Глава 1. Дошкольные и школьные годы

ДОШКОЛЬНЫЕ И ШКОЛЬНЫЕ ГОДЫ

В семидесятых годах прошлого века популярной была песня со словами: «Мой адрес – не дом и не улица, мой адрес – Советский Союз».Это была наша общая Родина, которой мы все по праву гордились. Теперь, когда произошло разделение по национальным «квартирам», многие, в том числе и я, чья малая Родина оказалась вне пределов России, с грустью вспоминаем нераздельное братство народов на том огромном пространстве, в пределах которого мы жили.

Родился я в селе Большие Проходы на Харьковщине. Если ехать по шоссе Москва – Симферополь, оно хорошо видно с дороги в 25 километрах севернее Харькова. Бурные события жизни начала прошлого века: Русско-японская война и революционные события 1905 года, Первая империалистическая война 1914–1918 гг., Октябрьская революция и последующая за ней Гражданская война мало отразились на жизни нашего села. До начала коллективизации в селе господствовал патриархальный уклад в условиях ведения натурального хозяйства. Товарный обмен между городом и деревней был минимальным.

Детская память отдельными фрагментами хранит некоторые картинки сельской жизни. Вот мама за прялкой ткет полотно, а потом на руках шьет исподнее белье. Вот в конце зимы в проулке выстроились мужики и пошли, стенка на стенку, врукопашную. А вот хороший теплый летний день — нарядные девушки в цветастых сарафанах с яркими разноцветными лентами в косах, смеющиеся, веселые, идут в церковь на богослужение. И еще одна картинка из той жизни. Новые тесовые ворота семьи Самохиных ночью облиты дегтем. Это как бы общественный ответ на грехопадение невесты Самохиной. Прошло много лет. Рассохлись, расшатались и потемнели от времени некогда новые ворота, но темный след позора семьи сохранился на них.

По малости лет я не знал, по каким причинам родители мои свернули свое деревенское хозяйство, и мы всей семьей, когда мне было пять лет, переехали на постоянное место жительства в город Харьков. Поселились на Новоселовке – рабочей окраине города. Жизнь на Новоселовке в бытовом отношении мало отличалась от сельской. Воду теперь брали не из колодца, а из колонки. Эта колонка размещалась рядом с нашим домом, но воду из нее брали окрестные жители, проживающие в радиусе не менее одного километра. У колонки всегда была большая очередь, особенно вечером в летние жаркие дни. Электричество было только в тех домах, мимо которых проходила линия электропередачи. Наш дом находился на удалении двух столбов от основной линии. Электричество в нашем доме появилось много позднее, когда я учился в шестом классе. На всю нашу большую округу был лишь один телефон – в аптеке. Почтовое отделение телефона не имело.
Была на Новоселовке амбулатория, главным кудесником которой был доктор Прошкин. Лечил пациентов он в амбулатории, но изредка, в случаях крайней необходимости, со своим неизменным врачебным баульчиком появлялся то в одном, то в другом месте большой Новоселовки. Еще на Новоселовке был рынок, гастроном, несколько маленьких магазинов, действующая церковь и кладбище под названием Муховатка.

На нашей Новоселовской улице находился Новоселовский рабочий клуб. Главным в клубе было, конечно, кино. В кино взрослых частенько пропускали с детьми. Зимой мы, детвора, в кино ходили редко и только со взрослыми, на один билет, а вот летом, по возможности, каждый день. Билетов, конечно, мы не покупали. Просто, когда начинался сеанс, нас всех, кто из ребятни собирался у входа, контролеры по-тихому впускали в зал, и мы занимали свои «забронированные» места на полу в центральном проходе и перед сценой. Такой демократический порядок сохранялся до самого начала Великой Отечественной войны.

Действующая церковь была относительно небольшой, но она активно посещалась прихожанами. В церкви пел церковный хор, и в дни больших церковных праздников его приятно было слушать. Родители мои были людьми верующими. Они приучали к этому и нас – своих детей. Я ходил с родителями на богослужение, особенно в пасхальные дни. Мои сестры, достигнув пионерского возраста, стали стесняться в открытую идти в церковь. По этой же причине и я с 12 лет перестал ходить туда, даже на освящение пасхи. В то время пасхой называли то, что сейчас называют куличом. В церкви освящались пасха, яйца и обязательно сало.

Дошкольное мое детство закончилось в 1933 году и запомнилось тяжелым голодом. Как мы выжили? – Никто из ныне здравствующих членов нашей семьи не может ответить на этот вопрос. В семье нас, детей, было четверо: две девочки и два мальчика. Сестры были старше меня, а брат – младше. Помню, во время голода брат был совсем слабый, опухший, и уже даже не мог самостоятельно есть.

Осенью того же года я начал учиться в школе. На Новоселовке школ не было. Ближайшая русская неполная средняя школа располагалась недалеко от главного вокзала. Замечу, однако, что ко времени окончания мною семи классов на Новоселовке были построены две школы – сначала украинская, а потом и русская.


В нашем доме снимала квартиру еще одна семья, в которой тоже было четверо детей. Помимо этого, в нашу компанию входило трое-четверо ребят из соседнего двора. Вот такой «кагал» постоянно обитал на просторе нашего двора. Надо сказать, что по городским меркам наш двор был не просто большим, а огромным. Помимо дома, на его территории размещались флигель, сарай, погреб, туалет. Небольшую часть занимал огород. Огород был небольшим в связи с трудностью полива. На территории двора росло много разных деревьев, в том числе и плодовых, кустов и высокой травы. Весь двор по периметру был обсажен кустами сирени. С началом весны и до поздней осени во дворе постоянно что-то цвело. Весной цвели фруктовые деревья: сливы, вишни, яблони, смородина и терновник. Потом распускалась сирень. Особенно красиво цвела персидская сирень. Летом зацветал жасмин, сладковатым особым запахом нас овеивали гроздья цветущей белой акации. До глубокой осени цвели колючка и волчьи ягоды. Кроме того, во дворе росли крупные деревья: ясень, два клена, две осины и несколько других, поменьше.

Размеры двора позволяли детям играть в разные игры, начиная от считалки и казаков-разбойников и заканчивая «классиками». В целом мы жили дружно, и лишь изредка бывали ссоры и тумаки. Среди мальчишек была строгая иерархия по старшинству и силе. Сила определялась в кулачном поединке. Драка велась до юшки (крови) из носа. Победитель законно занимал свое место в иерархической лестнице. Надо сказать, что я в этой лестнице занимал одно из последних мест. Оно, по-видимому, было бы последним, если бы не то обстоятельство, что в школьных делах я постоянно был первым отличником. Нескладный, нескоординированный, физически слабо развитый и медлительный, я, естественно, ни в каких мальчишеских играх не преуспевал. Это огорчало, но, увы, как я ни старался, меня всегда опережали.

Два-три летних месяца мы с сестрой проводили в деревне. Там был такой же детский «кагал», но состоял он в основном из братьев и сестер, и в нем лидерствовали уже не по старшинству и силе, а по способности верховодить. Одним из таких лидеров был мой брат, Василий Сафонов, деревенская привычка которого верховодить ему очень пригодилась на войне. Окончив 7 классов сельской школы, во время войны он стал отличным командиром артиллерийской батареи и заслужил много боевых наград.

Коллективизация заметно изменила уклад сельской жизни. Значительная часть мужского населения была отвлечена на работу в городе. Многие стали механизаторами. Большая часть сельскохозяйственных работ выполнялась женскими руками. Поскольку личный приусадебный участок по-прежнему оставался основным кормильцем семьи, то семье приходилось разрываться на части для одновременной работы в колхозе и дома. В колхозе жестко требовали выполнения дневных заданий, а также выполнения установленной нормы трудодней. Трудодни, в основном, оплачивались натурой, в первую очередь зерном. Это и много других мелочей были новшествами в жизни селян, но быт в целом остался неизменным. Никто ничего не закрывал на замки. Уходя из дома, хозяйка вставляла в щеколду палочку, что значило: дома никого нет. Никакого воровства, никакого недоверия к соседям. Электричества по-прежнему не было. Приготовление пищи, как и ранее, производилось в печи. Хлеб выпекался на много дней вперед. Наша тетя пекла хлеб на 7–10 дней.

Иногда некоторые ребята привлекались на работу подпасками в деревенское стадо, где наряду с коровами были овцы и козы. Пастухи пасли скот по общественному договору с семьями. Сельским ребятам работа подпаском была не в новость. Для меня же, городского жителя, такая работа была, в определенной мере, свидетельством доверия людей. Я гордился таким доверием. Вначале гордость распирала меня, как пузырь. Тетя лично собирала меня на работу. Через плечо висела торба, в которой были краюха хлеба, большой шмат сала, луковица и бутылка воды, а иногда и вареное яйцо. В руки давался батог, которым я, конечно, научился щелкать. Через несколько дней великая гордость уходила, «пузырь сдувался», очень не хотелось рано вставать. Все мысли были лишь о том, когда кончится мой срок.

Часто в литературе при описании сельской жизни говорилось о налетах ватаг ребятишек на сады, бахчи, огороды. Бывало такое и с нами, но так как мы действовали в пределах нашего порядка (это несколько улиц с выгоном для скота в центре), то все было проще, поскольку нашу братию, польстив шуюся на груши деда Ивана, последний уже ждал около дерева, и каждый получал несколько груш, а потом дед рассказывал, как он воевал в Первую мировую. Примерно то же повторялось и у деда Петра или на огуречном поле. Иногда, в субботу или воскресенье вечером мой крестный отец, работавший в городе и проводивший выходные дни в селе, на выгоне в казанке варил кашу сливуху. Какая это была вкусная еда! Он много рассказывал о своей службе в Красной Армии. В то время, когда умер Ленин, он служил в Московском военном гарнизоне и участвовал как красноармеец в похоронах вождя.

Школьные годы бегут быстро… В 1937 году я закончил четыре класса, получив начальное школьное образование. Закончил с отличным аттестатом и грамотой. В подарок получил книгу драматических произведений Александра Сергеевича Пушкина с очень теплой дарственной надписью. Увы, эту книгу мне не довелось прочитать. Старшая сестра, работавшая в то время на авиационном заводе в полутора часах езды от дома, взяла ее для чтения в трамвае и, уснув, потеряла.

Из истории нашей страны известно, что 1937 год был очень насыщен важными общественно-политическими событиями. Новоселовских обитателей они почти не касались. Редко кто на Новоселовке выписывал газету. Жили слухами, не очень их комментируя. Для нас, школьников, конечно, основным событием стало столетие со дня смерти Пушкина. В дополнение к школьной программе мы учили много других произведений поэта. Детская память очень цепкая. Я до сих пор хорошо помню «Песнь о вещем Олеге» и «Утопленник», которые были дополнительной нагрузкой для меня. В этот год решалась также и моя личная судьба. На семейном совете обсуждался вопрос моей дальнейшей учебы. Отец предложил мне учиться на парикмахера. Остальные участники совета: мама, крестный отец (мамин родной брат) и младшая сестра согласились с этим предложением, а вот старшая сестра была против. Она обосновала это тем, что моя отличная учеба в школе является гордостью семьи и ее надеждой на будущее. Родители согласились с ее доводами, и мне была открыта дорога для окончания семи классов.

Последующие три года учебы были не только годами взросления и накопления знаний, но также и годами моего роста как личности. Я был принят в пионеры. Это, в свою очередь, открыло дорогу в городской Дворец пионеров в секцию авиамоделизма. Мои родители были рукодельными людьми, их навыки передались мне по наследству и очень пригодились в секции. В первый год мы знакомились с основами построения летательных аппаратов тяжелее воздуха, принципами создания подъемной силы и другими процессами, сопровождающими полет. Построили бесфюзеляжные авиамодели. У меня получилась достаточно аккуратная модель с резиновым движителем пропеллера. Во второй год приступили к строительству более сложных моделей. Я выбрал для постройки скоростную фюзеляжную, также с резиновым движителем пропеллера. Мечтой любого авиамоделиста была постройка фюзеляжной модели с бензиновым моторчиком. Но это было далеким будущим. Фюзеляжная модель отличается от простой бесфюзеляжной тем, что в ней детали имеют такой же вид, как в настоящем самолете. Крыло, для придания ему необходимой формы, имеет нервюры, скрепленные лонжеронами. То же самое и фюзеляж, форму которому придают соответствующим образом подобранные шпангоуты. Работа над фюзеляжной моделью была сложной, но интересной. Школьных знаний не хватало, и мы получали советы от нашего инструктора. Создание модели растянулось до лета. Заканчивал я эту модель в летнем лагере Дворца пионеров в Померках. В один из дней такой работы я был представлен корреспонденту областной газеты «Социалистычна Харькивщина». Корреспондент, с присущей газетчикам оценкой будущего, нарисовал покорение мальчишкой неба. О службе в авиации и покорении неба я тогда не мечтал. Но журналист оказался прав, и с войны я приехал в летной форме, но не как летчик, а как воздухоплаватель.

К концу пребывания в летнем лагере нам были вручены значки ЮАС – «Юный авиастроитель», с правом самостоятельного ведения кружка авиамоделистов в школе. Кроме того, каждый из нас получил синюю летную курточку с авиапетлицами и пилотку. Я воспользовался правом вести кружок в школе. При активной помощи директора школы был создан авиамодельный кружок. Как сейчас помню, какой восторг у ребят вызвала модель, построенная Леней Ковалевским. Она неплохо держалась в воздухе, и это было интересным для школьников.

В школе дела шли своим чередом. Я очень сдружился с двумя мальчиками: Жорой Рындиным и Ваней Новиковым. У обоих было трудное детство – росли без отцов, но оба были любознательными и старательными. Занимались хорошо. Два последних года я сидел за одной партой с Ваней Новиковым. С ним наша дружба продолжалась довольно долго. Мы несколько раз встречались после войны. А вот Жора, закончив кружок народных танцев при Новоселовском рабочем клубе, продолжил заниматься танцами и к началу войны уже выступал в каком-то ансамбле. С началом войны он попал в концертную бригаду, выступавшую перед бойцами на фронте. Во время одного из выступлений он погиб при бомбежке.

Семиклассники – это уже довольно самостоятельный народ. Наша школьная самодеятельная театральная бригада ставила какую-то пьесу по мотивам произведений Т. Г. Шевченко. Закоперщиком всего мероприятия был учащийся 7 «А» класса (а я учился в «Г») Толя Кириллов. Сейчас трудно вспомнить, как я попал в эту театральную группу, но факт остается фактом – в этом спектакле я играл роль соседа. Мне надо было выйти на сцену, сказать «Ваш сусид» и по приглашению хозяйки – «Сидайте на лавку, сусиду» – сесть на скамью и помалкивать. Собственно, я все так и проделал, но произошло это при неудержимом хохоте зрителей. Дело в том, что Толя, готовя меня к выступлению, перестарался. Он нарисовал мне гримом большие казацкие усы. В зале было жарко и душно, а тут еще и волнение. Пот ручьем струился по лицу, и я, сам не знаю как, размазал один ус по всему лицу, а второй остался целым. Это и вызвало такую реакцию зала.

Вспомнил я этот эпизод школьной жизни потому, что аналогичный случай имел место у моего сокурсника по военной академии. Мы были в офицерском патруле и обменивались своим опытом службы в части сразу после окончания войны. Для молодых офицеров, какими мы были, командовать своими подразделениями было ох, как трудно. Ведь наши подчиненные были не только старше нас по возрасту, но большинство из них прошли долгими дорогами войны, были опытнее нас по жизни и в военном деле. Но служба есть служба, и надо проводить занятие, материал которого твои подчиненные знают намного лучше тебя. Воинский порядок особенно трудно было поддерживать во время хозяйственных работ, которых в послевоенное время было очень много. Чтобы сохранить порядок и дисциплину, каждый командир старался как-то занять подчиненных в свободное от работы время. Такой палочкой-выручалочкой для многих была самодеятельность. В одном из спектаклей по ходу действия солдат, которого играл старшина батареи, должен был войти в комнату и сказать: «Ваш муж». Его жена, услышав эти слова, должна была произнести «ах, мой муж» и упасть в обморок. Старшина, чтобы не забыть слова своей роли, ходил за кулисами и повторял: «Ваш муж». Наконец, ведущий спектакля крикнул: «Старшина, на выход». Последний кинулся на сцену и в волнении произнес: «Вах мух!», на что загипнотизированная его словами «жена» ответила: «ах, мах мух!». Ее слова были встречены необычайно веселым хохотом зрителей.