Сорвавшееся интервью

        Сам виноват. Предупредил гласного редактора газеты, что договорился и возьму интервью у уважаемого, многим известного в городе человека к его девяносто пятилетию, а теперь не могу добиться встречи с ним …

                Странно! Только за последние пару месяцев раза три - четыре встречались в городе возле центрального сквера имени Пушкина. Здоровались за руку и он, крепко пожимая мою ладонь, всегда просил задержаться, поговорить: - Ты же знаешь, мои друзья-товарищи все уже во Владимировке на кладбище, а с тобой мы знакомы половину жизни, родителей твоих знал – столько можно вспомнить, «перетереть» прошлое. Пойдём ко мне, попьём коньячку, поболтаем, распишем преферанс.

        Но я, как назло, всегда куда-то спешил. С месяц назад забежал к нему в квартиру. Заранее, конечно, созвонились. Выпивать не стали, оставил вопросник на будущее интервью и затронул пару тем для очередной проверки-тестирования его памяти. Сомневаться не приходилось, события тридцати – сорока летней давности ветеран восстанавливал и воспроизводил легко, быстро и точно.
 
        - Помнишь, как меня в 1986 году «прессовали» деды из комитета народного контроля? А было ли за что!? Подумаешь, мой мастер поставил киоск по ремонту обуви на два метра левее, чем определили, ну сломал три куста самшита. А сколько наш коллектив садил каждый год деревьев на субботниках? Об этом забыли. Мы с председателем комитета корешами считались, водки выпили на разных посиделках за годы знакомства – немеряно! А тут сразу штраф на меня, выговор, публикация в газете… До сих пор обидно!
 
         Особенно ярко Павел Владимирович рассказывал, как его заставляли писать заявление об уходе на пенсию в перестроечное горбачёвское время…

            - Нет, ты представляешь! Мне всего 66 годков тогда было! Ещё в жилах кровь с молоком, могу перекреститься двухпудовой гирей (есть у спортсменов такой показательный приём – автор), а мне говорят, что «ты старый пень, динозавр» и должен дать дорогу молодым! Да я за предыдущие двадцать пять лет комбинат вытащил из небытия! Из двух полуразвалившихся сараев превратил в один из крупнейших, а по многим показателям, лучший в области!

          Мы шили одежду, обувь, ремонтировали любую бытовую технику, красили ткани, стригли, мыли население, удовлетворяли запросы более ста тысяч человек и в два раза больше приезжих курортников летом! Строили вспомогательные объекты, открыли во всех крупных сёлах района свои филиалы и приёмные пункты, работали цеха, станки, трудилось более трёхсот специалистов своего дела!  Изо всех сил тяну производство в этот жуткий период всеобщей неразберихи и перемен, бартерных сделок, отсутствия оборотных средств и целевого снабжения. А мне такое предлагают!

         Он и теперь, через столько десятилетий, не простил своих «обидчиков»! Хотя, знает, что всё равно с годами пришлось бы с должности уйти. Но самому, а не  под давлением вышестоящего руководства.

         …И вот в эти дни, когда близится его юбилей, поджимают сроки, надо сдавать интервью редактору – отказ за отказом от встрече! Ничего не понимаю! Давай, говорит, по телефону пообщаемся. Нет уж! Или лично при встрече - глаза в глаза, или… Короче, я могу себе позволить и резкость, не смотря на его преклонный возраст, тем более, что мы все годы знакомства с ним на «ты».

         Помню, как первый раз зашёл в кабинет к Павлу Владимировичу. Меня предупредили о его грубоватой манере общаться с малознакомыми людьми, и я был готов ко многому. Впрочем, с той жизненной «школой» и организацией что стояла за плечами, сделать это было не трудно.
 
           Он с первых минут разговора хотел навязать свои правила общения, «давя» не только непререкаемым авторитетом руководителя большого комбината, массой знакомств с высоким областным начальством, но и габаритами: ростом и центнером накаченных мышц. Я его резковато осадил (хозяина кабинета явно опешил от моей наглости), перехватил инициативу в беседе, и поставил всё на свои места. Не помогло ему даже якобы шутливое предложение «потягать» две двухпудовые гири, стоящие в углу. Не для этого пришёл. Его конфликт с секретарём парторганизации был улажен разговором один на один. Вот с тех пор мы и знаем друг другу цену.

       Все! Буду жёстко требовать встречи. Или прощай интервью с фотографией в газете к юбилею, кстати, попросил его выбрать самому, из имеющихся в его альбомах и архивах, так как сниматься в сегодняшнем виде он почему-то не захотел!

         … Вот, наконец, попал в его двухкомнатную квартиру. Хозяин посадил меня за стол и вышел, похоже на кухню. Как здесь всё «по-советски» привычно и знакомо! В шкафу полки с книгами, фотографии с покойной женой, роднёй и знатными людьми ушедшей эпохи, дипломы, красивые грамоты. Хорошо упакованный посудой и хрусталём сервант. Что тогда было в моде и дефиците, так и сохранилось без изменений за прошедшие почти сорок лет со сдачи девятиэтажного дома в эксплуатацию. Дубовый паркет в жилых комнатах, выложенный «ёлочкой», в углу две (уже пудовые) гири - неужели в системе или при случае ими ещё «балуется»!? Надо не забыть спросить. Запах жаренного лука раздавался из кухни - пришедшая на помощь социальный работник (ветеран похоронил жену много лет назад) готовила обед.

         Начали разговор с фотографии. Странно, но ветеран предложил опубликовать в газете ту, где он примерно сорокапятилетний! Коренастый, крупный мужчина с фуражкой на голове, в самом расцвете сил, одетый в простую куртку, чем-то напоминающую по покрою военную лётную форму. По времени это, вероятно, начало его гражданского периода жизни после выхода на пенсию в звании майора.

         Неожиданно Павел Владимирович вспомнил о нашем предыдущем разговоре. Видно, он мысленно к этой теме за прошедшие недели не раз возвращался.

         - Ты знаешь, Александр, может и хорошо, что меня в те годы вытурили с директорского кресла! Хоть не пришлось увидеть того состояния, в которое перестроечное время и новое руководство страны загнало все предприятия, включая и мой комбинат. - Он так и сказал «мой», несмотря на то, что прошло столько времени. Так это детище было выстрадано и засело в его душу навечно.

         - Я как-то зимой 1992 года заглянул в гости к своему приятелю, заместителю председателя райисполкома. Он с порога предложил мне выпить по граммульке коньячка – говорит, надо «снять стресс»! Оказывается, только что на приёме была многодетная женщина, немного ему ранее знакомая, – учитель из села.

         Пригубили с рюмок, а друг и рассказывает: - «Её муж уехал на заработки и от него уже три месяца никаких известий. В школе зарплату задерживают, магазины пустые, везде дефициты, семья бедствует, сплошные проблемы со всех сторон… Просит помочь. А что я могу? Денег в бюджете нет!  Взял и сдуру сказал, что, мол, у всех проблемы. Вот у меня, говорю, юбилей дочери, а я не могу достать шампанского.

         И тут у посетительницы началась истерика! Вся раскраснелась, разрыдалась, размазывает слёзы по лицу и говорит: - «Вы о шампанском беспокоитесь, а я детей уже неделю отрубями кормлю, что остались от съеденного давно поросёнка!».  В её глазах я выглядел просто извергом, врагом-садистом, ничего не понимающем в страданиях, переживаниях матери за голодную семью… Успокоил как мог, дал водички попить, вытащил, сколько было в карманах денег, говорю, что больше ничем помочь не могу. Идите на рынок и хоть что-то, купите. Она ушла, а меня всего колотит от бессилия и злобы. До чего довели богатейшую страну «перестроечники»!

         Чаю тебе принести? Я сейчас распоряжусь. – И вышел.
         Понемногу разговорились мы с хозяином, повспоминали «бесовские» девяностые годы и перешли к оставленному мною ранее вопроснику.

         - Вот ты здесь хочешь узнать что-то яркое, интересное из военного периода. Да ничего такого героического и нет, – начал ветеран.

         - Не может быть! – не сдержался я, - а медаль «За отвагу», а орден «Красной звезды»?! Такие награды на фронте просто так не давали, мне батя ещё в детстве рассказывал.

         - Знавал я твоего отца, служили одно время вместе на Сакском аэродроме. Нормальный офицер! А ту медаль - я ещё в пехоте получил.

         - Как в пехоте? Ты же лётчик! – Моему удивлению не было предела, никогда об этом раньше не слышал.

         - Так судьба распорядилась! Войну встретил в лётном училище. Нас, первокурсников, не летавших и не прошедших предварительную подготовку в аэроклубах ОСОАВИАХИМ, перевели на ускоренное обучение в штурманы, а здесь и немец подкатил… Присвоили звание сержанта – всё же как никак, а стал кадровым военным – и направили на распределение. Самолётов нет, фашисты рядом, вот и попал в пехоту. Стояло сложнейшее лето 1942 года!  Драпала наша часть без оглядки к Волге. Другие ведут тяжёлые арьергардные бои, а мы – наверное была такая команда – забежали далеко в тыл и окапываемся, создаём рубеж обороны.

         Фрицы нас с ходу выбили из первой траншеи - ведь среди солдат обстрелянных бойцов было мало! Не опытные пацаны, вот и побежали. Комбату поступила команда умереть, но предыдущую позицию вернуть! Мы быстренько патронов, гранат набрали из запасов и пошли в атаку, а фашисты навстречу, уже из наших же окопов, лупят пулемётами и автоматами. Залегли ребята. А они, гады, так методично, короткими очередями лежачих и расстреливают с небольшой высотки! Я психанул, аж затрясло всего от злобы – ведь сам же то гнездо копал и обустраивал, а теперь из него меня убивать будут! Смотрю рядом ложбинка, как канавка, вырытая дождями; перекатился в неё и пополз вперёд сколько получилось, потом лёжа, не вставая, швырнул гранату, а за ней сразу вторую.

         Я ведь со школы занимаюсь гиревым спортом, силы, слава богу, были всегда! А здесь ещё ненависть, отчаяние! Наверное, точно рекорд по меткости и дальности бросков установил. Попал! Пулемёты заглохли, наши заорали, подскочили и вперёд. Ворвались мы в траншею, перебили с остервенением всех! Ни одного пленного! Командир после боя подошёл, поблагодарил. Сказал, что я гранатами уничтожил 2 ручных пулемёта и уложил 5 фашистов. А через несколько дней вручили медаль «За отвагу».

         Уже под самим Сталинградом, ранило, эвакуировали в госпиталь за Волгу, может поэтому остался жив в той мясорубке. После выздоровления направили в лётную часть по специальности – в армию пришло много новых самолётов.

         - А орден за что? – Не отступал я от поднятой темы.
         - Так-то уже за удачные бомбометания. Были такие как бы нормы: награды давали за ряд успешных боевых вылетов, обязательно результативных, с подтверждёнными фактами наблюдения с земли и с помощью аэрофотосъёмки. Тогда командиру корабля вручили орден «Красного знамени», а экипажу – награды пониже. Затем был контужен, ранен, а после лечения списан из лётного состава в службу аэродромного обеспечения.

         Ещё чаю тебе принести? Я сейчас приду. – И вышел.

         Что-то у нас с интервью не так, подумалось мне. Какой-то он напряженный! Не особенно разговорчивый, не вальяжный, как бывало прежде не раз в наших беседах. Может перейти к другому вопросу?

         Павел Владимирович вернулся с чашками минут через пять. Прихлёбывая горячего, крепкого, явно чёрного чая, я, надеясь, что перейдём к воспоминаниям о периоде работы в комбинате, предложил рассказать о больших начальниках или знатных людях, с которыми ему приходилось сталкиваться. Он явно оживился.

         - Было дело! Ты знаешь, я с самим Лаврентием Павловичем – вот так, как с тобой - за руку здоровался, курил и общался!

         - С Берия? (как любитель истории, другого знаменитого «Лаврентия Павловича» я просто не знал). - Моему удивлению и восторгу не было предела! - Расскажи! Вот интересно! Ни от кого не слышал!
            
          - Ветеран поведал увлекательную историю из своей воинской службы в мирное время (подробнее об этом в новелле «Незабываемая встреча с Берия Л.П.»), и опять ушёл за чаем?
   
                Сижу под впечатлением услышанного и смотрю на половину исписанный лист блокнота. Да, интересно. Но такое в интервью не возьмёшь, в газету, тем более про Берия, не напишешь… И куда он опять так стремительно исчез? Как же направить разговор в нужное русло?

         Вернулся хозяин минут через пять с чашкой чая в руке. Странно, он, по-моему, и предыдущую не допил.

         - Павел Владимирович, расскажи, как попал на гражданскую службу? – вставил я, пытаясь сменить тему. – Как возглавил бытовую службу района?

         Ну, это длинная история! Я уже служил в Саках и после демобилизации, а точнее, после массового сокращения армии, оказался не у дел. Хорошо, что во главе города и района были все знакомые, бывшие офицеры-фронтовики. Не один раз вместе доводилось выпивать по праздникам, порой «баловались» до поздней ночи картишками.      
            
           Председатель горисполкома предложил мне возглавить жилищно-эксплуатационную контору – они там в руководстве все устали от предыдущего начальника, не справлявшегося со сложным коллективом. Он как раз собирался зачем-то в ЖЭК, и сходу, из кабинета мы выдвинулись на хозяйственный двор.
         
            Насмотрелся я в тот день в конторе на кучу всего разного, безобразного, наслушался про проблемы с туалетами в общественных дворах, уборкой улиц и водой в городе! Не интересно! Нет перспективы на ближайшие годы. Решил пойти трудиться в район, в комбинат бытового обслуживания.                Сельскохозяйственные предприятия на глазах богатели, развивались, у людей появлялись деньги не только на питание, но и улучшение своего благосостояния: заказы на пошив одежды, обуви и прочего росли огромными темпами – открывалась возможность быстрого развития разностороннего обслуживания населения.

            Эту часть биографии ты достаточно знаешь из моего дела в горкоме партии, да и как очевидец событий – сказал хозяин, вставая.  Я сейчас приду, посиди пока!
             
                - Но в блокноте, из всего только что рассказанного, появилось два новых слова: ЖЭК, население. Что-то у нас не получается интервью! Нечего писать про биографию ветерана. Надо перестраивать разговор. И куда это он всё время так часто уходит?!

         Вскоре появился сам хозяин и предложил покушать супчик, приготовленный социальным работником.
 
         - Павел Владимирович, спасибо! Ну какой суп! Мы с тобой беседуем уже почти час, а у меня и странички записей нет! Что будет в интервью? Про Берия или про туалеты, проблемы городского жилья? Мне твоя биография нужна!
 
         Ветеран вдруг как-то обмяк, весь сразу изменился…

         - Ну нет сегодня желания про себя говорить! Расстройство у меня желудка, мочевого пузыря и всего прочего. Я уже больше недели болею. Сам себе не рад! Выдохся весь! Сутками дежурю на унитазе, боюсь от него далеко отойти…
 
         Всё это он произнёс прерывисто, с ярко выраженным страдальческим видом, с жалостным, искривлённым, вдруг ставшим морщинистым лицом, явно уставшим от болячек и накатившейся старости. Чем-то сразу напомнил напроказничавшего подростка, понимающего, что не прав, но ничего уже изменить невозможно.
            Мне стало его жалко, неудобно и стыдно. Ну, что я лезу со своими вопросами о прошлой жизни, когда человеку именно сейчас физически плохо, а он, по своему воспитанию и интеллекту, не может меня «послать» и отказать во встрече. А с другой стороны – просто не в состоянии на чём-то ещё сосредоточится, кроме как на своём самочувствии…

            Извинился и ушёл. Договорились созвониться и встретиться по выздоровлению.
                В конце концов по телефону мы пару раз связались, статью в газету написал, всё получилось в срок. Может не так хорошо, как бы хотелось, но Павел Владимирович, с его слов, остался всем довольный.

                ЭПИЛОГ
      
          … Он умер через пять месяцев после своего девяностопятилетия. В здравом уме и при хорошей памяти. Как рассказала его дочь, приехавшая из Питера, бывшая при нём в последние дни и часы, улыбался чему-то своему, внутреннему, но молчал. Может вспоминал приятные, невысказанные никому интересные встречи, дела, былые достижения и свершения.
              А может просто радовался скорой возможности освободиться от бренности жизни, усталости, слабости, из-за которой уже не способен перекреститься гирей. Да, а про его последние, пудовые, стоявшие в комнате - так и не спросил. Забыл. А теперь этого уже не исправить. Об этом мы уже никогда не узнаем!

         Ветеран пережил почти всех, кто сделал ему когда-то при жизни больно, обидел, или нечаянно оскорбил. Зная это, наверное, хоть как-то приятно умирать «сейчас, но чуточку позже своего противника!».

         Один философ сказал: - «Каждый человек несёт в себе целый мир! Мир своих ощущений, своего восприятия окружающей действительности и бытия, многое из которого сторонним людям, не участвовавшим в прошедших событиях, просто не понять!»

         Если верить проповедникам большинства религий, или учёным, размышляющим о космическом сотворении землян, - ни один человек не приходит в этот свет просто так, случайно. У всех есть своё предназначение и только его путь!

         Может быть, это и о нашем ветеране!