Встреча

 
               


Совместная работа авторов: Виталия Сирина и Натальи Глубоковой.
         
                - 1 -

              «Как хорошо, что здесь почти не бывает людей. И вид потрясающий: две встречных стремнины электрореки, инкубический оскалок напротив, названный кем-то "Помидором". Суккубы, инкубы... странный вкус у сочинителя топосов этого города.


             А вот и посетители. Нездешние. Это заметно. Местная публика любит показать себя - восточный все-таки город: женщины все словно куда-то собрались, а мужчины ... мужчины словно откуда-то пришли. Собственно, так оно и есть.


             А эти двое? Москвичи или Питерские? Помято-добротные, милитарикэжуальные - самое то для долгих иногородних прогулок. Коллеги? Нет, между ними явно привычка. Не смотрят друг на друга - незачем. Пара. Заказывает женщина. Не спрашивая. Знает его наизусть. Повезло мужику - в этом мирке заботится она. А, может, и не повезло. Интересно: почем нынче такая забота - что взамен? Впрочем, все эти игры выучены, кажется, наизусть. И как им не надоест повторять их день за днём, год за годом? Супружество. Отношения. Связи. Всё-таки хорошо быть одной, но не одинокой, как замечательно, что у меня есть Ты, и как же это прекрасно, что я никому не смогла бы о Тебе рассказать... да и не стала бы.


             Интересно он держит вилку, выгибая указательный палец, какой-то смутно-знакомый жест. Вся правда о человеке, в деталях: он тщательный и внимателен к мелочам - ручка в футляре! Перьевая! И книжка, обёрнута в плотный полупрозрачный пергамент, - такая нынче редкость... А она аккуратная и дотошная. Немного суетливая. Может, невроз? Протирает салфеткой чистый стол. О, как мило - у них с собой свои приборы! Мои китайские палочки всегда при мне, но вот до вилки с ножом я ещё не дошла, как, в прочем, и до перьевой ручки... Как насыщенно они молчат!


            Наверное, странно со стороны выглядит сидящая за пустым столом женщина с двумя чашками чая: одной в руках,  другой - напротив. А, впрочем, какая разница... Сейчас они уйдут, и я буду спокойно разглядывать потоки машин за стеклом и слушать нашу с Тобой музыку.


           Что Ты хочешь послушать сегодня? Такой торжественный день! Брандербургский концерт. Ре мажор! Годится? Закрою глазами минуту, включу внутри музыку... Они уходят. Как хорошо. Да ... Так хорошо... Ладоням ещё тепло от неостывшей чашки ...»



                - 2 -

              «Вновь хмурое ненастное утро, одного из дней, так бесконечно похожих друг на друга. В беспросветной размеренности которых уж сколько лет нет и проблеска цветущей весны. И смешны, право, попытки моей суматошной, вечно квохчущей жены, вдохнуть хотя бы глоток утренней свежести, с упорной наивностью меняя декорации нашего заплесневелого мирка. Нет сил противостоять её жужжащей настойчивости, и легче отсидеться у скучных друзей или в этом дурацком кафе, чем спорить и переубеждать её настырную стервозность, превратившую нашу жизнь в хорошо отлаженный конвейр. А ещё каких-то десять лет назад она казалась мне белокурым ангелом с мятным голоском, и сколько было надежд и планов... но всё развеялось как чудный сон. Пожалуй, вон та красавица за соседним столиком, украдкой взглянувшая на меня, напомнила мне ту, ещё не огрубевшую Марусю, которая читала мне стихи под Луной и умела так самозабвенно целоваться. Ну да что уж теперь, я и сам во многом виноват - сметы, договора, подковёрная грызня, финансовые отчёты, деньги, бумаги, труха... изо дня в день, из года в год, изредка прерываемые тупым лежанием на пляже на пару с оглушительной пустотой в голове»…


                … «И опять я ловлю на себе синюю вспышку её взгляда. Что-то всё время пишет в блокноте и, видимо, никого не ждёт. Задумчивое, глубокомысленное выражение лица. Ухоженные руки. Аристократическая внешность. А, впрочем, в той, досемейной жизни я тоже водил дружбу с литературной музой. И где вы все мои сочинения, которыми восхищалась та утончённая фея? Наверное, под горячую руку выброшены вместе с хламом моей излишне чистоплотной жёнушкой. Как странно, что я о них вдруг вспомнил».


               "Дорогой, твой кофе..."  - Ах да, надо непременно пить, конвейр не должен останавливаться. Чувствую настороженный взгляд жены. Она всегда так смотрит, лишь только стоит задуматься о чём-то вне отлаженной системы, или засмотреться... Ну и пусть. Позволю себе этот маленький каприз побыть самим собой в умиротворённой тишине воскресного утра.


               Какое-то сонное безлюдье сегодня. Только мы и та симпатичная дама с блокнотом. За огромными, чуть голубоватыми витражами берётся накрапывать нудный дождь. Неугомонно мельтешат разноцветные авто, вкрадчиво убаюкивая разливистым шуршанием. Откуда-то сочится тёплый свет, пахнет уютом дорогого кофе. Маруся завороженно молчит и начинает задрёмывать, бессмысленно уставившись куда-то в дубовый паркет. Все слова давно уже сказаны, будущее предопределено, и, за неимением настоящего, незаметно начинает затягивать прошлое».


                - 3 -

                «Милый, ты забыл свой эклер. Да что это с тобой сегодня, всё время где-то витаешь».  Узорчатая тарелочка с печёным лакомством неуверенно попятилась в мою сторону. И почему вдруг эклер, а, например, не штрудель? Нет, правда, почему? Откуда взялась эта детская прихоть? Попробуй теперь найди в лабиринте дней ту внезапную вспышку, породившую это сладкое удовольствие. Полуголодное, аскетское детство в красном галстуке и неизменным счастьем душистой мякоти ржаного хлеба не в счёт. Студенческие шальные годы, до предела заполненные лекциями, сессиями, безденежьем, пьянками и свободной любовью, также отпадают. И далее всё смешивается в дикий хоровод  дней, лиц и попечений. О, как всё-таки тяжела дразнящая навязчивость мучительного воспоминания. Хотя, вот яркой искрой что-то промелькнуло в сознании. Ухватить бы…

 
                Твои длинные, нежные пальцы уютно покоятся в моей ладони. Две кофейные чашки умиротворённо дымятся у наших обнявшихся рук. Ты мне что-то с увлечением рассказываешь, полыхая сапфировым светом глаз, о Шекспире, Набокове, Маркесе, но я ничего не слышу и не замечаю, кроме удивительного сияния, в котором заключено гораздо больше, чем вся мировая литература прошлого и настоящего. В них само великолепие, величие и непознанность Вселенной. На миг, словно во сне, всё становится зыбким, теряя очертания, звуки и формы, и мы сливаемся в одно целое. В объединённом сознании звучит полифония мыслей и образов, вокруг райские дали, и мы будто парим над землёй.

 
                Но зачем, зачем! лицемерно–вкрадчивый голос официанта, безучастно исполнявший свой ресторанный долг, произнёс тогда: « Ваши пирожные, господа!», тем самым разбудив воспаривших на седьмое небо счастливцев. И что же оставалось нам тогда, вкусившим небесной сладости и нечаянно упавшим на земную твердь, разве лишь закусить эклерами и допить свой остывший кофе.

   
                Лет двадцать назад это было, и сейчас, всё припомнив, кажется сентиментальным чудачеством напоминание о том райском блаженстве, и смешным выглядит набитый кремом деликатес, с умным видом предложенный Марусей. Эх, Маруся, Маруся, не хлебом единым…


                Нет, определённо есть тайное сходство, той, слившейся со мной когда-то в платоническом экстазе, и этой, задумчивой, всё время что-то пишущей в кожаном блокноте. Может быть, непостижимое, притягивающее выражение глаз, которое невозможно забыть, или что-то ещё, не поддающееся пониманию?»


                ***

                « Ну вот, собственно, и всё. Дожёван последний кусок, выпиты последние капли и минуты очередного уик-энда. Сквозь свинцовую неподвижность задвигалась, засуетилась, прикорнувшая было жизнь. Откуда-то из ресторанного полумрака взялась вдруг, и заскользила в нашу сторону стройная официантка, проявившись из темноты - вначале белоснежной блузкой, затем нежным, рязанским лицом и напоследок полыхнув алым бантом в красиво заплетённых волосах. Продолжая начавшееся по чьей-то невидимой указке движение, засуетились проснувшиеся руки жены. Зашелестел пакет, солидно звякнули разбуженные вилки и ложки, отправившись в хозяйский ридикюль. Шумно зазвенели колокольцы парадной, впуская в дверь тучного и броско одетого араба. Чья-то детская мордашка прилипла с улицы к голубому витражу, с интересом рассматривая неоновую реку и хлопая от удивления длинными ресницами. Лишь дама напротив оставалась в своей таинственной тиши, невозмутимо пребывая в одном лишь ей понятном состоянии сосредоточенного удивления. И  можно было подумать, что она находилась здесь и вчера, и в далёком прошлом, и будто бы будет всегда, словно тот «камень, который отвергли строители» и, тем не менее, «который сделался главою угла».

 

                - 4 –

              «На следующий день здесь совсем пусто. Я очень рада. Мне нужно многое обдумать. Даже не так. Мне необходимо о многом помолчать наедине с Тобой. Сегодня без музыки. И у меня странные ощущения. Знаешь, из тех, что никак не ухватишь за хвост. И слов-то для них нет на человеческом языке. Вот опять. Словно сейчас взлечу. Какое-то вдыхание пространства всем телом.


             Люди всегда оставляют отпечатки своего присутствия. А я их всегда вижу. Ощущаю. Всей собой. Почему так? Вон за тем столом вчера сидели эти двое пришельцев, и там все ещё остаются следы их отражений, запахи без запахов - словно разговоры без слов, похожие на их вчерашнее молчание...


               Сколько человеческих жизней минует каждого из нас ежедневно! Несколько тысяч? Наверное, около того. Надо бы как-нибудь сосчитать...


               Я сижу в самом правильном месте этого кафе, в единственной точке, откуда обозримо все пространство. Тщательно выбирала, искала его долгое время. В каждом заведении есть такая точка - откуда видно все. Но тсс...- это наш секрет. Наш с Тобой, дурацкий и никому не нужный секрет. Можно сегодня я выпью Твой чай? Я знаю, Ты бы разрешил... Остыл почти.


                Смотри-ка - это же спутница вчерашнего эльфа! Как неожиданно. Вот так подарок! Одна. Рассмотрим её хорошенько...


            - Вы позволите?


           Женщина напряжённо всматривается в моё лицо, словно сопоставляя с фотороботом находящейся в розыске преступницы. У неё миловидное, немного хищное личико, все черты которого заострены внутренним напряжением. Моё давнишнее наблюдение: на лице каждого из нас неизбежно отпечатывается мантра, которую мы день за днём, год за годом прокручиваем у себя в голове. Вероятно, лицевые мышцы непроизвольно выполняют работу по пережёвыванию всегда одних и тех же слов, и лицо наше обретает форму их смысла. Эту мантру обычно легко разгадать, ибо набор вариантов, к сожалению, невелик и вполне предсказуем. Её мантра, пожалуй, - "Я обЯзана бЫть лУчшей": эта двойная Я и Ы растянули её губы в неестественную улыбку, а последующая У сворачивает их в капризную трубочку.


                - "У-И-У-И-У-И-У-И"

                - Простите? - дама в явном недоумении от моих экзерсисов.

                - Отличное упражнение, чтобы размять рот перед беседой. Помогает от ранних морщин, попробуйте - не пожалеете. И совершенно бесплатно.

                - Вы позволите присесть? - она нервно постукивает птичьими коготками по лакированной поверхности стола.

                - Нет.

                - Простите?

                - Не позволю, - я мило улыбаюсь даме и любуюсь моментом истины: на мгновение она оказывается без маски, и личико её куксится, как у обиженного ребёнка.

                - Но почему? - она пробует привычно возмутиться, но понимает, что здесь её возмущение неожиданно неуместно.

                - Вы спросили - я ответила. Всего хорошего.
 Я погружаюсь в заметки и придвигаю ближе свою чашку чая, вторая дымится напротив.

               - Вы, наверное, ждёте кого-то? - она явно не собирается оставить ситуацию без реванша.

               - Вы, наверное, что-то продаёте. Я не покупатель. Спасибо. Всего Вам доброго.

                Я с улыбкой рассматриваю её - она дала мне на это право, вторгнувшись без приглашения в интимность моего пространства за этим столом.


                А она красавица! Только позабывала свою красоту по частям: в косметических салонах, торговых центрах и суете светских вечеринок... Испортила лицо этой своей мантрой "Я - о - Я - а - а - Ы - У - э".


            - Я собственно... У меня поручение. От моего ... супруга, - она запинается на мгновение, и уголки губ нервно подергиваются от охватившего её раздражения.

              - Как Вас зовут? Сколько Вам лет?

             Я медленно подношу чашку к лицу и смотрюсь в золотисто-зыбкое отражение на её поверхности:

              - Привет! Как тебя зовут? Сколько тебе лет? - поднимаю глаза на супругу какого-то супруга и отвечаю:

            - Видите? Она молчит. Не хочет разговаривать ни с Вами, ни со мной. Не судьба!

              Дама порывисто задвигает стул, стоящий напротив моей второй чашки. Разворачивается и, бросая презрительно через плечо: - Какое возмутительное хамство! - направляется к выходу из кофейни.

             Я смотрю ей вслед и думаю, что вот и я могла бы оказаться на её месте и, повторяя дурацкую мантру: "ЯоЯааЫУэ", растягивать своё лицо в дежурные улыбки и наигранное умиление... годами... Могла бы, если бы не все те несчастья, которые обрушились на мою голову несколько лет назад. Если бы не опыт одиночества, сделавший меня способной сказать НЕТ - не только другим, но прежде всего самой себе; опыт, сделавший меня свободной от глупости отношений. Ну, почти... Я не стала ни чьей тенью, музой, супругой, соратницей, любовницей, ну и так далее. И все они, эти: -зы, -ны, -ги, -цы ... они действительно искренне жалеют меня, бедняжки:

                - "Желаем тебе обычного женского счастья! - слышала я от них всю жизнь, каждое Рождество, Новый год и в дни рождения... и мысленно отвечала:

                - "Нет уж, кушайте это блюдо сами!"

               Ах, она возвращается! Странная все-таки парочка... И что им от меня нужно? Может, извращенцы? Сейчас полно таких... Свингеры? Третьим будешь? Или почуяли, что я ношу секрет и взялись разнюхивать? С привычной настойчивостью добиваясь своего… Что-то им все-таки от меня нужно.

             - Что?

             - Это Вам. От него.

           Она бросает на стол конверт из грубой желтой бумаги. Конверт не запечатан. Женщина пронзительно смотрит мне в глаза с укоризной, пытаясь вызвать чувство вины.

            - Прочитайте! Сделайте милость!

           Между нами висит невидимой пеленой мираж физической близости двух несходных пространств: её геометрически четко-очерченной линии жизни, и моего сложно - устроенного хаоса, сотканного из случайных закономерностей внутренних рифм.

             - Я подумаю..., - может быть, мне станет любопытно, и я выполню Вашу просьбу?

        - Это не моя просьба. Это его. Что мне ему сказать?

        - Что Вы отдали письмо.


              Глаза её увлажняются, и она намеренно задерживает свой взгляд, чтобы я успела это заметить. Какое прирожденное актерское мастерство: "У-И-У-И-У-И" На этот раз она окончательно покидает ... кофейню.

               Конверт желтеет и удваивается зеркальной поверхностью стола. Чай остыл. Открою ли я его? Не знаю. Прежде любопытство и страх были двумя основными движками персонажа под названием ...  Я его забыла, это прежнее название, этого прежнего персонажа, который, которое, которым была. Теперь я иная: «я ы у» ... НЕТ!

У меня иное имя.


               
                - 5 –

              «Давно меня так не унижали! Вот стерва! И зачем я согласилась на эту дурацкую авантюру?!» - размышляла, Маруся, выйдя из злополучного кафе. «И где моя женская гордость? «Не позволю! Не хочу!» – принцесса… скажите, пожалуйста! Нужна она нам! А муж тоже хорош, распустил нюни: «Котёночек, давай пригласим. Нам нужна свежая кровь, положительная энергия. Мы от этого только выиграем. Совсем с тобой уже мхом поросли». Тьфу… противно даже вспоминать. И на кой ляд он мне со своей малохольностью сдался. Десять лет только и слышишь: «Маруся, не кричи так громко! О, это так больно!» А то сны какие-то дурацкие рассказывает. Да, если бы не я, до сих пор жили бы в этой хрущёвской норе, так его и разэдак! Если бы не мои пинки и оборотистость, сидел бы сейчас где-нибудь в младших сотрудниках. А так вот – зав кафедрой в МГИМО, окрест почёт и уважение, и всё как у людей: пара лексусов, дача на Рублёвке, квартира за лимон, три чемодана денег, золото, цацки, антиквариат, поездки, связи, - и какого рожна ещё надо? «Сеня то, Сеня это; Сеня чистая рубаха, Сеня кушать» - только жопу ему не подтираю. А то, что детей нет, так я тут ни при чём, это его вина. Я и говорю - импотент. Ну не то чтобы совсем, конечно, импотент, но по существу…  И что мне только с ним делать?...   Живут же другие и ничего. А моему вечно что-то надо, всё чего-то не достаёт…  И-и-эх, зайду-ка я лучше к Маринке на рюмашечку чая, всё ей расскажу. Сил моих больше нету! Десять лет одно и то же!...



                - 6 –

               Ася спрятала конверт, оставшийся лежать на лакированной поверхности, после того, как их странная завсегда;тая посетительница, неизменно заказывающая две чашки самого дешевого чая и неизменно выпивающая только одну из них, смахнула своё отражение, и выплыла из черного зазеркалья стола в потусторонний и шумный уличный мир.


                Они - работницы столовки, частенько спорили о социальной лузе, к которой должна была бы принадлежать эта странная посетительница:

                - Да в офисе она сидит, в бизнес-центре, я тебе точно говорю – видела, как она туда заходила, - уверяла товарок тётя Маша – раздатчица.

                - Какой офис?  Ты посмотри, как она вечно вырядится! Там дресс-код - кто б её в таких нарядах запустил бы туда? Офис ... тоже скажешь. Шлюха она…  из спа-салона за углом, - не соглашалась Люся - накрывальщица.

                - Да она это, пишет чёт там всю дорогу, - журналистка мож? - предполагала Катя-кассирша.


                И только Ася молчала. Она знала правду. Девчонки постарше все были давно за рулём, а официантка Ася ходила пешком и знала, что странная дама - нищенка-поберушка из соседней подземки. Что у неё неплохой голосок, и она делает вид, что поёт. И в жизни её, наверное, что-то не так, раз она не может иначе заработать себе на хлеб. А в блокнот она записывает стихи. Ася много раз пыталась подсмотреть, но ей всегда удавалось ухватить лишь несколько крайних слов. И вот теперь в её руках, ей так казалось, было что-то очень важное. Она была незаметной свидетельницей разговора двух женщин и угадывала, своим уже сложившимся женским чутьем, что на её глазах, должно быть, разыгрывался акт некоей серьёзной драмы. Её природная честность боролась с природным же любопытством и, продержав конверт в глубоком кармане черного фартука до самого конца смены, она все ж таки не удержалась, и перед самым закрытием столовой достала бледно-жёлтый лист матовой бумаги и прочитала то, что ей не предназначалось. И с каждым прочитанным словом она всё более удивлялась чей-то странной прихоти, тоскливым эхом доносящейся из недр чужой и такой несчастной жизни.


             А в том, неудобном конверте, содержание которого странным образом прозрела и отвергла загадочная посетительница было, собственно, вот что…


             «Здравствуйте, прекрасная незнакомка! Предвижу Ваше удивление и даже некую оторопь, после прочтения сего письма, но не в силах что-либо поделать с собой, не мог не написать его, и Вы, надеюсь, поймёте, почему.


                Вчера, в кафе «Босфор» мы имели возможность лицезреть друг друга за соседними столиками. Я присутствовал с белокурой женой, а Вы сидели в укромном уголке под раскидистой пальмой. Так вот, прошлым утром, несмотря на моё физическое присутствие в относительном отдалении, я непостижимым образом был втянут в Ваше ментальное пространство, и оно мне увиделось необыкновенно прекрасным. В подтверждение того, что я не выдумываю, спешу сообщить, что Вы с упоением слушали Второй Брандербургский концерт, при этом вспоминали прошлогоднюю поездку в Немецкие Альпы,  и одновременно набрасывали в блокнот талантливейшую новеллу, где переплелось слишком многое, чтобы рассказать в двух словах. Я даже пытался отхлебнуть чай из второй, может быть и для меня приготовленной чашки, кто знает? Кроме всего перечисленного, Вы изредка бросали мысленные комплименты в мой адрес и, сами того не осознавая, ревновали ко мне мою жену. Но это всё так естественно для неравнодушной и слишком чувствующей женщины. Вы спросите меня: «Как это возможно?» На что я искренне отвечу, что не осознаю чуда вчерашней телепатической метаморфозы и сам.


                До утра не сомкнул я глаз, быв поражён Вашей внутренней безбрежностью и счастьем искрящейся жизни. И подумал, что неспроста увидел в замочную скважину Ваш светлоокий мир, выглядывая из своей захламленной и скучной комнатёнки. И, в конце концов, после недолгих раздумий, решился постучать в запертую дверь, то есть написать это письмо. Осознаю некоторую абсурдность и странность ситуации, но ничего не могу с собой поделать. Мне кажется, что Вы последний мой шанс почувствовать себя живым, и оживить невидимым светом всё вокруг себя. Маруся, моя супруга, в конечном счёте, поддержала меня в моём желании, хотя поначалу и пыталась вправить мозги. Она не настолько глупа, чтобы не осознать приближения полного духовного краха, и даже вызвалась сама доставить  Вам письмо…


               Одним словом прошу (просим) о духовной дружбе с Вами, как жаждущий просит о глотке воды. И для гарантии, что Вам не будет со мной (нами) скучно, спешу сообщить, что имею учёную степень по философии и  филологии, и общепризнанно являюсь хорошим собеседником.

 
             И - о чудо, если Вы согласитесь!

 
             С большой надеждой ждём Вас по адресу: улица Саад Хусейна, дом четыре, сегодня и завтра после шести вечера.


             С почтением, Александр и Мария».



                - 7 -

              Сумерки осторожно прикрывали дверь между суетливым днём и снисходительной ночью. Ася чувствовала себя скверно, она спускалась в переход и ещё издалека услышала голос уличной певички:


                «Ты приди ко мне, ты приди ко мне... Приди ко мне", - почему она поёт эти странные песни, которые давно никто не слушает? И голос ведь неплохой,  могла бы что-нибудь нормальное спеть, глядишь, побольше б монет насыпали, а так - почти все равнодушно проходят мимо.


                Впервые Ася остановилась чуть поодаль, потупив глаза и, скорее из приличия стала рыться в сумке, чтобы найти завалявшуюся монетку. Конверт предательски торчал из бокового кармана.


              - А что, если бросить ей конверт вместе с монеткой и убежать? - пронеслось шальной мыслью...


              Женщина и девушка смотрели друг другу в глаза. Молча. Женщина улыбнулась и произнесла очень тихо:


             - Шуберт. Франц. Серенада.
Совместная работа авторов: Виталия Сирина и Полины Глубоковой.
                Май-июнь 2021г.