Судьба и небо. Виктор Жердев

13 января 1945 г. Тарнобжег.

Наступление началось на рассвете.  Как и положено, с мощной артподготовки. И хотя комдив 9-й ГИАД  и все его окружение знали его начало с точностью до минуты, тем не менее,  было ощущение какой-то внезапности, когда безмятежную тишину разорвал грохот дальнобойных орудий, который неуклонно нарастал, как звук приближающегося обвала в горах. Артиллерию  не зря называют «богом войны». Этот доносившийся до аэродрома гул и впрямь напоминал ворчание какого-то разбуженного грозного бога. Невольно приходили мысли о том, что сейчас должны чувствовать немецкие солдаты, чьи блиндажи и окопы сейчас настиг беспощадный огненный смерч. Ничего хорошего! И это только начало. Скоро на них пойдут танки, налетят небесной карой штурмовики, и «аэрокобрам» Покрышкина будет пора выходить на свою работу по прикрытию танков,  очистке над ними неба. Часам к 9 артиллерийская канонада начала затихать, и было понятно, что  в прорыв уже двинулись танки. Пора было отправлять на их прикрытие четверки истребителей. Первую четверку повел капитан Виктор Жердев, командир Первой эскадрильи 16-го авиаполка 9-й гвардейской авиадивизии.

К этому времени Жердев был одним из наиболее опытных воздушных бойцов своего полка, командовал которым майор Речкалов. На счету Жердева было уже 256 боевых вылетов, 47 воздушных боев, 12 воздушных побед. Успел бы он добавить к боевому счету еще хотя бы трех  сбитых  – и быть ему Героем Советского Союза. Но судьба распорядилась иначе.  Впрочем, у Виктора уже был внушительный комплект боевых наград – два ордена Красного знамени, орден Отечественной войны I степени, орден Красной Звезды.

Виктор Жердев родился в 1919 году в Ессентуках, школу военных летчиков окончил в 1941-ом году, а летать начал  с сентября 1942 года, причем поначалу в полку ночных бомбардировщиков У-2, хотя всегда мечтал быть истребителем. На «небесном тихоходе» Жердев выполнил  15 боевых вылетов, а с марта сорок третьего пересел на истребители. Летал на И-16 в 84-м полку 229-й истребительной авиадивизии, а в июне, с легкой руки майора Крюкова, появился в 16-м гвардейском авиаполку, которым тогда командовал подполковник Исаев. Наставником Жердева,  как и Голубева, Клубова, Сухова, Карпова, Березкина, стал капитан Покрышкин, который сразу приметил Виктора в числе других наиболее перспективных молодых лечиков.
Жердев одним из первых освоил капризную и сложную в управлении «аэрокобру» и стал вылетать на боевые задания. В августе 1943-го Виктор сбил на ней своего первого «мессера», до этого на его счету был только один «лаптежник». Все остальные 10 воздушных побед он одержал на «аэрокобре», которая была на удивление послушной в его твердых руках.

На земле Виктор был душой любой компании, моментально сходился с незнакомыми людьми, обожал веселые розыгрыши, и если в группе молодых летчиков слышался по какому-то поводу смех, то было понятно, что громче всех смеется Витя Жердев. Первое впечатление о нем – легкомысленный весельчак, записной острослов. В этом он был похож на Андрея Труда.   Но стоило ему забраться в кабину истребителя, и этот  веселый и, казалось бы, довольно легкомысленный   паренек моментально менялся, как будто с него спадала какая-то «фальшивая» внешняя оболочка, и превращался в серьезного, хладнокровного и расчетливого воздушного бойца. Его маневры были искусными, а команды своевременными и точными. Жердев стал не только мастером воздушного боя, но и отличным командиром. Недаром именно ему командир полка майор Речкалов доверил командовать Первой эскадрильей, когда освободилась эта должность. К этому времени Виктор, начавший  войну в звании старшины, стал уже капитаном. Жердев командовал своими ровесниками и однополчанами в небе, но на земле ничего в их отношениях не изменилось.

В этот день, 12-го января 1945 года,   была объявлена «Готовность номер один».  Это означало, что сразу после завтрака летчики сидели в кабинах своих полностью готовых к взлету самолетов, на аэродроме Скотники, на Завислинском плацдарме, куда полк Речкалова перелетел со Стале в первый день 1945-го года, и слушали эфир, ожидая команды. Уже закончился первый этап артподготовки, наступило затишье. Прямо к самолетам  им принесли второй завтрак, а команды все не было. В 10 часов утра  снова послышался нарастающий гул канонады, которая прогрохотала около часа и тоже затихла. Нервы были напряжены, как всегда бывает, когда вот-вот должна поступить команда на вылет. Ждет летчик приказа, а его все нет, и против воли появляется «мандраж», какая-то нервная дрожь пробирает изнутри. Это не страх, а нетерпение перед боем. Но вот поступила в наушники короткая команда, запел свою грозную песню мотор, и бесследно улетучиваются куда-то дрожь и беспокойство, уступая место внимательной деловитости и настрою на боевую работу.
  В первой четверке Жердев летел в паре с Березкиным, а Сухов – с Иваном Руденко. Накануне комдив Покрышкин собрал своих бойцов на КП дивизии, объявил боевую задачу – прикрытие наземных войск, подробно рассказал о планируемых боевых действиях.
   
- Район Мотовице-Кельце, — говорил командир, обводя на карте карандашом границы названного им района.  - Учтите, что погода очень сложная, а работы много: весь сандомирский плацдарм насыщен нашими наземниками. Особенно вблизи передовой. Танки! Наша задача – уберечь их от ударов с воздуха, иначе может быть просто сорвано наступление.

Все сосредоточенно молчали. За столом сидел начальник штаба полковник Абрамович и что-то помечал в своем планшете.

 Обращаю ваше внимание, -  Покрышкин усилил нажим в голосе, - противник сосредоточил очень много зенитных орудий. Вот линия фронта. За эту черту не ходить!
 
 Полковник Абрамович нахмурился. У него был свой «интерес». Начальнику штаба были необходимы разведданные.

- Необходимо разведать положение подвижных войск! – вставил он, воспользовавшись паузой, но Покрышкин жестом руки остановил начштаба на полуслове.
- Погода очень плохая! -  сказал комдив. – Придется лететь практически на бреющем. Какая тут разведка? Только на «эрликоны» напоретесь! Вот улучшится погода – можно будет повыше подняться, поискать. Все ясно?

Покрышкин посмотрел на Жердева, который был назначен ведущим группы.

- Ясно, товарищ комдив! – ответил за всех Жердев.

Когда летчики в последний раз выходили из командного пункта, комдив еще раз давал им напутствие:

-Ребята, будьте осторожны! Погода вон какая!

Его не отпускало беспокойство. И это было не просто обычное беспокойство перед наступлением, а скорее какое-то предчувствие беды. А за спиной Александра Ивановича стоял полковник Абрамович и выразительно смотрел на Жердева, поднимал брови, постукивал пальцем по целлулоидной обложке планшета. Он больше не повторял вслух своей настойчивой просьбы о воздушной разведке, но мимикой и жестами  напоминал о ней.   Виктор улыбнулся ему в ответ. Ладно, мол, полковник, сделаем…

Взлетели. Четверка была «усиленная», то есть не как обычно, когда в паре летят «старик» и «молодой», а обе пары опытных «стариков». В районе Хмельник-Балица на землей на высоте 200 метров повисла тяжелая холодная облачность. Пришлось идти на высоте метров 150.  Это очень опасно, самая зона поражения для «эрликонов», но зато отлично виден передний край. Полоса прорыва просматривалась, как на ладони. Было видно, что линия фронта сместилась на запад и образовалась пустота – ничейная пока территория. Дальше комдив лететь не велел.

- Пора «Тридцать три»!  - сказал в эфир Костя Сухов. Это означало, что, по его мнению, пора возвращаться.
- Погоди!  - отозвался Жердев. – Пройдем еще чуток западнее. Надо посмотреть, что там творится. Мне не нравится эта пустота!

  Пустота, действительно, была подозрительной, а начальник штаба ждал точные разведданные. Жердев - человек обязательный. Обещал, хотя бы и кивком, значит, надо сделать. Его пара летела над парой Сухова, с превышением примерно в 50 метров и немного впереди. Неожиданно вокруг замелькали огненные трассы от притаившихся на земле немецких «эрликонов». Сухов и Руденко синхронно резко бросили свои машины вниз и вправо.

- Ниже! – крикнул в эфир Сухов не только для своего ведомого, но и для Жердева с Березкиным. Самолеты пронеслись над землей, едва не задевая верхушки высоченных сосен. Это был хутор Пежнице, окраина польского города Щецина. Летчики отчетливо видели на улицах солдат в черной форме, которые прижимались к стенам невысоких домов. Неужели эсэсовцы? Нет, танкисты! А вот и сами танки стоят между домами.

- Есть! Нашли  «коробочки»! – воскликнул довольный Жердев, но его возглас перебил отчаянный крик Березкина:
- Горишь, Витя, горишь! 

Подбитый «эрликоном» самолет Жердева был охвачен пламенем. Он сделал резкий вираж, поставил свою «аэрокобру» на крыло, пытаясь сбить пламя и стал резко снижаться. Больше его не видели: самолет  поглотили густые облака.
На аэродром возвратились трое. Сухов тяжело выбрался из самолета и сказал подошедшему Речкалову:

- Жердева подбили зенитки!
- Он врезался в землю? – хмуро поинтересовался Речкалов.
- Не знаю, - пожал плечами Сухов. – Вероятно, да. Он загорелся, лег на крыло и резко пошел к земле.
- А взрыв слышали?
- Я не слышал, - Сухов выронил из рук планшет.
- Взрыва не было точно, товарищ майор! – обратился к Речкалову Березкин.
- Что с Жердевым? – встревоженно спросил подошедший к ним Покрышкин, рядом с ним были Петр Табаченко, Андрей Труд  и полковник Абрамович.
- Подбила зенитка, -  мрачно сообщил комдиву Речкалов.
- Где? Над Штеттином?  - задал свой вопрос начальник штаба, почему-то назвав польский город на немецкий манер.
- Почти над Шецином! – ответил Сухов, исковеркав польское название города. – Над  Пежнице. Он решил провести воздушную разведку, мы зашли западнее, увидели там танки, и тут нас начали обстреливать «эрликоны».
- Так! – воскликнул Абрамович. – Значит, вы там видели немецкие танки?
- Видели, - подтвердил Сухов, глядя на начальника штаба с укоризной. Ведь это из-за него Витька полез дальше на запад, когда можно уже было спокойно вернуться домой. Тон у Сухова был такой, что Абрамович смутился, почувствовав неуместность своего делового вопроса именно сейчас, когда мысли всех присутствующих были о Жердеве. 
- Я же запретил лезть за линию фронта! – воскликнул Покрышкин и грозно посмотрел на Абрамовича.
- Товарищ комдив! - взволнованно заговорил Березкин. - Взрыва мы не слышали, он мог сесть на вынужденную.

Жердев, действительно, сел на вынужденную. Приземлился на брюхо прямо к немецким зенитчикам, которые его сбили, а те его буквально растерзали. Когда Виктора обнаружили, на нем не было гимнастерки с наградами, все тело было исколото штыками. Возможно, он отстреливался, кого-то из немцев убил, и этим привел их в ярость. Старый польский ксендз, когда Покрышкин послал в хутор Пежнице группу летчиков и солдат БАО для выяснения судьбы Жердева, рассказал им, как немецкие зенитчики глумились над уже мертвым летчиком, кололи штыками его тело, а потом выбросили в овраг.

Жердев был похоронен с воискими почестями в городе Тарнобжеге, потом его прах был перезахоренен в Сандомире.

Уже после войны его оставшиеся в живых боевые товарищи узнали о том, как родители Виктора неожиданно ... увидели своего сына. На экране кинотеатра в Ессентуках.  Там демонстрировали  документальный фильм «В небе Покрышкин», снятый фронтовыми операторами. Они, конечно, знали, где служил Виктор, понимали, что видят сейчас его боевых товарищей – летчиков, техников, мотористов. Дошло дела до момента, когда главный герой фильма удостоен третьей звезды Героя. Вот сам Покрышкин  выбирается из кабины своего самолета,  приветливо машет кому-то рукой, вот его окружают молодые летчики. И тут мать Жердева увидела своего погибшего и многократно оплаканного сына. Виктор улыбался, на гимнастерке у него были боевые ордена. Кажется, он собирался качать своего командира. Тишину кинозала разорвал пронзительный  женский крик:

- Витя! Витенька! Сыночек мой! – рыдала женщина и рвалась к экрану.      Ей вдруг показалось, что  в десятке метров от нее, и вправду, стоит ее сын, живой и невредимый, и что она может сейчас подойти и обнять его. Она пыталась встать и подойти к экрану, а ее удерживал муж, Иван Ефимович Жердев.
- Ну, что ты! Ну, куда ты рвешься? Это же кино! Понимаешь? Кино!

Киномеханик прервал показ, зажегся свет. Все молчали, только слышались рыдания несчастной женщины на плече у мужа.

- Товарищи, простите  ее! – срывающимся голосом сказал Иван Ефимович. – Она сына нашего увидела убитого, капитана Виктора Жердева. Вот у нее разум и помутился на время.

 Женщины стали всхлипывать и утирать глаза платками.

- Да знаем мы тебя, Иван! О чем ты прощения просишь? – послышались сочувственные голоса. – И сына твоего знаем!   

Вновь погас свет, и продолжился показ фильма, а мать погибшего летчика утерла слезы и досмотрела фильм до конца, все-таки вздрагивая, когда еще пару раз на экране появлялся ее Витя.

А командиром первой эскадрильи после гибели Жердева был назначен Сухов. Вечером  того же дня к ним в эскадрилью пришел комдив с начальником штаба 16-го ГИАП и замполитом майором Василенко. Сели за стол,  помянули боевого товарища, а в конце Покрышкин сказал Косте:

- Ну, Сухов,  тебе теперь командовать первой эскадрильей.

Костя растерялся. Он только месяц был на должности заместителя комэска, а теперь сам комдив предлагает должность комэска, да еще командовать эскадрильей Виктора.

- Что молчишь? – нетерпеливо спросил комдив? – Или сомневаешься?
- Не рановато ли мне? – откровенно спросил Костя?
- Ну, почему же рановато? На войне главное – не возраст, а боевой опыт. И он у тебя есть. Сколько у тебя сбитых?
- Четырнадцать, товарищ комдив.
- Почти полтора десятка? В самый раз для начинающего комэска! Группы ты водишь на задания нормально, отзывы о тебе хорошие, людей знаешь, и они тебя. Что еще нужно? Принимай эскадрилью и командуй!