1. Девушка в кротовой норе

Дарья Аредова,
Ирина Жукова

0.

«Корпорация V;nus приостановила поставки своих продуктов в торговые точки Мегаполиса, причины не называются. Что это, новая экономическая война или проделки конкурентов? Президент и его заместители комментировать ситуацию отказались.»

«Боевые действия, начатые силовиками АСП в южных кварталах Города против террористической ячейки Such;rur;zu, продолжаются. Добропорядочных жителей близких к зоне проведения АТО кварталов ведомство настоятельно рекомендует собрать тревожную сумку: документы и запас продуктов на три дня, и быть готовыми к немедленной эвакуации. Также возможны перебои с электричеством, газо- и водоснабжением.»

«Эпидемиологическая обстановка в Мегаполисе продолжает ухудшаться. Вспышки различных инфекционных заболеваний возникают во всё новых районах. На севере уже закрыт на карантин целый округ, там не работают школы, часть магазинов и некоторые социальные службы. Источником заражения эксперты считают водопроводную воду и призывают жителей Города тщательнее подходить к её очистке. Самый эффективный способ – кипячение. Потенциально опасными являются все виды городских грызунов и голуби, по возможности встреч с ними нужно избегать. Также глава департамента Здравоохранения Мэтт Клинк призвал горожан соблюдать карантинные правила, в том числе сохранять социальную дистанцию.»

«Чиновники такие смешные... пусть скажет это тем, кто живёт в Рыбацкой Деревне в комнате с двадцатью соседям или в прогнившем бараке. Столько людей погибают ежедневно от банальной пневмонии, потому что у них нет денег на антибиотики... какие уж там санитарные и профилактические меры.»

«В The Grid University громкий скандал: один из лучших студентов потока был пойман на краже данных в университетской серверной. Преступника поймали с поличным, когда он пытался скопировать для перепродажи базу паролей преподавательского интранета. Злодей задержан, ему предъявлены обвинения в киберкраже со взломом, полицией начато следствие.»

1.

Помни всегда: я не принц на белом коне, нет. Я – то самое чудовище, которое всю дорогу будет стоять за твоей спиной, готовое по малейшей твоей команде разорвать всех на куски.

На тёмной улице не было ни души. Дождь нещадно поливал старый избитый асфальт, а холодный ветер выл тоскливо меж заброшенных домов. Северный округ Города давно уже славился своими безжизненными остовами от бизнес-районов, которые породила недавняя война между двумя оружейными корпорациями. Здесь в порядке вещей были новости о том, что кому-то оторвало ноги залежавшимся снарядом, о том, что в подвале дома нашли разряженную ракету, о том, что очередное здание обвалилось, не выдержав нанесённых бомбардировками увечий. Это место считалось жутким и опасным среди обычных людей. Да и, помимо прочего, кто добровольно поселится в двухэтажном старом домике, когда все вокруг стараются забраться повыше?.. Оттого и прохожих почти никогда не наблюдалось, а в маленьком доме – всего на четыре квартиры жилой была только одна, на южном углу второго этажа.
Дома эти из солнечно-жёлтого кирпича, который успел покрыться густой чёрной копотью, когда-то давно строились для средней руки бизнесменов, имели улучшенную планировку, индивидуальное отопление и широкие подоконники. Теперь же, когда люди уверовали в рай за двадцать пятым этажом, пустовали.
Сэд наблюдала за привычным пейзажем через узкую щель между пластинами жалюзи, слегка раздвинув их тонкими пальцами. Сквозь них в комнату проникал рассеянный свет неоновых вывесок: кофейня и бар, кажется. Он находился чуть дальше по улице, и по его рекламе Сэд могла определить, когда её зрение портилось ещё сильнее. Освещение же на улицах практически не работало, только хозяева магазинчиков, кофеен и прочих заведений держали по одному фонарю рядом со входом, а учитывая беззвёздную тьму загазованного неба и вязкий городской смог, не спасали и они.
Сэд протянула тонкую руку сквозь жалюзи и приподняла тяжёлую, почти непосильную для неё оконную раму. Этого хватило, чтобы в большую пыльную комнату проник влажный и холодный воздух с улицы. Свежим назвать его было нельзя. Несмотря на то, что прохожие здесь встречались с частотой мяса в нынешней колбасе – только иногда по улице пробегали одинокие встревоженные курьеры – Сэд никогда не включала свет в комнате. Пусть все думают, что адрес, на который ей приходят посылки, конспиративный, и на самом деле здесь никого нет. Узнать, кто раньше владел этой квартирой, для неё, как для хакера, не составило труда, и оплата происходила исключительно от имени хозяйки, хоть и каждый раз с разных анонимных кошельков.
Коляска с тихим скрипом отъехала от окна, Сэд переместилась за рабочий стол. Её коляска была простой, без электропривода и тому подобного, но девушка не считала нужным тратиться на более технологичную модель – руки ещё живы, а передвигалась она на ней всё равно только по большой комнате, которая совмещает в себе и спальню, и кухню, и рабочий кабинет. На улицу Сэд не выходила, в подъезде и в помине не было ни лифта, ни каких-либо пандусов. Въезжая сюда на правах хозяина, она понимала, что этот дом скорее похож на кротовую нору, чем на пятизвёздочный отель со всеми удобствами, но его особенность заключалась в том, что взломщица подыскивала себе именно нору, так что, её всё устраивало. До тех пор, пока в голову не начинали лезть тревожные мысли о слежке.
Под тонкими пальцами мышка щёлкала почти бесшумно, сменялись привычные окна, вкладки и ярлыки, пока Сэд не добралась до своего укромного уголочка в Глобальной Сети, где она могла, как слепой паук, тихонько плести свою паутинку, ожидая, когда в неё из-за крайней нужды попадётся какая-нибудь мушка. Но заказов пока не было, даже не пришло ни одного письма, так что девушка могла себе позволить пока заняться чем-нибудь другим. Снова коляска тихо заскрипела колёсами, Сэд подъехала к кухонному столу, щёлкнула кнопкой чайника и принялась аккуратно резать кусочек сыра. Ну, или того, что сейчас звалось сыром – на вкус как резина. То, что в этом доме сохранилось электричество и водоснабжение можно было считать подарком судьбы, а ещё со дня на день отключить могли и то, и другое, и если вопрос электричества решился бы бесперебойником, который уже даже был установлен и заправлен, то воду сейчас без водопровода днём с огнём не сыщешь. Обычный человек, правда, мог бы взять вёдра и сходить к пожарному гидранту на ближайшей жилой улице, но Сэд это было не под силу, поэтому она уже который день задумывалась о том, что неплохо было бы подыскать себе другое убежище, как запасное.
 Чайник вскипел, Сэд залила кипятком чайный пакетик и принялась резать хлеб.
От входной двери послышался какой-то шорох.
Девушка вздрогнула и резко обернулась. Дверь всегда была заперта на три замка. Никого.
Сэд в раздражении бросила нож на стол и измученно утёрла лицо костлявой ладонью. Показалось. Тревожность, постоянный друг и спутник, часть депрессии, которая истязала взломщицу не хуже её физических недугов. Существуют препараты, способные её унять на некоторое время, но и они без психотерапии почти бесполезны – того, кому не хочется жить, никакие антидепрессанты не удержат от желания прыгнуть в петлю. Был, конечно, ещё один вариант – наркотики, но их побочные эффекты, наступающие после эйфории, были известны Сэд ещё с детства: девочка, которая провела всё детство на социальном дне, постоянно наблюдала наркоманов и пьяниц; кто-то только пробовал, а кто-то уже считал дни до смерти, в судорожных попытках наскрести денег на новую дозу. Для Сэд это зрелище было ещё более жалким и ничтожным, чем её кривые парализованные ноги.
Звук уведомления о пришедшем письме Сэд сделала похожим на тихий стук, и сейчас именно он отвлёк её от непродолжительного отдыха – она прилегла в кровать на минутку из-за того, что начала противно ныть спина от нагрузки на позвоночник. Девушка поднялась, осторожно сползла на коляску и подкатила к рабочему столу. Письмо от клиента с запросом начать онлайн-чат. Сэд не раздумывая приняла приглашение на разговор и заинтересованно придвинулась к монитору. Что на этот раз?
«Добрый день! — значилось в письме. — Мне порекомендовали Вас как лучшего специалиста в своём деле. Если Вы сумеете мне помочь, то спасёте тем самым пару-тройку человеческих жизней, а это дорого стоит... Ладно, что-то я заболтался. Итак, первая моя просьба: требуется информация об одном человеке. Цену предлагаю Вам назначить самостоятельно (плачу всё равно не я, так что, не стесняйтесь). Напишите, если готовы обсудить детали сделки.»
Сэд сперва прочитала это письмо по диагонали, затем протянула руку и нашарила на столе очки, чтобы прочесть ещё раз, повнимательнее. Письма с таким содержанием приходили регулярно, так что, если бы все эти слова были правдой, то Сэд хоть сейчас можно было бы отправиться в рай без очереди: судя по текстам и качеству работы, она спасла уже чуть ли не весь Мегаполис. Самокритично усмехнувшись, девушка размяла холодные пальцы и застучала по клавиатуре.
«Сперва хочу узнать все детали. Потом назначу цену и условия.»
К счастью, всем её клиентам и самим была выгодна обоюдная анонимность, так что в личное пространство к Сэд никто не ломился. Разве только она всегда в общении с клиентами придерживалась легенды о том, что она – мужчина, но это было несложно, ведь не приходилось нагромождать многоэтажные и запутанные истории о буйном прошлом. Минимум бессмысленной болтовни, максимум сути и важных деталей заказа. Тем более, что и сама хакерша никогда не лезла в дела своих клиентов.
Ответ пришёл моментально, видимо, был составлен заранее.
«Отлично. Взгляните на этого человека. Нам поступила информация, что добрым доктором он лишь притворяется. Ночью наш Менгеле проводит вивисекции и производит наркотики, а утречком, как ни в чём не бывало, в белом халатике осматривает больных детишек. Время от времени пациенты пропадают без вести. Список имён пропавших, а также их фотографии прилагаю.
Итак, нужно дистанционно "проникнуть" в этот местячковый Бухенвальд и раздобыть сведения. А я, пока что, попробую втереться в доверие.»
Далее следовала ссылка на сайт фармацевтической компании с непримечательным названием Фарма-Оптима и сведения о "Менгеле" – имя, дата рождения, список регалий. С фотографии улыбался средних лет мужчина, которого и правда было трудно принять за садиста-убийцу. Мягкие черты, очки с подклеенной пластырем дужкой, волны светлых волос, выбивающиеся из-под медицинской шапочки. В левой руке мужчина держал ручку – похоже, фотограф застал его, когда он заполнял амбулаторные карты, они лежали стопкой здесь же, на столе перед доктором.
Пропавших детей было десять, все возрастом в интервале от двух до шести лет. Плюс две взрослые женщины.
«Да, забыл уточнить, — стукнуло второе сообщение, — если у меня что-то пойдёт не по плану, на связь выйдет мой коллега. Позывной – Бастер. В случае моей смерти, прошу продолжить переговоры с ним.»
«Я понял.»
Дальше Сэд взяла паузу, чтобы проанализировать информацию, которую на неё столь поспешно выплеснули. Докторишка-наркоторговец, к тому же разбирающий своих пациентов на опытные образцы... Где-то она уже такое видела.
Найти информацию о человеке было не столь трудно, сложнее было отыскать в бесконечной цифровой паутине его криминальные следы, ведь негодяи очень хорошо шифруются, Сэд знала это по себе. А что до внешнего вида... Девушка и сама знала, в какой степени обманчива бывает внешность и первое впечатление от человека. Даже за самым милым и одухотворённым лицом может скрываться жуткий дьявол, а откровенный мерзавец внезапно, как правило, оказывается не таким уж и отвратительным. Собственно, ирония с внешностью прослеживалась и в личности самой хакерши. Если бы её клиент только знал, как на самом деле выглядит "спаситель душ невинных", то непременно бы расхохотался, либо от удивления, либо от общей несуразности.
Дальше Сэд стала изучать фотографии и имена пропавших пациентов. Ничего особенного, да и объединяющего, кроме того, что лечились они все у этого... Хейгеля, вроде как. Сэд ещё раз перечитала фамилию доктора и убедилась в том, что с первой попытки произнесла правильно. Ну, дети, скорее всего, шли на органы или на тесты – детская трансплантология всегда была самой сложной и прибыльной отраслью в медицине, ведь за любимых чад сходящие с ума от горя родители готовы отдать всё. При этой мысли Сэд невольно скривилась, вспоминая своих предков, которых иначе и назвать-то было нельзя. Отец – он и не отец вовсе, а матери больше подходило определение "женщина, которая меня родила".
Дело не выглядело таким простым, как при первичном знакомстве, но Сэд, которой терять было, в общем, нечего, кроме призрачной надежды прожить ещё год-другой, всё равно на это согласилась. Подтвердила своё согласие девушка следующим сообщением:
«Берусь. Возьму ориентировочно тридцать тысяч долларов, пятнадцать авансом, остальное потом. В зависимости от проблем и сложностей, будут корректировки суммы.»
«Благодарю Вас, — в своей неизменной манере отозвался невидимый собеседник. — И прошу указать реквизиты для перевода зарплаты. В случае, если Вы предпочтёте наличную оплату, назначьте место и время.»
Стоило Сэд дочитать письмо, как прямо под окнами что-то со звоном и глухим хлопком грохнулось об асфальт.
— Да ну, твою ж дивизию! — раздражённо проговорил кто-то. — Второй передатчик за неделю. Ну, всё, сейчас буду убивать. — Чиркнул кремень зажигалки. На пустой улице звуки распространялись как в горах, резонируя от стен. — Ну, и чего стоишь? Говорю же, убивать тебя сейчас буду. Чтобы в следующий раз, когда вздумаешь влезть в мой карман... Ты чего, тормозухи налакался? БРЫСЬ ОТСЮДА!! — последнее прозвучало столь грозно и повелительно, что тело рефлекторно дёрнулось, а разум настойчиво продиктовал прикинуться трупом. Всё безопаснее.
Простучали торопливые шаги.
— Умница, — довольно резюмировал всё тот же мягкий баритон и зазвучал тише: — Покомандуй заведомо провальной операцией, Дэннер... останови пандемию, Дэннер... Отправься на другой конец галактики и перелови там в одиночку всех маньяков, Дэннер... Как же люблю свою службу, словами не передать.
Любопытство почти сию же секунду взяло верх над девушкой. В её комнате было темно, так что подъехать к окну и посмотреть вниз через узкую щель между пластинками жалюзи и остаться при всем этом незамеченной ей было несложно.
Причина такого любопытства банальна: на этих пустых улицах в нежилом квартале почти никогда не встречались люди, так что любые голоса могли предвещать близкую опасность. Да и в целом, неплохо было бы знать, кто здесь ходит.
Отправив клиенту реквизиты очередного анонимного кошелька, куда должна была поступить оплата, Сэд бесшумно подкатила к окну и, поправив очки, постаралась рассмотреть происходящее внизу через узкую щёлку, раздвигать пластинки ей не хотелось – окно ведь открыто, а жалюзи могут предательски загреметь, и тогда от анонимности несчастной хакерши не останется и следа, а о какой-либо самообороне и говорить нечего. Хотя в дурной голове быстро, как испуганная ящерка, пробежала мыслишка: а было бы неплохо просто умереть, мгновенно и без мучений, без лихорадки, боли и страха...
У противоположной стены незнакомый мужчина собирал с асфальта обломки, по-видимому и бывшие минутой ранее вышеозначенным передатчиком. Покуда он этим занимался, изысканно матеря неудавшегося карманника, с неба упали первые капли дождя. Мужчина поднял голову и, прервав тираду, прокомментировал вполголоса:
— Совсем распрекрасно.
Он не был похож на бродягу, скорее, на военнослужащего. Во всём его облике неуловимо сквозил налёт некоей спокойной властности, уверенности и силы, опасной хищной грации. Впечатление смазывал, разве что, чуть насмешливый прищур да растрёпанный хвост тёмно-рыжих прямых волос, не по-уставному длинных, будто присыпанных пылью ранней седины.
Человек небрежно сунул обломки в сумку, усмехнулся, тряхнул головой, отбрасывая волосы за спину, и распрямился.
— Ночуй на улице под дождём, Дэннер, — торжественно завершил он. Прикурил, отчего огонёк зажигалки на мгновение осветил лицо – нордические черты, сломанный нос, длинный шрам через щёку. — Очень симпатичный домик, правда же?.. Ах, да, перевод. Точно.
Сэд тихо вздохнула. Хотела бы она по доброте душевной впустить этого человека, чтобы он не мёрз тут на пустых улицах, да и бандитами и прочим сбродом пустые кварталы Мегаполиса славились, но такое милосердие противоречило принципам хакерши. Незнакомец мог принести ей беду, да как минимум просто убить, когда увидит, что жертва его абсолютно беззащитна, а мог выдать её кому-то из врагов, чтобы те расправились с ней в качестве мести и развлечения... масса опасностей таилась в этом жестоком мире, и с чего бы вдруг Сэд относиться к нему с наивной доброжелательностью, если её опыту в противостоянии горю может позавидовать какой-нибудь ветеран? Но что-то ёкнуло в чёрном и холодном сердце девушки, будто она увидела в этом человеке себя. Когда-то давно она тоже вот так скиталась по мёртвым улицам вдали от кипящей жизни, кутала свои кривые парализованные ноги в плед и ждала милостыню или старуху с косой – что придёт раньше. Тем более, судя по всему, это был её клиент...
Но тонкая рука так и не дотянулась до клавиатуры. Жалость, пусть и не к себе – очень плохое чувство. Пусть лучше всё идёт так, как идёт сейчас, без каких-то неясных альтруистических перегибов в чью-либо пользу. Если обстоятельства потребуют её вмешательства, ей об этом сообщат.
Тем временем Дэннер, не подозревая, насколько же он близок к адресату, завершил транзакцию, дождался оповещения о переводе средств на указанный счёт и, оглядев стремительно намокающую улицу, накинул капюшон уставной штормовки.
— Не сахарный, поди, — оптимистично констатировал он, а затем и подавно, принялся тихонько напевать.
Однако дождь всё усиливался, невдалеке прогремел гром, а посему пора было поискать укрытие, если не на ночь, так, хотя бы, на время грозы. Поразмыслив, Дэннер направился в бар.
Опять же, неплохо бы выпить и найти приятную компанию на ночь, если повезёт.
После его ухода Сэд ещё несколько раз выглядывала в окно по совершенно непонятным причинам, а когда клиент скрылся, почувствовала изрядное облегчение и наконец смогла приступить к выполнению заказа.
Поиск информации – дело не пыльное, но долгое и нудное, поэтому, пока программа сличения выуживала из всех уголков сети любые совпадения, связанные с этим доктором, его клиникой и компанией, Сэд убивала время игрой. За годы, проведённые в инвалидной коляске у монитора она достигла мастерства сразу в нескольких онлайн-играх, и в одной даже как-то заняла призовое место на турнире. Чуть позже этот приятный бонус спас ей жизнь.
Теперь же она просто расслаблялась в возникающие в процессе поиска паузы, чтобы сильно не уставать и не терять желание работать – как-никак, спасала людские жизни и, видимо, на сей раз без преувеличения. О режиме сна в её состоянии и положении речи не шло, так что она работала до тех пор, пока глаза не начнут слипаться, а до этого было ещё ой как далеко – хакерша встала с постели относительно недавно, часа три-четыре тому назад.

— Закрываемся через час, — уведомил бармен.
— Постараюсь успеть, — улыбнулся Дэннер и устроился в углу вместе с бутылкой, якобы, бурбона, от которого разило неповторимым букетом метила, композиции резких отдушек, ржавчины и, почему-то, болота. Представив своё состояние после такой сивухи, Дэннер порадовался, что на базе его таки заставили как следует запастись медикаментами. О его вредных привычках в части были осведомлены все, от генералитета до самых зелёных новобранцев. Равно как и о причине этих самых привычек. И потому молчали. Не говорили ничего, не пытались вразумить. Дэннер был им за это благодарен. Одновременно грызло настойчиво и неприятно ощущение психбольницы. Будто он смертельно болен, либо контуженный псих. Этакая нарочитая снисходительная тактичность, когда намеренно не замечают проблемы, дабы лишний раз её не усугублять.
Офицер высшего ранга с дурацкими странностями вроде длинных волос, пьянства и раздолбанного мотоцикла, вылетел бы в запас быстрее, чем успеет отдать честь. Если бы не одно обстоятельство: Дэннер работал. Работал с таким остервенелым упорством, с такой фанатичной самоотдачей, что был лучшим. Больше, чем лучшим – незаменимым. И командование закрывало глаза на деморализацию, закрывало месяц за месяцем, год за годом, вот уже долгих тринадцать лет. Для него работа явилась спасением, не будь у Дэннера дела, которому он мог отдать всего себя целиком, он бы спился до смерти, или застрелился из табельного.
Как в первый, так и во второй, и в третий раз.
Однажды его всё же, попытались охолонуть. Собрали – нет, ещё не трибунал – товарищеский суд.
— Ты пойми, Володя, — говорил командир, генерал-лейтенант Константы, — ты же подвергаешь угрозе собственную жизнь. А ну, как разобьёшься насмерть, или допьёшься до инсульта?
— Хорошо бы, — искренне ответил Дэннер, впервые за всё время разговора поглядев на командира. — И лучше бы поскорей.
Его списали в запас. Через месяц – срочная операция, командировка, три боевых вылета. Ликвидация угрозы. Тяжёлая интоксикация. Токсикология, трудный разговор в палате.
— Не списывай в запас, командир. Ты же к жизни меня вернул. Я не хочу обратно. Я не выдержу. Не списывай.
— Пойдёшь новобранцев гонять?
— Куда угодно пойду. Хоть в ад...
— В аду ты побывал уже.
Владимир улыбнулся – медленно, жутко, нечеловечески. Будто оскалился дикий зверь.
— Я в нём живу.
Он работал сутками, доводил себя до истощения, выпрашивал самые тяжёлые и опасные командировки. Работал наизнос, выматываясь до предела, зная, что, стоит остановиться, выдохнуть, закрыть глаза – и его ад навалится с новой силой.
А теперь, вот, совсем лёгкая командировка. Она казалась лёгкой – всего-то разоблачить преступную корпорацию, будто он не спецназовец, а рядовой милиционер.
«Разберёшься за пару дней, да полетишь на нормальное задание, — сказал ему командир. — Отдохни уже, фанатичная ты реинкарнация Сталина.»
Дэннер и "отдыхал". То есть, сидел в баре и выискивал подходящего человека, способного вывести на объект.
В баре было пусто, за исключением, пожалуй, парня в кожаной мотоциклетной куртке, который тоже пил какую-то сивуху и не обращал на окружающих особого внимания. Впрочем, и окружающих почти не было, так что в преддверии закрытия в зале царила ленивая поздневечерняя тишь. Вот пришла официантка – невысокая девушка с заменённой протезом рукой и нижней челюстью, замела следы за предыдущими посетителями и прислонилась к барной стойке.
Парень, правда, изредка поглядывал на сидящего неподалёку военного – ясно, что тот выглядел слишком ярко на фоне пресного местного пейзажа, да и вообще был очевидно заезжим гостем. Поскольку район малозаселённый, местные жители отлично знали друг друга, так что сторонний персонаж вызывал неподдельный интерес: мало ли что он мог привнести с собой в этот мирный уголок огромного неонового города? Такой страх преследовал здесь не одну Сэд, которая знатно нахлебалась горя за свою недолгую жизнь. Все в этом городе, кто не обременён деньгами и властью, жили этим страхом.
Дэннер, в очередной раз наполнив стакан, поймал взгляд официантки и улыбнулся ей. Скорее, из желания поддержать – уж очень понурый вид был у девушки. Вспыхнула следующая сигарета, рука машинально перелистывала страницы досье искомого убийцы. Гроза разбушевалась окончательно, и то ли от неё, то ли от сигарет и некачественного алкоголя, разболелась голова. Сохраняя отстранённый вид, Дэннер уставился на улицу за окном, но и там, как назло, ничего интересного не происходило. Бутылка опустела до половины. Наверное, сегодня искать бессмысленно, да и пора задуматься о ночлеге, если он, разумеется, хочет чего-то добиться – усталость плохой помощник. Тем не менее, он всё ещё медлил. Уходить из бара не хотелось.
Девушка тоже постаралась выдавить из себя улыбку, но то ли из-за механической челюсти, то ли ввиду плохого настроения, улыбка эта получилась натянутой.
Наконец парень встал, достал из-под стола мотоциклетный шлем и ушёл в дождь, оставив плату кредитным чипом, который официантка тут же забрала и отдала в кассу.

Сэд читала какую-то длинную хвалебную статью о клинике искомого доктора, когда раздался стук, который означал собой пришедшее сообщение.
«Я видел чужака. Сидит в Синей Сове, будто кого-то или что-то ищет. Военный, длинные рыжие волосы, шрам на лице. Остерегайтесь его. От военных добра не жди»
«Понял, спасибо.»
Значит, клиент так и остаётся в этом районе. Видимо, ему некуда деваться, или он пытается выследить хакера, чтобы убрать заодно и лишнего свидетеля, когда операция будет выполнена. Или это паранойя? Пока что не ясно.

Десять минут до закрытия. Дэннер нехотя поднялся, сунул досье обратно в сумку и позвал официантку.
— Благодарю за выпивку, — сказал он. — Браслетом можно расплатиться, у вас есть терминал? — И тряхнул рукой, показывая электронное устройство на запястье, похожее не то на часы, не то на мини-передатчик. — И ещё: тут есть поблизости гостиница, или хостел?
— На параллельной улице есть хостел "Парнас", — печальным тоном ответила официантка. — Если не закрылся, конечно, ещё. Дыра дырой, но здесь, — она показательно обвела руками окружающую её скудную обстановку, — лучше вряд ли сыщете.
После этих слов девушка выудила из барной стойки терминал и протянула его клиенту таким жестом, будто передавала ему домашние тапочки.

По трансакции отследить подозрительного клиента оказалось довольно легко: Сэд вычислила время, когда он покинул бар, а затем решила проверить камеры ближайшего отеля и не прогадала: искомый персонаж засветился у стойки регистрации. Стоп-кадр, ракурс поудачнее, приближение, поиск через сличение лиц... Владимир Селиванов. Год рождения, список званий, какие-то выдержки из биографии... Сэд быстренько по ней пробежалась и уяснила, что человек этот в самом деле опасен. Да и подозрительно было что официальные войска вдруг решили обратиться к помощи каких-то преступных элементов. Видимо, своих ресурсов у них уже вообще не стало... И хорошо, что Владимир не знает, у кого сейчас попросил помощи.
Он абсолютно не скрывался, напротив – словно намеренно привлекал к себе внимание. Хотя, если уж надо проникнуть в криминальный мир, бродить по "зелёным" городским кварталам – верный способ спровоцировать местных "пробить" новичка и установить слежку.
В довершение ко всему, Владимир, одарив регистратора самой что ни на есть дружеской улыбкой и приняв ключ от номера, затянул песенку.
— Настроение что-то сегодня хорошее, — пояснил он, обернувшись от лестницы.
Номер ожидаемо не блистал образцовой чистотой, а у гардероба отвалилась дверца. Владимир снял мокрую куртку, огляделся, и действительно отметил повышение настроения: в кои-то веки он будет спать на кровати, да ещё и с санузлом, и на настоящей подушке. Вот это роскошь.
Дэннер закатал рукава, при помощи ножа быстро прикрутил дверцу на место, и лишь затем, проверив результат своей работы, позволил себе умыться. Датчики устанавливать не стал: коль скоро объявятся нежданные гости – милости просим, быстрее дело пойдёт. Но "стрижа" всё-таки отправил изучать окружающую обстановку. Маленький дрон запустил отражатель световых волн, и спустя несколько секунд казалось, будто пальцы Дэннера обхватили пустоту. "Стриж" вывел данные на экран планшетного компьютера, уведомив об отсутствии в номере следящих устройств.
— Жалко, — вслух сказал Дэннер, свободной рукой извлекая из сумки остатки ИРП в виде коробочки с рисом и пачки безвкусных галет.
За время ужина дрон успел облететь здание вокруг.
— Ни датчиков, ни даже снайпера на крыше, — прокомментировал Владимир, убирая "стрижа" в консконтейнер. — Я возмущён таким невниманием к моей нескромной персоне.
Впрочем, на мгновение ему показалось, будто кто-то наблюдает за ним в окне здания напротив. Дэннер помахал наблюдателю рукой и устроился на кровати. Голова положительно трещала по всем швам, но на фоне остального блекла. Владимир закрыл глаза и прижал ладони к лицу. Каждая чёртова рана, каждый перелом по сырой погоде взбесились. Боль мешала думать, настойчиво била по нервам. Но пить ему больше не стоит. Не сегодня.
Пиликнул передатчик, и Дэннер нехотя принял вызов.
На экране появилось сонное и крайне обеспокоенное лицо фельдшера.
— Командир, ты там как? Дождь идёт.
— Я в шапке, мам, — мрачно съязвил Дэннер. — Чего хотел?
— Я тут у тебя за стенкой.
Дэннер аж поднялся, тут же скривившись от полыхнувшей острой болевой вспышки.
— Сдурел?!
— Я – милая студентка, — показательно оскорбился фельдшер, включив фильтр восприятия и превращаясь в худенькую растрёпанную девчушку.
— Это для привлечения маньяков? — полюбопытствовал Дэннер, прекращая злиться.
— Мы ведь маньяка ищем.
— Всех маньяков соберёшь! Ты бы себе ещё две косички нарисовал.
— О! — чрезвычайно оживился фельдшер. — Ты, если чего, у меня есть трамал.
— Ещё одно слово – и он тебе самому пригодится.
— До связи, командир.

Спустя примерно два часа с тех пор, как Сэд засела за свою работу прицельно, с особым рвением, начался приступ.
— Только не это, — обессиленно пробубнила девушка, сняла очки и провела худой холодной ладонью по лицу, словно в попытке прогнать неприятное состояние. Однако это не могло никак ей помочь, нужно было ложиться и ставить капельницу. Причём срочно.
В такие моменты Сэд очень жалела, что вообще осталась жива десять лет тому назад. Она чувствовала себя беспомощной, ущербной до омерзения, полагая, что такому существу вообще не стоит жить. Но каждый раз, когда бедная Сэд вроде бы принимала волевое решение не применять лекарство, а просто лечь и умереть, инстинкт самосохранения и непреодолимое желание жить брали над ней верх, так что негнущаяся рука всё равно тянулась к катетеру. Иногда Сэд считала это трусостью, иногда знаком свыше, а иногда и вовсе не придавала значения: зависело от тяжести её состояния. Сегодня суицидальные мысли не тревожили, и девушка была поглощена работой.
Руки уже не слушались, когда Сэд наконец оказалась в кровати с зажатым в зубах катетером. Осталось только попасть себе в вену, сделать укол и дотерпеть до того момента, когда хворь отступит. Сегодня уколоть себя ей оказалось почему-то тяжелее, чем обычно: все её хрупкое тело била дрожь от накатившего огненной волной жара, голова болела до того сильно, что двоилось в глазах, от подскочившей температуры, казалось, ломит даже парализованные ноги. Сэд чувствовала, как каждый лимфоузел в её теле набух и тоже причинял мерзкую пульсирующую боль. Все эти ощущения заставляли девушку тянуться не к игле катетера, а к пистолету, спрятанному под подушкой, чтобы прекратить эти муки раз и навсегда, но... Опять какая-то неведомая сила приказала ввести иглу в вену, да поскорее. Правда, Сэд попала лишь с третьей попытки, но это не страшно, и без того вены исколоты, как у бывалого наркомана, и за это сходство она ненавидела себя ещё больше. Ведь правда, она зависима от своего лекарства, и, если под рукой его не окажется, боль заставит лезть на стены, и в конце концов она умрёт. Отвратительно.
Пока никто не видел, а препарат ещё не подействовал, Сэд заплакала. Этот ужас продолжался много лет, лишал всех сил, подавлял желание жить дальше и уничтожал мотивацию к поиску исцеления. Будто болезнь, как паразит, наказывала своего хозяина за то, что тот пытается от неё избавиться.
Слёзы на истощённом лице Сэд смешивались с потом и стекали куда-то в волосы. Так она лежала, плакала и ждала окончания приступа, когда болезнь ослабит натиск, и позволит немного подремать – на борьбу уходили последние силы
Когда разум смог ненадолго переключиться на сторонние мысли, первое, что пришло в голову – сожаление о том, что Сэд совершенно одна. Вот если бы в её окружении был кто-то, кто мог хоть ненадолго взять заботу о ней в свои руки... Возможно, после этого даже возникли бы наделы на светлое будущее, но Сэд сама прогнала от себя всех, кто мог бы стать ей другом. А единственный на свете человек, который её по-настоящему любил, погиб. Остальному же миру было плевать на одинокую парализованную девушку.
Неуловимой змейкой в стремительно пустеющей голове скользнула мысль о том, что у неё работа встала намертво, но ведь у Сэд не было возможности повлиять на своё состояние. Придётся её клиенту немного потерпеть...

Здесь всегда темно.
Частые вспышки огня, грохот рвущихся снарядов, крики раненых – всё это доносится будто издалека. А здесь темно.
Под сапогами хрустит уголь, обгорелая плоть липнет к подошвам. Следующий шаг — и земля уходит из-под ног, мир несётся кувырком, затем удар и вновь оглушительная тишина. Как можно было не заметить воронку?
Она оборачивается, смотрит на него своими большими васильковыми глазами. Вновь срывается с места и легко бежит, по оплавленной породе, по мёртвым телам.
— Подожди!..
Не окликнуть — горло сдавило, горький дым с тяжёлым железным привкусом дерёт глотку до спазмов, до мучительных приступов кровавого кашля. Двигаться тяжело, он падает, споткнувшись о закостеневшее на морозе тело, и встречает пустой взгляд широко распахнутых, изумрудно-зелёных глаз.
— Да стой же ты...
Она останавливается, словно услышала этот беспомощный хрип. Скорее, просто задумалась.
— Самолёт.
— Что?..
Вместо ответа она поднимает голову, взглядом показывая на бомбардировщик с чёрным крестом на фюзеляже. Он приближается, стремительно и, отчего-то, совершенно беззвучно. Вот он делает заход, снаряды сыплются на мёртвую улицу как бобы из стручка, и взрывами брызгает, словно кровью, земля вокруг, и он чувствует, как болезненный её крик рвёт барабанные перепонки, гудит напряжённо, рыдает, стонет.
— Надо уходить! Там есть бомбоубежище, уходи...
Она не движется с места. Стоит себе, по колено босыми ногами утонув в истерзанной плоти, и платье по-прежнему белое, ослепительно-белое, режет глаза.
— Ты знал, как меня зовут?
— Уходи...
Ещё один заход – снаряды хищно воют совсем рядом.
— Я Клементина.
— Надо идти...
Пилот вдруг подходит к ним – самолёт возвышается на краю воронки, разгоняя железный дым на затихающем ходу винта. Фашист улыбается. На нём безупречно-чистая серая форма, сапоги сверкают.
Он подходит, хрустя чужими костями, и протягивает блестящий Вальтер на раскрытой ладони. Молча. Он не может говорить – у него нет лица. Только что губы растягивались в широкой улыбке, а теперь вместо лица у фашиста кровавое месиво. И голос звучит словно в голове, вслух не произнесено ни единого слова.
— Опять ты? Я не хочу.
— Ты должен.
— Я не стану этого делать!
— Но ты должен.
— Да, Дэннер, ты должен. — Клементина берёт его за руку, глядя снизу вверх, маленькие детские пальцы крепко обхватывают ладонь, обжигая раскалённым металлом.
— Тогда я. — Лётчик поднимает пистолет. Выстрел. Она падает, корчится, захлёбывается криком, ухватившись за коленку.
— Прекрати!
— Это не я.
Она кричит. Катается по дну воронки, рвёт в клочья платье, крик переходит в рыдания, рыдания обрываются криком.
— Это ты.
— Нет!
Выстрел. Пуля проходит по касательной, рвёт артерию на тонкой шее, кровь бьёт ключом. Он падает на колени, перехватывает тело, пальцами пытается стянуть скользкие края раны, горячая кровь заливает руку.
— Никого ты не можешь спасти, — с горечью произносит фашист. — И меня не мог...
— Вас убивать надо...
— За что?! — удивляется лётчик... или лётчица. Перед ним девушка, совсем молодая, в советской защитно-зелёной гимнастёрке, тяжёлые пшеничные кудри рассыпались по хрупким плечам, глаза широко распахнуты – абсолютно чёрные. — За что меня?! Командир...
Вальтер в руке, достаточно нажать на спуск. Лётчица падает, хохочет, встаёт. По-звериному прыгает вперёд, целясь в глаза пальцами – выстрел.
Маленькое тело в руках бьётся в агонии, а самолёт вдруг кренится, плавно скользит вниз, влекомый пластом осыпающейся породы, сейчас он приземлится на голову. Наконец-то, проносится последняя мысль – и всё вспыхивает огнём, и он бежит, тащит кого-то на плече, пламя охватывает тело, вспыхивает одежда, вспыхивают короной волосы на голове.
— Отпусти, — говорит раненый. У него разворочено полчерепа, а он говорит – и это не удивляет. Ведь не всегда же от экспансивной пули в башке умирают – вон, разговаривает, да ещё как. Врали медики, значит. Как же хорошо...
— Чуть-чуть осталось.
— Сгоришь же.
— Ну и что...
— Пусти, говорю.
— Ты потерпи.
— Командир, ну, не дури, а. Отпусти. Больно!

Дэннер ощутил удар и распахнул глаза, вскочил, будто в него кипятком плеснули.
— Чуть руку мне не сломал, — упрекнул фельдшер, осторожно ощупывая локтевой сустав. — На, вот, выпей.
Владимир принял у него стакан трясущейся рукой.
— Прости... а почему я на полу?
— Так только что совершил мягкую посадку башкой об паркет.
— Ты бы с изголовья подошёл, — упрекнул Дэннер, прикуривая. Он понемногу приходил в себя.
— Да я и подошёл! Кто ж знал, что ты меня через башку перебросишь.
— Джейми... ты прости меня, я...
— Проехали.
— Сколько времени?
— Уже завтра. И у тебя часы на руке. Опять Четыреста тринадцатая?
— Да всего понемножку... не помню толком... — Дэннер машинально глотнул из предложенного стакана – в нём оказалась валерьянка. Закашлялся.
— Тихо ты. — Джейми похлопал его по спине. — Совсем паршиво?
— Нормально. Работаем.
 
К парализованным ногам подплывало противное красное пятно, в котором проглядывали светлые кусочки. Кость? Мозги?
— Папа! Стой! 
Мама не была ангелом во плоти, пила, курила, сквернословила, воровала... И это помимо того, что зарабатывала на жизнь своим телом. Но она не заслуживала смерти, хотя бы за то, что всё ещё пыталась любить своего ребёнка. А самое ужасное, что Мона осталась абсолютно беззащитной. Слабая, больная, наполовину парализованная девочка против огромного пьяного мужчины с агрессивными помыслами. Заведомо неравное соотношение сил противников, не та весовая категория, да и вообще... 
— Не надо...
Голос уже дрожал от текущих по щекам слёз. Мона редко плакала, она привыкла к боли, крикам и пьяным потасовкам, но сейчас её пугала эта беспомощность. 
— Какая ты уродина... — выплюнул пьяный отец вместе с сигаретой и навис над девочкой, дыша перегаром. Огромная, грязная и очень сильная рука схватила Мону за лицо и повертела, словно оценивая товар на рынке.
— Давно пора было её прикончить... надо же, родила не пойми от кого, так ещё и больного уродца…
Слёзы хлынули с новой силой, у Моны сбилось дыхание, и она поперхнулась слюной. Отец отпустил её и почти сразу грубо толкнул в плечо с такой силой, что инвалидная коляска не устояла, и девочка рухнула на пол вместе с ней. Теперь-то она точно была в полной власти своего отца. А тот и не думал останавливаться. Казалось, что он даже надругаться над дочерью не побрезгует...
— Какой же я идиот... Взял в жёны эту тварь, — он с презрением глянул на бездыханное тело жены и бесцеремонно пнул его. — Но ничего, сейчас мы это исправим!
Девочку парализовал страх, она даже ненадолго забыла, как дышать, когда над ней опять нависла грязная рука, в которой, казалось, силы было больше, чем в гидравлическом прессе.
Звук удара, звон в ушах. Больно... В глазах стремительно темнеет.
Свет. Свет в конце тоннеля? Какой-то слишком холодный и стерильный, чтобы принадлежать миру живых.
Сэд открывает глаза, понимая, что ужас взял над ней полную власть, и лежит, глядя в пыльный потолок, ещё несколько минут, пока дыхание и пульс не усмиряются после осознания того, что увиденное – лишь сон, врезавшаяся в память картинка из прошлого, которую, впрочем, уже стоило забыть. Теперь её по-другому зовут, живёт она тоже по совсем другим порядкам, свою жизнь держит в своих руках.
— Сколько времени? — спрашивает она растерянно сама у себя и, нашарив на тумбе телефон, вновь приходит в ужас: она проспала почти всю ночь, а работа стоит!