Глава 11. Одинокие огни

  Лера вошла в дом быстрее, чем он успел одеться, и с порога сжала его вялое тело в объятиях.
  - Ну и силища в тебе! - пожаловался Архип. - А вот я так себе выгляжу в этой куртке.
  - И пахнешь тоже так себе... - призналась Лера. - Ты что, пил? Хотя не говори, я и так уже поняла. Ужасный запах перегара не спутать ни с чем. Кстати, что с твоим пальто? Выглядишь как... бомж.
  - Пальто забрал папаня... ик... о, неужто я до сих пор пьян.
  - Попей водички и умойся. Чего ты так на меня смотришь? В общем, приведи себя в порядок.
  - Может и умоюсь, а может и нет. Тебе-то что? Зачем ты приехала? Я никого не ждал и никого не звал.
  - Я приехала к тебе. Вижу, ты очень не доволен после нашего последнего разговора, но...
  - Еще бы мне не быть недовольным! - вскрикнул Архип. - Ведь ты не поверила мне с самого начала!
  - Ну тихо, подожди, давай нормально погово...
  - Мы не будем больше разговаривать, - отрезал Архип. - Это бессмысленно. Ты ударила меня ножом в сердце и провернула как следует, мне больше нечего сказать после тех слов, которые до сих пор кипят в моем мозгу! Что говорить? Что? Меня все отвергли, абсолютно все, и даже ты, Афина, предала своим неверием и отвергла.
  - Афина? - брови Леры взлетели вверх, ей хотелось захохотать во все горло, но Архип продолжил:
  - До чего мир жесток! Он не понимает моих стихов, не понимает моих мыслей, и вообще, судя по всему, не понимает нихера!
  - А ты публиковал где-то стихи?
  - Нет.
  - Ну так и чего же ты злишься? - Лера прошла вглубь дома не снимая обуви, и увидела разбросанные по полу исписанные листы. Слова были без единой помарки, иногда они прыгали по странице, но в целом были записаны именно так, как должны. "Неужели он даже не редактирует их?" - подумала Лера и взяла с пола один листок.
  - Дай сюда! - Архип попытался вырвать листок из рук Леры, но она отмахнулась и резко отошла в сторону, отчего Архип зашатался и как-то медленно, театрально опустился на пол. - И вообще! С какой стати ты ходишь тут в обуви? Я тебя не приглашал в дом!
  - Это ты написал? - спросила Лера, в ее глазах показалось странное сияние. Или это просто Архипа до того мутило, что ему привиделось то, чего на самом деле не было.
  - Я тебе сказал снять обувь!
  - Да подожди ты, генерал! - засмеялась Лера, прикрывая ладонью рот. - Я приехала за тобой, и хочу, чтоб ты поехал со мной. Этот дом - настоящая рухлядь, хоть и был он для тебя дорог, но ведь тут грязно, а я...
  - А ты вся в чистеньком, да, - проворчал Архип. - Твой безмозглый папаша купил тебе всё дорогое и чистенькое, не надо теперь бахваляться. И нормально тут, не до такой уж степени грязно, чтоб в обуви ходить. Я вот в тапочках, например.
  - Как мило, - съязвила Лера. Она всячески пыталась себя усмирить, но толике странной гордости, одолевшей ее в ту минуту, сопротивляться не смогла. - Так это ведь ты написал, да? - настаивала на вопросе девушка. Она знала ответ, но хотела услышать его из уст Архипа.
  - Какая разница. Я уже говорил тебе правду, но ты не поверила мне. Если скажу, кто написал стихи, ты же все равно не поверишь.
  - Так и? - Лера почувствовала сильный укол раздражения.
  - Не я написал эти стихи, - спокойно выговорил Архип. - Довольна?
  - Нет. Это ты написал, я знаю.
  - О, силы небесные. Вот опять ты не веришь мне.
  - Архип... сейчас я не верю тебе. Эти стихи написал ты. Но в тот момент, когда ты мне показал синяк, и рассказал всё в деталях насчет моего отца, я поверила, но не смогла этого принять. Мне нужно было всё хорошенько обдумать, и вот я здесь, приехала к тебе за тридевять земель, потому что испугалась...
  - Эти стихи написал я.
  - ... Испугалась потерять тебя навсегда. Я думала... думала...
  - Что?
  - Я думала, ты покончишь с собой. И когда ехала сюда, опросив всех твоих родственников, где ты можешь быть, я была почти уверена, что ты уже мертв.
  Архип две секунды смотрел на нее молча, один раз моргнул, и как загоготал на весь дом! Лера нахмурилась, а он продолжал смеяться еще целую минуту, согнувшись пополам и краснея прямо у нее на глазах.
  - Я - мертв? - парень отдышался как следует. - Покончить с собой? Зачем?
  - Не знаю. У меня было предчувствие.
  - Тебе не надо чувствовать. Лучше полагайся на логику и мышление, как обычно, а то я потеряю Леру Лебедеву совсем.
  - Архип... твои стихи гениальны, ты знаешь об этом?
  - Да брось, нет, не знаю. Я просто пишу, и у меня не получается. А ты просто льстишь мне, ибо ситуация располагает.
  - Ты дурак! - сказала Лера. - Это гениальные строки!
  - Очень смешно.
  - Я не смеюсь.
  - Ладно. Мне все равно. Написал и пусть лежат себе здесь до скончания веков.
  - Снова эта театральность. Пробовал сыграть на сцене?
  - Конечно. Все мы играем на сцене. Вспомни Шекспира.
  - Да плевать мне на Шекспира и на всё остальное. Ты - гений, и все мои предположения подтвердились. Ты не мог им не быть. Весь твой образ, ход мысли, убежденность в том, что во что бы то ни стало сделаешь из себя великого поэта - это всё говорило о тебе с лучшей стороны. И теперь ты им стал. Я хочу прочесть всё, что у тебя есть.
  Архип не стал препятствовать Лере. Впервые за два дня он ощутил внутри приятное тепло, разлившееся по всему телу.
  - Ты гений! - продолжала повторять девушка, затем взяла его раскрасневшиеся щеки в свои ладони и радостно посмотрела на него. Казалось, еще мгновение, и их губы сблизятся, как вдруг Архип едва сдержал подступившую к горлу отрыжку, и волна ужасающего перегара достигло лица девушки. Та сморщилась, отошла подальше и чуть не завопила:
  - Какой ужас! Фу, иди умойся и почисти зубы!
  - А ты сними обувь, - спокойно сказал Архип.
  Весь день Лера мыла полы в доме, а гениальный поэт зачитывал ей вслух по ее просьбе свою поэму. Огонь в камине весело горел и был фоновым сопровождением их импровизированного творческого выступления. Потом, когда Лера убрала за собой грязь, порядок в доме начал наводить Архип, и теперь Лера читала вслух. Когда они дочитали остатки поэмы, парень признался, что не знает, что будет дальше, и что Слово придет в нужный момент, как это было ночью, а не тогда, когда он закончит. Лера ничего не сказала в ответ. Ей, похоже, было достаточно даже того, что она уже услышала и прочла. Такого прежде она не слышала нигде. Девушка просто сидела сложа руки перед камином и смотрела на огонь, будто вечное пламя природы помогло бы осмыслить и вместить в свое сознание ту ширь и даль, о которых она узнала, прочувствовала целиком.
  Архип приготовил чай и достал хрустящее овсяное печенье. Лера с благодарностью приняла чай, но от печенья отказалась, так как не любила овсяное.
  Они сидела молча весь вечер перед камином до тех пор, пока на месте поленьев не образовались тлеющие угли, затем Архип встал, поблагодарил дом за чай, и предложил Лере прогуляться. Он хотел показать ей родные места и то, что за всем этим местом стоит - его яркое детство. Лера приняла предложение и они молча собрались, вышли на холод с радостью и некоторым предвкушением происходящего. Вообще эта атмосфера осени, вечера, уюта и особенного одиночества навевала особую романтическую дымку, в которую обоим нравилось тихонько погружаться, по началу думать о своем, а затем разговаривать, как обычно на тему творчества и литературы. Правда, молодые люди для себя отметили, что в такое время и в таком месте подобные встречи гораздо атмосфернее, чем в университете или в городе. Впрочем, сильно этому они не удивлялись, так как в душе были поэтами, и это ощущение уникальности, таинственности происходящего всегда было внутри души романтической по умолчанию.
  Они оба интуитивно понимали тайную игру их взаимоотношений, обещающих сильную, огромную по масштабам Истории любовь, но словно специально оттягивали это время, смакуя это ощущение, предвкушения древнего, пробудившегося чувства; их тела и души были напряжены, энергия так и била посредством длинных монологов, обсуждая творчество, осень, книги... Обсуждая Смоктуновского, гениально
читающего стихи Пушкина. Словом, они упивались друг другом не через телесную близость, а близость поэтическую, Платоническую. Оба понимали, что безумно влюблены друг в друга, что Вселенная подговорила судьбу каким-то образом соединить их вместе.
  Под ногами - листья, в холодном воздухе витал дух поэзии и искусства, а внутри этих двух разворачивали крылья бабочки, как бы глупо и банально это ни звучало.
Именно так они ощущали себя весь сентябрь, именно так они хотели чувствовать весь оставшийся октябрь. Однако Архип вдруг понял, что нужно как можно скорее сделать Лере предложение.
  Но вслед за безумной энергией вечной любви, которая питала все народы и все эпохи десятки тысяч лет, пришло смутное ощущение первобытного страха всё потерять.
  Что, если их отношения не продержатся долго? Может быть сейчас они вдвоем, такие свободные, брошенные жизнью потоком ветра друг к другу, испытают все возможные миры и вибрации, что, если их встреча - это образ кометы Галлея, раз пронесшейся мимо Земли, озарив собою лица восхищенных ее поразительной красотой людей, а потом резко скрывшейся в глубинах черного Космоса. Это событие было настолько превосходно-ярким, запоминающимся и пробивающим дрожью тело, что смотреть на такое, чтоб запомнить можно было лишь раз в жизни, а не смотреть на нее каждый день десятилетиями... Ведь Луна висит над нами с незапамятных времен, но мало кого уже удивляет своей пепельно-вечной красотой, а ведь она - единственный межпланетный объект, который человек видит так ясно, с близкого расстояния!
  Но все привыкли... Всем уже все равно. Луна проиграла в наших глазах, человек теперь просто бродит под лучами отраженного от нее света Солнца поздней ночью, и ладно, если хоть раз взглянет на нее, да и то лишь на мгновение, убедившись, что она все еще здесь, и будет здесь еще многие и многие миллионы лет. А что было бы, если б Луна проплывала мимо нас раз в сто, или даже тысячу лет? Люди бы собирались в единое время по всему миру с камерами в руках, со слезами на глазах, вели прямые трансляции, новости разрывали бы прямые эфиры вклочья, художники писали невероятные картины, писатели посвящали бы этому событию свои книги, среди которых наверняка оставались бы в Истории шедевры классики.
Но Луна все-таки проиграла... Своим вечным присутствием. Вот и Архип боялся проиграть. Он размышлял над тем, может ли Лера, его личная Афина Паллада, когда-нибудь ему надоесть? Это казалось невозможным. А мог ли он надоесть ей? Такая возможность нарисовалась в его воображении максимально четко, и просто отмахнуться от нее рукой запрещало его вечно неугомонное сознание.
  И ведь нельзя спрашивать у Леры об этом прямо, иначе подобный вопрос может действительно породить цепочку реакций на уровне чистой интуиции и на самом деле привести девушку к подобным мыслям о том, как он, Архип, вдруг стал невыносимым, назойливым, приторным своим творчеством и нескончаемым потоком рассуждений, каким-то неправильным... Бытовая жизнь способна вытравить все эти мироощущения и глубокие чувства между двумя детьми Прометея, гигантами мысли и гениальными художниками, скульпторами, учеными за какой-то год, если не меньше. Как это остановить? И можно ли? Может, сама природа решила создать подобную борьбу между гениальностью и повседневностью, и выстоит в этой масштабной войне лишь самый сильный?
  Может, во Вселенной есть закон, самый главный и постоянный, в котором заключена власть борьбы всего хорошего со всем плохим? Если так, то почему хорошее, прекрасное, умное, образованное, всегда живет так беспечно мало, а все грязное, пресное, ужасно-отвратительное держится столь долго, и, кажется, правильно, что держится?
  Как бы не впустить в их с Лерой жизнь то самое пресное и отвратительное, уберечь ее и себя от простоты жизни, коей жили миллиарды людей, живут сейчас и будут продолжать жить дальше.