СоЛЖЕницын. Глава 6. Безудержная ложь и мания вели

           Глава 6. Безудержная ложь и мания величия
               
        1.Писатель В.Н. Войнович и другие о Солженицыне

       Одним из наших недавних духовных властителей, чей авторитет казался недосягаем, а сам его носитель – безгрешен, был А.И. Солженицын. И чем больше его преследовали, чем больше запрещали его книги, чем меньше мы о нем знали, тем более легендарной фигурой он нам казался. Какими только комплиментами его ни награждали: великий гуманист, гений, голос миллионов, наследник великих традиций, первопроходец, праведник, пророк, рыцарь, самовидец, светоносец, совесть нации, титан, учитель свободы, и так далее, и так далее.
Писатель В.Н. Войнович: «Я, – пишет он о Солженицыне, – смотрел на него задравши голову и прижмуриваясь, чтобы не ослепнуть. Но вот он стал снижаться кругами и вопреки законам оптики становился не больше, а меньше». Солженицын оказался не настолько велик, как представлялось до этого. Неожиданно стало открываться, что он совсем не тот, каким его все считали и за кого долгое время он выдавал себя сам».
      Читатели «Архипелага возможно знают фотографию Солженицына в одежде зэка с номерами на шапке, куртке и брюках: сутулая фигура, голова, вобранная в плечи, угрюмое лицо. Известна и другое его фотографическое изображение в подобной же одежде с разведенными в сторону руками: он в лагере, во время обыска.
      Историк А. Островский пишет: «Когда я впервые увидел эти снимки, был поражен: неужели в каторжных лагерях не только фотографировали заключенных, но и выдавали им фотографии при освобождении? Оказывается, снимки были сделаны позднее, уже в ссылке. Солженицын просто позировал перед объективом. Он играл и позировал не только перед фотообъективом и телекамерами. Открываем его воспоминания и читаем: «Моя жизнь в Рязани идет во всём… по-старому (в лагерной телогрейке иду с утра колоть дрова…)». Можно было бы допустить, что Александр Исаевич привез из Казахстана «лагерную телогрейку» и сохранил её как реликвию.
      Можно было бы допустить, что перед нами авторская фантазия, если бы не воспоминания Галины Павловны Вишневской. Описывая, как осенью 1969 г., Солженицын поселился у них на даче (по их приглашению), она отмечает: «…в шесть часов утра приехал Александр Исаевич, оставил свои вещи, а сам уехал в Москву поездом…Заходим в дом, и я хозяйским глазом вижу, что ничего не изменилось, никакого нового имущества нет. Лишь на кровати в спальне узел какой-то лежит…Что же за узел такой? Оказывается, это старый черный ватник, стеганый, как лагерный, до дыр заношенный. Им обернута тощая подушка в залатанной наволочке, причем видно, что заплаты поставлены мужской рукой, так же, как и на ватнике, такими же большими стежками…Все это аккуратно связано веревочкой, и на ней висит алюминиевый мятый чайник. Вот это да. Будто бы человек из концентрационного лагеря только что явился и опять туда же собирается. У меня внутри точно ножом полоснуло». (Уточним, что 1969 год – это 16 лет как он возвратился из ссылки и прилично зарабатывал публикациями у нас в стране и за рубежом).
Неужели Александр Исаевич собирался ходить в «до дыр заношенном ватнике» в Жуковке, в элитном, закрытом для обычных людей поселке, в котором жили правительственные чиновники и представители высшего слоя столичной интеллигенции? А в том, что Александр Исаевич был способен на это, мы можем убедиться, читая его воспоминания. В декабре 1962 г. он, простой рязанский учитель, начинающий автор, по вызову ЦК КПСС на обкомовской машине едет в Москву на встречу руководителей партии и правительства с деятелями культуры:  ”…Я, – пишет Александр Исаевич, –  нарочно поехал в своем школьном костюме, купленном в “Рабочей одежде”. В чиненных-перечиненных ботинках с латками из красной кожи по черной, и сильно нестриженный…Таким зачуханным провинциалом я привезен был во мраморно-шёлковый Дворец Встреч…В раздевалке ливрейные молодцы приняли мое тертое унылое длинное провинциальное пальто.
       Видимо, “в чиненных-перечиненных ботинках с латками” он появлялся и в других местах, свидетельством чего может служить разговор его жены (т.е. Решетовской)  с К.И. Чуковским 19 июля 1966 г. Передавая ее слова о своем муже Корней Иванович записал: “Говорю ему: тебе нужны ботинки. А он: еще не прошло десяти лет, как я купил эти”.
Подобным же образом Александр Исаевич любил показаться и на рязанских улицах. “Когда Солженицын приезжал в Рязань из Давыдова, – вспоминала его знакомая А.М. Гарасева, – у него был вид старого колхозника из глухой деревни: куртка-стеганка, шапка с ушами, и весь он выглядел каким-то усталым и измученным”.
     В таком виде застал его бывший генерал, диссидент П.Г.  Григоренко, побывавший у него зимой 1968-1969 гг. в Давыдове: на плечах “фуфайка”, на ногах “огромные зэковские бахилы”. Весьма скромным был и ужин: “по кусочку свиного сала, черный хлеб, луковица, перловая каша-концентрат”, “флакон из-под духов, в нем на 1/3 спирт”, завтрак: “картофель”, “снова по кусочку сала, луковица, соль, растительное масло”, “снова накапали в рюмки спирта”.
Образ неприхотливого, бедствующего писателя А.И. Солженицын начал внедрять в сознание окружающих, как только стал выходить в люди. Рассказывая о своем первом появлении в редакции “Нового мира”, он пишет: “Распрашивали о моей жизни, прошлой и настоящей, и все смущенно смолкли, когда я  бодро ответил, что зарабатываю преподаванием шестьдесят рублей в месяц, и мне этого хватает”. В те годы за 60 руб. в месяц один человек прожить мог, но очень скромно.
Можно представить как смотрели на Александра Исаевича сотрудники редакции «Нового мира». «Все были в восторге от того, – вспоминает В.Н. Войнович, – как он пишет, как держится и что говорит. Говорит, например, что  писатель должен жить скромно, одеваться просто, ездить в общем вагоне и покупать яйца обыкновенные по девяносто копеек, а не диетические по рублю тридцать».

                2. «Бездомный бродяга»

      Однако если А.И. Солженицын на протяжении многих лет еле-еле сводил концы с концами, если он носил ботинки по десять лет и вынужден был появляться на рязанских улицах в сапогах и фуфайке, если иногда он жил даже впроголодь, то как ему удалось приобрести дачу за 2600 рублей, одну автомашину не менее чем за 3000 (1963), вторую за 7500 тыс. валютных рублей (1971), третью за столько же (1972)? А благоустройство новой квартиры? А ремонт дачи? А ежегодные комфортабельные поездки (и ведь останавливался не где-нибудь, а в таких, например, столичных гостиницах как «Будапешт» и «Москва»)? Да если посмотреть на фотографии, обнаруживается, что Александр Исаевич и жена Наталья Алексеевна не ходили годами в одной и той же одежде.
    Можно утверждать, что с ноября 1962 по март 1972 г. «бедствующий» писатель совершенно официально получил гонораров на сумму, как минимум, 60 тыс. руб, что не менее 6000 руб. в год или же более 500 руб. в месяц. Но и это не все. Мы не учли ту часть наследства, которую Александр Исаевич получил после смерти по завещанию К.И. Чуковского. Остаются неизвестными те гонорары, которые потекли с конца 1960-х годов на его заграничный счет за роман «В круге первом» и повесть «Раковый корпус». По свидетельству зарубежного представителя издательства оно готово было выплатить писателю за роман только в виде аванса более 60 тыс. долларов.
             26 августа 1973 г. Ю.В. Андропов докладывал в ЦК КПСС: “ За последние два года (т.е. с лета 1971 г.) Солженицыным  из иностранных банков получен 23301 инвалютный рубль, на которые он купил легковые автомобили марки Москвич-214 для своей первой жены Решетовской и матери второй жены – Светловой. Различные промышленные и продовольственные товары он, как правило, приобретает в валютных магазинах “Березка”.
Таким образом, и лагерная телогрейка, и помятый алюминиевый чайник, и школьный костюм из магазина рабочей одежды, и чиненые-перечиненные ботинки, и зэковские бахилы, и решетка с тремя десятками яиц по 90 копеек, и разговоры о рубле в день использовались А.И. Солженицыным лишь как средство для создания образа не только гонимого, но и бедствующего писателя.
   Очевидно одно: появляясь в самой скромной одежде, демонстрируя неприхотливость в отношении пищи, подчеркивая ограниченность финансовых средств, призывающий нас всех жить не по лжи А.И. Солженицын не просто в каждом конкретном случае расчетливо играл разные роли, но и мистифицировал окружающих, т.е. попросту говоря, обманывал их.
На эту черту его личности многими людьми было уже обращено внимание, и он давно уже назван мастером полуправды. Выступая 28 февраля 1977 г. перед жителями Кавендиша (США), он поведал им: «Мне скоро уже 60 лет, но  за всю жизнь у меня  никогда не было не только своего дома, но даже и определенного постоянного места,  где бы я жил…первый свой дом и свое первое постоянное жительство мне удалось избрать лишь у вас, в Кавендише».
        Не часто увидишь человека, который почти всю свою жизнь провел бездомным бродягой. Поэтому слушая эти речи, жители маленького американского городка, наверное, представляли своего нового знаменитого земляка ночующим под заборами и рыдали. Рыдали и гордились: ведь не опустился, не стал вором или убийцей и сумел сохранить гуманные традиции великой русской литературы.
Можно понять почему «бездомный» нобелевский лауреат дурачил своих американских соседей. Они ведь не знали ни его биографии, ни России, но зачем перепечатывать эту ложь сейчас у себя на родине в своих книгах (а он это делал)?

                3. Охаивание своей Родины - СССР

     Не жалел Александр Исаевич красок и для характеристики той страны, из которой был выслан. Обращая внимание Запада на существование в Советском Союзе так называемой паспортной системы и характеризуя ее как пережиток крепостного права, Солженицын так это разъяснял в своем первом крупном зарубежном интервью телекомпании CBS летом 1974 г.: «…паспортный режим. Режим прикрепления к месту.  Вы не можете никуда уехать из этого местечка,  из этого маленького  поселка, или  города, или  деревни, и вы находись во власти не то, что там центральных властей или советского аппарата, вы находитесь во власти – вот, здешнего начальника. И если вы ему не нравитесь, вы пропали . И уехать никуда нельзя». (Опять враньё!)
          Полемизируя на страницах журнала «Foreign Affers» с бывшим меньшевиком Д.Ю. Далиным, Александр Исаевич в статье под названием «Иметь мужество видеть» напомнил ему «о советской провинции, где  не хватает картофеля до весны, а  других продуктов вообще не знают (и  это, мистер Далин,  никак не гипербола, вам только трудно это вообразить)».
Вдумаемся в эти слова и попробуем «вообразить» то, к чему призывал Солженицын «мистера Далина». Из приведенных слов явствует, что к началу 80-х годов советская провинция жила только за счет картофеля, которого, оказывается, не хватало даже до весны. Это означает, что провинция была обеспечена продуктом питания только восемь месяцев в году. Как же она жила весной и в начале лета? Неужели бедные провинциалы на протяжении четырех месяцев питались травой и корой деревьев?
           А вот другой перл, с помощью которых лауреат Нобелевской премии создавал себе за рубежом славу отважного правдолюбца: «У нас инвалидов Отечественной войны убирают из общества, чтоб их никто не видел,  ссылают на отдаленные северные острова, – инвалидов, тех, кто потерял здоровье в защите родины. Инвалидов  преследуют, притесняют…»
Зададимся вопросом – есть ли у Солженицына хоть какие-либо материалы о преследовании советских инвалидов? Нет. Ни одного. Иначе бы он их обязательно привел. Значит, опять перед нами сознательная ложь.
          В одном  из интервью в Испании он говорил: «В Советском Союзе за то, что в Испании стоит 5 песет – цена одной ксерокопии, – дают  десять лет тюрьмы или запирают в сумасшедший дом».
Ну, как сказано?  За то, что советский человек, скажем, ксерокопировал на работе свидетельство о браке или ордер на квартиру – десять лет или психушка. Это при Брежневе. А за попытку создания антисоветской организации автор этих откровений получил только восемь лет. И когда? При Сталине.
        В одном из своих интервью Александр Исаевич поведал: «Приезжающие из советской провинции рассказывают, что за дружелюбные разговоры с иностранцами (при выставках) советских граждан  открыто избивают  тут же, для поучения публики».
Подобным же образом А.И.Солженицын освещает и советскую историю.
        Касаясь численности заключенных в сталинских тюрьмах и лагерях, он в первом томе “Архипелага” (1973 г.) со ссылкой на Д.Ю. Далина и Б.И. Николаевского назвал цифру “15 до 20 млн” человек единовременно. Эти цифры, видимо, показались ему преувеличенными, и в во втором томе (1974 г.) они были сокращены: “до 15 млн. заключенных”. В 1976 г. в Мадриде Александр Исаевич скорректировал этот показатель до “ 12-15 миллионов человек”.
Между тем, не нужно никаких документов, чтобы понять фантастический характер приведенных данных. Достаточно учесть, что в 1939 г. численность населения страны составляла немногим более 170 млн. чел., из которых менее 98 млн. приходилось на трудоспособное население, соответственно около 47 млн. – мужчин и около 51 млн. женщин. А поскольку население ГУАГА на четыре пятых состояло из мужчин, получается, что за колючей проволокой, по Солженицыну, находилось от четверти до сорока процентов взрослого мужского населения (!?). И при таких масштабах террора, кто же тогда  воевал? Что же касается официальных данных, то они свидетельствуют: максимальная численность населения ГУЛАГа вместе с находящимися в тюрьмах не превышала 3 млн. чел.. Цифра огромная. Невиданная до того в истории нашей страны. Но это – не 20, не 15 и даже не 12 миллионов человек.
      Подобный же характер имеют и другие цифры, приводимые Солженицыным для характеристики советского террора. Так говоря о В.И. Ленине, писатель заявляет, что «он  уничтожил целиком дворянство, духовенство, купечество». Обращаем  внимание: « уничтожил», причем « целиком». Если бы речь шла об ликвидации сословий, с этим нельзя было бы не согласиться. Однако Солженицын имел в виду не деление общества на сословия, а уничтожение людей, принадлежавших к ним. Нелепость этого утверждения, явствует хотя бы из того, что В.И. Ленин сам был дворянином. Да, и Ф.Э. Дзержинский, и А.М. Колонтай, и А.В. Луначарский, и В.Р. Менжинский, и Г.В. Чичерин, и еще многие, многие видные большевики тоже принадлежали к благородному сословию. А разве не было дворян в эмиграции? Да, и первая жена Александра Исаевича тоже была дворянкой. То есть, – опять вранье!
Продолжая эту же мысль, А.И. Солженицын утверждает: Тотчас вослед произошло  истребление 12-15 миллионов самых трудолюбивых крестьян». Его жена присовокупляет: «При коллективизации (1930) вместе с главами семьи  уничтожаются все члены ее вплоть до младенцев – вот тактика коммунистов. Так было уничтожено  15 миллионов душ».
Казалось бы, делая такие ответственные заявления муж и жена Солженицыны должны были бы указать нам те сенсационные документы, в которых они обнаружили эти данные. Однако ни одной ссылки на них мы  у авторов этих утверждений не найдем. И не случайно, потому что они хорошо знают, что приведенные данные почерпнуты не из документов, и характеризуют не количество уничтоженных, а численность раскулаченных крестьян. Раскулаченных (а не уничтоженных), значит, высланных из мест прежнего проживания, чаще всего на Север или же за Урал. Во время высылки в местах нового поселения не обходилось без жертв. Судя по воспоминаниям, их было много. Но согласитесь выслать и уничтожить – это не одно и то же. К тому же следует иметь в виду, что приведенные данные о количестве раскулаченных крестьян имеют расчетный характер и находятся в противоречии с документами, согласно которым общая численность высланных в 1930-1931 гг. из мест своего проживания крестьян и получивших статус спецпереселенцев, составляла  не 15, а 1,8 млн. чел.. 1,8 млн. чел. – тоже огромная цифра, но это почти на порядок меньше, чем у Солженицына.
Подобный же характер имеют и другие приводимые им цифры о советском терроре. «Это был 1937-38 -го. У нас в Советском Союзе бушевала тюремная система. У нас арестовывали миллионы. У нас  только расстреливали в год – по миллиону!». И снова уже который раз без всяких ссылок.
           В изображении А.И. Солженицына Советский Союз выглядел страной, в которой все население было прикреплено к месту проживания, питалось оно одним картофелем, которого хватало лишь на восемь месяцев в году, за использование ксерокса давали десять лет, людей, получивших инвалидность, за это ссылали в отдаленные места. Он, мастер пера, являлся бездомным и для того, чтобы не умереть с голода, чтобы иметь возможность писать, вынужден был заниматься совершенно другими делами. Но и это было хорошо, потому, что еще совсем недавно в стране расстреливали по одному миллиону в год, за колючей проволокой находилось до 20 миллионов человек, некоторые группы населения (дворяне, купцы, духовенство, зажиточные крестьяне, казаки) были уничтожены полностью. А всего от советского террора погибло 66 миллионов человек, более чем во Второй мировой войне.
Картина, нарисованная Солженицыным, страшная. Но совершенно далекая от действительности –  СПЛОШНАЯ ЛОЖЬ!

                4. О «чистоте» своего имени

      Раскрывая секрет своего общественного влияния, Солженицын пишет, что сила его «положения была в чистоте имени от сделок ».
          Не каждый может похвастаться этим. Но имеет ли на это право автор приведенных слов? Разве не он, будучи сталинским стипендиатом, стремился уклониться от военной службы? Да, еще таким способом, на который отважится не всякий. Или это не сделка с совестью? И разве не он, называющий себя патриотом, пытался пересидеть войну в обозе? Может быть, и это не сделка? А пребывание в лагере? Мы ведь помним, что свое хождение по мукам он начал с «придурков». Но ведь, по его же собственным словам, трудно, очень трудно «придурку» иметь неомраченную совесть? Простите, а разве не он в лагере на Калужской заставе согласился быть осведомителем?
      Описывая свою рязанскую жизнь, он признается: «Безопасность приходилось усиливать всем образом жизни: …на каждом жизненном шагу сталкиваясь с чванством, грубостью, дуростью и корыстью начальства…,  не выделяться ни на плечо в сторону бунта, борьбы, быть образцовым советским гражданином, то есть всегда быть послушным любому помыканию, всегда довольным любой глупостью». А это разве не примирение с существующим строем? Разве это не сделка? Конечно, она оправдывается благородной целью. Ведь Александр Исаевич писатель. У него историческая миссия.
        Солженицын продемонстрировал в отношении власти гораздо более уязвимый конформизм. «После встречи руководителей партии и правительства с творческой интеллигенцией в Кремле и после Вашей речи, Никита Сергеевич – докладывал Н.С. Хрущеву его помощник В.С. Лебедев 22 марта 1963 г., – мне позвонил по телефону писатель А.И. Солженицын и сказал следующее: “Я глубоко взволнован речью Никиты Сергеевича Хрущева и приношу ему глубокую благодарность за исключительно доброе отношение к нам, писателям, и ко мне лично, за высокую оценку моего скромного труда. Мой звонок Вам объясняется следующим: Никита Сергеевич сказал, что если наша литература и деятели искусства будут увлекаться лагерной тематикой, то это даст материал для наших недругов и на такие материалы, как на падаль, полетят огромные жирные мухи”».
      Далее  Солженицын, как мы уже знаем, обратился к помощнику Хрущева В.С. Лебедеву с просьбой взять на себя роль судьи в его споре с А.Т. Твардовским в отношении пьесы «Олень и шалашовка» и заявил, что ему будет « больно» если он поступит « не так, как этого требуют» от писателей « партия и очень дорогой» для него «Никита Сергеевич Хрущев».
Заканчивал свое сообщение В. Лебедев следующими словами: «Писатель А.И. Солженицын просил меня, если представится возможность передать его самый сердечный привет и наилучшие пожелания Вам, Никита Сергеевич. Он еще раз хочет заверить Вас, что он хорошо понял вашу отеческую заботу о развитии нашей советской литературы и искусства и  постарается быть достойным высокого звания советского писателя».
Комментируя этот эпизод, В.Н. Войнович пишет, что, если бы тогда он узнал о нем, образ рязанского праведника померк бы для него сразу.
      Говорят его поклонники, что он отказался от пожалованного ему Ельциным ордена. Отказался. Но как? Заявил, что не может принять его из рук нынешнего президента, однако готов принять его потом. А что, потом это будет не ельцинский орден?
И если наш праведник такой принципиальный, как же он мог получить из рук этого же “преступного режима” дачный участок в четыре гектара на окраине столицы, причем не где-нибудь, а “в номенклатурном лесу среди нынешних вождей», т.е. среди вождей все того же “преступного режима”. Почему же получить из преступных рук орден нельзя, а ордер можно? Почему получить орден из рук преступников нельзя, а жить бок о бок с ними на заповедной земле можно?
Какую же нужно иметь совесть, чтобы после всего этого говорить о «чистоте имени»?

                5. Мания величия и «исключительная скромность»
 
      А вот еще свидетельство первой его жены Н.А. Решетовской: “…читала книгу Бердяева “Достоевский”. Александр Исаевич не захотел ее даже раскрыть. Этому не следует удивляться. Ведь он как-то сказал мне, что  чувствует себя между Достоевским и Толстым”.
(Бедный Достоевский. Не дотянул до Солженицына).
В «Теленке» Александр Исаевич с самым серьезным видом (как подобает только человеку исключительной скромности) приводит слова, будто бы сказанные ему осенью 1965 г. К.И. Чуковским: «О чем Вам беспокоиться, когда Вы уже поставили себя на второе место после Толстого». Значит, не только Федор Михайлович не сумел подняться до уровня Великого писателя земли русской, но и А.П. Чехов, и Н.А. Некрасов, и Н.В. Гоголь, и М.Ю. Лермонтов, и А.С. Пушкин, и прочие, и прочие, и прочие. И с этим спорить? Ведь ни у кого из них нет такой эпопеи, которую написал Александр Исаевич. А все собрание сочинений М.В. Лермонтова умещается в двух томах. Разве можно поставить его рядом с двадцатитомным собранием сочинений А.И. Солженицына?
       Итак, оказывается, человек, призывающий других жить не по лжи, сам этим принципом никогда не руководствовался. Человек, называющий себя христианином, сам христианские заповеди никогда не соблюдал. Человек, призывающий других к самопожертвованию, сам ничем жертвовать не желал и не желает. Человек, утверждающий, что мир может спасти от гибели только нравственная революция, сам оказывается существом безнравственным.
Обратив внимание на это и одним из первых и прокричав, что король гол, В.Н. Войнович не мог не задаться вопросом: если А.И. Солженицын не тот, за кого он себя выдает, как же тогда рассматривать его деятельность в качестве борца с советской системой?
Пытаясь охарактеризовать диссидентское движение, В.Н. Войнович выделил внутри него четыре типа его участников: а) «крупные личности» – убежденные противники системы, б) «наивные и бескорыстные романтики», в) «расчетливые дельцы», г) «напыщенные и просто нездоровые» лица. Всей логикой своей книги В.Н. Войнович подводит читателя к мысли, что его герой относится к категории «расчетливых дельцов».
С В.Н. Войновичем трудно было бы спорить, если бы предложенная им классификация диссидентов являлась исчерпывающей. Между тем он забыл еще об одной их категории, вероятнее всего, самой малочисленной, но сбрасывать которую со счета никак нельзя. Речь идет об агентуре КГБ.
       На основании опубликованных данных можно утверждать, что для сбора информации КГБ использовал два источника: секретных агентов и доверенных лиц. Если доверенные лица играли роль информаторов от случая к случаю, то секретные агенты исполняли свои обязанности регулярно, более того, их могли внедрять в диссидентское движение, участвуя в котором, они, по сути дела выступали в роли провокаторов. Известен не один десяток таких лиц.
Поэтому если рассмотренный материал позволяет нам исключить
А.И. Солженицына из числа убежденных диссидентов, то это вовсе не значит, что он принадлежал к категории «расчетливых дельцов». На самом деле мы стоим перед другим более сложным вопросом: делец или провокатор?
       Обвинения А.И. Солженицына в связях с советскими спецслужбами возникли давно. Сам Александр Исаевич и его поклонники пытаются создать видимость, что в основе этих обвинений лежит его собственное признание о вербовке в осведомители на Калужской заставе, которое затем после высылки писателя за границу было использовано КГБ для его дискредитации и что именно КГБ стал раскручивать эту версию, не останавливаясь даже перед использованием фальшивок.

           6.Еще раз об антипатриотизме Солженицына

         В мае 1974 года Солженицын говорил: Поеду в США, буду говорить в сенате, буду беседовать с президентом, хочу уничтожить Фулбрайта и всех сенаторов, которые намереваются идти на соглашения с коммунистами. Я должен добиться, чтобы американцы усилили давление во Вьетнаме.
        И вот Солженицын предлагает «усилить давление». Убить ещё пару миллионов вьетнамцев или развязать термоядерную войну? Не будем забывать, что во Вьетнаме сражалось свыше 60 тыс. советских военных и несколько сот гражданских специалистов.
А Александр Исаакович кричал: «Давай! Давай!» Кстати, он несколько раз призывал Штаты уничтожить коммунизм с помощью ядерной войны. Солженицын публично заявил: ход истории возложил на США руководство миром.
        Солженицын поздравил генерала Пиночета, совершившего государственный переворот в Чили и тысячами убивавшего без суда и следствия людей на стадионах в Сантьяго. Александр Исаакович искренне скорбел по поводу кончины фашистского диктатора Франко и призывал новые испанские власти не спешить с демократизацией страны. Солженицын гневно обличал американских президентов Никсона и Форда за потакание и уступки СССР. Они де «недостаточно активно вмешиваются во внутренние дела СССР», и в том, что «советский народ брошен на произвол судьбы». Вмешивайтесь, — призывал Солженицын, — Вмешивайтесь снова и снова настолько, насколько можете.
          В 1990 году новыми либеральными властями СССР Солженицын был восстановлен в советском гражданстве с последующим прекращением уголовного дела, а в декабре того же года удостоен Государственной премии РСФСР за «Архипелаг ГУЛАГ». Согласно рассказу пресс-секретаря Президента Российской Федерации Вячеслава Костикова, во время первого официального визита Б. Н. Ельцина в США в 1992 году, сразу по приезду в Вашингтон Борис Николаевич позвонил из гостиницы Солженицыну и имел с ним «длинный» разговор, в частности, о Курильских островах. Как свидетельствовал Костиков, мнение писателя оказалось неожиданным и для многих шокирующим: «Я изучил всю историю островов с XII века. Не наши это, Борис Николаевич, острова. Нужно отдать. Но дорого…»

      Но, может быть, собеседники Солженицына и журналисты неверно цитировали или недопоняли нашего великого патриота? Увы, вернувшись в Россию, Солженицын не отказался ни от одного из ранее сказанных им слов. Так, он писал в «Архипелаге» и других местах то о 60 млн. заключенных в ГУЛАГЕ, то о 100 миллионах. Но, приехав, он мог из разных рассекреченных источников узнать, что с 1918 по 1990 год в Советской России было репрессировано по политическим причинам 3,7 млн. человек. Диссидент Жорес Медведев, писавший о 40 миллионах зэков, публично признал ошибку и извинился, а Солженицын — нет.
         Писатель, как и любой гражданин, имеет право выступать против существующей власти. Можно ненавидеть Сталина, Хрущёва, Брежнева, Путина, но при этом не переходить на сторону врагов России. Пушкин писал оскорбительные стихи об Александре I и был сослан. Достоевский участвовал в антиправительственном заговоре и отправился на каторгу. Но в 1831 году Александр Сергеевич, не колеблясь, написал «Клеветникам России», а Фёдор Михайлович накануне войны 1877 года написал статью «И ещё раз о том, что Константинополь рано ль, поздно ль, но должен быть наш». Никто из них не предавал свою страну.
       А теперь в школах между портретами Пушкина и Достоевского вешают портреты Солженицына. А не пойти ли нам ещё дальше и повесить в классах портреты Гришки Отрепьева, гетмана Мазепы и генерала Власова (последнего Солженицын считал героем)?
«Великие труды» Солженицына предписано изучать школьникам России. Этим вдалбливается чудовищная ложь в их неокрепшее сознание. С какой целью?
Солженицыну ставятся памятники, проводятся «Солженицынские чтения», празднования юбилеев. Российской властью внедряется представления об этом человеке, совершенно не соответствующие его истинной человеческой сути.

                Окончание следует