Милый Смерть ч. 7

Белые, пушистые облака проплывали под ногами, рассеиваясь волнами, жидким азотом разливались по склону и вниз. Как высоко, трудно даже себе представить. Тут на вершине, хрупкой и тонкой медленно таял иней, оголяя зеленую траву, камни и мох на них. Посредине вершины, почти что у самого склона, на клетчатом, грубом пледе сидели двое, рассматривая облака сверху и то, пытаясь разглядеть что-нибудь сквозь пелену. Рядом лежали набитые рюкзаки так, что чуть не расходились по швам, гитара, корзинка с едой, откупореная бутылка отменного французского вина - терпкого, невыносимо сухого, но наверняка самого дорогого и старого что только можно было сыскать. Лежал рядом томясь огромный летающий змей, крепко привязанный к земле канатом, вбитым колышком.
В руках у нее то и дело радужно сверкала разноцветная бумага, которую она брала из коробки у ног и делая различных форм самолетики, запускала их с вершины. Они медленно парили некоторое время над ними, а потом, подхваченные ветром испарялись в белом море, тонули и выныривали снова.
Он же маялся, ведь был тут не один раз, да и вовсе наскучила ему уже эта неделя, новых открытий, что подарил он ей. Не то, чтобы даже он их подарил, нет, она сама все придумала, но он дал ей то, чего не давал никому - возможность и время.

А время таяло, как песок сквозь ладони у Балтийского моря, где они разбили вчера палатки. Или как горький шоколад, который он ненавидит, в руках на Эйфелевой Башне. Или парк аттракционов в Амстердаме, боже да где это видано, чтобы смерть каталась на лошадках?

Нужно было подводить итоги, сводить счета и закрывать эту страницу. Смерть чувствовал себя неловко, ведь почему-то после стольких лет безупречной работы, отменной репутации кормления ненасытного организма душами, он затягивал сроки.

Встал. Отряхнулся. Подошел к самому краю, закатал штанины и босым вошел в небо, как в воду лазурного пляжа.

В руке у него был камушек и он запустил его жабкой по облакам. Камень вовсе не собирался останавливаться, все прыгал и прыгал в сторону солнца.
–А кто ты был при жизни?
Запустив очередной самолетик и не отрывая от него взгляда, Лиза вдруг спросила.

Камушек на секунду застыл в воздухе, а после упал грузно на дно.
–При жизни?
–Да...
–А с чего ты взяла, что я был?
Нахмурился он и оперев руки на бедра грубо спросил.
–Ты человек, но ты забыл, как это. Это чувствуется, а ты не хочешь признавать...
–Странно, а с каких это пор ты так хорошо разбираешься в людях?
–Людях! Именно.
Ответила Лиза и засмеялась.
–Но...
–Успокойся, я лишь сделала предположение. Интересно ведь.
–Ты права.
Джорджи повернулся к ней с камушком в руке и с видом, таким, каким-то расстеряным. Таким он еще не был никогда, взамен огромной статуре и грубым чертам, он стал так мал и как-то слишком грустен.
–Ты чего?
Спросила она его.
–А ведь и в правду я когда-то был...
–Человеком?
–Именно. Как и все, жил, выгуливал собаку, пил, ел.
–У тебя была собака?
–Да, Анубис...
–Как-то... Ну ты же понимаешь, слишком это даже.
–Хах. Правда. Черный, здоровый доберман.

Смерть на минуту налился светом, вспоминая, а после стал еще мрачнее.
–Я давно забыл это. И не хочу вспоминать...
–Но почему?
–Нет и все.
–Эй, но ты же обещал...
–Я много чего обещаю...
Он подошел к ней, какой-то вовсе злой.
–И много чего не делаю!
Он схватил самолетик из ее рук. Само движение было резким и грубым, но рядом с ней он был слишком аккуратен.
–Вообще! От меня стоит держаться подальше!
Голос его переходил на повышенные тона, он явно выходил из себя.
–Я не тот, за кого себя выдаю!
Самолетики полетели в разные стороны, резко, быстро, со злостью он швырял их по сторонам.
–Я делаю только всем хуже!
За ними пинками выдворились камни и корзинка.
–Поэтому я Смерть!
Он покраснел от накала, и тяжело дыша встал перед ней, смотря ей прямо в светлые, большие от удивления глаза.
–Понимаешь?

Он не ждал ответа, а лишь надеялся, что не перегнул палку, ему не хотелось этого, вообще ничего... Руки тяжело опустились и тело налилось тяжестью.
–Я устал.
Он успокоился и сев на край обрыва, закурил.
–Милый...
Джорджи подумал, что ему послышалось.
–Когда злишься...
Да она издевается. Она шутит над ним.
–А вообще, я тебя понимаю.

Это и в правду смешно, если и есть такой юмор. Пусть лучше помолчит, кто-нибудь попросите ее помолчать, пожалуйста.
–Но... Твое дело.
Внутри, что-то закипало снова, последний клапан спускал пар с трудом, тяжело трепеща и надрываясь.
–Я с тобой.
Сзади что-то обняло его за плечи.
Что-то непонятное, маленькое и теплое. Что-то это было невыносимо заносчивым, но... Но все, что кипело минуту назад, сейчас улеглось, как на мягкую, свежую постель. Запахло блинчиками, которые готовила бабушка, с нежным, клубничным джемом.

Что-то это было невозможным и он боялся даже шевельнуться, лишь бы не спугнуть этот момент.
Именно в этот момент он сам показался себя слабым.
Лиза будто почувствовав это, резко отошла.
–А в прочем, мы не за этим тут.
Джорджи повернулся, внимая ее словам и телом покосившись к остывшим уже и испарающимся объятиям.
–Ты уверенна, что хочешь этого?
–Может перестанешь бояться?
–Я не боюсь...
–Да, именно поэтому мы тут так долго.
–Мне нужно собраться.
–Собирайся, сколько тебе угодно.
Сказала она и защелкнула петельки рюкзака.
–Один ведь раз живем?
Спросила она и посмотрела в даль.
–Ты с ума сошла...
–Давно... А ты не знал?
Говоря это, она попятилась назад, рассчитывая шаги.
Подойдя почти к самому краю, с другой стороны, она опустила очки на резинке еа глаза?
–Ты решился?
–Я не знаю.
Промямлил он, надевая рюкзак.
–Обратного пути нет.
–Но...
–Трус!
Сказала она и разбежавшись прыгнула в белый дым. Испарилась мгновенно и даже не пискнула.
–Да что же я в самом то деле...
Ух... Черт возьми. Как же высоко, ух.
. Так, ладно... Соберись, открой глаза. Да смерть я или кто?
В первую очередь человек, пронеслось в голове и набравшись смелости Джорджи разогнался и прыгнул следом.

Паря, сквозь облака и рассекая туманную дымку, словно ножем, над Альпами пронеслись две тени. Одна безмолвно летела, управляя костюмом и телом, захваченная ударившим ее в голову адреналином и видом с такой высоты, а вторая неуклюже барахтаясь и крича, еле держа равновесие догоняла первую.