Тельняшка. IV. Глава 15. В ночном

БУРСА (ЧАСТЬ IV)

В НОЧНОМ

Голос пахнет костром, ветви стали шатром.
Голос пахнет костром, небо тлеет шатром.
Это было тогда, когда мы уходили из дома.
Времена, когда мы навсегда уходили из дома.

Не ищи меня мать, ушёл день обнимать.
Ты прости меня мать — пропал ночь обнимать.
Чья беда, что мы все навсегда уходили из дома.
Времена, когда мы навсегда уходили из дома.

Дмитрий Ревякин & рок-группа «Калинов Мост», песня «Уходили из дома» из альбома «Дарза»


Ялы один за другим подходили к песчаному берегу. На берегу нас встречала местная ребятня, которую мы с ходу окрестили туземцами.
Они ловко сновали возле наших ялов, с интересом наблюдая за тем, как мы вытаскиваем шлюпки из воды и выгружаем на берег снаряжение и провиант. Самые отчаянные из них подходили вплотную к ялам и тщательно высматривали, чем можно поживиться у прибывших с «большой земли» белых людей. Тем временем Каргин распорядился выставить круглосуточную вахту у ялов. Охранять шлюпки вызвалось двое добровольцев. Вахтенным выдали палатку, ракетницу, сухой паёк. Мы же тем временем перетаскивали вещи в лагерь, который располагался в поместье уже известного читателю смотрителя Воробьёва.
Над Сидими медленно сгущались сумерки.
В селе Безверхово зажглись огни, озаряя приземистые деревенские избы. Где-то вдалеке лениво забрехали деревенские собаки и, вторя им, заурчали моторы мотоциклов. Деревня жила своей жизнью. Вероятно, никто из местных жителей и не заметил нашего прибытия, кроме маленьких дикарей, которые обитали у самого моря.
Покончив с обустройством в домиках, в которых нам предстояло провести больше месяца, я, прихватив с собою остатки ужина, украдкой отправился на берег моря, где был выставлен «ночной дозор».
На берегу было тихо. Неподалёку от палатки, потрескивая сухими дровами, горел костёр, освещая лица дозорных и местных мальчишек. Над костром, между ивовыми рогатинами, на перекладине висел закопчённый котелок, в чреве которого томилось нехитрое варево.
Один из мальчишек время от времени тщательно помешивал содержимое котелка.
Я потянул воздух ноздрями и вдруг совершенно отчётливо почувствовал до боли знакомый запах. «Неужели крабы?! Вот удача!» — пронеслось у меня в голове.
Я аккуратно снял флотские ботинки и осторожно, стараясь не нарушить царившую вокруг тишину, устремился, словно мотылёк на свет, в сторону костра, ступая босыми ногами по бархатному морскому песку.
Глядя на сидящих у костра мальчишек, я почему-то невольно вспомнил картину Владимира Маковского «Ночное», написанную мастером по мотивам рассказа И. С. Тургенева «Бежин луг» — эдакие крестьянские мальчишки в ночном у костра!
— И что, вы так и живёте прямо здесь на берегу? — подал голос Дима Милов, по прозвищу Милый.
— Да, так и живём! А х@ле нам? Креветку ловим каждый вечер под пирсом!
И ещё с сейнера подъедаемся, дядьки нам то краба дадут, то палтуса! Сейнер кажный день сюда приходит, привозит рыбу для норок! — ответил тот самый парнишка, который колдовал над варевом.
— Каких ещё норок? — Милый поднял глаза от костра и удивлённо посмотрел на парня.
— Тут недалече зверосовхоз. Норки там, вот им рыбу и привозят сейнером!
— Норки — это хорошо! Пацаны, а тушёнки хотите? — неожиданно предложил Милый.
— Тушёнки? Конечна хотим! Рыба уже во где! — он жестом показал, где у него рыба, потом сплюнул через левое плечо для форсу.
— Димон, доставай паёк, поужинаем! — предложил Милый своему напарнику — Диме Бохану по прозвищу ДВ.
В этот самый момент я приблизился к костру и столкнулся с ДВ нос к носу.
— Фу-у! Это ты, Егорыч! Ну и напугал ты нас, я уж подумал, что это местные!
— Да я это, я, не ссы! Пришёл вот вас проведать! А чего это пацаны в котелке варят?
— Креветку! Тока мы так её вам не дадим… Это, короче, меняем креветку на тушёнку! — подал голос тот самый кашевар.
— Эх, больно ты шустрый! У нас котёл общий. Я тут каши принёс с ужина и хлеба с маслом! — и с этими словами я выложил из простыни, которую приспособил для транспортировки продуктов, бачок с кашей и буханку хлеба с жёлтыми кубиками сливочного масла, а из-за пазухи вытащил пару солдатских ложек.
— Во, це дело! Одними-то консервами сыт не будешь! Спасибо! — обрадовался Милый.
— Ай, молодца, Егорыч! — согласился с Милым Бохан.
— Да ладно! Эй, пацаны, давай к нашему котлу присоединяйтесь, да тащите свою креветку, готова она уже, нюхом чувствую! — предложил я.
Мы расположились кругом возле костра и принялись за ужин. Аборигены налегали на тушёнку с кашей, а мы — всё больше на креветку.
— Вы чего, её прямо в морской воде варите? — поинтересовался я у того самого шебутного пацана, которого, как потом выяснилось, величали Вованом.
— Ага, а х@ле, мы всё в морской воде варим! И рыбу, и краба, и креветку! — весело ответил Вован, сооружая себе бутерброд из доброго куска белого хлеба и кусочков тушёнки.
— А картошку вы тоже в морской воде варите?
— Ага, напи@дим картошки в огородах, а варим здесь! Тож соль ещё надо, а где её взять-то?
— Мы ещё и помидолы с огулцами пи@дим в оголодах! — подал голос друг Вована — щуплый парнишка, которому на вид было не больше семи лет от роду.
— Не понял, так вы что, дома не живёте? — вдруг осенило меня.
— Не, не живём! Мы сами по себе! Типа беспризорные мы! — признался Вован.
Милый перемешал угли в костре и вытащил из кармана своей голландки сигарету с фильтром.
— Слышь, амбал, дай закулить! — подал голос малой и потянул руки к Димкиной сигарете.
— Э, да какой тебе курить, мал ты ещё! Небось в школу ещё не ходишь! — возмутился Милый.
— Да на@уй мне та школа, чё я там не видел! Меня мамка отдала в школу, а я сбежал оттуда! А кулить я люблю! Тока сиги мне не очень нлавятся, папилосы с тлавой лучше!
Мы втроём так и ахнули! Парню семь лет, а он уже травой балуется!
— Слышь, малой, так ты по ходу коноплю, что ли, куришь? — включился в беседу ДВ.
— Кулю, и Вован кулит! Мы когда кулева нет, насобилаем, насушим шишек, потом напи@дим газет, сволачиваем вот так, — он растопырил два пальца, очевидно изображая козью ножку, — и кулим!
— Ну ни фига себе! Во босота! Да мы в семь лет только лимонад распробовали, а они тут чуть ли не с рождения траву курят! — искренне возмутился ДВ.
— Слышь, старшой, это, а бухнуть у вас чё есть? — обратился к Милому Вован.
— Да ты что, откуда? Нам ведь нельзя, мы на вахте!
— А бабки у вас есть? Еси бабки есть, то мы первач можем достать и тёлок привести прямо сюда! — предложил Вован.
— Бля, нам ещё тёлок не хватало местных! Тут, небось, за них и так бойня идёт среди местной братвы! — заметил я.
— Ага, тёлки есть, их тока напоить надо или тлавки дать покулить! И хоть потом всю ночь! — опять подключился малой.
— На фиг нам проблемы с вашими пацанами нужны, они по обкурке да по буху нас тут же и зароют возле шлюпок! Ну и дела у вас тут творятся! — возмутился я.
— Это они могут, без базара! Ща вот в клубе на дискотеке одного кренделя за то, что он с самой прикольной биксой зажигал, топором ударили. Кровищи было — сам видел! — добавил Вован.
— Чего-то меня такие перспективы не радуют! Парни, у вас хоть ножи-то есть перочинные? Да надо бы пару вёсел к палатке подтащить и ракетницу приготовить, мало ли что? — обратился я к дозорным.
И в самом деле, мы были чрезвычайно взволнованы рассказом аборигенов.
На всякий случай Милый с ДВ подтащили поближе к костру вёсла и приготовили ракетницу.
Та безмятежность, которая была ещё пять минут назад, когда мы сидели у костра и уплетали нехитрый ужин, в мгновение ока улетучилась. Повсюду стали мерещиться голоса.
Мы стали вздрагивать от каждого шороха. Шутка ли — вот придут сейчас обдолбанные местные и завалят нас тут же возле палаток.
Однако до полуночи ничего страшного не произошло, и мы вновь расслабились. Стараясь отогнать от себя мрачные мысли, я вытащил припасённую загодя пачку «Стрелы» и угостил сигаретами наших новых знакомых.
— Егорыч, оставайся здесь, сейчас в лагерь идти опасно, да и нам веселее! — предложил Милый.
— А ну и правда, вечерняя поверка уже была, а к утренней я буду как штык! — согласился я с Милым. И, глядя на курящих беспризорников, я вновь обратился к старшему: — Слышь, Вован, расскажи о себе. Ты тоже в школу не ходишь?
— Не, не хожу! Ходил раньше, а потом надоело! А на х@я? Читать, писать я умею, а остальное мне и не нужно! — авторитетно заявил Вован.
— А мать, отец есть?
— Есть, все есть. И мать, и отец. И брат у меня есть, и сестра, тока я им до фонаря!
— Как до фонаря?
— А так, не нужен я им. Мать на звероферме работает, отец скотником. Батя бухает постоянно, бывало, как набухается, то порет меня до полусмерти! А на х@й мне это надо? Вот я и сбёг из дому!
— Ну и как же ты живёшь, Вован?
— Да как как. Так и живу! Летом здесь, зимой в теплотрассе с пацанами. У нас там типа бункера, штаб, короче! Тепло, хорошо! Тока жрачку зимой труднее добывать! Ну, ходим на рыбалку, корюшку ловим из-подо льда. Когда совсем хреново, то залажу в дом к родичам, пи@жу у них бабки или жрачку, иль папиросы. Короче, чё найду, то пи@жу!
— Ну и нравится тебе такая жизнь?
— Ещё как! Никто мне не указ, как хочу, так и живу!
— Прямо Гекльберри Финн!
— Какой ещё нах финн? Русский я!
— Эх, босота ты босота безграмотная! Гек Финн — такой чувак был, типа тебя, только он в Америке жил.
— А, ну во, вишь! Даже в Америке нормальные пацаны есть! Я ж говорю, житуха что надо!
— А как же дальше-то думаешь жить, учиться там, работать?
— На х@й мне работать? Да и кем, скотником, как мой батя? Не-е, лучше я как ваш Финн, который из Америки! Ладно, за@бись с вами, но нам с малым спать пора!
— А где спать-то будете?
— Тут и будем, на берегу! Да ты не дрейфь, ничё мы у вас не спи@дим! Типа, накормили нас, табачком угостили, мы в долгу с малым не останемся, притырим вам самогона!
— Да ладно, не надо!
— Не, мы ж не просто так, типа за это вы нас на лодках своих покатаете! Лады?
— Лады! Не вопрос! Да мы и просто так покатаем, не надо ничего!
— Замётано! Держи краба! — и с этими словами Вован пожал каждому из нас руку и отправился спать, прихватив с собой младшего собрата.
А мы втроём ещё долго сидели у костра, пока не прогорели угли. Затем мы с ДВ отправились спать в палатку, а Милый, как старший наряда, первым заступил на вахту, расположившись с ракетницей возле ялов.
Засыпая, я слышал, как неподалёку от палатки дружно сопят маленькие туземцы, и, мысленно пожелав им спокойной ночи, погрузился в сладкое забытье.

Фото из архива выпускников ДВВИМУ.