Экс-ры IV 8 гл Грузинский князь

Глава 8

Грузинский князь

Договор – дед раскрывает свои тайны — грузинский князь – мы идём в магазин — о. Травяной

Грузинский князь

— Почти тридцать пять лет лагерей, — посчитал я.
— Верные люди говорят, что осужденные враги народа сидели до шестьдесят пятого года и то после какого-то распоряжения их стали выпускать небольшими партиями. Это всё политические и такие как я, — сказал дед.
— Ну, это давно уже известно, что и ложные доносы были, стреляли народ, почём зря, лишь бы выслужится, да и самим под пулю не встать. Про это уже в газетах открыто пишут, — ответил я.
— Пишут, а раньше чего-то не писали, — с досадой сказал дед.
— Ну, рассказывай, что дальше-то было, — попросил я.

— Тридцать пять лет срок не малый, вся жизнь, а люди до сих пор не верят, что урановые рудники существуют. Я-то знаю, хотя не был там, иначе не дожил бы до таких лет. Пока отсиживал все срока, приобрёл немало профессий. Пришлось не от хорошей жизни стать библиотекарем, кочегаром, поваром, рубщиком. Через какое-то время продвинулся в других профессиях став художником, плотником, углежогом, стропальщиком. Последнее время выучился на электрика, потом познал профессию ювелира. Был электронщиком — один человек дал знания, а я до знаний ох как был охоч, и память у меня была на зависть, за это меня на зоне и ценило начальство, был писарем. Обладал каллиграфическим почерком. По профессии трудно ценить, как жилось при культе личности в зоне. Это не воля, где, куда захотел туда и пошёл, а сидишь и ждёшь, когда погонят на работу или не погонят, а просто отведут в лес и шлёпнут.

— А что и такое бывало, — спросил я.
— Меня раз пять так водили для развлечения обосрусь я или нет если дам слабину, то пулю в затылок и айда дальше чай гонять. Так каждый божий день народ списывали десятками, а оставшиеся зека давали план за убитых и не вякали.

Людского материала хватало — постоянно подвозили, а кого и уносили. Последний побег был удачный, правда, обошлось без коровы. Был я на ту пору художником на зоне мулевал плакаты жил как истинный князь. Морду наел, сил прибавил и продуктов набрал. К этому времени я мог уйти за световой день на семьдесят километров. Налегке уходить трудно и на тот момент меня нашёл один человек, он знал, что я именно тот, кто имел отношение к царскому золоту. Это был капитан Апакидзе из отряда моего отца. Вскоре от него пришёл человек и принёс мне отцовский крестик с письмом от общих знакомых. Оказывается, я остался один кроме капитана Апакидзе кто знал, где отряд беглецов спрятал золото, ну почти знал. Я с этим почтальоном быстро договорился. Оставалось только уйти, а он меня встретит, сделает документы и вот она воля.
— А что за письмо от кого оно, — спросил я.
— Эмиграция тогда тоже не сидела, сложа, руки всякие ихние организации тырились у нас в Союзе, промышляли промышленным и военным шпионажем. Я прекрасно знал, чем это попахивает, тут уж если повяжут, до расстрела доведут под белы ручки. И плевать этой загранице, что со мной будет, они-то там, свои задницы в море греют, а меня как волка ловить будут. Ну, думаю мне бы только документы справить и на север за золотом сгонять, взять чуток на житуху и всё ищи ветра в поле.

— И как удачно ушёл.
— Как клёст выпорхнул из клетки, только меня и видели. Я сделал так, что бы меня, не беспокоили дня три. Начальство к очередному празднику дало ответственную работу и выдало паёк, чтобы меня не отвлекать.

Узнав, накануне, что для меня будет срочная работа в клубе, я подал своему человеку знак и уходить к схрону. Получив паёк, я развернул кипучую деятельность, а под утро по-тихому ушёл, почти налегке. За день по зарубкам и карте прошёл до схрона. Встретил проводника и мы, поспав три часа, пошли дальше. Вскоре вышли к реке там, у проводника была спрятана лодка. Когда шли по реке попали в порог, лодка перевернулась, проводника затащило в бочку, больше я его не видел. Меня течением унесло вниз, где меня выловили божьи люди — старообрядцы. Они не очень-то уважали существующий режим и меня не выдали.

Подлечили, поставили на ноги и отправили дальше через своих людей на Большую землю. По пути сошёлся с беглыми зека остался с ними мыл золото с ними, хитничал два года, потом после того как и туда нагрянули солдаты окончательно перебрался в город. Справил документы. Стал Георгием Михайловичем вместо Ираклия, фамилию взял другую стал Сумбатовым. И зажил жизнью тихой, спокойной без излишеств.

Женился на женщине, прописался у неё, как она умерла, живу один, правда ко мне приходят её очень дальние родственники, сидим, чай пьём с тортиком, разговариваем. Дочка её где-то на Сахалине живёт.
— А легенду ты сам себе сочинил ну кто ты ну и вообще, чтобы не подумали, что сбежал с зоны? — спросил я.
— А как же по документам я уроженец из горного села Северной Осетии, вовремя войны работал в совхозе, потом жил на Украине после приехал на Урал к брату который вскоре умер. Тут сошёлся с Тамарой, на которой женился. Документы настолько чисты что концов не найти и дальних родственников.

Дед рассказывал мне о своей жизни, как близкому человеку и было видно, что от этого ему становится легче, видимо длительное затворничество сильно повлияло на него. И потом в связи со своим возрастом он уже перестал бояться, понимая, что за давностью лет ему уже ничего не грозит.
— А вернуть свою настоящую фамилию не хочется, — спросил я.
— А зачем, меняют же люди свои имена для лучшей жизни, у меня жизнь была насыщенной по своему, интересной и менять я её не хочу, — ответил дед.
— Ну и не меняй.
— А знаешь, след мой давно потерян, кому я нужен разве что проклятой эмиграции, а вот боюсь проходить мимо ментов, аж поджилки трясутся.

— Скажешь тоже, сейчас все сроки вышли, да и политика другая.
— Отец мой князь Михаил Авсаджанишвили… тьфу ты… ну вот чёрт проговорился, в своё время служил офицером в Персии в 1914–1917 гг.
В составе конного отряда генерала Шарпантье в мае и июне 1915 г. 18-й драгунский Северский полк совершил конный рейд в Персию протяжённостью в 800 вёрст, вокруг озера Урмия. Целью его рейда было удержать от враждебных действий курдские племена персидского приграничья.

Также полк в составе дивизии отличился в феврале 1916 г. при взятии крупных Персидских городов Керманшах и Сенне, которые тогда были заняты германо-турецкими и курдскими отрядами. Награжден за боевые дела в Персии и на Кавказе орденами Св. Анны 2-й степени с мечами, Св. Станислава 3-й степени с мечами, Св. Анны 3-й степени с мечами, Св. Станислава 2-й степени с мечами, Св. Анны 4-й степени с надписью «За храбрость».

После чего отец служил в Добровольческой армии и ВСЮР. В сентябре 1918 г. получил звание полковника. Далее служил в белых войсках Восточного фронта в составе Особого Маньчжурского отряда, был одно время замом начальника штаба 1-й сводной Маньчжурской атамана Семенова дивизии.
— Твой отец в Персии воевал, - удивился я.
— Стойкость грузин и вообще у горцев в крови с детства. И к месту есть история, вот послушай. В 1878 году с Балкан на родину возвращался Ингушский полк. Позади, были бои на заснеженных полях Болгарии, на Шипкинском перевале, осада неприступной крепости Плевен и жёсткие кровопролитные сабельные схватки.
 
Русская армия принесла Болгарии освобождение от пятисотлетнего турецкого ига, и Ингушский полк внес свой весомый вклад в эту трудную победу. Император Александр II удостоил полк высоких наград, а офицеры и рядовые всадники были увешаны знаками отличия самой высокой пробы с бриллиантами. Среди них был молодой офицер, полный Георгиевский кавалер, отличившийся в ходе балканской кампании — Ижи Джабагиев. Ижи (или Эльджи) Джабагиев являлся, как утверждают, основателем фамилии Джабагиевых, которая в свою очередь происходила из древнего рода Точиевых. Полулегендарный основатель рода Точ, по преданию, являлся человеком выдающимся, имел обширные связи, был хорошо известен в Персии и Турции, а царь Грузии Ираклий II, принимая его у себя, оказывал ему почти царские почести.

После русско-турецкой войны 1878 г. военная карьера Ижи Джабагиева не закончилась; он успешно продвигался по служебной лестнице, пока, наконец, не вышел в отставку в чине полковника царской армии. Согласно «Табеля о рангах» Петра I-го, обладателю такого высокого чина присуждался дворянский титул, так что Ижи Джабагиев, помимо всего прочего, являлся дворянином Российской империи.
 
Сама кончина полковника Джабагиева свидетельствует о его исключительно твердом и неукротимом характере. Будучи уже совсем больным, он узнал, что навестить его собирается человек, с которым он всю жизнь соперничал и явно, и тайно. Ижи не пожелал, чтобы тот увидел его в таком состоянии: он встал с постели, оделся и встретил гостя на пороге своего дома. Он принял, угостил самым дорогим вином и проводил своего гостя с таким беспечным видом, что тот увидел перед собой вполне здорового человека и представить себе не мог, что Ижи смертельно болен. Когда, наконец, гость ушел, Джабагиев вернулся в свою комнату и в этот же день скончался. Было ему всего 42 года…