Камрань. Глава 4. Тещин язык

А солнце светило радостно, и цвела черемуха, и гудели надрывно трактора, выполняя плановые задания, над которыми трудился и Генка.

А план для тракториста, это, прежде всего, его зарплата. Сколько напахал или засеял такая и зарплата. Но не только ради денег старались механизаторы, они были первыми соучастниками и творцами (может, конечно, пафосно звучит, но это истина) того процесса, которая называется – посевная.

Они абсолютно четко понимали, что упустить агротехнические сроки нельзя ни в коем случае, ибо тогда не будет никакого урожая, а значит, это будет напрасный, бесполезный труд.

И работали от рассвета до заката, так, как будто это есть их последний и решительный бой. Их не нужно было подгонять и торопить, они сами подгоняли и ругали Генку за семена, удобрения, машины, сеяльщиков.

Люди работали в таком напряжении и на таком эмоциональном подъеме, что невольно возникало чувство единения и праздника. И в это напряжение, как правило, включалось все село.

Личная, частная жизнь в страду как бы вымирала, отходила на второй план, люди жили только одним порывом – успеть. И Генку всегда потом, впоследствии, сильно раздражало, когда говорили о сельчанах плохо или отзывались о них как о лодырях и бездельниках.

Но исключения тоже бывали.
 Однажды в первую бригаду, которая работала на дальних полях, не привезли питьевую воду. И, как назло, установилась жаркая погода.

Механизаторы, естественно, ругали Генку крепко. А он был в недоумении. Еще вчера он сам выписывал наряд на воду на бортовую машину, на которой работал Михаил Бобров. Был на селе такой красавчик и любимчик директора.

На перекладных добравшись до конторы Генка выяснил, что Бобров еще даже не приезжал. Пришлось идти к нему домой. А тот спокойненько так, занимался своими домашними делами и по всему видать никуда ехать не собирался.

На Генкины претензии и упреки Мишка отреагировал очень просто: послал его подальше. А когда Генка стал кричать и стыдить его, тот вспылил настолько, что схватил косу и рубанул с маху, с плеча...

Как Генка увернулся и остался жив, одному Богу известно.

Отсеялись они в этом году в целом успешно, почти в агротехнические сроки, за исключением двух дальних пашен, которые оказались сильно подтопленными прошедшими паводками. Как всегда, это были Старый кут и Тещин язык.

С этими последними тридцатью гектарами в Тещином языке бились уже почти в рукопашную, и все бесполезно: трактора тонули, машины не проходили.

— Вот же напасть – ругался Генка – ну ведь осталось же совсем немного, когда же это все просохнет. И добавил уже совсем по-детски – Ядрен-батон!

- Геннадий Николаевич, нельзя так страшно ругаться – засмеялись трактористы, - тем более начальство вон едет.

К полевому стану подъехали главный агроном с парторгом.

- Ну что Геннадий Николаевич, никак не добьешь Тещин язык? – спросил Павел Семенович, грузно вылезая из машины.

- Да-а, - осматривая поле, произнес он - здесь земля всегда была тяжелая, недаром и прозвали Тещин язык.

- Павел Семенович, стараемся, ну Вы же сами видите, тонем. И так на тросах работаем, боюсь угробим технику.

- Да ладно тебе – похлопал он Генку по плечу – все вижу и все понимаю. И уже добродушно посмеиваясь в свои золотые детские веснушки, добавил:
 
– С поставленной задачей ты справился неплохо, в целом, можно сказать, сев завершен, в район мы уже отрапортовали.

- А что - обратился он к парторгу – Петр Александрович, может и взаправду выйдет из парня толк, а пока пусть дырочку готовит, так?

- Какую дырочку? Павел Семенович, если честно я что-то не понял…- беспомощно завертел головой ошалевший от своих посевных проблем Генка.

- Для ордена, Маркелов, для ордена – хохотнули оба начальника.

- Ну, до этого еще дорасти надо – отсмеявшись, посерьезнел парторг – а вот почетную грамоту ты точно заслужил.

- И вот что, пока на передовой затишье, нам надо и комсомольскими делами заняться, мероприятие какое-нибудь культурное организовать. Ты что предлагаешь? Есть соображения?

- Да я, как-то еще не думал – замялся Гена.

- А вот это зря, видать рано мы тебя стали хвалить. Думать нужно всегда. Предлагаю, провести комсомольский голубой огонек, в честь так сказать завершения сева. Завтра ко мне утречком, с планом. Ясно?

Огонек был выдержан в комсомольском духе, с докладами, речами, почетными грамотами. Но почему-то больше походил на расширенное собрание, по чьей-то непонятной прихоти, вдруг организованное за праздничным столом с обильным угощением и спиртным. Потом был небольшой концерт.

И все равно, где-то во второй своей половине, огонек «свалился» в обыкновенное шумное, хмельное застолье. Генка нечаянно увидел, что парторг, во время танцев, куда-то тихо «затанцевал» старшего экономиста, девушку статную и чувственную.

Сам Генка, в это время, пытался спорить с трактористом Васькой, для которого это тоже была первая посевная.

— Вот ты Ген, за Тещин язык взялся, и застрял там. А на фига? На фига я тебя спрашиваю. Надо было вначале Кут засеять, а потом уже туда. А так ни туда, ни сюда. Усек ситуацию? Ты меня Ген понял?

- Да я же тебе Вась объяснял в Куте шесть гектар, а у Тещи тридцать, разницу улавливаешь?

- Так пока бы мы Кут засевали, в Тещином языке, может быть, и подсохло бы – не сдавался Васька, шумно отдышавшись после очередной полной рюмки.

- В истории не бывает сослагательного наклонения – высокопарно парировал Генка, чтобы хоть как-то отвязаться от уже изрядно захмелевшего тракториста, который вцепился в него мертвой хваткой.

- Геннадий Николаевич, ну что это Вы все про работу, да про работу – подошла к нему стройная девушка Катя, учительница начальных классов – у нас же праздник, танцы, и Вы, как наш комсомольский вожак, должны и здесь быть примером.

- Я готов быть примером везде и всегда, - дурашливо вскинул он руку в пионерском приветствии - приглашаю Вас, Катюша.

Музыка завораживающего танго кружила голову, близость девушки пьянила, и еще ни разу не обнимал Генка упругий девичий стан так смело.

Но более всего запомнился ее прощальный поцелуй. Вначале вроде бы дружеский, потом дурашливый и посмелее, но затем долгий и сладкий.