Снег. Рассказ посвящается памяти моего отца

Снег пошел как-то внезапно. Повалил мелкими хлопьями, серые деревья, стоявшие голые, без листвы и хвои, в миг еще сильнее потемнели. Или это потемнело в лесу? Потянул небольшой холодный ветерок, и снег, падавший тихо и ровно, закружился, стал забиваться под воротник и липнуть на лицо.

ОН поправил ружье на плече, новенькую двустволку шестнадцатого калибра, «горизонталку». Огляделся по сторонам, пытаясь понять, в каком он оказался месте.

То, что ОН заблудился, понял не сразу, но даже когда понял, что потерял все знакомые ориентиры, и тайга показалась ему чужой, незнакомой, не испугался, не запаниковал. «Надо же, – подумал – двадцать лет почти, как брожу по тайге, охо;чусь. Думал, что знаю её, как свои пять пальцев. Ан нет, видно, действительно, и на старуху бывает поруха».

Еще с самого раннего утра, слегка позавтракав и захватив с собой лишь чай с молоком в бутылке из-под вина, кусочек хлеба с котлеткой да печенюшку, отправился ОН в тайгу на охоту.  Небо было затянуто низкими свинцовыми тучами, и не вызывало сомнения, что вот-вот должен пойти снег. Но было воскресенье - единственный выходной, и нельзя было упускать шанса добыть немного мяса. Семья-то прибавляется, три дочки, пусть одна и неродная, ну и что ж, знал ведь, когда звал замуж…

Самца косули, бежавшего сквозь чащу чернотала, ОН выцелил быстро и выстрелил. Но самец не упал, как ОН того ожидал, хотя точно видел, что не промахнулся. А через мгновение лишь белое пушистое пятно замелькало в глубине чащи и скрылось из виду. Второй выстрел не последовал, хоть палец и лежал на курке – зачем, стрелять в задние ляжки смысла нету, убить не убьешь, а мясо попортишь.
ОН поискал на засохшей уже давно траве следы крови, в том месте, где пробегал самец. И, действительно, довольно быстро нашел подтверждение того, что попал в него.  Самец косули, убегая, терял каплю за каплей свою кровь, алой краской окропляя сухую, пожухлую траву.

ОН успокоился, зная, что добыча, можно сказать, уже у него в рюкзаке. Надо только немного подождать, перекурить, пусть зверь отбежит немного, ляжет в укромное место зализать рану и уже не сможет подняться. Надо только выждать время и по следу подойти к нему на выстрел, если, конечно, рана небольшая. Обычно раненый зверь, ОН знал это давно, старается укрыться в зарослях, если не почует, что его преследуют, и будет лежать там до последнего, ничем не выдавая себя. Вот только кровь, оставленная на траве, непременно выдаст притаившегося зверя, только он об этом, наверное, не догадывается, а подчиняется лишь инстинкту самосохранения. А если сразу начать преследование, то зверь будет бежать, пока есть силы, а пробежать он может о-очень далеко.

ОН нашел невдалеке поваленную ветром березу, присел, достав из кармана штанов железный портсигар, открыл его, вынимая папиросу «Север». Постучал ею по портсигару, затем дунул в мундштук и подкурил от зажжённой спички. Спичку задул и покрутил между пальцами, убеждаясь, что она погасла. Когда папироса была выкурена, ОН поплевал на неё и растер об каблук кирзового сапога. Так тушил папиросы в лесу его отец, чтобы не допустить возгорания, так тушил папиросы и ОН.

Когда с папиросой было покончено, ОН взглянул на часы, что были на руке. «Рано, еще минут тридцать, и тогда можно будет идти»,- подумал про себя. Но эти тридцать минут ожидания надо было чем-то заполнить, а терпения и выдержки не хватило. «Да нет, - начал ОН рассуждать, - попал я в него хорошо, и кровь вон как брызнула; наверняка он уже сдох где-нибудь под кустом. Пойду, может, раньше домой вернусь с добычей. С жены чекушку, за добычу, стребую, наверняка у ней в заначке есть». И ОН пошел по следу.

Как он мог просмотреть его, так и не понял, вроде чистое место, ни кустиков, ни высокой травы, в которых обычно любят прятаться косули. И вдруг из-под ног выпрыгнул тот самый раненый самец.  От такой неожиданности ОН растерялся, всего лишь на мгновение, но этого хватило самцу косули, чтобы преодолеть метров пятнадцать и юркнуть в поросший густым тальником и молодым черноталом ключ. Раздавшийся следом выстрел не задел его, лишь ветки тальника посекла картечь.
«Как жаль, что нет собаки, – начал опять рассуждать про себя ОН, - с ней-то давно уже управились бы с косулей. Только вот где взять-то хорошую, «рабочую» собаку? Таких даже в соседних деревнях редко у кого встретишь. А породистых, так, вообще, во всей округи не сыщешь. Но делать нечего, надо идти, а то снег пойдет, чего доброго, присыпит след». И ОН пошел, выискивая на кустах и траве следы крови. Так, идя последу, ОН прошел еще где-то с полчаса или даже чуточку больше. Время в притихшей тайге, когда солнце спрятано за густыми тучами, тянется по своим законам, и без часов очень трудно определить точное время.
Но вдруг след оборвался. Он несколько раз кругами обошел то место, но следов крови не обнаружил.

«Вот те раз, что за хрень такая? – ОН поднял голову и осмотрелся по сторонам. – Да быть такого не может! Такая рана враз не заживет, а если кровь вся вытекла, то куда делась туша? Вот место, где зверь, видно, прилег, здесь есть уже лужица свернувшийся крови. Значит, минут десять-двадцать назад он еще был здесь. Но куда же мог деться? Ничего не понимаю». ОН закурил, осматривая окрестности и продолжая строить догадки. А когда докурил, по привычке, сначала заплевал окурок, а затем растер его об каблук сапога и решил покружить здесь, в надежде отыскать всё-таки след. И действительно, вскоре ОН нашел след, но не косули, а след, проливающий свет на то, что здесь произошло.

А произошло, как сразу ОН понял, когда увидел след волка, следующее: самец, преследуемый охотником, случайно напоролся на волка. Задавить раненую косулю было не трудно, к тому же, видно, сыграл свою роль тот фактор, что подранок, убегая от преследования, не смог вовремя учуять запах волка. Расправа была быстрой, но тут, видно, волк услышал шаги приближающегося человека, закинул косулю на спину и был таков. Вот почему пропал кровавый след.
«Вот дела! – думал ОН – Надо же, какой хитрюга! Смылся, можно сказать, у меня из-под носа, с моей добычей! Ну да ладно, «дружок», попадись мне только». И ОН вновь поправил на плече свое ружье.

Ружье на самом деле было отличное, «прикладистое», ОН радовался ему, как мальчишка. Как-никак, а это его первое собственное ружье. Ну что ж, что купила его ему жена Лиза. ОН, между прочим, на работе был, когда ружья в промтоварный магазин завезли. А жена, зная его страсть к охоте, и купила ружье за шестьдесят рублей.

Преследовать волка было бесполезно, его добыча досталась другому, и ОН повернул обратно, но, пройдя всего с полкилометра, вдруг неожиданно понял – ОН заблудился. Да. да, именно заблудился. Это открытие его даже немного позабавило вначале. ОН, исходивший эту тайгу вдоль и поперек, знавший здесь каждый ключик, каждую марь, и заблудился!

Как-то в детстве он с младшим братом Юркой уже блуждал по лесу, когда они бегали за грибами. Тогда тоже, как и сейчас, было пасмурно, и они, сделав большой крюк, вышли на проселочную дорогу в пяти километрах от села. Но то было в детстве, а сейчас? Как-то все по-глупому вышло, надо было подождать еще с полчасика, так нет – поспешил.
 
Когда преследовал самца косули, то точно представлял, куда он бежит, и что за ключом, в который он нырнул, будет небольшая марюшка, а там дальше тянулась рёлка, вплоть до верховьев Липустинского ключа. Где он и должен был сейчас находиться. Но место было ему не знакомо. Там, в верховьях ключа, не один раз он охотился и с бригадой, и в одиночку. Но сейчас все было незнакомо. «И как я сразу не сообразил, что за ключом никакой мари не было, а шел редкий березняк, – вдруг вспомнил ОН. – Куда зверь меня все-таки завел? Три часа за ним, как дурак, гнался».

ОН присел на валёжину - надо было подумать и попытаться сориентироваться. Достал, было, портсигар, но передумал, глянул на часы – так и есть, время обеда, желудок - самые точные часы в этом плане, всегда подсказывает время перекусить.
Холодный крепкий чай с молоком, как не странно, немного согрел желудок, вопреки законам физики. А может, просто чай, двигаясь по кишечнику, своим холодом ощущал тепло внутренних органов, создавая иллюзию теплоты. Как, например, когда рукой трогаешь свой лоб, пытаясь определить температуру, то пусть даже у тебя будет тридцать девять, ты все равно чувствуешь, что лоб прохладный.

Когда с бутербродом было покончено, ОН, запивая чаем, принялся есть печенюшку с повидлом, испеченную его женой-рукодельницей. ОН давно заметил: за что бы она ни бралась, все получалось у неё на славу.

Вновь достал портсигар, отметив про себя, что осталось там всего полпачки папирос, закурил и продолжил рассуждать:
«Зверь всегда бежит от преследователя по кругу вправо, и тогда я должен был оказаться в верховье Липустинского. Жаль, что сквозь нависшие тучи не видно солнца, тогда бы я не блуданул тут. А если он побежал против часовой стрелки, на ветер, что вполне вероятно, то я должен быть где-то в верховьях Баргулинского ключа. И где-то здесь недалеко мы в прошлом году заготавливали лес. Да, похоже на то. Но где же тогда сам ключ? Здесь кругом поросшая ерником марь да кочки. Нет, не похоже на верховье Баргулинского. Иначе я бы на лесовозную дорогу вышел, а её не было. Надо двигать вон до того око;лка и там поискать ключ; по его течению двигаться вниз, и он наверняка выведет меня на «Царскую» дорогу. Ведь дорога та тянется вдоль Зеи, а ключи все в неё впадают». И ОН пошел в намеченном направлении, в сторону видневшегося вдалеке око;лка.

«Вот интересно, – продолжил ОН свои рассуждения, - прижилось же название «Царская», хотя не царь же её строил и не он по ней ездил. Ну да, строилась она еще до советской власти, но что из того. Назвали бы, например, «Золотой» дорогой, ведь соединяла она все поселки, раскинутые на берегах реки до самого города Зеи, и возили по этой дороге, говорят, золотишко со всех приисков до самого Благовещенска. И строили-то ведь на совесть, жаль, что разбили её вконец тракторами да лесовозами, но кое какие участки той дороги все же остались нетронутыми».

Первые редкие снежинки упали на его руки, когда он встал с валёжины и стал закидывать рюкзак за спину, и уже через полминуты снег валил мелкими хлопьями. Видимость уменьшилась, околок скрылся где-то в белой пелене снега, но ОН успел запомнить ориентиры и тронулся в путь.
Возле самого око;лка он вспугнул троих косуль: самца с самкой и годовалым теленком. Те, выскочив из небольшого кустарника, где лежали, укрывшись от непогоды, большими прыжками рванули через кочкастую марь и вскоре скрылись в снежной пелене и наступавших сумерках.

 ОН не стал на них отвлекаться, так как уже темнело, и снег еще больше припустил. А ОН старался успеть до темноты взять хоть какой-нибудь знакомый ориентир. Но, как назло, и возле око;лка следов ключа не обнаружил и тогда решил просто идти, стараясь забирать как можно левее. Ведь заблудившихся всегда тянет вправо, и они, делая круг, всегда возвращаются обратно, в то же место. Это знают даже мало-мальские охотники, а ОН считал себя опытным охотником.

С раннего детства он видел, как собирается на охоту его отец. А вернувшись, разрешал ему как самому старшему из детей чистить ружье. Любил ОН наблюдать за тем, как отец заряжал патроны: засыпал в них отмеренный порох, тогда еще дымный, запыже;вывал, вкладывал в патроны картечь и заливал их воском. А как подрос, стал отец брать его с собой на охоту, передавая сыну свой нехитрый опыт.
 
Когда вернулся после войны, в срок девятом, отслужив еще и срочную службу, то охотился ради удовольствия. С отцовским ружьем пропадал все выходные в лесу. Отец к тому времени уже редко ходил на охоту, «ноги не те» - жаловался он сыну.
Когда женился, охота стала уже необходимостью, семья разрасталась, зарплаты в лесопункте небольшие, а семью надо чем-то кормить.

«Хозяйство своё – это, конечно, хорошо, - не раз думал ОН. -  Спасибо  родителям жены, телку дали. Теперь она уже доится, тоже подспорье немалое, хоть и ухода требует куда больше, чем коза, бывшая до этого. Но зато и молока больше от коровы».

А тайга, она тоже в стороне не останется, всегда поможет выжить, если с ней по-человечески обходиться, не разорять её, не бить зверя понапрасну. Наставление отца он помнил: «Надо всегда знать, сын, – говорил его отец, - когда и в какое время, какого зверя бить. Вот возьми, например, косулю. Летом как её стрелять? У ней ведь козленок, без мамки погибнет. Вот и выходит, что ты одним выстрелом сразу двух убил, только одного возьмешь, а другого погубишь напрасно. А погоди до осени, и он подрастет, взрослым станет. А самца косули, того, что с рогами, можно бить летом, только стрелять надо, если уверен, что сразу наповал. А то, бывало, неопытные охотники стреляют почем зря, зверь убежит и пропадет где-нибудь в чаще и только воронью и достанется».

В тайге стало уже совсем темно, ветер успокоился, и теперь снег, как и в начале, падал ровными хлопьями, укрывая землю от предстоящих зимних морозов. А ОН все шел и шел, всматриваясь в темные контуры деревьев и, словно зверь, пытающийся взять след, выискивал взглядом все, что могло помочь ему определить своё местоположение.

А когда устал, ОН стряхнул с пенька снег, присел на него отдохнуть и, приставив ружье к ноге, закурил. В портсигаре оставалось еще четыре папиросы.
«Если к полуночи не выберусь, придётся заночевать, – решил ОН про себя, – надо будет только найти хорошее место для ночлега. Да насобирать побольше сухих веток для костра».
 
Когда затягивался в очередной раз дымом папиросы, его как будто током ударило: «Да это ведь седьмой участок, точно! Я ведь отсюда в прошлую зиму лес вывозил на своем лесовозе, точно! А вот там должна быть дорога. Как я не заметил, что перешел её?»  Он подскочил с пенька, подхватил ружье и чуть не бегом поспешил в обратную сторону - к тому месту, где, как он предполагал, должна быть дорога.
И точно, присыпанная снегом, еле видная в ночи, дорога была.

«Да она за лето травой заросла! Вот почему я её сразу и не заметил, а колею; за кочку принял. Ну теперь мне хоть понятно, куда меня черти занесли. Вот там марь, Чернятина, а за ней и поселок уже. Отсюда до дома километров пятнадцать, и я совсем немного не дошел, оказывается, до Кухтеринского ключа. Погоди! Так это я, выходит, крюк километров двадцать без малого сделал, – мелькали одна за другой в его голове мысли. – Ну, теперь точно в тайге ночевать не придётся. Теперь, «паря девка», как он любил выражаться, я уже, почитай, дома».

И ОН уверенной походкой пошел по дороге, еле угадывающейся в темноте, держась рукой за ремень висевшего на плече ружья. И ему вдруг в этой промозглой ночи представилось, как ома трещат дрова в печи, а жена Лиза ставит на стол сковороду с жаренной на сале картошкой. И ОН даже уловил запах, исходивший от сковороды. И вспомнилась ему почему-то их первая встреча…

Первый раз, когда он увидел свою будущую жену, то не спустил ей трап. Он работал тогда матросом на катере, возили они людей и мелкие груза между поселками. А она припоздала, трап уже был поднят, и катер вот-вот должен был отчалить. Знал бы тогда, что эта девушка с длинной черной косой станет его женой, на руках бы занес её на катер. А тогда не разглядел её, видно, да и замужем она уже была в то время. Это намного позже, в пятьдесят четвертом, они сошлись, расписались, и родила она ему двух дочек. И вот теперь снова беременна, сыном, наверное, а если нет, то ничего страшного, в следующий раз сын получится. Должен быть сын, а то как же иначе, сын нужен, кто род продолжать будет?

Снег внезапно прекратился, и первые звезды выглянули сквозь тучи, любуясь первым выпавшим снегом. И от сияния этих звезд дорога, по которой ОН возвращался домой, озарилась, словно от тысячи маленьких фонарей.

Ноябрь 2019 г.