СоЛЖЕницын. Глава 7. Графоманство

               
       Глава 7. Графоманство СоЛЖЕницына

          Справка о понятии «графоманство»
        Каково значение слова «графомания»? Название образовано от греческих слов grapho – пишу и mania – сумасшествие, безумие, страсть, влечение. Это одержимость сочинительством. В наше время понятие «графомания» имеет негативный оттенок, но так было не всегда. Раньше так называли всех писателей, ведь творец не может создавать без маниакальной тяги к написанию. Лев Толстой сам называл себя графоманом. Современное значение слова несколько иное, так называют бездарных писателей с сумасшедшей тягой к сочинительству.   
          Графомания – это патологическая тяга к написанию, сочинению при отсутствии соответствующих способностей и знаний. Это многословное, но бессодержательное и бессмысленное написание текстов. Чаще всего графомания встречается в поэзии. Графоман пишет банальные или бессмысленные строки. Он пишет стихи, не обладая творческими и литературными способностями.

       1.Некоторые характеристики литературных «достижений» Солженицына
         
     В интервью газете «Завтра» писатель Ю. М. Поляков говорит: «В ряде СМИ, в том числе в газете «Культура», я высказал недоумение: почему к 100-летию А.И. Солженицына (2018 год) уже началась бурная общефедеральная подготовка, в то время как аналогичные круглые даты крупнейших наших писателей ХХ века: Шолохова, Твардовского, Катаева и других, - прошли более чем скромно. А про столетие К. Симонова в 2015 году вообще ничего не слышно. По этой причине я отказался войти в комитет по празднованию юбилея автора «Красного колеса».
      Как же обстоят дела с литературными достоинствами солженицынских опусов? Скажем откровенно: в целом весьма скверно.
Такой придирчивый, но объективный литературный критик как Владимир Бушин, справедливо пишет о неряшестве и сырости многих рассказов Солженицына – «Захар Калита», «Для пользы дела» и т.д. «Раковый корпус», по его мнению, не производит серьезного впечатления. Автор повести в целом не знает медицинской среды, психологии врачей. Он не умеет отразить трагедии смертельной болезни и чуда ее преодоления. Концовка романа выглядит размытой и неубедительной.
          Еще более неубедителен и слаб роман «В круге первом». В чем его сюжет и смысл? В том, что «все животные равны, но некоторые животные ровнее других». Что Северно-Американским Штатам позволено иметь ядерную бомбу, а нам не дозволено. Потому что СССР-де тирания, ведь во главе стоит тиран –усатый. Сталин, то есть. А американцы - «ослы длинноухие», расслабившиеся мирные демократы, которые как ленивые, жирные коты позволяют советским разведчикам воровать у них атомную бомбу.
     Абсолютно неубедителен образ Сталина, он годится разве для дешевой оперетки или Голливуда. Сталин предстает этаким злодеем из кукольного театра, который только и думает, как бы всех пересажать, как истребить бедное человечество и погубить Россию. Причем злодеем глупым. Чего стоит одно только утверждение: «Только одному человеку он поверил: Адольфу Гитлеру» Это - детский сад, штаны на лямках. Никогда Сталин не верил Гитлеру, даже когда подписывал с ним пакт 23 августа 1939 г. Когда Риббентроп заговорил было о товариществе, то Молотов холодно прервал его: «Между нами нет и не может быть товарищества. Давайте поговорим о деле».
          Агрессия фашистской Германии и ее сателлитов для Сталина не была совершенной неожиданностью. Как показывает в своих работах историк спецслужб А. Мартиросян, да ряд других исследователей, Сталин отдал приказ о приведении войск в боевую готовность за четыре дня до вторжения, 18 июня 1941 г. И уж понятно, к Гитлеру он никогда никакой веры не имел. Это  достаточно глупая и неубедительная клевета на Сталина. В романе нет главного героя. Композиции в романе тоже просто нет.
          С трепетом коснемся «величайшего творения» нобелевского гения - «Архипелаг Гулаг. Опыт художественного исследования». Увы, проблемы со структурой, с композицией и с цельностью повествования здесь куда более чудовищные, чем в «Круге первом».
          По словам известного российского историка А. Островского, «даже беглое знаком-ство с «Архипелагом» обнаруживает такую его особенность как смысловое дублирование, которое составляет треть книги. Если принять во внимание более мелкие повторы, этот показатель приблизится к 40% всего текста. А если исключить из «Архипелага» тот материал», который был написан после 1967 г., т. е. если рассматривать только текст первой редакции, этот коэффициент составит  почти 50%.». Опять-таки вещь недопустимая ни для художественного, ни для научного произведения. Но о чем говорит подобный процент повторов? Островский замечает: «Как будто бы под одной обложкой механически соединены два «Архипелага», которые писались разными авторами.
       Далее Островский пишет – и вот тут мы подходим к самой главной и страшной тайне «Архипелага». И покаемся перед читателями: мы несколько погорячились, посчитав Солженицына единственным и неповторимым автором «Архипелага». Семь городов состязались за честь быть родиной Гомера. Думается, не менее десятка борзописцев могли бы спорить за звание быть соавторами Архипелага ГУЛАГа. К сожалению, мы вряд ли узнаем имена этих скромных героев невидимого фронта в голубых мундирах или мышиных пиджаках. Чтобы не быть голословным, приведу заявление В. В. Иванова который хорошо знал Солженицына: В этом произведении «много кусков написано разными людьми» и что на них приходится «большая часть его (Солженицына ) главной книги».
        Иными словами, «Архипелаг» - плод коллективного разума. Только разум этот ока-зался весьма рыхлым, размытым и склонным к маразматическим повторам. Думается, более подойдет образ письма из фильма «Каникулы в Простоквашино». Или халупы, на скорую руку сделанную бригадой шабашников из разного материала.
       В связи с проблемой структуры и композиции неминуемо возникает вопрос: о чем книга? То ли она об истории советских тюрем, то ли - об истории советских репрессий, то ли - об истории советского общества, то ли это личная биография Солженицына. Все обо всем и все ни о чем.  Что касается «Красного колеса», то опять-таки, оно повергает в недоумение своих читателей. И не только фантасмагорическими объемами. О чем оно? Это хроника революции, день за днем? Нет. Это роман о революции? Нет. Чтоб не быть заподозренным в необъективности, привожу мнение главного редактора эмигрантского журнала «Континент» В. Максимова, который по своему служебному положению обязан был любить Солженицына и его писанину. Но не выдержал даже он: «Что же касается «Красного колеса», - писал В. Максимов, - то это не просто очередная неудача. Это неудача сокрушительная. Тут за что ни возьмись - всё плохо. Историческая концепция выстроена задним умом. Герои - ходячие концепции. Любовные сцены - хоть святых выноси. Язык архаичен до анекдотичности. Такую словесную мешанину вряд ли в состоянии переварить даже самая всеядная читательская аудитория».
        Что же касается солженицынских стихов, то лучше бы опустить завесу жалости над этой картиной. Вот лишь одна поэтическая жемчужина «гения» - четверостишие из авто-биографической поэмы «Дороженька».
    «...Она взросла неприобретливого склада,
И мне отца нашла не деньгами богата-
Был Чехов им дороже Цареграда,
Внушительней Империи - премьера МХАТа».
      Метрическая схема стиха не соблюдается: первая строка на два слога длиннее третьей. Но не это главное. «Неприобретливый» не содержится ни в одном словаре, кроме личного «словаря языкового расширения» А.И. Солженицына. Зачем выдумывать неуклюжие слова, если есть замечательное старославянское-русское «нестяжательный»? Однако, даже не это самое страшное преступление против русского языка. У нобелевского лауреата по литературе, увы, нет никакого представления о сочетаемости лексических единиц. «Взросла»... никак не сочетается со «складом». И родительный падеж здесь непонятен (разве что как латинский Genetivus characteristicus). Далее, не сочетаются между собой прилагательное «неприобретливый» и «склад». Можно говорить о «пытливом складе ума», о «математическом складе ума», но о «нестяжательном (простите, неприобретливом) складе ума» я не слышал. И никто не слышал. Гений явно не в ладах с фразеологией. У неискушенного читателя может даже возникнуть вопрос: какой склад имеется в виду? Склад товаров, который никто не может, или не хочет приобрести?
        Далее, можно использовать краткий тип склонения прилагательных из старославян-ского языка - «богата», но при условии, что текст будет понятен. «И мне отца нашла не деньгами богата». Что означает форма «богата» - винительный падеж мужского рода, или именительный падеж женского? В результате непонятно, кто был не деньгами богат: отец, мать, или оба? Далее, предлагал ли кто родителям Солженицына Царьград и Империю? И зачем им противопоставлять Чехова и МХАТ, ведь это, по сути дела, плоды дореволюционной русской имперской культуры? И сравнения Царьграда, Империи и денег выглядят как-то странно. Для меня лично деньги - последнее, чем измеряется Империя, ее доминанты - сила и слава. Последние строки выглядят не только неуклюже – «Внушительней империи - премьера МХАТА», но и бессмысленными. Все же из четверостишия с огромным трудом можно извлечь некий смысл: родители поэта были бессребрениками. Диву даешься, как у них вырос такой стяжатель?
         Что касается «Прусских ночей», то по своим литературным качествам это смесь без-дарной разудалой похабщины с жалкими потугами создать второго Теркина. Или антитёркина.
         Характеризуя А.И. Солженицына как поэта, В. Шаламов писал: «Это - безнадёжный стихотворный графоман с соответствующим психическим складом этой страшной болезни, создавший огромное количество непригодной стихотворной продукции, которую никогда и нигде нельзя предъявить, напечатать».
         Скажем несколько слов о нобелевском лауреате как о новом Шекспире. В ссылке из-под пера А.И. Солженицына вышли пьесы «Республика труда» (другое название «Олень и шалашовка»), «Пир победителей» и «Пленники» (первоначальное название «Декабристы без декабря»). Чтоб не быть голословным, приведем суждение М.А. Шолохова:
         «Прочитал Солженицына «Пир победителей»... - писал М.А. Шолохов. - Что касается формы пьесы, то она беспомощна и неумна. Можно ли о трагедийных событиях писать в опереточном стиле, да ещё виршами такими примитивными, каких избегали даже одержимые поэтической чесоткой гимназисты былых времен! О содержании и говорить ничего».
         
                3.Изобретатель неуклюжих словес
       
         В завершении о том, как нобелевский лауреат, второй Толстой, владел великим, могучим богатым русским языком, и какие термины он изобретал. В качестве Вергилиев по Солженицынскому литературному чистилищу, или, скорее аду, возьмем Владимира Бушина и Александра Островского.
          Обратимся к «Раковому корпусу» и начнём с существительных: «сказала она через запашку» (Солженицын А.И. Раковый корпус // Малое собрание сочинений. Т.4. С.8.) К сведению - запашка - известное старинное русское слово – процесс пахоты, или барщина. «И с запашки ссадил на оброк» (Н. Некрасов). Нобелевский лауреат изобретал деревянный велосипед, да еще с квадратными колесами, «нудьга» (с. 13), «серизна в лице» (с. 15. Это от существительного «сера», прилагательного «серый», или от соответствующего глагола, не очень приличного?), «искорчины болей» (с. 37 - Это что, гибрид «испарины и корчи, что-то типа «покорчило» из чеховского Ионыча?), «от выпаха усмешки» (с. 75 - надеюсь, здесь нет ничего общего с пахом, или глаголом «пахнуть»), «лежал в обмоте» (с. 80 - кто же его бедного обмотал?), «ему была нехоть смертельная» (с. 83 - это что, антоним к «похоть»?), «с желвью под челюстью» (с. 85 - может проще и понятнее сказать «с желваком?»), «побежки» (с. 376), «после тяжелого кровожадия» (с. 392. Зачем выдумывать деревянный велосипед, если есть хорошее русское слово «кровожадность»), «выработав в себе запышку» (с. 406 - а причем тут пышки?).
         А вот глаголы, чтобы «жечь сердца людей»: «на шее у него ничего немякчело, а брякло» (с. 80), «мог сейчас завеяться хоть на Колыму» (с. 80 - это как веемое зернышко, так сразу и перелететь за тысячи км.?), «сколько Ефрем этих баб охабачивал» (с. 84 ложная этимология от слова «похабный»?), «сколько разурекался» (с. 208 - антоним слова «зарекался», «закукарекался» или еще что-то более бредовое), «нечего голову нурить» (с. 248 - есть прилагательное «понурый» и от него глагол «понурить». Глагол «нурить» в русском языке не функционален и невозможен), «билет же вытарчивал из его пальцев» (с. 406).
          А вот возвратные глаголы: «раскидалась в муке по подушке» (с. 156 - все-таки раскинулась, или кидалась чем-то?); «неподвижно хранилась нога» (с. 159 - в сейфе или ломбарде?), «лезть в автобус, душиться» (с. 263. А может еще и напомадиться?); «пере-прокинулось в пальцах бездействующее перо» (с. 300); «второй выписался, а новый ждался завтра» (с. 303 - вместо обычного человеческого «ожидался»),«вытолкнулся опять на перрон» (с. 407 - это сам себя вытолкнул? Как барон Мюнхаузен, который сам себя поднял за косичку?).
         Заслуживают внимания и прилагательные: «еще непокорчивая» (с. 84. Это уже что-то из «Ионыча» Чехова), «пронозливые минуты» (с. 125 - Это что, синтез прилагательнго «пронзительный» и существительного «заноза»?), «кости, обращенные мясом» (с. 164. То есть мясной стороной? А есть не мясная, например, волосяная как у пергамента?), «отлеглые уши» (с. 164 - бывают «отложные воротнички», но «отлеглых ушей» русский читатель и в страшном сне до Солженицына не видывал), «торчливые волосы» (с. 185. Это что - гибрид слов «торчащие и ворчливые?), «волосами – выбросными из-под шапочки» (с. 190. Значит, это волосы на выброс, или выброшенные? Бедная владелица, и волосы-то у нее чужие, которые выбросить можно!), «укрупненными глазами» (с. 237. Укрупняли, как известно, деревни и колхозы... Как можно укрупнить глаза, ума не приложу. С чьими же их сложить? Или может быть имеется в виду круп, как задняя часть? Или круп, как болезнь?), «мреющее пятно» (с. 257. Это гибрид слов «млеющий» и «реющий»?), «клочок сада, отстоенного от городского камня» (с. 264. Это от какого глагола - отстаивать, или «отстояться»?), «огрызлого упрямца» (с. 265. Кто его грыз, беднягу?), «пожалчевшее Дёмкино лицо» (с. 304. Значит, одновременно, ставшее желтым и жалким?), «по усталому заморганному лицу» (с. 329. Лицо может быть заспанным, заморенным, но «заморганным»... Кто его заморгал так; бедное?), «со всё дослышивающими ушами» (с. 330. - значит, бывают уши не дослышивающие?), «нанюханные коммерсанты» (с. 369. Что это значит? Или кто-то на них охотится с собаками, или они сами чего-то нанюхались, клея например?).
           А вот наречия: «вонько» (с. 342 - это опять синтез из «вонюче и звонко», то есть не так уж и плохо?), «наотпашь» (с. 252 - причем тут «пахота»?), «внапашку» (с 331 - то же самое ), «вприлепку» (с. 364 - есть «вприглядку», «вприсядку», но «в прилепку» нет, да и не нужно, бессмысленно»); «вокорень» (с. 393 а просто - «в корень» - не сказать? Или тогда не прославишься изобретением?).  А как вам деепричастия: «бережа время» (с. 101) или «света даже не зажжа» (с. 271)?
       За такие «пёрлы» ставят двойки по сочинению, а не Нобелевские премии выдают. Не всегда А.И. Солженицын был в ладу и со стилем: «кожа обтягивала почти череп» (с. 36. Фантасмагорическая, почти булгаковская картина), «вход нескольких сразу белых халатов» (с. 38. Опять бессмертный Михаил Афанасьевич с его разговаривающим костюмом в кресле!), «совсем было ней не полезно» (с. 76), «мысли еще вились вокруг ее головы, как пчелы, долго спустя ворота» (с. 77. Это что, синтез «спустя рукава» и «отворяй ворота»?), «никогда ничем не болел - ни тяжёлым, ни гриппом, ни эпидемиею, ни даже зубами» (с. 78. Эпидемией болеть нельзя, это - распространение конкретной болезни. Двойка нобелевскому лауреату и по биологии).   
         Откроем Вам дорогой читатель, страшный секрет, надеясь на Вашу скромность, а Вы никому не рассказывайте: великий Нобелевский лауреат временами не понимал употребляемые им слова: «окутывая кашне» (с. 7) (окутывать - укрывать кругом), «с безобидной белой кожей» (с. 5) (как будто бывает обидная, например, для негров), «некрутящейся головой» (с. 37) (крутиться - совершать круговое движение, разве голова должна кругом вращаться на штырьке?), «он закатил штанину» (с. 39) (закатал, конечно, закатить можно скандал или оплеуху), «отвёл Костоглотов большой рукой» (с. 45) (неужели другая рука была малой?), «вынул армейский пояс в четыре пальца толщиной» (с. 120) (конечно, шириной, даже шкура бегемота такой толщины не даст), «опухоль легко обернулась шарфиком» (с. 309) (неужели сама? Или легко превратилась в шарфик? Поди гадай!), «до конца ли она домрёт» (с. 343) (это от замереть или умереть?), «можно свой огородик посадить» (с. 357) (посадить можно растение, а огород - засадить), «друг от друга отменяясь богатой шерстью» (с. 391) (отменять значит упразднять, то есть «самоупраздняясь», да еще богатой шерстью), «захватывать очередь» (с. 406) (можно захватить город или заложника, а очередь вообще-то занимают. Бедная очередь, и ее захватили в полон и погнали в узил. Очень свежо звучит: «комок опухоли - неожиданно -бывают нужные и полезные раковые опухоли!), «травля однажды кликнутая, она не лежит, она бежит» (с. 47. Бегут вообще борзые на травле, а сама она, по законам русского языка бе-жать не может), «охват рака по шее» (с. 78. Это какого рака по шее охватывают? Речного?), «всю страну как бабу перещупал» (с. 81. Высокого же мнения Исаич о своей Родине!), «что называли хорошим и о чём колотились люди» (с. 122. Бедные люди, за что их колотили!), «глазами ужаса» (с. 156. Это значит, ужас смотрел через глаза героя?), «не верил он в это переселение душ ни на поросячий нос» (с. 163. Оказывается, веру можно измерять носами и хвостами!), «перед харей раковой смерти» (с. 195), «перед пантерой смерти» (с. 198. Вспоминается пародия В. Соловьева на декадентские стихи: «Но не зови змею благоразумья ты в эту ночь. Ослы терпенья и слоны раздумья бежали прочь), «взы-вает к батогу сатиры» (с. 210);
      «….на его эшелонированной голове (с. 272. Эшелонированной, как известно, бывает оборона, а не голова), «тело вывалилось из этой стройной системы, ударилось о жёсткую землю и оказалось обеззащитным мешком» (с. 343 - А что нам здесь дает приставка «о» по сравнению с простым русским прилагательным «беззащитный»? У Солженицына какая-то декадентская жажда к словотворчеству на пустом месте.), «ждал своего спецпайка внимания» (с. 348 - вот оно, торжество командно-административной системы! Да еще в языке самого великого борца против нее и против спецпайков! Пролеткульту и Главлиту здесь нечего сказать!), «раненный стон» (с. 384 - раненым может быть человек. Даже в фигуральном смысле это явный перебор: стон достаточен для страдания), «подушечные бастионы радостно били ему пулеметами в спину» (с. 396. Осмысленность этого предложения находится на уровне знаменитого «Зеленые идеи радостно спят»: все члены предложения есть, а смысла нет...)
          Создается впечатление, что все это писал иностранец, или житель какой-либо из бывших союзных республик. Впрочем, не будем обижать последних, многие из них великолепно владеют русским языком, гораздо лучше Солженицына, и действительно любят и ценят «золото русского слова». Фазиль Ирзабеков, например. Солженицын в свое время в «Архипелаге ГУЛАГ» издевался над правописанием неграмотного казаха в магазине: «лампа летючий мишь, финал ученический». Как говорится, чему посмеешься, тому и послужишь, в своих трудах он временами демонстрирует такой же уровень владения русским языком. Однако, что простительно полуграмотному казахскому продавцу, то непрстительно русскому выпускнику литературного института, тем более - Нобелевскому ла-уреату.
        Здесь лишь часть литературных перлов «Ракового корпуса». И это без повторов. Без опечаток. Это его вид после того, как текст был прочитан ближайшим окружением автора, частично отредактирован в «Новом мире», побывал в редакции журнала «Нева», подвергся обсуждению в Союзе писателей, прошёл через руки редактора и корректора в первом издательстве, несколько раз просматривался корректорами при переизданиях. Иначе говоря, после того, как повесть прошла не один фильтр.
        Какое же зрелище представлял тогда собой оригинал? Жалкое и душераздирающее, говоря словами ослика Иа. Дорогие читатели, откроем вам ужасную тайну, а вы никому не рассказывайте: первые редакции «В круге первом» и «Ракового корпуса» не были приняты к изданию не за антисоветское содержание, а за литературную бесформенность, за несоответствие высоким стандартам советской литературы и «Нового мира» в частности. Гонорар за них, однако, автор исправно получил.
         Что же касается солженицынских неологизмов (типа «взапашку», «нехоть», «с желвью», «побежки»), то потуги автора стилизоваться под народный язык способны вызывать лишь улыбку. Как сказал бы Маяковский «Мужиковствующих свора. Смех: коровою в перчатках лаечных». Или еще точнее - из анекдота о том, как крестьянствовал Л.Н. Толстой: «Пахать подано». Под народного писателя маскировался человек, всегда стремившийся быть начальником, или придурком - в армии, в лагере и т. д. (см. выше).
         В общем, надеюсь, любой литературовед поддержит следующий тезис: большинство Солженицынских произведений является чудовищной циничной халтурой, или продукцией графомана. Недостойной того, чтобы загружать и пачкать мозги наших несчастных школьников, и так перегруженных до невозможности. Наши дети достойны лучшей участи и лучших текстов. Поэтому призываем убрать произведения Солженицына из школьной программы. И еще. За такие произведения стыдно давать и принимать Нобелевские премии. Поэтому призываем наследников лауреата отдать средства, полученные покойным А.И. Солженицыным, тем поэтам и писателям, которые действительно заслуживают награды.
          8 октября 2016 года в Москве произошло событие, о котором умолчали практически все средства массовой информации России. На воротах московского музея истории ГУЛага два молодых активиста РКСМ(б) повесили чучело Александра Солженицына. К чучелу была прикреплена табличка с надписью, в которой Солженицын был назван «первейшим врагом», «вравшим нам про ГУЛаг», и утверждалось, что он «глумился над правдой». В 2015 году табличка с надписью «Предатель» была повешена на памятник Солженицыну во Владивостоке.
         В декабре 2018 года был торжественно открыт памятник Солженицыну в Москве. На улице Солженицына, в которую в 2008 году с нарушением закона была переименована Большая Коммунистическая: на тот момент не прошло 10 лет от даты его смерти. Через два дня на этой скульптуре появилась табличка с надписью «Иуда», и возле памятника поставили наряд полиции. В июне 2019 года на постаменте этого памятника до блеска натёрли 4 буквы, так что стало выделяться слово «лжец». (Сайт «Военное обозрение» Эти происшествия, которые у нас стараются не афишировать и «не замечать», являются индикаторами того, что народ не приемлет чествования предателей, врагов России  и дутых кумиров, открытие «Ельцин-центров», финансирование «Гайдаровских форумов», включение в школьную программу насквозь лживых произведений бездарного графомана, объявленного «великим писателем» и чуть ли не «классиком русской литературы». Того самого, что писал о Великой Отечественной войне в своём многостраничном пасквиле «Архипелаг ГУЛаг» следующее:
         «Немцы были гуманны не только по отношению к военнопленным. Великие блага они несли всему населению в оккупированных областях. Немцы, во-первых, поразили население своей любезностью и галантностью. Во-вторых, кто-то надоедливо твердит, будто на захваченной земле они создавали лагеря уничтожения, открывали крематории и тому подобное, – это чепуха, на самом деле они открывали нечто совсем другое... Пришли немцы и стали церкви открывать. В-третьих, некоторым энергично-деятельным людям, томившимся в безвестности, немцы создали условия для реализации их своеобразных способностей и честолюбивых надежд.»