Фантазия

В беззаботном детстве я любил мечтать. Как и большинство пацанов представлял себя то красным героем, то милиционером, задержавшим вооружённого бандита, то представителем Земли перед инопланетянами. Поглощая очередную книгу о Великой Отечественной войне, воображал себя доблестным бойцом Советской Армии.
Посмотрев очередной военный фильм, спорили с ребятами о дальнейшей судьбе киношных героев. Нередко выдвигал свою версию, добавляя только что выдуманные подробности. Мне перечили:
— Откуда ты знаешь?
Я убеждённо врал:
— А я книжку читал.
Мне почему-то верили. С возрастом набрался опыта и количества прочитанных книг. Посему было легко общаться с детьми. Наговаривал им сорок бочек арестантов, наградой мне были восхищённые глаза и полуоткрытые рты доверчивой малышни.

К середине девяностых c удовольствием сочинял разные истории пятилетней дочке.
Гуляю с ней в гатчинском парке. Женечка уже порядком умаялась, мы присели на лавочку. В десяти метрах от нас в озере плавают утки, народ их кормит хлебушком. Птицы бросаются на угощение, потешая благодетелей. Давно заметил, что некоторые утки не стремятся к дармовой кормёжке, они даже выглядят стройнее. Прочие, напротив, разжиревшие, отвыкли сами добывать еду. За глаза зову их либералами. Им, приученным к булке и хлебу, приходится тяжко, когда начинается зима.
Дочка наблюдает, как утки выхватывают друг у друга еду.
— Папа, — говорит она, — я есть хочу.
У меня, как на грех, ничего с собой нет.
— Сейчас выйдем из парка, в кафе «Фантазия» и заморим червячка, — отвечаю я, — мороженое ещё возьмём.
Женечка повеселела. Мы шагаем по дорожке к выходу. Чтобы отвлечь ребёнка от желания поесть, рассказываю всякие байки. В какой-то момент даже возгордился тем, что умею захватывать внимание своими побасёнками. Кроме выдумки показываю и реальный мир. Принимаю на вооружение где-то услышанные слова: «Я как казах, что увижу, о том пою». Проходим Берёзовые ворота, — они построены двести лет назад из пудостского камня. Дочка слушает краткую лекцию о камне. Что поделаешь, — папа строитель. Огибаем Дворец бракосочетания, — рассказываю, как здесь мы с мамой стали новой ячейкой советского общества. Напротив дворца магазин для новобрачных, — там куплены наши обручальные кольца. Женечка крутит колечко на моём пальце.
Августовский день в самом разгаре, от нагретого солнцем асфальта веет жаром. Ребёнок увлечённо слушает. Главное, — не останавливаться. Впереди показалась лютеранская церковь. Сколько живу в Гатчине, ни разу не видел, чтобы туда кто-нибудь заходил. Я перевёл дух. И зря. Женечка тут же поинтересовалась:
— Папа, где же твоя фантазия?
Я слегка опешил, чуть не до обиды. Разливаюсь соловьём, а сочинять и не умею. Дочка, узрев моё недоуменное лицо, вновь задала вопрос:
— Папа, где кафе «Фанта-ази-и-яя?»
От сердца отлегло, ребёнок просто ухрястался.
Уже скоро, — успокаиваю дочку, — метров триста осталось.
Через десять минут отдыхаем в прохладе кафе. Раньше здесь был кабак с шестигранной крышей, народ называл его гайкой. Строительная организация, где я работал, возводила рядом жилой дом. Всё лето пять раз в неделю после обеда приходил в кафе, оно открывалось в полдень. Хозяйка, приветливая женщина лет пятидесяти, заваривала вкусный кофе. Я уединялся с чашечкой ароматного напитка, доставал из сумки неизменный томик Игнатия Брянчанинова. Так и отдыхал сорок минут, на дорожку заказывал ещё чашку кофе. Народу совсем нет, изредка заглядывали брутальные мужики в странной одежде. Впрочем, сильно не присматривался, увлечённый чтением.
— Надо маму сюда позвать, — предлагаю дочке.
Она, подкрепившись быстрыми углеводами, довольно соглашается. Дома Женечка разборчива в еде, даже в гостях у неё получается отказать:
— Женечка, ты почему не ешь? Невкусно? — спрашивает хозяйка.
— Здесь есть какое-то вещество, которое мне не нравится, — отвечает ребёнок.

В следующее воскресенье, ближе к вечеру, мы отмечаем семейный праздник. Помещение кафе разделено на два зала. Хозяйка посоветовала маленький, там стоят четыре столика. Обстановка ещё советская, внутри свежо, в окно едва пробивается солнце. Никто не мешает, мы попиваем чай с тортиком, Женечка веселится.
Только что вспомнили недавнюю встречу с моим коллегой Колей. Он окликнул нас, когда мы прогуливались втроём у Карпиного пруда. Перебросились парой фраз, Коля угостил дочку яблоком. Когда мы распрощались, жена довольно точно охарактеризовала моего знакомого.
Женечка услышала последнюю фразу:
— Не нравится мне твой Коля.
Уплетая яблоко, дочка возразила:
— А мне норма-ально!
Закончив трапезу, мы выходим в большой зал. Я остановился от неожиданности: все столики заняты, дым коромыслом, у стойки несколько человек сидят на стульчиках. Не иначе хозяйка постаралась, никто к нам даже не заглядывал. Иного объяснения нет. Не успели мы подойти к выходу, как три посетителя, покинули свои места, направившись в малый зал.

Утром на работе поделился с коллегами о посещении кафе. Двое ребят враз отреагировали:
— Зачем ты пошёл в бандитскую забегаловку?
— Почему в бандитскую? — изумился я.
— Как почему, — засмеялся товарищ, — там собирается по вечерам весь криминалитет Гатчины.

Вот так номер. Припомнились дорогие машины у входа в «Фантазию», прикид некоторых посетителей. Возможно, с таких архаровцев позже Балабанов создал образ Саймона в фильме «Жмурки». Больше кафе «Фантазия» мы не посещали. Вскоре на его месте открыли продуктовый магазин.

Спустя четверть века иду мимо и вспоминаю то жуткое время, покалеченные судьбы наших знакомых, новости по ТВ. Полным ходом шёл демонтаж страны, война в Чечне, трагедия в Будённовске. На работе рассказывали о выброшенных шприцах в подъездах домов, о мужиках, отравившихся суррогатным алкоголем, суицидах молодёжи, о дорожных проститутках. Знакомая прихожанка поделилась своим горем. Её дочь, симпатичная девушка двадцати пяти лет употребляла наркотики. Вдвоём они сходили на гатчинское кладбище. Насчитали около сорока могил, друзей и знакомых дочери. Она назвала причину смерти каждого: наркотики, алкоголь, криминал, суицид. По стране словно Мамай прошёл. Через двенадцать лет коллега рассказал об одноклассниках, его молодость пришлась на девяностые годы. Из восемнадцати ребят в живых осталось трое. Сегодня масштаб разгрома великой державы потрясает. За период так называемых реформ потери населения сопоставимы с людскими потерями в годы Великой Отечественной войны. Я всё это время не сталкивался с криминалом, хотя и слышал о бандитских группировках. Мне повезло, в отличие от многих соотечественников. Посему тот вечер в кафе и запомнился. Последний раз бандитские лица рассмотрел уже в начале двухтысячных. Мы строили в Санкт-Петербурге церковь Рождества Христова. Рядом с ней раскинулся небольшой парк. Это место и присмотрели работники ножа и топора для своих разборок. Они приезжали в полдень, мы в это время шли на обед. Три-четыре наворочанные тачки с тонированными стёклами загромождали дорогу, возле каждой стояли один-два мордоворота. Крепкие парни с бычьими шеями посматривали подозрительно, но заметив рабочую одежду, теряли к нам интерес. Видимо, устраивать стрельбу у церкви средь бела дня считалось у них западло. Спросить об этом мы не рискнули.
Огромная держава потеряла не только людей, но и достоинство. Конечно, глупо обвинять лишь элиту с интеллигенцией, и сам народ обманываться рад. Советское общество купилось на обещания «великих» реформаторов. Под красивые слова о свободе и демократии произошло жесточайшее разграбление великой страны. В утешение вспоминаются евангельские строки: «Невозможно, чтобы не приходили соблазны; но горе тому, через кого они приходят». Тем, кто не пережил соблазны, уже всё равно.

Название кафе, весёлые байки, рассказанные дочке и лживые посулы архитекторов перестройки странным образом соединились в одно безобидное слово «фантазия».