Чердак
Дарящая и напоминающая вселенными завтра и вчера.
Уходит утренним туманом.
И главное, самое главное не посмотреть, не кинуть взгляд в окно на зарождающееся сегодня.
Всего один взгляд и ночной мир звёзд растворяется, рассыпается…
Просыпается…
А надо не открывая глаз в дверь, в объятия белого и холодного, тёплого и вчерашнего сна.
Того самого, что приходит каждую ночь и который никак не поймать за край, за хвостик. За который хочется зацепиться, но всё никак.
И зачем?
Неосознанно в погоне за счастьем сегодня, за счастьем завтра…
Бежишь, несёшься сломя голову, ищешь, а оно в этом вчерашнем сне и утреннем тумане ещё наступающего, но уже неумолимого дня забот и принятия решений.
В не постижимости дорог…
Идёшь.
Убегаешь, бежишь оставляя за собой прошлое. Бежишь от себя в надежде, что благодать вчерашних снов останется позади и не помешает безоблачному счастью сейчас. И вроде бы забыл о маленькой радости упоенья детством и наступаешь на тающие лоскуты белого вытесняющего ночь.
Давишь до боли и слёз.
И там вдалеке для чего-то и кого-то встаёт солнце. Большое и белое. Жёлтого и красного не видно. Но оно растёт и на его огромном, заполняющем диске, из белого облака проявляется дом.
Для тебя.
Туман расступается. Теснится. Раздвигается.
Открывает дорожку к воротам прожитых тайн.
Страшно, но идёшь.
По траве в пояс. Выкинувшей метёлки зелёных семян вцепившихся, запутавшихся в белые шторы плачущего утра.
Сердце колотится и бьётся колоколами. И хочется встрепенуться, отряхнуться и убежать.
Скрип открываемой двери прогоняет все страхи и в лицо, целует, обнимает и увлекает запахом, казалось, забытого детства.
Бабушки.
Стойкий вкус печёных пирожков.
Домашнего печенья.
На столе прикрытая тонкой зелёной тетрадкой по русскому языку второго класса трёхлитровая банка кислого молока. В три пальца жирный жёлтый слой сметаны и белые кубики молока в жёлтой сыворотке стиснутые прозрачными боками.
На столе чёрная блестящая сковорода с жаренной, прожаренной до коричнево-жёлтых бочков, пахучей и дымящейся картошки.
На скатерти с забытой вышиванкой, на покачивающем столе, на цветастом полосатом половике. С забытыми табуретками, стыдливо выглядывающим из-под кружков, сплетённых из ещё более древних лоскутков вчерашних или совсем позавчерашних дней.
А под строгим тюлем, укрывшим остроугольные взбитые подушки, на аккуратно заправленной кровати, вчерашние сны детства.
Тонешь головой, а руки сами, по привычке скользят, шарят под ними в поисках того самого вчера. Дрожащие пальцы находят орешек, другой, третий… Даже сейчас бабушка помнит. Это она раскладывает в разных местах искорки детского счастья. Тут орешки, там конфетку, там игрушку. Вызывая восторг, выбивая лучи детского счастья, безмятежности и любви. В комнате напоённой счастьем и любви. Без страха и раздумий. Просто хорошо. Просто танец, просто песня. Просто бабушка. Идёшь и ищешь её. Родную и непоколебимо спокойную. В напоённой утреннем сиянии счастья.
А она спряталась.
Её нет.
И только одно место, где она может укрыться – чердак.
Лестница угрожающе скрипит, но набирающее силу солнце толкает в спину. Вверх. И вот жалобно запевшие ступени. Неожиданно вскрикнувшие, качнувшиеся от нечаянности перила. Рассерженная взметнувшейся пылью дверь.
И всё.
Подпёртая спиной.
Мрак-полумрак.
Темнота.
И ослепляющее, прорвавшимся солнцем, круглое чердачное окно. Огромный тоннель света. И картины взбунтовавшейся, обеспокоенной пыли чинно и благородно развлекающие этот забытый мир.
В нём.
Вчерашние недоступные тайны.
От дыхания картины ускоряют свои узоры, а глаза постепенно привыкают. На смену белому и чёрному приходят тона, полутона и оттенки. Появляются забытые узелки вчера. Они стучатся в закрытую для всех и себя память. Находят своё отражение и радостно смеются ручейками колокольчиков голубых глаз счастья.
Что это за чувство, когда садишься на аккуратно перевязанные стопки журналов «Вокруг света» тех годов, в которых ты ещё не умел читать, но тонул и пропадал в картинках тайных путешествий. В твоих. В приключениях и мирах своего детства. Своих. В жизни которой встретив страшное и ужасное животное достаточно перевернуть страницу и выйти победителем из схватки. Когда замечаешь на таких же перевязанных стопках даже сейчас неизвестных книг, когда-то запрещённых, зачем-то утаённых, старенькую коробочку патефона.
Когда один на один с собой. И ничего кроме безмятежности узоров тайных мыслей вчера. Не стёртых откровений. Не произнесённых признаний. Когда не надо искать оправданий своих желаний. Просто обнять, прикоснуться и забыться в нахлынувшем штиле чувств. Окунуться с головой в яростное упоение благодатью тогда. Когда на берегу один и тёплое море шаловливо щекочет босы пятки кидая в них кусочки янтаря… Когда рядом бабушка. Мудрая, слышащая, понимающая, сочувствующая. Когда слезами в плечо и руки дрожащие волосы…
Открытая крышка, жужжание крутящегося диска и хриплое, шкворчащее: «А ну-ка песню нам пропой весёлый ветер…» …
Газеты, журналы, старый сломанный велосипед, на котором когда-то…
Серпы и косы, кастрюли и чугунки, чьи-то портреты и картины, бутылки…
- «Жил отважный капитан…» - хрипит патефон…
А в самом углу, туда, где и руке-то не пролезть сразу – маленький кружок из веточек и травинок, в углублении пола, среди пыли и вчера, на воздушных белых пёрышках – два маленьких, два белых, в непонятную крапинку яичка… Метнувшаяся тень, потревоженный «фырррх» чьих-то маленьких крыльев…
Осторожными шагами остановлен патефон. Закрыта дверь случайно открытая во вчера.
Сбегаешь затаив дыхание по прощально зовущим ступеням на улицу.
Туда откуда пенье птиц гонит и выгоняет шум машин. От колокольчиков и ручейков. От голубого океана глаз вчерашних снов. От волшебства чердачного окна утреннего тумана и незабытой ночи…
И лишь надежда и вера о новой встрече, старыми суевериями первой кукушкой и ручейками колокольчиков по сердцу……
Ускользнувшей ночи...
Свидетельство о публикации №222061000113