Родина моя

Люба сидела за столом в своей избе, просматривала местную газету. Заинтересовала статья о Родине, интересный материал для беседы с учениками в классе. Прочитав текст дважды, как бы подводя итог тихо молвила:
– Родина моя, какая ты разная. Родная и нежная, как мать, строгая, заботливая и любящая, как отец, могущественная и беспощадная, милосердная по отношению к врагам, – помолчала и, словно что-то вспомнив, добавила, – а порой, несправедливая к своим гражданам.

Любовь Юрьевна Баженова родилась в деревне Горки в семье колхозного конюха и доярки. Родители оба были низкорослыми людьми, плотного телосложения, жилистые, привыкшие к тяжелому крестьянскому труду. И дети пошли в них, угадывалась порода. Старшие дочери Валя и Нина вынуждены были приобщиться к работе в колхозе с одиннадцати лет. Как-то мама Таня привела старшую дочь Валю на ферму и поручила помочь ухаживать за прикрепленными за ней коровами: раздать корм, чистить стойла от навоза, доить. Для дойки выделила сначала спокойную корову, показала, как надо делать:
– Ты ее поглаживай, полюби, тихо разговаривай, тогда она спокойно отдаст все молоко.
Вале казалось такое поведение нелепым, и дома она пожаловалась младшей сестре Любе:
– Мама велит, чтобы я за коровами не только ухаживала, но еще и разговаривала, как с тобой, тогда можно надоить больше молока.

В то время доили вручную. Слабые пальчики Вали быстро уставали, но через неделю втянулась.

Средняя дочь Нина пошла работать с отцом на конюшню. Научилась ухаживать за животными, пахать и боронить землю, возить дрова.

Младшая Люба пока училась в школе. Обладая природной хорошей памятью, она почти не тратила время на заучивание школьного материала, была отличницей. Учителя хвалили. Родителям нравилось:
– Пусть учится, коли у нее это хорошо получается.
Но домашняя работа была за ней: уборка дома, стирка, готовка еды. Девушка старалась, труд шел ей на пользу, она приобщалась к житейскому опыту.

Окончив семь классов, Люба сообщила родителям, что хотела бы поступить учиться в педагогическое училище, получить профессию учителя начальных классов и затем учить детей своей деревни. Родители дали согласие:
– Пусть будет учителем, хоть одна дочка будет жить по-другому, – заключил отец.

Люба уехала в город, поступила в Рязанское педагогическое училище. Окончила его в 1940 году и получила государственное распределение на работу в Горловку, на Украину. Но сначала месяц отдыха. Люба приехала домой на свою малую Родину. Родители узнавали и не узнавали дочь. Перед ними была небольшого росточка, полненькая, по-городскому одетая девушка блондинка, в ситцевом платьице в горошек с поясом на талии, на ногах новые туфельки.
– Да, теперь, вижу, ты стала учительницей, – заключил отец, с интересом разглядывая дочь, – красавица, невеста.

Отпускное время быстро пролетело. На душе было тревожно. Мучила неизвестность. Какая там в Горловке школа, не деревенская ведь, как там примут молодую учительницу. В глубине сознания была уверенность, привыкла быть отличницей.
 
 Горловка оказалась большим промышленным городом. Молодую учительницу в школе встретили доброжелательно. Выделили жилье, прикрепили первый класс 1Б. Класс 1А был у опытной пожилой учительницы Нины Ивановны, оказавшейся отзывчивым, добрым человеком. Чувствуя робость начинающей учительницы, она рассказывала, как надо провести первый урок. Дети не должны чувствовать робость педагога.

И вот, наступило первое сентября. После школьной линейки Любовь Юрьевна повела своих первоклашек в класс. Это был незабываемый миг. Она рассадила детей за парты, как было рекомендовано, мальчиков с девочками, рассказала, как обращаться к ней на уроке. Окинув класс взором, заметила, дети поедали ее робкими заинтересованными взглядами. Какие они обаятельные. Девочки в белых фартуках и очаровательными белыми бантами на голове и мальчики в серых костюмах и белых рубашках. С этого момента началась профессиональная трудовая жизнь Любови Юрьевны Баженовой.

Закончился первый учебный год. Наступили летние школьные каникулы. Любовь Юрьевну отправили в пионерский лагерь воспитателем отряда. Лагерь находился в живописной лесной местности с разнообразными деревьями и спокойной речкой. С приездом детей лагерь ожил, всюду слышались звонкие голоса и смех. Пионерские вожатые проводили различные конкурсы, соревнования, дети не скучали. Первая смена приближалась к концу. Однажды утром, на линейке начальник лагеря объявила:
– Утром 22 июня фашистская Германия без объявления войны напала на нашу страну. Немецкие самолеты бомбят наши города и села, гибнут дети и старики, гражданское население. Началась война. В связи с этим пионерский лагерь закрывается. Дети сегодня же будут отправлены по домам. Воспитателям и пионервожатым обеспечить доставку каждого ребенка родителям.

Все! Начиналась новая жизнь. Как в ней поступить? Директор школы сказала:
– Идите в отпуск.
Люба встретилась с Ниной Ивановной, спросила подсказать, как ей поступить.
– Люба, мне трудно что-либо советовать. Думаю, лучше тебе поехать к родителям подальше от войны. Ты молодая, у тебя все получится. Мне, вот, бежать некуда. Страшно, но решила остаться здесь. Может не съедят, люди же они.

Собрав необходимые вещи, Люба отправилась на вокзал. Билетов нет. Поездов тоже нет. Проходят только военные эшелоны, поезда, эвакуирующие промышленное оборудование на Восток. Так ходила она на вокзал каждый день. Все по-прежнему, не могла сесть на поезд.
  А немцы уже вошли в город. Однажды она шла из магазина, рядом неожиданно остановилась машина, выскочили два немецких солдата, схватили ее за руки и поволокли к машине. Ох, как она перепугалась. А ее всего-то забросили в кузов машины и поехали дальше. В кузове сидели ребята и девушки и солдат охраны с автоматом на животе.
– Куда нас везут, – спросила Люба.
– Не знаем, – последовал ответ.

Насобирав по пути полную машину молодых людей, машина прибыла в лагерь, огражденный колючей проволокой. Выгрузили и уехали за новой добычей.

Лагерь был расположен под открытым небом. Ни единой постройки. Ярко светило солнце, было жарко. Здесь толпилось около сотни молодых людей, томимых неизвестностью, горем. Зачем их собрали, никто не знал. Не кормили. Бак с питьевой водой и кружкой стоял у ворот. Разговаривать не хотелось. Некоторые девушки плакали.

На следующий день к лагерю подъехали две машины. Заключенных молодых людей построили в шеренгу. Подошел офицер с переводчиком и охраной.
– Господин офицер говорит, вы поедете в Германию работать, чтобы быстрее окончилась война, – старательно говорил переводчик.
Офицер шел вдоль шеренги и выбирал, нужных ему людей, указывая на избранника тростью. Набрав нужную партию, машины поехали на вокзал. Людей поместили в теплушку, крытый вагон для перевозки скота, и отправили в Германию. Кормили раз в день. Правда, в бачке вода была всегда. Спали на полу, на соломе. Особенно мучительной была потребность в туалете. В одной теплушке ехали и парни, и девушки, а туалета не было. Только один раз в сутки теплушка открывалась и людей выпускали, чтобы справить физиологические потребности.

Среди несчастных Люба выделила девушку, еще совсем ребенка, которая не могла справиться с горем и постоянно плакала. Стало ее жалко, наверное, проснулся учительский характер, Люба подошла к ней и с участием спросила:
– Что же ты все время плачешь?  Поверь, тут всем плохо. Нельзя расслабляться. Надо копить в себе силы. Как тебя зовут?
– Лена.
– А меня Люба. Держись за меня, может быть, будет легче.

Сколько суток ехали, слушали стук колес, сбились со счета. Наконец вагон остановился, двери настежь раздвинулись, последовала команда:
– Выходи. Приехали. Стройся в шеренгу.
Сделали перекличку. Доехали все. Рассадили по машинам и повезли. Сначала в баню, сделали беглый медосмотр, всех остригли наголо, обработали какими-то химикатами, сфотографировали и записали в книгу. Потом привезли в распределительный лагерь. Сюда приезжали покупатели, отбирали людей для работы на заводах, на фермах, в личных хозяйствах. Остарбайтеров, принудительно угнанной молодежи для работы в Германии, строили в шеренги, и покупатели выбирали товар.
Люба попала в хозяйство фермера. Хозяин Ганс Мюллер, довольный приобретением, посадил Любу в бричку и по дороге неоднократно повторял:
– Гут, гут, корошо.
Это был немец среднего роста, худенький, жилистый, одетый в чистый костюм. Светлые волосы на голове прикрывала кепка. Люба сидела рядом с хозяином в одежде, в чем ее схватили в Горловке. А с тех пор сколько времени прошло? И спать приходилось прямо на земле, иногда на соломе. И даже умыться не было условий. Одежда ее была мятая, грязная и выглядела просто никак. Она смотрела по сторонам на немецкую землю. Проезжали небольшие поселки, маленькие поля, перелески. Подумалось: «Не то, что у нас, нет таких просторов». Дома в деревнях были с мансардами, чистые, улицы красивые.
Наконец, приехали во двор усадьбы хозяина. Небольшой домик с мансардой, огороженный невысоким забором. Въехали через ворота. Домочадцы были дома. Все вышли посмотреть на нового работника. Хозяин о чем-то долго рассказывал, потом представил:
– Это Люба. Это фрау Хельга Мюллер, это Рената и Анна, наши дети.
После общего знакомства хозяин привел Любу в комнату для работника. Небольшая комнатушка с соломенным матрасом на лавке и сколоченным из досок столиком. За стеной размещался коровник. На немецкую землю медленно опускался вечер. Принесли поесть похлебку, приготовленную из разведенного на воде картофельного пюре, дали кружку воды попить.
Утром проснулись рано. Дом пришел в движение. Захлопали двери, люди выходили на улицу, перекликались. Анна и Рената пошли доить коров. Хозяин пришел к Любе, дал в руки ведра, показал, как из колодца брать воду и носить в баки. Потом коров выгнали на пастбище, большое поле, огороженное сеткой. Хозяин приказал лопатой чистить коровник. Навоз складывали на тачку и вывозили в кучу за пределами ограды. Там скопилось очень много навоза. Похоже его в хозяйстве не использовали.

Вечером, когда коров собрали и поставили в коровник, началась вечерняя дойка. Хозяин велел Любе взять подойник и доить. Девушка не растерялась. Она знала, как выполнять эту работу, дома делала не раз, помнила советы матери и сестры. Подойдя к корове, нежно обняла ее, гладила бока, тихо разговаривала, потом вымя помыла водой и вытерла полотенцем. После этого осторожно прикоснулась к соскам, сжав пальцами, потянула их. Струи молока брызнули в подойник, издавая знакомые звуки: шир-шир, шир-шир. Хозяин стоял поодаль, наблюдал и остался доволен. Хорошую работницу он приобрел, доить она умеет.
Так и пошло день за днем. Круг обязанностей постоянный. Дойка коров утренняя и вечерняя, а их было у фермера пять голов, раздача кормов и воды, уборка коровника, чистка и мытье пола в стойлах. Еду давали в обед и на ужин. Люба научилась понимать немецкую речь и даже выговаривать некоторые фразы. Сестры Рената и Анна смеялись над произношением, но понимали.

Ночами спала плохо. Одолевала тоска по дому. Скучала о маме, отце, сестрах. Как они там живут. Неужели нашу деревню захватили немцы. Здесь только и говорят о победе. А Люба не верила. Споткнутся где-нибудь немцы, сломают шею.

Однажды во время вечерней дойки тоска по дому навалилась с особой силой. В коровнике никого не было. Люба тихо запела любимую мамину песню, какую они пели на три голоса:

Степь, да степь кругом,
Путь далек лежит,
В той степи глухой,
Умирал ямщик.

Голос стал тверже, решительно рассказывал, как умирающий наказывал товарищу, чтобы его схоронил в этой степи, а потом рассказал жене. А струи молока звенели в подойнике в такт словам песни: шир-шир, шир-шир.

Обернувшись, Люба заметила хозяина. Он выглядывал из-за косяка проема двери, молча наблюдал. Наверное, был смущен необычной выходкой работницы. Люба, испугавшись, замолчала.
– Нет, гут, гут, – замахал он руками и ушел.
Люба пела и доила. И что удивительно, в этот вечер она получила молока от всех коров на полведра больше, чем обычно. Хозяин был безмерно рад. Заставлял Любу петь, а та уже охрипла. Тогда в коровнике появился патефон. Во время дойки звучала немецкая музыка.

Вечером, находясь в своей постели, Люба разбирала свою выходку. «Это что же получается? Я помогаю своему врагу? Немцы – это мои враги. Они терзают мою Родину, а я им помогаю? А с другой стороны, что я могу сделать, находясь в рабстве? Лучшее пока, просто надо выжить и вернуться домой».

На следующий день в обед Ганс Мюллер впервые пригласил Любу в свой дом. Жилое помещение отличалось чистотой. На окнах висели занавески с нарядными бантами по краям, на полу лежали коврики, на стенах висели фотографии в рамках, портрет солдата. Заметив, что люба внимательно смотрит на портрет, хозяин пояснил:
– Это наш сын Отто, воюет на Восточном фронте. Ты проходи сюда, садись, – хозяин указал на стул у кромки стола, – будем обедать. Сам прошел и сел во главе стола рядом с женой.
На столе стояла супница, тарелки, тарелка для хлеба, на которой лежали пять кусочков ржаного хлеба. Фрау Хельга встала, половником налила в тарелки суп, положила перед Любой небольшой кусочек хлеба и сказала:
– Кушайте.

Присутствующие за столом внимательно следили за работницей. Их повышенное внимание смутило девушку. Подумалось: «Что я не заработала? Или вы хотите меня купить, так я уже куплена и работаю в неволе на врагов. Может отказаться от этой подачки, встать и уйти». Но воздух был наполнен соблазнительным ароматом супа, так хотелось есть, и люба быстро отказалась от протеста. Взяв ложку, она попробовала суп. Все, наблюдавшие за ней, улыбнулись и занялись едой.

Такое угощение в доме хозяина повторялось не часто. Обычно еду приносили в ее комнату. Такая жизнь невольницы продолжалась до освобождения войсками Красной Армии. Бывших остербайтеров собирали по всей Германии и вывозили на Родину. Одна из таких партий прибыла в Харьков и попала в руки следователей НКВД.
Любу привели в допросную комнату. Допрос вел капитан Карпов. Сначала шла мирная беседа под протокол. Капитан задавал вопрос, Люба отвечала. Вдруг, капитан прыгнул со стула, да как заорет:
– Ты добровольно удрала в Германию, признавайся, сучка! – визжал писклявым голосом, хамил и бегал за спиной девушки.
Чего он хотел добиться? Напугать? Так напугал. Сначала она хотела оправдаться, затем возмутиться, что, когда пыталась уехать из Горловки, не нашла ни одного защитника, никто не помог, потом решила, все разговоры с этим капитаном бесполезны. У него такая методика работы. И она закрылась непробиваемой невидимой стеной, не слышала его и не видела. А капитан продолжал греметь, подсовывал какую-то бумагу, требовал подписать. Безрезультатно. Наконец, увели ее в камеру.

На следующий день привели ее к другому следователю, который объявил, что Баженова Любовь Юрьевна направляется на постоянное жительство в деревню Горки. Выдали соответствующий документ.

Через несколько дней вечером Люба стояла во дворе родного дома. Стоял теплый август. На ней было ношеное и залатанное платье серого цвета и растоптанные башмаки. В руках держала небольшой узелок с одеждой. Нерешительно топталась на месте и заметила, из огорода через калитку выходила Валя с корзинкой в руках, наполненной огурцами. Сестры на миг замерли, а затем бросились в объятия друг друга. От радости плакали, спрашивали сразу обо всем. На шум из дома выбежала Нина. Сестры радовались встрече.
– Где мама?
– На работе, на своей ферме. Да вот она.
Во двор входила старая, седая, слегка согнувшаяся женщина.  Она протянула руки вперед со словами:
– Доченька! А мне Анютка прибежала и сказала, что ты домой идешь. Я все бросила и побежала.
 – Мамочка, как я рада тебя увидеть, – она, ласкаясь обнимала мать. – Мама, где папа?
– Папа погиб на фронте. В начале войны ушел на фронт, а через два месяца пришла похоронка.
Они вошли в дом, и все спрашивали, спрашивали, как там жилось в неволе. Какие у них порядки.
– А у нас немца не было. Слышали разрывы снарядов, но немец, слава Богу, не дошел.
– Мама, как ты работаешь? Все на ферме, с коровами?
– Трудно, дочка. В деревне здоровых мужиков совсем нет. Вернулись с фронта калеки, да больные. Все держится на бабах. В колхозе рабочих рук не хватает. Корма заготовить не успели, а пришла зима, весна наступила, землю подготовить для посева не успели, пора садить. И так во всем, всюду не успеваем. А начальство требует, давай, давай. Так вот и мучаемся.
– Мама, а школа-то в деревне хоть есть, дети где-то учатся?
– Дети есть, только ведь они выросли, все работают. По вечерам бегают в школу. Наталья Ивановна там с ними занимается. Состарилась, да больная совсем. Чему она их там учит, не знаю. Вот разве ты возьмешься помочь, может не забыла учительскую науку.

Памятуя неприятный разговор со следователем НКВД в Харькове, Люба очень опасалась, что ей позволят работать в школе. А о школе она только мечтала. Видела себя в кругу детей, делясь своими знаниями.

На следующий день пошла знакомиться в сельсовет. Рассказала о своей судьбе, о желании работать в школе. Ей помогли встретиться с секретарем отдела народного образования района. Там внимательно выслушали и в просьбе отказали. По спущенной сверху инструкции лицам, угнанным во время войны на работу в Германии, работать в школе запрещено. Раздавленная, опустошенная, забракованная она медленно брела домой. Обиженная и униженная она думала: «Родина моя, почему ты так неласково встретила меня»?

Пришлось поступать работать в колхоз, на ферму дояркой. Начала работать, привыкала к заведенным порядкам. Приходила на ферму рано, когда двери коровника еще были закрыты. Стучала, сторож дед Прокопьевич открывал, спросонья протирая глаза.
– О Люба, – начинал он разговор, – я, вот, дюже интересуюсь, какие в Германии коровы. У них они рогатые или безрогие. – Разговаривая, он подходил близко к женщине и тыкал кривым указательным пальцем в живот. Люба, разговаривая с дедом, отодвигалась, так, он снова приближался и опять касался пальцем живота.
– Дед Прокопьевич, что за привычка тыкать меня пальцем в живот, – возмущалась Люба.
– Так, тебе не нравится, а как ты с немцами разговаривала?
Далее дед срывался на сплошной мат. Люба уходила к своим коровам, а мат сторожа еще долго гремел по коровнику. На следующее утро все повторялось, как и прежде. Люба перестала обращать на это внимание.

Так в работе однообразно тянулись годы. Восстанавливалась мирная жизнь. Из армии возвращались солдаты. Люба вышла замуж за своего деревенского Андрея Быстрова. Андрей в армии служил танкистом, сейчас в колхозе работал трактористом. У них родилась дочка. А вскорости Любу пригласили в отдел народного образования и предложили принять должность учительницы в школе деревни Горки. Это было приятное событие. «Родина моя, – с гордостью думала Люба, – половина жизни прошла, но ты вспомнила обо мне. Это правильно, деревне нужна учительница. После войны родилось много детей. Их надо учить». Сейчас она работала в школе и звали ее Любовью Юрьевной.