Буду молиться, как умею

                Болеть – это надо иметь здоровье
                О. де Бальзак
Девушка в синей операционной робе подошла ко мне, тронула за руку и сказала:
— Пошли со мной.
Я покорно пошёл за ней. Мы прошли в конец коридора, поднялись по железной лестнице на третий этаж со второго. И оказались в тёмной комнате. Женщина сказал:
— Сядь на стул, подожди минуту.
И указала на стул, стоявший около небольшого стола, застеленного белой клеёнкой. Я нерешительно потоптался около стула.
— Нужно сесть. Здесь все сидят, – сказала, девушка, ушла куда-то в недра комнаты.
Сел на стул. Ожидание не было тревожным, как я думал. Скорее меня охватило безразличие к тому, что должно произойти. И это наверное хорошо. Думать ни о чём не хотелось. Я просто сидел и ждал. Минуты через три девушка вернулась и сказала:
— Пошли со мной.
Встал со стула и послушно пошёл за ней туда. В операционную. То, что это операционная, я понял сразу, как только вошёл в большую светлую комнату. Она подвела меня к столу и сказала:
— Ложись.
По деревянной лесенке на две ступеньки поднялся и лёг на стол.
— Дайте мне подушку, – капризно попросил девушку, – не могу лежать навзничь.
С другой стороны стола находился молодой мужчина. Я был с ним знаком. Это анестезиолог. Он засмеялся, и подложил мне под голову подушку, которую взял откуда-то с другого операционного стола.
— Так, удобно, – спросил мужчина меня.
Вспомнил, это Анестезиолог.
— Удобно, - ответил я Анестезиологу.
— Вот и хорошо, успокаивающе сказал Анестезиолог.
Потом посмотрел на лампу, которая висела прямо надо мной и, по-видимому, должна была освещать будущее поле операционного боя.
— А что кроме меня некому сгоревшую лампу заменить? – спросил Анестезиолог.
— Ну, кто же кроме вас, – засмеялась операционная сестра.
Анестезиолог подтянул к себе светильник и стал производить манипуляции с лампой. Сгоревшую лампу выкрутил, новую вкрутил, включил светильник, проверил. Вроде нормально. Теперь можно заняться и пациентом. Меня разложили крестом. Руки ремнями пристегнули к операционному столу. Подключили к своим медицинским приборам. Давление резко подскочило. Стали вводить в вену какое-то лекарство. Стало горячо. Потом прошло. Опять ввели. Снова стало горячо. Потом прошло. И так несколько раз, пока я не успокоился. Я сначала хотел сбежать со стола. Потом понял, что не получится. Потому что привязан был крепко. Смирился. Мне отстегнули руки, и Девушка в синей операционной робе сказала:
— Садитесь боком на столе. Будем делать местный наркоз.
Сел. Мне сказали – наклониться вперёд как можно сильнее. Девушка в синей операционной робе держала меня за плечи, чтобы не шевелился и не мешал Анестезиологу. А Анестезиолог что-то рисовал ручкой у меня на спине, вымерял линейкой, опять рисовал. Потом сделал укол в позвоночник.
— Ложитесь, – сказала Девушка в синей операционной робе.
Я послушно лёг. Меня снова пристегнули к столу.
— Что вы чувствуете?  – Спросил Анестезиолог.
— Ноги немеют, – ответил я.
—  Нормально, – кивнул Анестезиолог.
В это время из подсобки вышла бригада хирургов с намерением начинать операцию. Они провели какие-то манипуляции над моим телом, и Хирург сказал что-то Анестезиологу. Анестезиолог после этих слов стал совать мне в ноздри прозрачные трубочки.
— Это зачем, – спросил я.
— Будет легче дышать, – сказала Девушка в синей операционной робе.
Потом мне на лицо наложили маску, и я ничего не успел спросить.
***
А все начиналось не просто, а очень просто. Мы пошли в магазин, чтобы купить мне новые джинсы. Такие, которые бы скрывали недостатки моей фигуры, которые выражались в паховой грыже гигантских размеров. Перемерял четыре или пять пар джинсов, когда продавщица не выдержала и сказала:
— А не проще сделать операцию, и избавиться от этого безобразия?
Штаны мы купили, но слова продавца запали в душу. И заставили призадуматься о жизни. Потому что я связывал операцию по удалению грыжи со своей жизнью, придурок. Но тут как-то пришло ко мне разумение: а на фига мне такая жизнь! С этим горем между ногами, размером с африканский плод помело. И будь, что будет.
Вот так я решился на операцию. О чём и сказал жене. Она дико обрадовалась, но виду не подала, характер. А взяла смартфон и позвонила семейному гинекологу. Вы же должны знать, что все операции в Одессе делаются по блату. Что такое блат я объяснять отказываюсь. Кто не знает, что это такое, тому и не надо. А для остальных – излишне.
Гинеколог попросил перезвонить ему минут через сорок. Мы, как воспитанные люди, перезвонили ему через час. Нам было сказано, что Хирург ждёт меня завтра к десяти утра во Второй Хирургии, что подразумевало, что где-то есть и первая. Но не будем забегать вперёд.
И вот настало завтра. И мы пришли во вторую хирургию. Позвонили по даденому нам Гинекологом с большой буквы телефону. На звонок быстро ответили. Приказали сидеть ровно на скамеечке на первом этаже, щас подойдут. И в самом деле, минут через пятнадцать к нам подошёл Хирург и спросил, не нас ли к нему направил Гинеколог? Я ответил, что нас. И тогда он пригласил меня в смотровую на осмотр. В смотровой мне Хирург предложил лечь на кушетку. Раздеться. И стал осматривать моё чудо. Потом попытался вправить грыжу. Это ему почти удалось. Он не стал скрывать удивление. Внимательно посмотрел на меня и спросил:
— Оперироваться будем?
— Будем, - кивнул я, одеваясь.
И меня направили на всякие анализы, чтобы проверить, не загнусь ли во время операции. В принципе я их понимаю. Но не до конца
Таким образом, мы, то есть я в сопровождении жены, за два дня прошли все анализы крови, мочи и прочего. И даже зашли в одну неплохую забегаловку на Тираспольской площади. Устроили себе отходную. В смысле того, что завтра меня положат на операцию. Или, в крайнем случае, послезавтра. Отходная была отменно вкусная. Пицца, кофе, булочки. А вы что подумали? То, о чём вы подумали, - будет потом. После операции, дома, если хватит сил.
Всё так и произошло. Назавтра меня не положили во Вторую Хирургию. Не оказалось свободного места. Положили послезавтра. Ну не то, чтобы положили. Но не будем забегать вперёд.
***
Послезавтра мы явились к восьми утра, как и приказали. Я тут же прошёл процедуру промывания кишечника клизмой. Или, по- научному: гидроколонотерапию, Без этого никак. Потом дождались Хирурга. Он пришёл в районе девяти утра. И сразу подвёл к Терапевту. Тут же, в отделении хирургии. Терапевтом оказалась девушка лет тридцати пяти. Она осмотрела меня с помощью стетоскопа и прочих медицинских процедур. Сказала:
-- К операции годен. Только сильно нервный. Тебе надо дать специальную таблеточку перед операцией. Запомни и скажи об этом анестезиологу перед операцией.
Я кивнул, что запомню и скажу. И подошёл к жене, которая ждала меня в длинном хирургическом коридоре. На стульчике. И сел рядом. Минут через пятнадцать к нам подошёл Хирург:
-- Идём, я поселю вас в палату, - сказал Хирург и повёл по коридору.
Палата  большая светлая, на восемь кроватей. Заняты были четыре. Я выбрал одну из свободных, которая  поближе к окошку. Пока мы с женой устраивали мой быт в палате, Хирург куда-то вышел. И вернулся с молодым парнем лет тридцати - тридцати трёх. И сказал: это Анестезиолог, он будет меня анестезировать во время операции. Анестезиолог подошёл ко мне вплотную, взял за плечо и сказал:
-- Мы будем вам делать местный наркоз. Это небольшой укол в позвоночник. Вы должны знать. Не бойтесь ничего, мы работаем командой. У нас очень хорошая команда.
Тут к нам подошёл Хирург, наклонился к Анестезиологу и произнёс очень строгим голосом, указывая на меня:
-- Учти, он мне нужен адекватный, - улыбнулся мне и ушёл.
Анестезиолог посмотрел вдаль задумчиво, улыбнулся мне, хлопнул по плечу меня и ещё раз сказал:
-- Всё будет хорошо, - и ушёл.
А мне осталось ждать, когда позовут на операцию. Мучительное ожидание, доложу я вам. Я оказался то ли вторым, то ли третьим в очереди. Мы с женой прогуливались по длинному больничному коридору. Слева высокие старинные окна, справа двери в больничные палаты. потом наоборот, справа старинные высокие окна с латунными запирающими устройствами конца позапрошлого века, слева двери больничных палат.
Лежать в своей палате я не мог, мог немного посидеть на казённых стульях в коридоре. Но не долго. Прошло часа полтора - два и ко мне подошла Девушка в синей операционной робе.
***
Для меня времени между тем, как на лицо наложили маску и тем, когда её сняли - не было. Как одно мгновенье. Один миг. И я всё ещё на столе для операций.
-- Расскажи анекдот, - просит меня Девушка в синей операционной робе.
-- Ну, мне щас только анекдоты рассказывать, - непосредственно реагирую на её слова.
-- Вот молодец, - смеётся Анестезиолог, - и кому-то в сторону, - забирайте его.
К операционному столу подкатывают больничную каталку и два парня перекладывают меня с операционного стола на каталку. Каталку вывозят из операционной на лестничную клетку. На лестничной клетке двери лифта.
-- Меня лифтом повезут? - интересуюсь у ребят.
-- Слышишь, Вася, он хочет лифтом ехать, - сказал один другому, смеясь.
И они бодро понесли меня вниз по лестнице с операционного этажа на тот, где была моя палата. Вкатили в длинный больничный коридор и повезли к палате, куда меня поместили перед операцией. Переложили с каталки на постель. И сразу же возле меня оказались все: Хирург, Анестезиолог, жена. И стали спрашивать: как я себя чувствую. Как я могу себя чувствовать после операции? Хреново я себя чувствую. А как ещё я могу щас себя чувствовать?
-- Это нормально, - сказал Анестезиолог.
-- Пить хочу, - капризничаю, - всё пересохло во рту.
Мне дают попить, немножко. Не помогает. Продолжаю капризничать. Имею право. Как мне кажется. Я вообще не вредный, но сейчас имею право. Как мне кажется. Наконец, убедившись, что у меня всё более-менее нормально, Хирург и Анестезиолог уходят. Жена пока остаётся. Но и ей уже пора идти домой, она сегодня со мной намучилась. И у меня началась первая послеоперационная ночь, мучительная и бесконечная, как жизнь. Сначала я лежал на спине, как положили после операции. И пил по одному-два глотка из оставленной мне бутылочки с водой. Потом, разозлившись на себя и свою трусость, переворачиваюсь на правый бок. Авось швы не разойдутся. Потом опять ложусь на спину. Несмело подтягиваю ноги буквой «Л», или, лучше «А». Потом ложусь опять на правый бок. Потому что грыжа у меня левосторонняя. Наверное на левый бок ещё нельзя так сразу.
Утро всё-таки наступило, первое утро после операции. и к девяти часам возле моей постели собрался консилиум. в составе Хирург, Анестезиолог и жена. Главное -- жена. И все так любезны со мной, болел бы и болел. Хирург строг и справедлив. Строгим голосом сказал:
-- Как спал?
-- Хорошо.
-- На бок ложился?
-- Ложился.
-- Молодец, - похвалил меня Хирург, - щас будем садиться.
И он взял меня за плечи.
--- Не бойся, -- сказал Хирург, помогая мне сесть на постели.
У меня закружилась голова и меня повело, но Хирург не дал  упасть и посадил. Голова прошла, я нормально сидел. Достижение? Конечно.
-- Посиди, пока я по делам схожу, - сказал Хирург, - вернусь - попробуем ходить.
И вышел из палаты. Я сижу и думаю, зачем мне кого-то ждать. Я могу попробовать ходит и сам. и Пытаюсь встать с постели. Получилось.
-- Не спеши, - говорит жена.
Я немного постоял. Потом, держась за спинки кроватей, потихоньку пошёл. И когда обалдевший Хирург вернулся в палату, я уже довольно бойко вышагивал по палате, придерживаясь пока за спинки кроватей.
-- Какой он у вас молодец, -- сказал Хирург моей жене и удалился из палаты. И началась моя больничная послеоперационная жизнь.
***
Пора мне осмотреться на местности. В смысле с кем я в одной палате живу. Их двое. Примерно моего возраста. Олег, чуть помоложе меня, гнездится у входа в палату справа, если смотреть с моей стороны. У него что-то с прямой кишкой. Подробно спрашивать неудобно. Высокий мощный мужчина, наверное в молодости либо борец, либо боксёр. А сейчас - удачливый бизнесмен. Слева Семён Семёныч, чуть постарше меня. У него что-то с пищеводом. Он практически не встаёт с кровати, в отличие от Олега и меня. Вот такой у нас сложился дружный коллектив.
Больничные будни. В семь утра приходит медсестра, раздаёт градусники. Меряем температуру. Любая температура нормальная, которая ниже тридцать восемь и пять. После промеров температуры следуют уколы в разные части тела, которые определены лечащим врачом. Типичная больничная жизнь, тихая, скучная и бесконечно спокойная. Развлекают только разговоры с соседями по палате и прогулки по бесконечно длинным коридорам хирургического отделения. Чем ближе к выздоровлению, тем коридор становится короче.
А на воле кипела, бурлила, пела птичьими голосами поздняя весна. А поздняя весна в Одессе - это для некоторых городов, не будем показывать пальцами, потому что неприлично, просто буйное лето. И я, такой прооперированный сижу за стеклом в больнице. Хочется на волю, не буду врать себе. Поэтому хожу-брожу по больничному коридору, поглядываю в окна. И выздоравливаю. Начиная задавать себе вопрос, когда домой? Хирургу ещё пока этот вопрос задавать не решаюсь, чтобы не нарваться на нежелательный ответ. Видимо Хирург почувствовал эти мои настроения, потому что сказал:
-- Вы не волнуйтесь, всё сделано нормально, сетка пришита крепко, не оторвётся, - и улыбнулся.
-- Ну и намучились вы со мной, -- не очень умно сказал я, на что Хирург просто ещё раз улыбнулся и промолчал.
А я понял, что домой мне уже скоро. И от этой радости совершил первую, почти пиратскую прогулку в больничный двор. Операция была не столько секретная, сколько непростая. Нужно спуститься по лестнице со второго этажа, пройти немного по холлу первого этажа и выйти на простор одесской вечны. И обалдел от пьянящего воздуха свободы. Да, это штамп. Да, я это знаю. Да, так писать нельзя. А я почти всё время делаю то, что нельзя. Вот и грыжу додержал до генеральских размеров. Так что простейшую операцию для хирургов в достаточно сложную, которая, в общей сложности, с учетом всех наркозов и прочего, длилась почти три часа. Как сказал Хирург жене: после операции
-- Я не знаю, как он жил с такой грыжей.
А сейчас - я нормальный человек, как все. И вам не понять, какое это счастье. И не надо этого вам понимать. Просто поверьте  на слово. Вышел я из недр отделения второй хирургии и понял, что означает выражение: это сладкое слово свобода. Был во время Исторического материализма фильм с таким названием. Хреновый фильм. Хорошего в нём было две вещи: название и то, что кино снималось за границами Союза. Даже если на Кубе.
Наконец, на очередном утреннем осмотре результатов операции и, одновременно, перевязке, которую делал  лично Хирург, мне было сказано:
-- Ну что же, можно вас выписывать. Заживление идёт нормально. Сейчас я сделаю выписку, и можете уходить.
От радости в зобу дыханье спёрло. И на любезные слова не смог ответить ни фига. Вот так и закончилась эпопея по ликвидации моей генеральской грыжи. И я снова стал нормальным человеком, чего я никогда не забуду, в хорошем смысле этого слова, Хирургу. Я буду за него молится, как умею.