Экс-ры IV 8 гл Остров Плоский

Глава 8

Грузинский князь

Договор – дед раскрывает свои тайны — грузинский князь – мы идём в магазин — остров Плоский

Остров Плоский

Катер был не первой свежести, но в боевой форме. Старенький немецкий мотор «Крупп и сыновья» работал ровно, без перепадов.

Мы прошли мимо Зелёного острова, миновали Электростанцию и устремились к острову Плоскому или как его ещё называли Травяной из-за зарослей тростника.
Конечно, моему восторгу не было предела, катер нёсся по воде как на парусах, обгоняя вёсельные лодки. На нас смотрели с нескрываемой завистью. Из маленького магнитофона «Легенда» неслись песни Новикова.

— Этот тоже был сидельцем по молодости и больше по собственной дурости, чем по умности, — сказал мне дед.
— А он что и молодым сидел? — удивившись, спросил я.
— А как же что ты за студент, если у тебя не было приводов в милицию. А этот химичил в Тагиле. Ну, ничего, потом Саня поступил в Горный и продолжил учёбу. Если бы его на начальной стадии жизнь не поколотила то, наверное, не написал свои лучшие песни.
— А разве надо чтобы жизнь поколотила.
— А как же это же опыт. Вот смотрю я и вижу тебя-то жизнь-то тоже не оставляла в покое поколачивала. Если бы ты не лазил по своим подвалам, да не били тебя дружинники за твоё правое дело, то ты так и остался бы тем юным дураком.
— Вези меня извозчик по гулкой мостовой, — пел Новиков.

Потом дед поставил кассету с Иваном Флеком.
— Моему среднему брату Новиков подарил свою пластинку с песнями, но отношение у меня к этому барду двойственная, — сказал я.
— Почему парень он вроде неплохой.
— Дело было на городской Плотинке. Это было в те дни, когда ГКЧП хотела совершить переворот. Новиков вышел пьяный в ураган на восточную каменную лестницу, где была устроена сцена, над которой находится Водонапорная башня. И крикнул в микрофон.
— Раз в стране такой бардак будем петь бл*дские песни.

Ему хотел возразить старенький ветеран войны, но Новиков послал его подальше.
Дедушка был при орденах и медалях, но это Новикова не смутило, ведь он был пьян, и ему было хорошо.
А ветеран отошёл в сторону, он плакал и с тех пор к Новикову у меня двойственное отношение. И тут не нужно говорить сглупа он так поступил по отношению к ветерану войны или по пьяной дурости, важно другое его личное отношение к ветеранам. Может быть, ему потом кто-то уже сказал об этом и он жалеет, что так поступил. Но так сказать при большом скоплении народа, когда его самого все знают это, говорит о простом хамстве. А характер у него не сахар это известно мог запросто сорваться…

— Всё хватит трепаться, подходим к острову тут есть подводные камни, так что поосторожнее, — предупредил меня дед.
Катер, описав дугу вокруг острова Плоского, подошёл к маленькому уютному пляжу с бело-жёлтым мелким песком. Рядом из воды торчали огромные серые овальные камни с белым помётом чаек. Мы вылезли из катера, дед поднял мотор, чтобы не повредить винт.

Мы расстелили кусок плёнки и выложили из сумки продукты. Дед хотел было вытащить из катера складные стулья но, видя, как я растянулся на тёплом песке, оставил их там.
Мы раскрыли пакеты с кефиром. Дед нарезал на тонкие пластинки триста грамм Московской колбасы, которые мы вставили в разрезанные булочки.
В самый разгар нашей трапезы к нам из кустов вылезли не трезвые парни и стали требовать по-хорошему спиртного. Один из них наступил на газету с продуктами и дёрнул её, так что наша колбаса с булочками и кефиром оказались на песке. Другой пощупал карманы пиджака, который дед повесил на кончик обломанной ветки берёзки.
Дед подмигнул мне сказав.
— Серж налей им из своей воронёной… фляжки.

Я поднялся и подошёл к катеру, где достал из кармана куртки пистолет и показал парням.
— Девять грамм хватит или добавить до восемнадцати? — спросил я у парней.
Те сразу напряглись, испуганно переглянулись и тихонько ушли.
Дед взял у меня пистолет и отправился следом. Я тоже не стал стоять и пошёл за ним. Слышу, а там впереди уже раздаются вопли, выхожу, вижу, дед ходит между сидящими парнями — их семеро, чуть поодаль сидели три девушки. Возле берега находились вёсельные лодки.

— Вы что падлы людям жить не даёте, — говорил дед, тыча пистолетом им в лица.
Парни опасливо посматривали на расхаживающего между ними деда и оправдывались.
— Ну, пошутили.
— Вам не спирт, вам дёготь пить надо, свинец в глотку заливать.
— А мы вас сюда не звали, — сказала обиженно девушка с сигаретой в руке.
— А ты банановая бикса ротик свой закрой иначе я его закрою этой бодягой, — сказал ей дед и покрутил возле её лица дулом пистолета.
— Слушать всем сюда, — сказал дед. — Вы находитесь на общественном острове, где хамить просто нельзя, а как вы поступаете. Сидят люди отдыхают, а вы им в лицо «Спирт подайте!», да кто вы такие требовать. Приходите, берёте на Бога, прёте буром, топчите наш вайер. Роетесь в верхах, да только за это вас уже надо в дёжку долбить. Да из вас гребней наделать мало драконы, дубари. По клифтам шарите, да за это вас всех бы в один конверт уложить.

Дед не на шутку разошёлся и пересыпал свои фразы отборной уголовной феней, от чего у парней глаза округлились, хотя они вряд ли что понимали.
— Да ты нас не пугай своим травматическим мушкетом, — сказал один из парней.

Тогда дед вынул обойму и показал парням матовый блеск патронов пуль в гильзах.
— Здесь на каждого из вас столько цыплят, что и вашим воронам хватит. Что мазёво жить стали, не бось моргалки жуёте со своими мурловками. Музефаль пейте мышата, насос вам в глотку. Всем сидеть здесь тихо, я ваши мурлы запомнил. Как мы уйдём, так и вы валите и чтобы я вас на пруду больше не видел, а то разговор у нас будет короткий. Я вам точно Шуберта сбацаю пером по горлышкам.

Дед выстрелил в пустую бутылку, от чего её осколки разлетелись в стороны и к счастью не задели никого.
— Это вам не мушкет, а товарищ Маузер. Вы всё поняли? — сказал дед.
Парни наперебой закивали головами.
— Что языки присохи, ну то-то же, сидеть всем тихо, пока мы не уйдём. И там, на берегу, чтоб помалкивали, а то я вам яйца на токарный станок намотаю, а лярвам вашим по бултыкану вгоню в сракадуны!

Дед довольный произведённым эффектом махнул мне, чтобы я скрылся и пошёл за мной следом.
— Ты сума сошёл, — сказал я деду.
— Ничего, зато их духа не будет здесь несколько лет. А к ментам они не пойдут, это точно, кишка тонка…
— Ну что уходим? — спросил я.
— Нет, поедим, у нас же ещё есть пакеты, — сказал дед, глядя на разлитый кефир.
Мы вскрыли оставшиеся два пакета с кефиром, я вымыл в воде ломтики колбасы, стряхнул с булочек песок и мы продолжили трапезу.
— Надо сделать паузу, что бы они обосрались ещё больше и пойдём в сторону Палкино, пусть думают, что мы оттуда, — сказал, посмеиваясь, дед.

Проведя на острове ещё полчаса, мы сели в катер и пошли в сторону полуострова Гамаюн правда на половине пути дед повернул катер в сторону станции Свердловск-Сортировочная.
— А там что? — спросил я.
— Надо заглянуть к моему знакомому.
Катер аккуратно подошёл к пирсу, где стояло множество разных лодок, катеров и малогабаритных яхт.

Я остался в катере, а дед ушёл к своему товарищу.
Посматривая в бинокль, я увидел, как с острова Травяного отошло несколько лодок, которые направились в сторону станции Электро-Депо, где находилась лодочная прокатная станция.
— Как бы они не проболтались, — подумал с тревогой я.
Скоро пришёл дед со своим товарищем.
— Вот Семён это Серж мой так сказать родственник, так что если найдётся, для него здесь место то будь любезен предоставь.
— Привет, — кивнул мне товарищ деда такой же дедушка. — Отель не обещаю, но место здесь для него будет.
Мы помахали ему, и пошли дальше.

— А это кто? — спросил я у деда.
— Тоже такой же горемыка, как и я, вот мы с ним и держимся и помогаем друг другу. Если что он поможет. Денег не предлагай, может обидеться, а вот продуктами в самый раз поможешь. У него здесь свой домик, он раньше в депо работал слесарем.
— Те ребята, что были на Плоском, ушли на станцию Электро-Депо, — сказал я.
— Ну, значит, местные или с города… ну, всё равно не мешало их пугнуть, чтобы не вели себя по-хамски, — сказал дед.
— А если они заявят в милицию.
— Эти не заявят, очко у них на это слабое. И кого искать сам подумай.

Катер увёз нас в Палкино, где жил ещё один друг деда, там мы попарились в бане, и попили домашнего квасу.
Ближе к вечеру возвращаясь, домой мы заехали на остров Шабур, где решили немного отдохнуть у костерка. Быстро собрав павшие сухие ветки, я устроил костёр, а дед принёс несколько полусухого плавника.
— Вот теперь можно и посидеть, а то комары нас тут заедят, — сказал дед.
Он принёс из катера гитару.
— Ну, а сейчас попоём, — сказал он.

Жужуна цвима мовида,
диди миндори данама
данама, данама, данама,
диди миндори данама.

Слепой дождик прошёл,
большую лужайку cмочил
смочил, смочил, смочил,
большую лужайку смочил…

Спел он и горько засмеялся.

Валю ровно сосны на снежное поле
Среди конвоиров сплошные друзья.
Коньяк и икра, но простите, доколе…
Жируют на мухах в сортирах князья.

После чего к нашему удивлению стал петь на французском языке с перебором струн. Я понял, о чём эта песня по знакомым словам и мотиву.

Sainte-Genevieve-des-Bois

Дед пел с надрывом, булькая горлом выплёскивая всю горечь прожитых лет. Его глаза были наполнены слезами, которые текли по лицу и капали со скул крупными каплями на впалую седую грудь.

Sainte-Genevieve-des-Bois...

— Это мне один верный человек переписал, сказал, что на магнитофон с «Голоса Америки» записал, — сказал дед.
— Да душевная песня. Так что же про царское золото, — завёл я старый разговор.