Ханкайского погранотряда, который находился в поселке Камень-Рыболов на берегу озера Ханка. Затем,  Юрка сообщил, что после стажировки его отправили на заставу «Белоберезовскую». Там он и просидел до середины девяностых.

О себе, Юрка,в те годы, напоминал изредка. В основном, это были праздничные поздравительные открытки, в которых все же чувствовалась суровая действительность советско-китайской границы и тоска по цивилизации.

О последних временах службы на заставе Юрка до сих пор вспоминает с болью: это был не просто развал Пограничной службы, это было предательство. После ухода на гражданку у него не было денег не то что на билет, чтобы обратно вернуться к родителям в Москву, но и на первый месяц жизни.

Это теперь Юрка, он же Юрий Семенович, руководитель крупнейшей в Приморье охранной структуры «Тигр» и член Федерации Таеквон-до. А тогда…, на жизнь едва хватало, да и то, на минимальный прожиточный уровень. Зато сейчас, большой стал человек и в Москве бывает часто. Серега с удовольствием с ним встречается.

Так вот, оставшись тогда без Юрки, Никифоров заскучал. Ходить одному в театры тоже можно, но, как показалось тогда Сергею, теряется полноценная радость сопереживания.

И вот однажды, он, по случаю, был приглашен одним из своих приятелей в сауну ВКШ при ЦК ВЛКСМ.  К этому времени Горбачев уже нашел свое «новое мышление» и затеял перестройку.

 Интересные, умные, позитивные ребята, учившиеся в этом элитном заведении и называвшие себя «комиссарами», всегда страстно спорили о преимуществах социализма над капитализмом.

И в тот раз, сидя в сауне и попивая душистый чай, "комиссары" горячо  спорили о широких перспективах развернувшейся горбачевской перестройки.

Они еще не знали, каким глубоким разочарованием и кошмаром все это обернется, но сейчас,пытались ко всем вопросам подходить с партийной принципиальностью.

Именно эта партийная принципиальность с некоторыми из них сыграла, как потом оказалось, злую шутку. Привыкшие резать правду матку в глаза многие из выпускников ВКШ, не смогли вписаться не только в практическую работу комсомольской жизни, но и просто найти себе место в жизни. А уже потом, в рыночных условиях, многие из них просто «утонули».

Вот там-то, за горячими спорами о смысле жизни, Сергей и познакомился с Вадиком. Это был невысокого роста, очень подвижный, с умными и острыми глазами паренек. Он учился на комсомольском факультете этого высокочтимого заведения, крылатой фразой которого было - «Спасибо партии родной за двухгодичный выходной».

В тогдашнем помнится споре о социализме, Вадик, по своему обыкновению, как всегда молчал и слушал говорливых ребят из больших городов. Но под конец все же не выдержал и высказался в том духе, что, мол, как на все это посмотреть, из какого так сказать ракурса.

Например, из Москвы социализм действительно видится как широкий и развитой, может даже и с человеческим лицом. А вот с провинции, в частности с Алтая, социализм видится как точечный: – Москва, Ленинград, ну к ним можно добавить и столицы союзных Республик.

Может именно это высказывание, не вписывавшееся в общий строй идеологически выверенных речей и привлекло Никифорова к Вадику. Они сошлись как-то очень быстро, и по театрам Никифоров стал ходить с ним, благо он тоже любил театр.
Со своего родного Алтая, Вадик привез чалдонское – «знат» и «понимат». И еще, абсолютно критичное, прямолинейное мышление.

Забегая вперед, надо признать, что в этом плане Вадик благотворно повлиял на Никифорова, грубовато умеряя его восторженный романтизм, обзывая его порывы, щенячьми радостями. И Никифоров затем часто с благодарностью вспоминал своего друга. Потому-что именно критичность, впоследствии не раз ему помогала в выборе жизненных ориентиров и приоритетов.

У Вадика на все было свое мнение. Любой диалог он начинал с отрицания слов собеседника – Да? Не факт.

Однажды Сергей поделился с Вадиком, что ему обязательно, хотя бы раз в полгода, нужно побывать на выставке у Рерихов или посмотреть Врубеля, Куинджи, Поленова. Поймав на себе недоуменный взгляд Вадика, попытался объяснить:

- Понимаешь, без этого я как будто теряю, упускаю что-то. Ну, скажем, как весна без первой майской грозы, или весна без запаха черемухи и сирени.

- Да-а? Не факт. Романтическая ограниченность это, Сережа. Получается, не верь глазам своим. Если весна пришла, значит, она пришла. По-твоему, если ты съел сосиску, а у тебя напрочь отсутствуют вкусовые рецепторы, ты не ел сосиску. Где логика?

Самое удивительное, что при всем своем прагматизме и рассудительности, Вадик не собирался делать комсомольскую карьеру, а придерживался народовольческих взглядов – он собирался учительствовать: - сеять разумное, доброе, вечное, что собственно он впоследствии и осуществил.

Однажды, в музыкальном театре имени Немировича-Данченко смотрели они с Вадиком прекрасную «Галатею». Впоследствии, Никифоров ходил в этот театр часто, и его всегда поражало обилие в нем иностранцев, особенно немцев. Так вот, на этом спектакле, Вадик обратил внимание на двух девчонок, сидящих впереди них. С парнем вдруг стало происходить что-то невообразимое, впервые в жизни, если так можно выразиться, он потерял над собой контроль.

- Серега, друг, выручай!Помоги познакомиться – стал умолять он своего друга, показывая на крайнюю слева смугляночку.

Когда сидящие впереди девчонки не вызывают большого интереса, то знакомиться проще простого. Поэтому Никифоров чувствовал себя свободно и раскованно, и потому познакомились они легко и непринужденно.

Чтобы не портить компанию, Никифорову пришлось оказывать знаки внимания другой девушке, с невыразительной провинциальной внешностью, но с отяжеленными и очень даже зрелыми женскими формами. После окончания спектакля ребята поехали провожать подружек, благо жили они недалеко, в общежитии на Кожевнической набережной. 

Время за разговорами пролетело как-то быстро, и когда ребята опомнились, уже было далеко за полночь и можно было нарваться на неприятности с вахтерами, которые, как известно, тоже люди и ночью предпочитают спать. Кинув камушек в крайнее окно второго этажа, видимо по сложившийся традиции или предварительной договоренности, они кого-то разбудили и этот кто-то, открыл им окно.

Девчонки любезно пригласили ребят на чай. И хотя Никифорову уже не терпелось приключений, Вадик твердо отказался, и закрыл эту тему, мотивируя тем, что это очень неприлично. Попрощавшись, ребята дворами вышли на Пятницкую, и по ней пошли к Красной площади, где и гуляли до самого открытия метро.

После этого Вадик совсем отбился от дружественных Никифоровых рук и постоянно пропадал у своей ненаглядной Ирины. Вторая девчонка, как оказалось, была ее дальняя родственница и приехала погостить в Москву из Сызрани. От дальнейших ухаживаний за ней Никифоров отказался – зачем вселять в девчонку надежду.

А Вадик всерьез собрался жениться. Никакие увещевания о том, что, мол, девушка-то лимитчица, без образования и так далее на Вадика не действовали. Нравится и все. Втрескался.
- Вот баран упертый – сердился Сергей - Ну разве это повод для женитьбы. Еще столько неизведанного, неоткрытого, радуйся свободе, так нет же, прямым ходом идет к несвободе. Ну зачем себе усложнять жизнь?