Глава 13. Задание выполнено!

Глава 13.  «Задание выполнено!»

Меня долго интересовал вопрос, почему наш Витя не летает на спорт, как, например, Никаноров. Грамотный техник, любит свое дело и ярко выраженный флегматик по темпераменту – это довольно сильный психотип для летной работы.
- Виктор Иванович в свое время поступил в Запорожский УАЦ, но говорит, что его списали по здоровью - у него появилась аллергия на армейские подушки. А может и брешет. Может у него что-то с летной успеваемостью не срослось, и его отчислили «по нелетке», - на этот мой вопрос как-то ответил Лядов, – такое бывает. В летных училищах большой отсев по летной неуспеваемости. Если поступишь – сам увидишь. Но хороший техник всегда предпочтительнее слабого летчика. В общем, судьбу надо ломать под себя, - подытожил Сергеныч.
В 6.30 утра мы уже были нас стоянке. Виктор крутился под «106-ым», нам махнул рукой, мол, идите, расчехляйте «84-ый», без вас справлюсь. Пока парни сдергивали чехлы, я получил у Виктора комплект отверток и моток контровки.
- Видел, как я контрил гайки и болты? Сегодня это делать придется вам, мне некогда. Закончите с контровкой – зови, я проверю, и ставьте зализы. А потом, как договаривались, поможете мне на старте.
Постоянно отбивающийся от стаи Жарков только сейчас неторопливо шествовал из столовой на стоянку.
- Жарков, мать твою, чего плетешься, как беременная улитка?! Бегом к самолету! – это от инженера вышел Лядов.
Жарков сделал вид, что ускорился.
- Чистик, сегодня ты газуешь, готовься. Жарков! Да пристегивайся же, не сиди как пень! -  подошедший Лядов сунул ему шлемофон.
Я даже и не считал, сколько попыток сдать норматив уже предпринял Жарков, было откровенно пофиг. То, что зачет он и сегодня провалил, было понятно после первых же горячих эпитетов Сергеныча в его адрес.
- Все. Вылазь, некогда мне с тобой возиться. Плохо. Очень плохо... Ничего ты, как видно, не понял. Или не хочешь понимать. Даю тебе еще один шанс в пятницу на предварительной. Или сдаешь, или вылетаешь из аэроклуба. Иди, убирай дерьмо и дальше. Чистик, в кабину!
Валерка быстро запрыгнул на крыло и мгновенно привязался. Он был самым шустрым из нас, занимался футболом и, как говорят, довольно успешно.
Валера с газовкой справился нормально, судя по подобревшему Лядову. Ну и хорошо. Сегодня нашему полку «отгазовавших» прибыло.
 - Сереня, докладывай, чем будете сегодня заниматься? – спросил меня Лядов.
- Законтрим резьбовые соединения хвостового оперения и поставим зализы. Потом пойдем Виктору Ивановичу помогать на старте, – деловито ответил я.
- Совершенно в дырочку. Дерзайте!
Заниматься контровкой нам не понравилось. Искололи все пальцы. Между заправками подошел Витя и, хмыкнув, забраковал несколько скруток, еще раз показал, как надо делать правильно. После чего он сходил за инженером. Павел Геннадьевич еще раз проверил качество контровки и опять все это дело тщательно опломбировал.
Ставить зализы на хвостовое оперение, не смотря на то, что они, по-сравнению с крыльевыми, были в несколько раз меньше, оказалось намного труднее. Расстояния между винтами были короче, а несовпадений отверстий - больше. Кроме того, стоя на ящике и закручивая зализы сверху, приходилось со стороны тянуться и вслепую наживлять винты, а крутить, держа отвертку сбоку и на вытянутой руке - оказалось настоящей мукой.
Видя наши страдания, подошел Витя:
- Сергей, можно залезть на фюзеляж и сесть на него верхом, как на коня. Так будет удобнее и все видно. Не зря же мы вчера хвостовые подъемники оставили?
- А что так можно? Обшивку не продавим?
- Не переживай, твой вес она выдержит, – улыбнулся Витя и пошел обратно на старт.
Дело сразу же заспорилось. По-очереди, меняя друг друга, мы за час – полтора управились.
- Осталось только винт поставить, - сказал Ромка Грудинин, - и можно летать.
- Витя сказал, что еще есть работа внутри самолета, регулировка управления, пломбировка и все такое - откликнулся я. – Но к субботе наверно успеем.
Остаток дня провели на старте, помогая Виктору обслуживать технику. Я впервые самостоятельно подготовил, выпустил и встретил самолет с Тертычным и Юрой Никаноровым. Александр Иванович расписался в журнале подготовки самолета по поводу отсутствия замечаний. А потом передал мне ручку и сказал, чтобы я тоже поставил свой автограф, как должностное лицо, готовившее матчасть к полету. Меня распирало от гордости.
Полеты прошли буднично и без происшествий. Скорее всего, будничными они становились в нашем постепенно закаляющемся сознании.
После полетов, проведя послеполетную подготовку на «106-ом», мы с Витей приступили к навеске винта. Сложность в том, что винт был довольно-таки тяжелым - 40 кг, а его необходимо на оси подвернуть так, чтобы все отверстия и монтажные риски совпали. Один смотрит и дает команды, а остальные очень медленно миллиметровыми движениями подворачивают винт, добиваясь необходимой соосности. Иначе болты не войдут в резьбу. Было сделано довольно-таки много попыток, прежде чем мы добились успеха. Виктор перекрестным способом притянул втулку винта к фланцу вала двигателя и законтрил болты.
- Главное, чтобы винт был нормально отбалансирован, иначе придется вызывать доработчиков с завода. У нас условий для точной балансировки винта нет.
- А как винт балансируется?
- Видишь отверстия с резьбой в кольце гайки втулки? Вот они как раз предназначены для винтов крепления балансировочных пластин. Потом винты контрятся проволокой попарно.
- А как проверяется балансировка?
- При нарушенной балансировке возникает тряска винта, это будет заметно при работе двигателя, – сказал Витя. – А для точной проверки существует специальный прибор, его крепят к мотораме двигателя, к ее нижней части. Допуск вибрации, по-моему, не более 40 мм на сантиметр. Еще балансировка нарушается, если в винт попадет птичка, и создаст вмятину или забоину. Так, парни, на сегодня хватит, идите, отдыхайте.
Ага, не тут-то было. Меня за рукав дернул Жарков.
- Чего тебе?
- Надо потренироваться, а то Лядов обещал…
Надо, так надо.
- Виктор Иванович, пока «106-ой» не зачехлен, можно попрыгать? До ужина?
Виктор посмотрел на часы и махнул рукой и пошел к домику инженера.
- Санек, давай в кабину.
- Так парашютов нет…
- Бери чехол, клади в чашку.
Полтора часа Жарков пыхтел и обливался потом. Пока я в задней кабине давал вводные и работал с секундомером, Грудинин и Прокопчук с правого борта смотрели за правильным порядком действий. И практически в тот момент, когда Витя с другого конца стоянки свистнул и махнул нам рукой, чтобы мы закруглялись, так как стоянку надо было сдавать под охрану, Жарков, наконец-то, выдал положенные три секунды. Ну, может, чуть-чуть больше. Но прогресс был очевиден и похоже на то, что теперь, возможно не с первой попытки, но зачет Лядову он все же сдаст.
Ну, вот и чудненько, а то Сергеныч его огрехи мне в вину начал ставить, мол, не работаю с подчиненными. Смех и грех, «подчиненные», блин…
В четверг перед полетами мы, как обычно, прибыли на стоянку и без напоминания стали готовить «106-ой» к полетам. Подошедший Витя сказал, что сегодня с новым самолетом возиться не будем, ибо основную работу уже проделали. А вот завтра в пятницу на предварительной они с инженером будут заняться юстировкой управления, его контровкой и, наконец, завершающей процесс сборки самолета - установкой кресел. Завтра также инженер запланировал опробование двигателя и всех самолетных систем. После чего будет составлен акт о вводе самолета в эксплуатацию и допуска к испытательным облетам. А после десяти часов облетов самолет допустят к штатному использованию.
Эту смену мы отработали в обычно-привычном режиме. После разбивки старта помогали Вите с самолетом Тертычного (Никаноров продолжил летать по программе подготовки на первый разряд). Лядов мучил двух наших Ленок и летал на себя по программе личного совершенствования. Кстати, вторая Ленка, спортсменка - первогодок, в понедельник будет представлена Тютюннику на допуск к первому самостоятельному полету. Ну, пусть у нее все получится.
После полетов Виктор не стал нас задерживать на стоянке. Мы еще чуть-чуть погоняли Жаркова в кабине, и, зачехлив самолет, двинули в лагерь. До ужина еще было время, однако возле штаба нас ожидал Кузьмич:
- Все собрались? Сейчас будем заниматься укладкой парашютов. Завтра – предварительная подготовка к прыжкам на субботу. Моральные разложенцы есть? Нет? Вот и хорошо. За мной.
Под руководством снующего между столами Кузьмича мы до ужина укладывали Д-5 и запаски З-5. Это был единственный раз в жизни, когда мне доверили собрать парашют на прыжки. После, во время службы в ВВС, нас к этой процедуре и близко не подпускали. Для этого в полках существовали специальные группы.
В пятницу ответственный на побудке Кривонос выгнал нас на зарядку. На ставшую столь редкой из-за полетов, что мы уже по утренней пробежке соскучились. Однако, Кривонос, как оказалось, любил это дело, и во главе колонны погнал нас вокруг аэродрома, что без малого вылилось в полноценную «трешку». Сергеныч сказал потом, что Кривонос серьезно занимался легкой атлетикой и даже имел какие-то спортивные регалии.
После того, как мы отдышались, Кривонос отправил нас на спортгородок и заставил подтягиваться. Вот же зверь!
В первой половине дня мы занимались в своих классах. Лядов опять гонял нас «по кругу», опять мы из-за Жаркова буксовали. За час до обеда Сергеныч отправил нас на стоянку, где они с Прокопчуком отгазовали «106-ой». И, наконец-то, с третьей попытки Жарков умудрился сдать ему зачет по вынужденному покиданию.
После обеда на стоянке ревела наша новоиспеченная лошадка – «84-ый». Издалека мы видели, что в передней кабине сидел Павел Геннадьевич, а во второй – Виктор. До обеда они успели выполнить юстировку, контровку и опломбирование управления, и Виктор поставил жирную точку в деле сборки «84-ого», установив в кабины кресла.
Наверно, в общей сложности около часа они со снятым капотом гоняли движок на всех режимах, периодически выключались, осматривали двигатель, проверяли уровень масла, о чем-то совещались, потом опять занимали кабины и запускались вновь. Позже я спросил Витю - чего так долго-то насиловали движок?
- Первые опробования проходят по специальной программе, двигатель на земле длительное время должен отработать на определенных режимах. Потом осмотры. В общей сложности перед первым вылетом силовая установка должна не менее полутора часов проработать на земле.
- А почему сразу не отгазовать все это положенное время? Ведь заправки хватает на два с половиной часа полета.
- Ну, сам подумай, почему так нельзя.
- Из-за плохого охлаждения на земле двигателя и маслорадиатора? В полете они обдуваются встречным потоком…
- Соображаешь. Ну, все, Серега, самолет собран и готов к полетам, Павел Геннадьевич уже составил акт и подписал его у Тютюнника. Так что, теперь с чистой совестью можешь докладывать Лядову.
- О чем?
- Как о чем? О том, что партийное задание по вводу в строй летающей единицы выполнено.
После обеда под руководством Кузьмича мы занимались на парашютном городке. Болтались в подвесных, отделялись от макета Ан-2, прыгали с тумбочки. В конце занятия Кузьмич предложил всем желающим сигануть парашютной вышки. Желающих не оказалось, и Кузьмич, усмехаясь в усы, поигрывая своим знаменитым полуметровым брелоком, сплетенным из вытяжной фалы, удалился в свое парашютное царство – на склад.
Вечер пятницы прошел прозаично, но был скрашен гитарой. Я оттачивал свои первые аккордные последовательности и что-то пытался петь из «Землян». По-моему, это был «Маленький кораблик» или «Путь домой». А может, что-то и другое. Наши гитарные мастера по-очереди показывали класс и их послушать, как и раньше, приходили инструктора, и наши спортсменки. Гитара и турник – вот единственные компоненты вечернего досуга летом 1986-го...
Конечно, существовали и некоторые бытовые неприятные моменты. Дело в том, что питьевая вода на аэродроме была привозной и ее также использовали для приготовления пищи в столовой. В умывальники воду заливали техническую из скважины, и она была непригодная для питья. А бочку (бочка из-под кваса – 900 литров) с водой привозили раз в неделю, и целую неделю мы жили за счет нее. Гадские парашютисты приезжали на ночевку только перед прыжками, и пока мы занимались полетами или какими-то другими аэродромными делами, они эту бочку беззаботно опорожняли, набирали целые ведра, стирались, плескались, в жару обливались, мыли бошки и остальные части тела, в общем, использовали драгоценную питьевую воду не по назначению. В результате чего, как правило, к пятнице питьевой воды на аэродроме уже не было. Дело практически доходило до драк. Но проблема, почему-то, никак не решалась. Завхоз занимался подготовкой аэродрома к соревнованиям, ему было не до таких мелочей. А зачем ему вода здесь, если он жил в Моспино и каждый день уезжал домой? Мы вынуждены были ходить в столовую, где сердобольные поварихи из своих запасов наливали нам воду в трехлитровые банки. Странная и элементарная ситуация, так и не получившая решения. Но надо признаться, что был это единственный негативный момент, запомнившийся мне из событий тех давно минувших дней.
В субботу утро началось с замечательной погоды, но я надеялся, что к прыжкам метеоусловия ухудшатся, или хотя бы поднимется ветер, и прыжки отобьют. Воспоминания о первом прыжке до сих пор вызывали неприятные ощущения внизу живота. Хоть и понимал, что прыгать всю жизнь, пока буду летать, теперь участь моя.
Утром, как обычно, выполнили все необходимые работы по предполетной подготовке матчасти. На горизонте показался быстро шедший Лядов, на ходу надевающий шлемофон, и со вторым шлемофоном в руке. Сегодня очередь газовать оставшихся неохваченными Шлыкова или Жаркова.
- Сергей, - обратился ко мне Витя, - строй группу и докладывай Лядову о том, о чем мы с тобой вчера говорили.
- Что, серьезно?!
- Абсолютно! Сборка самолета в установленные сроки – это успешное выполнение приказа руководства аэроклуба, и это только ваша заслуга. Я в работе практически не участвовал.
- Группа, становись! - Как учили на НВП, скомандовал я, – равняйсь! Смирно! Равнение направо! Товарищ летчик-инстуктор, задание по сборке самолета с бортовым номером «84» выполнено! Старшина группы курсант Пожитков.
– За качественное выполнение поставленной задачи личному составу группы объявляю благодарность! – доклад Лядов принял вполне серьезно, приложив руку в воинском приветствии к шлемофону. - Вольно! Разойдись! Шлыков, в кабину!
Позже мы узнали, что у Сергеныча было воинское офицерское звание старший лейтенант запаса.
…Полеты отлетали в полном объеме плановой таблицы. Кривонос получил допуски к инструкторским полетам по кругу и в зону. Юра Никаноров начал летать вывозные на высший пилотаж. Высший пилотаж в поршневой спортивной авиации в корне отличается от высшего пилотажа в реактивной боевой авиации. В боевой авиации высший пилотаж – это выполнение фигур сложного пилотажа в сочетании друг с другом. Например: горка с углом 45-60 градусов с бочкой на прямолинейном участке. Или вертикальные «восьмерки» с углами 45-60 градусов с полубочками на нисходящей (восходящей) части. К высшему пилотажу в реактивной авиации также относится петля Нестерова с бочкой в верхней точке или предельный по тяге вираж с той же бочкой.
В поршневой спортивной авиации понятие высшего пилотажа несколько иное и гораздо обширнее. Здесь к этой категории относится пилотаж на вертикалях (с углами 90 градусов): повороты на вертикалях, вертикальные восходящие (нисходящие) «восьмерки», штопорные бочки и перевороты с вводом штопорной полубочкой, фиксированные бочки на вертикалях (фиксация через 45, 90, 120 градусов). Лядов как-то мне показывал бочку с фиксацией через 30 градусов, так я всю голову отбил об фонарь, болталась, аки язык в церковном колоколе. Еще есть очень странная фигура - «абракадабра» (срыв в штопор на восходящей вертикали, самолет, вращаясь в штопоре, по инерции какое-то время летит вверх). Отдельный «культурный» слой аэробатики – это обратный (перевернутый) пилотаж. Еще то удовольствие, когда на тебя воздействуют многократные длительные отрицательные перегрузки, да такие, что из регулировочных пряжек вытягиваются привязные ремни, и ты, если их своевременно не подтянешь, упираешься головой в фонарь кабины. Я уже и не говорю о дискомфорте и вреде для организма. Врачи говорят, что при всех типах перегрузок (положительные или отрицательные) внутренние органы смещаются до двенадцати сантиметров. Вот такая вот цена летной работы, недаром у летного состава выслуга идет год за два, так как в процессе интенсивной летной работы происходит ускоренное старение и износ организма, и с этим ничего не поделаешь, организм не восстанавливается. Не зря у летчиков существует поговорка, эдакая игра слов: «меньше летаешь – дольше летаешь».
За час до конца полетов начал расчехляться прыжковый Ан-2. Подошедший на старт Кузьмич погнал нас на склад за парашютами и брезентовыми столами для старта. С трясущимися руками и тремором ног мы нацепили на себя парашютную сбрую, и расселись на столы по подъемам. Ан-2, пилотируемый замом Тютюнника Марковым, выполнит всего два рейса, причем, вторую группу будет грузить без выключения двигателя. Я очень переживал за приземление. На всю жизнь у меня осталась неприязненное отношение к парашютным прыжкам именно из-за страха перед приземлением.
Когда крайний на сегодняшних полетах Як-52 еще заходил на посадку, Ан-2 уже стоял на линии предварительного старта. Кузьмич с парашютом ПО-16 (в простонародье «матрас») повел наш подъем на посадку в самолет. Я, как прыгающий первым, поднялся на борт крайним.
А верный друг Валерка Бельдяга все-таки приехал на аэродром, как и обещал. Вон он около асфальтового круга возле нашего оранжевого мопеда машет мне рукой.
Вопреки моему паническому ожиданию, а скорее всего, все же сработала малая толика уже приобретенного прыжкового опыта, приземление в этот раз произошло очень даже удачно. Я, конечно, на ногах не устоял, но и Кузьмич всегда говорил, что пытаться устоять при приземлении – это убийство позвоночника, а падение равномерно размазывает ударную нагрузку по всей площади тела.
- Знаешь, что самое приятное в парашютных прыжках?  - как-то спросил меня Лядов.
Я пожал плечами, ибо не понимал, что может  быть приятного в добровольном использовании спасательного изобретения Котельникова?
- Отходняк после прыжков, - заржал Сергеныч.
Прыжки прошли быстро и без жертв, за полчаса управились. Даже парашюты не стали укладывать, просто в сумках отнесли на склад. Кузьмич сказал, что их будут собирать следующая партия будущих призывников, направленных военкоматами на десятидневные курсы ВДВ.
Валерка меня поздравил со вторым прыжком и сказал, что я скоро смогу претендовать на третий разряд спортсмена-парашютиста. Это «великое» звание присваивают после третьего прыжка.
Аэродром потихоньку разъезжался. Кто-то на личном транспорте, кто-то грузился в наш родной Урал. Я сбегал за рюкзаком, и мы с Валеркой на наших «Карпатах» взяли курс на Донецк. Впереди заслуженные выходные.


Продолжение http://proza.ru/2022/08/12/789