Глава 1 Смерть хоккеиста
заканчиваются сильной отдышкой.
«Не хочу видеть никого ни разу никогда. Великий космос, почему одиночество всегда со своими финтифлюшками ходит в гости? Что за гадость такая противная! Нет бы позвонить заранее, мол, приду, жди, ненаглядный! Так ведь нет, ничуть не бывало, подкрадётся незаметно и усядется на подоконнике, качая лакированной штиблетой», – думал Семарг, разглядывая маленького паучка тенетника на обрывке искрящейся паутины.
Быстро перебирая лапками, насекомое управляло полётом, посылая оригинальный аппарат то в один конец большого зала, то в другой при помощи статического электричества.
«Спортсмен! А чё это я сижу на банкетке. Надобно идти к людям, обнаружить собеседника, и хандра пройдёт. Но где искать? Взять этого академика, вечно занят, работает учёный. А ведь так здорово обсудить за чашкой коньяка царящие в стратосфере нравы. Обещает всё завтра, да на днях. В Замке подхалимы надоели. Видеть не могу их рожи. Обязательно изобретут очередную наглую лесть. Все эти деланные улыбки. Тфу ты, дрянь стратосферная! А чтобы вот так запросто, по-братски вспомнить что-нибудь смешное, духоподъёмное».
Налетавшись, паучок исчез в глубине шестиугольного коридора, освещённого нервными клубками холодной плазмы.
Недавний визит инспектора напрочь разрушил удовольствие от жизни. Семарг проснулся с мыслью, что уже сегодня может объявиться жена генерала и начнёт искать «замечательного гермика». И где его взять, когда в тот же день отправил команду проституток домой, в соседнюю высотку.
Случайным образом обнаружив методу по управлению жильцами, Семарг Львович непременно желал сохранить в тайне идейную основу своей доктрины. Оттого и вздрагивал всю ночь от каждого незначительного звука, доносившегося из разбитого академиком окна.
Передвинутый Германом, адъютантом генерала, шестиногий клавесин оставил у выхода на воздушный пирс из чувства протеста. Этот предмет казался ему чем-то осквернённым, чем-то ненужным. Он даже обследовал инструмент с лупой, чтобы стереть мягкой фланелью следы чужих жирных пальцев. Не помогло. Ноты выбросил в квантовый мусоропровод. Потом, конечно, пожалел. А как не пожалеть, когда от нервов расстался с антикварной вещью. Но выбирая между напоминанием о хамском вторжении в свою единоличную жизнь и сборником пьес русского композитора, посчитал за лучшее затолкать в кухонный распылитель жёлтые листы.
Теперь придётся ставить на пюпитр неприлично-новые ноты из Замка. Рахманинова решил не играть из принципа назло врагам стратосферы. Отныне только Брамс, переделанный для клавесина, будет звучать в его бункере, оттого что переделанный.
«Очень даже что и ничего может получиться», – попробовал себя отговорить от зудящих нервов.
«Ничего хорошего, Чёрный космос! Так посмотри, и клавесин придётся выбросить, и вообще высотку взорвать! – тут же заявил горячим шёпотом воображаемому пространству.
«Нет, нельзя, люди здесь совсем ни при чём!» – спохватился, поправляя «Венгерский танец №5» И. Брамса на пюпитре.
Над чугунным темечком Столыпина взметнулась корона ослепительно-колючей плазмы:
– Семарг Львович, у нас здесь душегубство, – сообщил директор полиции.
– А мне какое дело? Хоть все перестреляйтесь навсегда!
– Если бы, повесился бедолага. Куда его, в морг или в квантовый распылитель? – не обращая внимание на раздражение Хранителя, спросил полицейский.
– Мужчина? Почему всегда мужчины? Не понимаю. Подождите, хочу посмотреть.
В квартире с пространственной дырой на высокогорный каток «Медео» висел безжизненной куклой хоккеист Гоша Архангел. Оливковые бермуды, расстёгнутая гавайка, волосатые ноги, сиротливый вьетнамский шлёпанец на большом пальце с щербатым жёлтым ногтем. Из квадратной дыры тянуло сквозняком с заснеженных вершин Алатау. Ярко-синий плетёный шнур глубоко врезался в шею, отчего покойник неестественно задрал голову к люстре с вентилятором. Казалось, что он не может надышаться. Лопасти нещадно молотили в открытые, помутневшие глаза холодные струи азиатского ветра.
– Кто-нибудь выключит это безобразие? Ему теперь всё равно, – Семарг кивнул на хоккеиста, – а мне насморк лечить. Кто следователь?
– Позвольте, – с этими словами, расталкивая судмедэкспертов, из спальни вышел гражданин в помятой, но приличной тройке из шерстяной английской ткани с искрой. На идеально выбритом лице застыла гримаса вселенской усталости. В руках полицейский держал рулетку из хромированной ленты.
– Сам? – деловито поинтересовался Хранитель, кивнув на жертву.
– Помогли.
Сыщик нажал на пружину, отчего рулетка с шипением втянула сверкнувший ледяной молнией язык.
– О как! Весело у вас здесь. Подозреваемый?
– Вопрос, кто мог такого бугая завалить? Следов борьбы нет. Странная смерть.
– Яд? - задал идиотский вопрос Семарг, почему-то вспомнив летающего паучка.
– Подождём экспертизу. В любом случае, это должен быть знакомый. Открыл сам, дверь запер на ключ изнутри, - вежливо объяснил следователь.
– Это как так? Здесь вам не поверхность, в окно не сбежишь, до земли двадцать три километра. Убийца что, дух бесплодный?
– То-то и оно, похож до невменяемости. Никаких следов.
– Отчего же тогда убийство?
– Табуретки нет. С чего прыгал-то? Вот посмотрите, позвоночник треснул. - Следователь повернул за ноги повешенного спиной. - Чтобы так сломать шею, надо постараться? Окна закрыты на шпингалеты. Никаких зацепок. Мистика!
Внезапно ожил вентилятор и бестолково захлопал крыльями. Полицейский быстро щёлкнул выключателем.
– Барахлит, – извинился, будто это от него зависело.
– Действительно, странно. Кто обнаружил?
– Робот. У него электрические мозги начали искрить, когда не смог почистить люстру. Трёт, трёт, а там верёвка. Вызвал диагностику, а они уже нас.
– Может, сам? Тупой механизм, сила есть, мозги в лампах?
– Исключено, техники проверили. К тому же Гоша уже болтался, когда приступил к уборке. Во всяком случае, работал штатно.
– М-да-с… Послушайте, сейчас налетят репортёры. Так вы, батенька, заявите самоубийство. После инспектора из ЦУП, сами понимаете, нам лишнее внимание ни к чему. Договорились?
Эта загадочная смерть приключилась совсем не ко времени. Семарг подумал об интриге с целью испортить ему репутацию. А как ещё иначе? Точно так, что испортить! Ведь как хорошо жить по накатанным рельсам. Пусть с нервами, зато привычно. А тут полный абзац, да какой там абзац, перевод в точки, а как иначе? Исчезает возможность пользоваться своим положением. Да что за ерунда! Работал, трудился, и нельзя ближнего нагнуть к земле пониже? И где тогда жить без любви к самому себе? Места-то нет ни разу! Больше всего Семарг боялся бездумного копирования его методов. А тут ещё недород гермафродитов! Инспекторы в неглиже летают. Одни вопросы. Хранитель насупился:
«И ведь не отвертишься. Обязательно снарядят инспекцию, чтобы разузнать поподробнее об организации. Самое неприятное, что и тайны особенной нет, но эти тупые грызохвосты, эти пижамные генералы понимать ничего не хотят. Только начал рассказывать о своём открытии, так зевать придумал. Тоже мне инспектор. А сам с женой не может справиться. Что проще, в пинг-понг научить играть. И всё: скандалы заменили спортивной злостью. Так нет, ему макраме из нервов подавай, причём из своих собственных. А потом по чужим высоткам летает с адъютантом!» – злился Семарг, вспоминая недавний визит Альберта Ивановича.
Уже взявшись за шершавую ручку своего бункера, вдруг передумал и позвонил к соседу, повернув несколько раз латунный ключ, сделанный под спираль ДНК. Из глубин квартиры раздалась граммофонная запись «Колыбельной» Мусоргского, в исполнении Шаляпина:
«Рано, ровнёхонько в дверь осторожно Смерть сердобольная – Стук! Вздрогнула мать, оглянулась тревожно!»
«Любят здесь гостей и привечают», – отметил про себя Семарг, переступая высокий порог с бронированной дверью на магнитных шарнирах. Рядом с громким шипением выбросил водяной конденсат пневматический цилиндр.
– Если вы насчёт разбитого окна, так это не к нам. Своего ненаглядного Альберта дёргайте, а нас нечего от работы отрывать, – эхом раздалось под высокими сводами гостиной предупреждение.
– Это что, отказываетесь ремонтировать? – решил не спускать Семарг.
Непонятно образом женский голос звучал со всех сторон. Хранитель огляделся, но никого не обнаружил. Наверное, в переговорную трубу брыкается, догадался. Стены закрывали стеллажи с книгами и чучела хищных рукокрылых. Ну там птерозавры всякие и эти, с чешуёй вместо перьев, стервятники, в общем, привезённые академиком из экспедиций в юрский период. У окна расположился огромный латунный глобус, инкрустированный по меридианам алмазной пылью. Наверху висело табло из газоразрядных ламп, в которых зловеще мерцали изумрудно-зелёные цифры. Середину занимала круглая сцена на одного человека с барным стулом. Сиденье обтянуто особо прочной кожей марсианского грызохвоста, на полу мрачно поблёскивали средневековые кандалы.
«Для музы устроил наверняка, чтобы развлекала. Старый извращенец. У этих вивисекторов обычное дело – садистские удовольствия», – подумал Хранитель, детально изучая похожее на насест приспособление.
– Если у вас другой вопрос, то я выйду?
– Дорогая Персефона, рядом с вами все вопросы теряют голову от чувств.
– Не поняла. Так мне выходить?
– Конечно, можете не сомневаться. Я вам окно разобью, и в расчёте. Вы только покажите какое.
– Уважаемый товарищ Семарг, это что же такое получается. Вы мне совсем покоя не даёте. Если влюбились, так и скажите: «Готов жениться сразу и навечно». Мне ваши претензии совсем надоели. Всё-то вам не так. Я, между прочим, не для себя старалась, когда летала в соседний бордель.
Прямо из стены шагнула в гостиную муза академика. Удивлённый Семарг осторожно провёл рукой в надежде обнаружить дверь, но напрасно, под ладонью шероховатая поверхность французского гобелена с голограммой извергающихся вулканов юрского периода. Спрашивать не стал, чтобы не отвлекать Персефону от главного вопроса.
– Помилуйте, я, можно сказать, соскучился.
– Вы же знаете, какой академик педант. Ждите своего дня.
– Ага, вот возьму и пересмотрю наш договор. Это, в конце концов, несправедливо! Ему всё, а мне только один день в неделю!
– Фуй, – произнесла Персефона, небрежно махнув на Семарга рукой..
– А-а, я всё понял! Ещё одну квартиру хотите заполучить!
– Бункер, что ли? Скажите тоже. У вас дело или жаловаться пришли?
– Подождите, а где ваши крылья?
Действительно, чего-то не хватало. Семарг не сразу заметил. Экзотическая во всех отношениях женщина превратилась из демонической личности в совсем обычную музу. Как говорится, без перчинки. Вьетнамские сандалии и просторный бурнус цвета индиго, подпоясанный неуместным здесь лакированным поясом от брюк. Чёрные крылья, торчащие из лопаток, исчезли. Семарг даже обошёл вокруг, чтобы удостовериться.
– Академик отпилил, сказал, что нечего мне по заграничным борделям шастать. Он не может рисковать своими репликациями из-за моих полётов.
– Вот негодяй! А мне нравилось. И как себя чувствуете? – поинтересовался Семарг, скосив брови домиком.
– Издеваетесь? Единственную в своём роде женщину лишили крыльев. «Как я себя чувствую после этого», – передразнила. – Конечно, хандрю. А тут ещё вы со своим окном. Как будто других дел нет! Вот бейте.
Она с лёгкостью взяла с полки каменный топор неандертальца из куска обсидиана с дубовой ручкой, более похожий на молот скандинавского бога Тора.
– И покончим с этим! – вскрикнула, театрально прикрыв глаза от возможных осколков.
Сразу вспомнилась «Анна Каренина» Толстого и почему-то «Русалочка» Ганс Христиан Андерсена. У Семарга невольно перехватило горло от сентиментальных чувств, но брать не стал из опасения уронить на пол грозное оружие. Викингом он себя никогда не считал, а уж неандертальцем и подавно. Деликатно отстранив предмет, выразил сочувствие:
– Как же вы теперь без крыльев, несравненная Персефона. Это, можно сказать, что и не в образе!
– Плещеев работает во имя светлого будущего человечества. А у вас одни глупости в голове. Приятные, но всё же глупости.
Отважная испытательница с вызовом подняла подбородок.
– Ничего не понимаю! Да вы мазохистка! Как можно покорно терпеть выходки старого маразматика из-за квартиры. Глядишь, он из вас невесть во что сотворит и жилплощадь не понадобится?
За спиной раздалось деликатное покашливание. Высокий худой академик с научным прищуром смотрел поверх очков на Хранителя. Из накрахмаленного воротничка лабораторного халата торчала курчатовская бородка с широкой прядью, покрашенной ярким индиго в тон бурнусу Персефоны.
– Не помешал? Вам не кажется бестактным лесть с советами в чужой эксперимент?
– Так, Фрол Демидович, теперь вы от меня не отвертитесь! Придётся найти время для своего соседа, – немедленно нашёлся Семарг.
– Это почему это? – нахохлился академик.
– У нас убийство. И весьма необычное, должен заметить. Таинственный злодей испарился с места преступления неведомым способом. Просто мистика какая-то! Вот послушайте:
Оглядевшись и не найдя ничего подходящего для доклада, Хранитель забрался на барный стул.
– Во-первых, ночью известный хоккеист повесился. И чего бы ему вешаться, когда в голове одни только шайбы? Во-вторых, дверь закрыта изнутри. В-третьих, нет табуретки. А ведь это непорядок! Как можно сломать себе шею без табуретки? Из чего следует, что преступник попался с изуверским мозгом и хорошей физкультурой.
– Это, почему это изуверским?
– Но ведь как-то он сломал позвоночник? Верёвка чуть не порвалась от веса. И заметьте, пациент не сопротивлялся. Явный садист!
Для большего эффекта Семарг пнул носком антикварные кандалы. Раздался металлический звон.
– Может яд?
– Чисто. Спортсмен, что тут скажешь. В мочевом пузыре ничего не обнаружили.
– Так-с, так-с, так-с... И каким образом это связано с моей работой?
– Вот я и говорю: зачем отпилили крылья у Персефоны. Она мне с ними больше нравилась. Как махнёт – и ветерок по комнате. О-очень удобно.
– Вы так считаете? Не знал. Но чистая наука требует жертв. Так что, извините. У вас всё? Я слегка занят.
– Есть мнение, что преступник улетел в окно, – негромко бросил Семарг, внимательно наблюдая за реакцией учёного.
– Сами же говорите, что всё заперто изнутри?
– Вас не поймаешь. Я сразу подумал, что Персефона здесь ни при чём. Глупая идея.
– Отчего же, очень даже что и разумная, – возразил академик, не любивший скоропалительных выводов.
Семарг довольно улыбнулся. Идея привлечь учёного к разгадке таинственной смерти возникла у него при виде парящего на фоне Алатау трупа.
«Если в мгновенные сроки не найти убийцу, то этот проклятый Альберт Иванович с меня живого не слезет, пока не выяснит, почему бордель работает подпольно вместо плакатов на все стены. А Фрол Демидович уже задействован! К его мнению генерал точно прислушается. Ну не Камелию же тащить. Так ей и жилплощадь придётся искать. И прощай счастье, надевай трусы в горошек и футболку с дыркой? Где один гермафродит завёлся, там жди галчатник с перьями », – мысленно обосновал свой проект Семарг.
– Вполне могла очаровать. Дверь открывать нет нужды, в окно пустил. Персефона женщина горячая, могла и задушить в порыве страсти.
– Так, так, так, – подбодрил дедукцию учёного Семарг.
– Но есть препятствие: операцию вчера вечером сделал. Без крыльев, сами понимаете, не полетаешь. А преступление ночью произошло, как я понял из ваших слов, – отвертелся академик.
– Плазменный самокат не подойдёт?
– Это невозможно. Система охраны не подпустит к окнам. Только живой организм способен. Птицы, например.
– Очень вовремя ликвидировали крылья. Подозрительная штука. Как будто знали что-то. Или я ошибаюсь?
– Мог и знать. Но, сами подумайте, зачем мне хоккеист. У них же одни шайбы в голове? Нонсенс какой-то. Зачем мне, академику, убивать спортсмена? К нему даже ревновать пошло. Так, массажёр с клюшкой .
– Здесь вынужден согласиться. Действительно, мотива нет. Персефона, а вы, что не возмущаетесь?
– Жду, когда насладитесь. Такой замечательный повод поиграть в Мегре. Я вот что думаю, надо вычеркнуть вас из графика. У профессора важная репликация. У меня нет времени отвлекаться на чужие прихоти.
– Снова-здорово, сплошное негодяйство, месть Монтесумы. И чего я такого сказал, что такой афронт?
– Я подумала над вашим предложением и готова согласиться на керамический бункер.
– Что-о-о! Да где вы сыскали такой рояль?
– Где надо, там и сыскала. Однако встречи требуется прекратить.
Глава 2 - http://proza.ru/2022/06/11/1131
Предыдущий рассказ "В шаге от космоса" http://proza.ru/2022/04/10/242
Свидетельство о публикации №222061001069