Диковинный диалект

ДНЕВНИК / РАССКАЗ

_____________________________________

*Жанр – духовно-психологическая проза*

•Рубрика – воспоминания/мемуары•
 
Автор – Сергей А. Собакин (S.Sobatini©)
_____________________________________

Первый раз услышал мат, когда ещё в детский сад ходил. Ничего не понял и решил, что это какой-то «тарабарский» язык.
Я взрослел. Мои сверстники тоже. Уже в начальной школе я понял, что это является каким-то «особым» наречием, на котором говорит почти вся мужская часть нашего коллектива. Не вдаваясь в подробности, я все же решил держаться подальше от употребления данной лексики. Слава Богу, у меня хватало на тот момент разных внеклассных занятий (спорт, танцы, языки), что попросту отсекало всякое намерение к рассуждению на тему этого «диковинного диалекта».

К концу начальной школы (а учился я довольно-таки неплохо) мне, по иронии судьбы, все больше приходилось общаться с разными смутьянами, в том числе и дворовой шпаной, что впоследствии сказалось на пополнении моего словарного запаса разными бранными словечками. Помню, как испытал истинный шок, когда мой приятель во всю глотку прямо у всех на виду, в центре улицы, закричал благим матом, да так, что люди стали шарахаться по сторонам, озираться и причитать. А я, не находя себе места, в панике стал вприсядку бегать от стенки к стенке и прятаться, как бы увиливая от ответственности. Лишь бы кто не подумал чего...
Мне было так стыдно и неловко, что хоть вешайся. Такого отборного словесного мусора я ни разу и нигде не слышал. Стыд сковал мои движения.

«Зачем ты это сделал? – спросил я, – это ведь нехорошо так ругаться и очень грубо!» «Да ладно тебе, – ответил приятель, – Это ж ради забавы! Расслабься!»

Как я ни пытался, расслабиться не получилось. У меня в голове произошло замыкание, и охватило чувство полного диссонанса. С виду приятный, хорошо одетый подросток вдруг начал выкрикивать всякие непристойности. Меня окатило волной всепоглощающего позора, так что я захотел быстрее исчезнуть. Неважно куда, лишь бы с глаз долой – из сердца вон. То же самое чувство я испытал, когда получил первую тройку. Но вскоре, несмотря на отличную успеваемость и хорошие отзывы учителей, меня все же засосала воронка общей деградации, и мат в моей жизни стал такой же обыденностью, как и любые другие привычные действия.

Пристрастие к ненормативной лексике росло так же стремительно, как и подростковые фантазии на тему своей исключительности и гениальности. В тот же период я стал чаще навещать своих бабушек и дедушек, где проводил почти все каникулы. Вот где-где, а там, в глухой деревне, это буйство жаргонизмов цвело всеми оттенками бесстыдства. Мои старшие братья и дед очень любили «крепкое словцо» и никогда не чурались использовать его в обычной речи,  я бы сказал, даже вместо нее. Поясню. Это когда из 100% произнесенных в диалоге фраз 70-80% являлись отборной похабщиной. Некий «профессиональный говор». Я очень быстро приобщился к этому стилю общения.

Наверное, все бы так и продолжалось, пока в один погожий денёк, когда я с товарищем прогуливался из школы в сторону дома, нам не пришла идея «поливать» друг друга непотребной бранью, да ещё и на спор, кто круче унизит оппонента. Мы изгалялись, как только могли. Трехэтажный мат буквально разбивал вдребезги все представления прохожих о нас, двух прилично одетых юношах, которые, выдавали такое, что уши заворачивались в трубочки.

Все веселье закончилось так же быстро, как и началось. В какой-то момент за спиной послышался тактичный кашель... Мы обернулись и увидели нашего классного руководителя из начальной школы. Людмила Алексеевна стояла в полном недоумении, но все же пыталась сохранить лицо и через мгновение сказала: «Да уж, мальчики... Вот от кого угодно, но от вас я такого не ожидала».
В тот самый момент я почувствовал себя таким жалким и бессовестным, что был готов провалиться сквозь землю и оказаться где-нибудь на другой стороне планеты в дремучей тайге, где меня никто не услышит, а, главное, не узнает и не запомнит. Я попытался было оправдаться, но по выражению лица Людмилы Алексеевны стало понятно, что все наши попытки будут, что «мёртвому припарка»... Она ещё раз посмотрела на нас и добавила: «Неужели я вас этому учила, дети? Вы же такие хорошие мальчики, мои любимые ученики! Ладно, ступайте уже домой, все равно ничего не изменишь. Вы уже выросли, у вас своя голова на плечах, своя жизнь!»
Краснея и потея от стыда, мы все же нашли в себе силы двинуться дальше. На пути к остановке, перебирая в памяти подробности произошедшего, мы немного погрустили и решили, что больше не будем прилюдно ругаться матом. Для этого была использована другая лазейка. Школа у нас была с английским уклоном и, помимо самого изучения языка (грамматика, орфография, пунктуация), нам невольно прививалась и уличная разговорная речь, исходившая от старшеклассников. Как вы уже, наверное, догадались, это была нецензурная лексика, а, проще говоря, пошлости, мат и унизительные словечки. Так вот, когда мы стояли на остановке, то решили, что раз браниться на русском – откровенное хамство,  будем делать это на английском, чтобы никто ничего не заподозрил.

Вскоре подъехал троллейбус. Мы с важным видом зашли в салон, расположились у задних дверей, и, держась за поручни, начали свое представление. Сначала мы просто заумно беседовали, но впоследствии перешли на тот самый пресловутый бранный сленг. Ржали и продолжали ругаться на английском. Надо сказать, нас это очень забавляло, поскольку мы считали себя умнее других, ощущали некое превосходство над «жалкими людишками». Гордыня и тщеславие зашкаливали: мы стали кривляться, и, словно припадочные, крючиться, хватая друг друга за конечности. Думаю, что со стороны это выглядело, как беснование и сеанс экзорцизма, не иначе. Пассажиры в недоумении стали жаться к кабине водителя. Кураж и безнаказанность не давали нам покоя, и мы пуще прежнего стали надрывать животики и строить рожи. Что-то похожее я увижу в будущем, когда одержимые, корчась и прыгая из стороны в сторону, накидывались на прихожан и священников, обзывая их такими словами, которые мало кто слышал. В общем, ужасное зрелище. В таком аффекте мы проехали несколько остановок.

Вакханалию прервал дед – Божий одуванчик. Он медленно и уверенно повернулся к нам с последнего ряда сидений и произнес: «Ну что же вы так, господа? Негоже юным джентльменам ругаться по-аглицки! Да ещё так изощрённо!» После этих слов  сумасшествие внезапно прервалось. Я испытал тот же жгучий, свербящий стыд, который посетил меня при разговоре с Людмилой Алексеевной. Несмотря на то, что стоял жаркий майский день, я почувствовал, как меня обдало холодным потом. Взгляды пассажиров больше не забавляли меня, а сверлили внутрь, в самую грудину, где теплилась ранимая детская душа, которая изнывала от негодования и позора.

Я запомнил тот день на всю жизнь. Не могу сказать, что в одночасье превратился в праведного святошу, который не матерится, не пьет и не гуляет. Дальше было больше и хуже. По секрету. Но для меня стала понятна одна истина. Если ты думаешь, что тебе все дозволено, а люди вокруг, общепринятые правила и ценности – это лишь декорации, которые служат для того, чтобы ты жил по своим, известным только тебе установкам, ублажая свои «хотелки», то ты сильно заблуждаешься. Нужно отдавать себе отчёт, что такое поведение может стать отправным пунктом к точке невозврата, когда ты перестанешь контролировать себя и превратишься в свинью, которая  живёт одним днём и свинячит, свинячит, свинячит. Катается в грязи и калу и там же ест, спит и мечтает о «великом». И вправду, что взять с животного? Оно ведь неразумное существо...



– Сергей А. Собакин (S.Sobatini©)